Легко ли быть императором власть это путь к привилегиям или ответственность и работа

Обновлено: 17.05.2024

Не знаю, хотел ли автор просто пошутить или вскрыть социальные язвы. Вряд ли он отдавал себе отчёт, что описывает не проблему, а один из системообразующих принципов организации человеческого общества всех времён и народов.

Как правило, в процессе усложнения общественной организации, соответствующие государственные структуры претерпевают коренные изменения. Зачастую старые исчезают, новые возникают, функционал меняется. Через века трудно бывает понять, как всё это работало изначально.

Европейцам, однако, повезло. Римская империя, от которой они ведут свою историю, оставила им в наследство не только римское право, но и подробное описание структуры органов государственной власти Рима, от его начала и практически до распада империи.

Эти права императора, освящённые к тому же христианской религией, рассматривавшей его как полномочного представителя на земле единственного Бога — создателя всего живого. У римлян, таким образом, родилась стройная система. Бог обладал отеческими правами по отношению ко всему живому на Земле (впрочем, по отношению к неживому тоже). Права Бога в отношении людей он делегировал императору — главе претендующей на всемирность христианской империи. Император правил людьми от имени Бога, перед ним держал ответ, и Бог же его наказывал, если император выполнял свои обязанности плохо.

Были императоры с сенатом дружившие, были императоры с сенатом враждовавшие. Были императоры, казнившие сенаторов пачками. Были императоры, дополнявшие законы о формировании сената новыми положениями, позволявшими им вводить в состав этого органа новых людей (провинциалов, варваров), которые на первых порах создавали в сенате точку опоры для императора. Но не было императора, который попытался бы вовсе игнорировать сенат.

Между тем римский сенат пришёл к нам ещё из глубокого родового строя. Каждый лидер клана (рода) самовластно управлял своими родственниками. Собираясь же вместе сенаторы (старейшины) являли собой совет племени, в чьи обязанности входило согласование совместных действий и разрешение споров. Этот своеобразный парламент ad hoc выбрал военного предводителя и создавал временные исполнительные должности. Когда же функция военного вождя (rex) стала постоянной его власть оказалась ограниченной лишь общим делом (res publica). Все остальные общественные отношения продолжали регулироваться правом отца-сенатора. И как не пытались первые военные вожди (цари) противопоставить сенату комиции — собрания всех свободных мужчин-воинов, тем не менее большая часть их решений всё равно подлежала утверждению и могла быть отменена сенатом. В конечном итоге комиции уже много веков как исчезли, а сенат продолжал функционировать до конца и даже пережил римскую империю, перейдя в современную политическую структуру большинства государств.

Сенат был до царей и пережил царей, был до комиций и пережил комиции, был до республики и пережил республику, был до императоров и пережил императоров. Он возник до римского государства и пережил римское государство. Но что есть сенат? Это — собрание достойнейших, которые решают кто, чего достоин и как должно жить и развиваться общество.

Этих достойнейших не избирают на свободных, демократических и прозрачных выборах, прямым, тайным, равным голосованием. Каждый отдельно взятый из них не является самым умным, самым храбрым, самым честным, самым лучшим. Но все вместе они, как корпорация, представляют всё государство и максимально полно отражают его интересы Как глава рода, каждый из сенаторов являлся полномочным распорядителем значительной части общественного демографического, экономического, финансового, политического и военного ресурса. Он выступал от имени этого ресурса.

Не случайно сенаторов, бедневших ниже имущественного ценза, исключали из сената. Если ты такой бедный, значит обеднел и ослаб твой род. А раз твоё правление оказалось столь неблагоприятным для твоего рода, то как же ты можешь участвовать в управлении всем римским государством? При этом попасть в состав сената, просто разбогатев, было невозможно. Необходимо было, во-первых, происходить из римского сенатского рода (то есть обладать наследственным правом), а, во-вторых, пройти минимально необходимые для причисления к числу сенаторов магистратуры (то есть получить достаточный опыт работы на государственной службе).

Я столь подробно остановился на организации римского сената только потому, что в её рамках эффективно решались те же задачи, которые стоят перед представительной властью в любую эпоху. Ведь откуда, собственно, возникает само понятие политической элиты? С момента, когда отдельно взятая община становится слишком большой, чтобы все жители (как правило, мужчины, достигшие брачного возраста и создавшие семью) могли регулярно собираться на площади и решать оперативные управленческие вопросы, возникает необходимость вначале передать кому-то функцию исполнения решений собрания, на период между собраниями (который всё более удлинялся), а затем и вовсе заменить собрание постоянно действующим органом народных представителей, которому делегировано право общины на законодательную власть. Эти-то группы политиков-профессионалов и становятся политической элитой.

Они должны соответствовать ряду требований.

Во-вторых, иметь достаточный опыт в военных и политических делах, для того, чтобы их решения были квалифицированными. Это достигалось за счёт требования к будущим сенаторам отбывать магистратуры (работать в исполнительной власти), а также за счёт закона, согласно которому, не мог быть избран отправлять магистратуру человек, не отбывший в войсках ни одной военной кампании. Таким образом, будущие отцы-сенаторы получали необходимый военный и административный опыт.

В-третьих, была необходима система самоочистки от не проявившего должную квалификацию элемента. Это достигалось за счёт постоянной проверки цензорами имущественного состояния сенаторов и исключения из списков тех, кто выпадал из ценза. Впрочем, цензоры могли исключить из состава сената и по морально-нравственным соображениям. Поскольку же цензором мог быть избран любой уважаемый гражданин, отбывший соответствующие магистратуры, а решения его были окончательны и обжалованию не подлежали, римская элита училась ещё и дипломатичному поведению в отношении друг друга. Будешь слишком наглым и сварливым, станет цензором кто-то тобой обиженный и вычистит тебя из сената (прецеденты, хоть и редкие, случались).

Подчёркиваю, те же самые требования сегодня стоят перед любой элитой любого государства. Проблему легитимации своей власти элита решает при помощи института всеобщих выборов. Он же служит для решения вопроса об инкорпорации в систему власти новых талантливых управленцев, не входящих в число элитариев. Также при помощи выборов происходит чистка управленческих структур (преимущественно представительских) от неквалифицированного, провалившего работу элемента.

Как видим, у древних было меньше формальной демократии, больше прагматики, но суть дела от этого не менялась.

Когда сегодня говорят, что сыну таёжного лесоруба труднее стать министром, чем сыну министра, это — абсолютная правда. Но в основном потому, что, вращаясь в определённом кругу, сын министра ещё в детстве, незаметно даже для себя самого, усваивает определённые знания и навыки, в то время, как сын лесоруба, с большой долей вероятности, будет ориентирован на получение совсем иных знаний. Моему сыну тоже проще стать министром, чем сыну обладающего таким же российским паспортом эмигранта из Таджикистана, который водит такси или работает на стройке. Хотя бы потому, что мой сын с детства растёт в абсолютно русскоязычной среде. Ему, для получения соответствующих знаний и навыков не надо тратить время и силы на предварительное изучение русского языка. Он в нём уже родился. А сыну эмигранта из Таджикистана надо. Стартовые возможности уже не равны.

Упомянутый нами сын лесоруба, если он человек энергичный и честолюбивый вполне может использовать полученные в детстве знания и навыки для создания бизнеса в сфере деревообработки. А разбогатев может и в политику пойти, и стать министром. Ему это будет сделать значительно легче, чем сыну простого легионера стать командующим армией, а становились даже императорами. В свою очередь, если сын министра, несмотря на стартовые возможности будет интересоваться только развлечениями и прожиганием жизни, система затормозит и остановит его на дальних подступах к министерскому креслу. Просто потому, что иначе он будет подрывать позиции и наносить ущерб интересам таких же потомственных бюрократов. Система всегда пожертвует одним, чтобы соблюсти корпоративный интерес. С точки зрения системы, это даже не будет жертва — нормальный рабочий процесс, сенатор обеднел, значит он больше не сенатор.

Руководствуясь этими принципами, интуитивно нащупанными древними римлянами ещё в глубокой древности, работал аппарат управления всех времён и народов, при всех социальных строях и во всех формах организации общественной жизни.

В то же время элита была вынуждена самостоятельно инкорпорировать в свой состав представителей новых влиятельных слоёв общества. Иначе, государство разваливалось, а элита теряла свой элитарный статус. Два простых примера. В конце XIX — начале ХХ века чиновничье-дворянская элита российской империи отказалась инкорпорировать в состав допущенных к управлению лиц представителей поднявшейся буржуазии. И незыблемая доселе империя, пережившая и 1612, и 1709, и 1812 годы пала, как карточный домик. Люди, контролировавшие экономику империи, но не имеющие возможности определять её политику, сломали не устраивающий их механизм. Им потом было хуже, многие пожалели о своих действиях, но империи это уже не помогло.

К концу 1970-х годов, советская рабоче-крестьянская элита, сохраняла дискриминацию технической интеллигенции. Если писатель, художник, артист мог относительно легко пробиться в состав правящей элиты, то инженеры, сотрудники многочисленных НИИ и т.д. оказались в большинстве своём без перспектив карьерного роста и с зарплатой меньше, чем у рабочего средней квалификации.

Таким образом, олигархия, автократия, демократия являются лишь механизмами, обслуживающими потребность общества в, с одной стороны стабильной и профессиональной, а с другой, в постоянно обновляющейся, открытой для талантов, сбалансированной с точки зрения интересов различных общественных групп элите. В одни эпохи общественным потребностям соответствует один механизм, в иные другой. Например, в обществах древней Греции диктатура (тирания) как правило устанавливалась в интересах демоса, для блокирования возможностей усилившейся олигархии. В Риме, как уже было сказано, императоры иногда столетиями действовали в полном согласии с сенатом (классический орган олигархического правления), а иногда опирались на маргинальные слои римского населения и на армию, для противодействия сенату (и это тоже продолжалось столетиями).

Главная задача элиты — обеспечивать баланс интересов в обществе и реализацию общественного политического запроса. Быть умной, красивой, честной и т.д. — приятный бонус, но это не обязательно, хоть и существенно облегчает взаимодействие элиты и народа, повышая взаимопонимание и взаимное доверие.

Последняя опасность, подстерегающая качественную политическую элиту — опасность слишком хорошего управления. Когда государство крепнет, а благосостояние растёт без видимых усилий, когда вмешательство правительства в общественную жизнь незаметно, а альтернативные мнения не подавляются, у населения часто возникает иллюзия, что так и было изначально, что качественное управление, реализуемое квалифицированной элитой здесь ни при чём и что можно было бы сделать ещё лучше. И тогда свои позиции в обществе укрепляют группы внутриполитических деструкторов. Им всё всегда плохо. Они зовут к топору. Они натравливают одну часть общества на другую по классовому, имущественному, этническому, политическому, идеологическому, любому другому принципу.

Вот уже несколько столетий трактат "Государь" является настольной книгой тех, кто интересуется "стратегией повседневности", то есть умением управлять собой, другими людьми, делами и обстоятельствами. Его автору, выдающемуся итальянскому мыслителю, писателю Никколо Макиавелли, до сих пор нет равных в искусстве добиваться желаемого.

Великий знаток человеческой природы, так называл Макиавелли Александр Сергеевич Пушкин, родился 3 мая 1469 года во Флоренции. Он получил хорошее домашнее образование и помогал по делам отцу-правоведу. В 1498 году, в возрасте 29 лет, Макиавелли выставил свою кандидатуру на пост секретаря II канцелярии Флорентийской республики и был избран со второй попытки. Никколо прослужил в правительстве Флоренции 14 лет в должности чиновника, отвечающего за большинство вопросов внешней и внутренней политики. Будучи человеком незаурядного ума, он приобрел значительное влияние, с его мнением считались.

В качестве правительственного секретаря Макиавелли совершал дипломатические поездки по Италии, во Францию и Германию. Он познакомился с крупнейшими итальянскими и европейскими государями своего времени: французским королем Людовиком XII, императором Максимилианом I, Папой Юлием II, а еще до этого с сыном его предшественника, Александра VI, Чезаре Борджиа, герцогом Валентино. Наблюдая за действиями этих лидеров, Макиавелли обобщал их опыт в донесениях правительству и частных письмах. Потом эти документы легли в основу самого знаменитого труда флорентийского секретаря (так прозвали Макиавелли) - "Государь", посвященного методам управления людьми и удержания власти.

В 1512 году Макиавелли был отстранен от должности, позже обвинен в заговоре против новой власти, подвергнут заключению и пытке на дыбе. Находящийся в преклонном возрасте и не обладающий крепким телосложением, он, тем не менее, выдержал это испытание. В марте 1513 года Макиавелли был амнистирован, но жил вне Флоренции, в небольшом имении близ городка Сан-Кашано. Его попытки вернуться на службу остались безуспешными. Вынужденный досуг Макиавелли посвятил литературному труду. Умер он 21 июня 1527 года в возрасте 58 лет.

Говорят, что.

выполняя многочисленные и сложные обязанности, Макиавелли не превратился в занудного чиновника. Он обладал живым, общительным характером, был остроумен и любил повеселиться. И на вечеринках, которые иногда устраивали коллеги, всегда оказывался душой компании.

. Макиавелли любил хорошо одеваться и не жалел на это денег, даже когда был стеснен в средствах. Особенно заботился он о своей одежде, представляя республику перед чужеземными государями.

. философ сочетал в себе несовместимые качества. С одной стороны, он был неимоверно честолюбив, прагматичен и циничен. Это общеизвестно. И в то же время был способен к глубокому чувству, дружбе и преданности, был исключительно честен с друзьями.

. он очень заботился о своей семье - жене и пятерых детях, в шутку называя их своей командой.

Честные советы.

Макиавелли обвиняют в том, что он оправдывает любые средства ради достижения высокой цели. Его имя считается синонимом коварства, предательства и политического аморализма. Однако философ вовсе не призывает к уничтожению морали. Он просто называет вещи своими именами. Мыслитель рисует людей такими, какие они есть на самом деле, а не такими, какими должны быть. Он считает, что лидер, ответственный за судьбы других людей, должен уметь принимать непопулярные решения для их же блага.

1
Государство, управляемое монархом через его слуг, дает правителю больше власти, ибо в такой стране верховным владыкой признают только его, а прочим должностным лицам подчиняются как государевым чиновникам, к которым никто не питает особенной любви. Такое государство завоевать трудно, но, одержав победу, его легко сохранить за собой.

2
Когда новоприобретенные государства привыкли жить свободно и подчиняться собственным законам, удержать их можно тремя способами: первый - разорить их; второй - самому там поселиться; третий - оставить там прежние законы, получая определенный доход и назначив правительство из немногих лиц, которые сохраняли бы преданность тебе.

3
Нет начинания, которое так же трудно задумать и с успехом провести в жизнь, как стать во главе государственного переустройства. Враги преобразова- теля - все те, кто благоденствовал при прежнем режиме; а те, кому нововведения могут пойти на пользу, защищают его довольно прохладно, так как не верят в новшества, пока те не подкреплены опытом. Должны ли преобразова- тели просить о помощи или могут прибегнуть к силе? В первом случае они ничего не добиваются, но если они зависят только от себя и могут принуждать других, тогда в большинстве случаев им ничего не угрожает. Вот почему вооруженные пророки победили, а все безоружные пророки погибли.

4
Жестокость бывает хорошо и плохо употребленной. Хорошо употребленными жестокостями являются те, к которым прибегают один раз, когда к этому принуждают интересы безопасности, а затем не упорствуют в них, но обращают, насколько это возможно, на благо подданных. Дурно употребленные жестокости - это те, которые поначалу могут быть незначительными, но с течением времени не прекращаются, а, наоборот, начинают множиться. Отсюда следует, что, принимая власть, ее носитель должен взвесить, какие обиды ему необходимо нанести, и приступить к ним ко всем разом, чтобы они потом не множились каждый день и чтобы тем самым успокоить людей и расположить их к себе благодеяниями.

5
Полагаться на наемные и союзные войска бесполезно и опасно. Наемники разобщены, тщеславны, недисциплинированны и ненадежны. Союзные войска могут быть хороши и надежны сами по себе, но для призвавшего их почти всегда опасны, ибо в случае неудачи ты терпишь поражение, а вследствие победы оказываешься в их власти. Поэтому мудрый государь всегда старается обойтись без таких войск и опираться на собственные, предпочитая проиграть со своей армией, чем победить с чужой, ибо победа, добытая чужим оружием, ненастоящая.

6
Для государя самое похвальное - придерживаться качеств, которые считаются хорошими, но поскольку невозможно ни иметь, ни соблюдать их полностью, ему следует быть достаточно благоразумным, чтобы избегать дурной славы, которая может отнять у него государство. Однако не стоит волноваться о дурной славе, которая помогает спасти государство, ибо, если как следует все рассмотреть, найдется нечто, что покажется добродетелью, но ведет к гибели, и нечто, что покажется пороком, но, следуя ему, можно достичь безопасности и благополучия.

8
Всякий государь должен стремиться к тому, чтобы его считали милосердным, а не жестоким, тем не менее он должен остерегаться, как бы не употребить это добронравие во зло. Государю не следует заботиться о дурной славе жестокого, когда он хочет удержать своих подданных в единстве и повиновении, ибо, покарав для острастки немногих, он проявит куда больше милосер-дия, чем те, кто из любви к ближнему не решается пресечь беспорядки, чреватые грабежами и убийствами.

9
Возникает спорный вопрос: что предпочтительнее - быть любимым или внушать страх? Ответ таков, что желательно и то и другое, но поскольку трудно соединять в себе оба этих свойства, гораздо надежнее внушать страх, чем любовь. При этом государь должен внушать страх так, чтобы избежать ненависти. Главное - воздержаться от посягательств на имущество и честь своих подданных, а если все же потребуется, делать это при наличии должного оправдания и очевидной причины.

10
Следует знать, что можно вести борьбу двумя способами: опираясь на закон или с помощью насилия. Первый способ применяется людьми, второй - дикими животными, но поскольку первого часто бывает недостаточно, требуется прибегать ко второму. Поэтому государь должен уметь подражать и зверю, и человеку. И раз государю необходимо владеть искусством подражания зверям, он должен избрать из них льва и лисицу, потому что лев не защищен от капканов, а лиса от волков. Следовательно, нужно быть лисой, чтобы избежать ловушек, и львом, чтобы напугать волков.

11
Благоразумный правитель не может и не должен быть верен обещанию, если это оборачивается против него и исчезли причины, побудившие его дать слово. Если бы все люди были добры, это был бы дурной совет, но так как они склонны ко злу и не будут верны тебе, ты не обязан быть верен им.

12
Презрение на государя навлекают переменчивость, легкомыслие, изнеженность, трусость и нерешительность - этих подводных камней государь должен пуще всего остерегаться и стараться придать своим деяниям величие, дерзновенность, основательность и мощь, своих решений по частным делам подданных придерживаться неукоснительно и так себя поставить, чтобы никто и не помышлял обмануть его или сбить с толку.

13
Государю нужно казаться милосердным, верным, человечным, набожным, прямодушным - и быть таким, но следует подготовить свой дух к тому, чтобы при необходимости ты мог и умел стать противоположным. Государь не может соблюдать всего, за что людей почитают хорошими, и бывает часто вынужден во имя спасения государства действовать против веры, милосердия, человечности, религии. Он должен не отклоняться от блага, но уметь приступить к необходимому злу. Пусть государь победит и сохранит государство: средства всегда будут сочтены достойными.

Правила успешной стратегии.

1
Для вторжения в чужую страну даже располагающий сильным войском государь должен обеспечить себе содействие ее жителей.

2
Все, что полезно неприятелю, вредно тебе, и все, что полезно тебе, вредно неприятелю. Тот, кто на войне бдительнее следит за неприятелем и тщательнее изучает и упражняет свои войска, подвергается меньшей опасности и может больше надеяться на победу.

3
Никогда не веди войска в бой, пока ты не внушил им уверенности в себе и не убедился, что они вполне благоустроены и не боятся врага. Никогда не начинай сражения, если ты не знаешь, что войска верят в победу.

4
Лучше сокрушить неприятеля голодом, чем железом, ибо победа гораздо больше дается счастьем, чем мужеством.

5
Лучший замысел - это тот, который скрыт от неприятеля, пока ты его не выполнил.

6
Умей на войне распознавать удобный случай и вовремя за него ухватиться. Это искусство полезнее всякого другого.

7
Природа редко рождает храбрецов. Они во множестве создаются трудом и обучением.

8
Дисциплина на войне важнее стремительности.

9
Если часть неприятельских солдат перейдет к тебе и будет верно служить, это всегда для тебя крупный успех. Беглые больше ослабляют неприятеля, чем убитые, хотя имя перебежчика подозрительно новым друзьям и ненавистно старым.

10
Выстраивая войска в боевой порядок, лучше оставить за первой линией сильный резерв, чем разбрасывать солдат и растягивать фронт.

11
Трудно победить того, кто хорошо знает свои силы и силы неприятеля. Храбрость солдат важнее их численности, но выгодная позиция бывает иногда полезнее храбрости. Всякая неожиданность устрашает войско, ко всему привычному и постепенному оно равнодушно; поэтому приучай свое войско к новому врагу и ознакомь с ним мелкими стычками раньше, чем вести солдат в решительную битву.

12
Кто в беспорядке преследует разбитого врага, стремится только к тому, чтобы из победителя превратиться в побежденного.

13
Кто не заботиться о продовольствии войск, будет побежден не обнажая меча.

14
Умей менять решение, если ты замечаешь, что оно разгадано противником.

15
Советуйся со многими о том, что надо предпринять; сообщай только избранным о том, что уже решено.

16
Сдерживай солдат во время мира страхом и наказаниями; отправляясь на войну, воодушеви их надеждой и наградой.

17
Хороший полководец никогда не решится на бой, если его не вынуждает необходимость или заманчивый случай.

Знаменитые афоризмы.

О людях.
Люди по природе своей склонны привязываться не только к тем, кто сделал добро им, но и к тем, кому сделали добро они.

Люди обладают изменчивой природой, их легко в чем-либо убедить, но трудно удержать в этом убеждении.

Люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого.

Люди так простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить.

Неразумие людей таково, что они часто не замечают яда внутри того, что хорошо с виду.

Человеку, который желает при всех обстоятельствах пребывать добродетельным, остается лишь гибнуть среди множества тех, кто не добродетелен.

Люди таковы, что, видя добро со стороны тех, от кого ждали зла, сильнее привязываются к благодетелям.

Расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто желает исповедовать добро во всех случаях жизни, неминуемо погибнет, сталкиваясь с множеством людей, чуждых добру.

Умы бывают трех родов: один все постигает сам; другой может понять то, что постиг первый; третий - сам ничего не постигает и постигнутого другим понять не может. Первый ум - выдающийся, второй - значительный, третий - негодный.

Людям легче нанести обиду тому, кто действует добром, чем тому, кто внушает опасение.

О подданных и подчиненных.
Дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные - исполнять сами.

Об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает.

Людей следует либо ласкать, либо уничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое - не может. Из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести.

Обиды следует наносить все разом, дабы их действие, сжатое по времени, могло притупиться; благодеяния же следует вершить постепенно, чтобы люди лучше прочувствовали их.

Любят государей по собственному усмотрению, а боятся - по усмотрению государей.

Есть один безошибочный способ узнать, чего стоит помощник. Если он больше заботится о себе, чем о государе, и во всяком деле ищет своей выгоды, он никогда не будет хорошим слугой государю, и тот никогда не сможет на него положиться.

О победе, врагах и конкурентах.
Кто делает другого могущественным, тот погибает, ведь наделять могуществом можно с помощью либо силы, либо умения плести интриги, а оба этих качества вызывают подозрение у ставших могущественными людей.

Нельзя попустительствовать беспорядку ради того, чтобы избежать войны, ибо войны не избежать, а преимущество в войне утратишь.

Обманывается тот, кто верит, что новые благодеяния заставляют влиятельных людей забывать о старых обидах.

О власти и правителях.
Следует остерегаться злоупотреблять милосердием. Государю, желающему сохранить власть, нужно научиться быть недобрым, и пользоваться этим умением в случае необходимости.

Государю нет необходимости обладать всеми добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими.

Основа власти во всех государствах - хорошие законы и хорошее войско.

Нельзя честно, не ущемляя других, удовлетворить притязания знати, но можно - требования народа, так как у народа более честная цель, чем у знати: знать желает угнетать народ, а народ не желает быть угнетенным.

Нельзя назвать доблестью убийство сограждан, предательство, вероломство, жестокость и нечестивость: всем этим можно добиться власти, но не славы.

О дружбе.
Дружбу, которая дается за деньги, а не приобретается величием и благородством души, можно купить, но нельзя удержать.

Государя ценят, если он бывает настоящим другом и настоящим врагом, то есть когда он открыто принимает чью-либо сторону в споре двух противников.
Об управленческих решениях.
Следует заранее примириться с тем, что всякое решение сомнительно, ибо это в порядке вещей, что, избежав одной неприятности, попадаешь в другую.

Достойную осуждения ошибку совершает тот, кто не учитывает своих возможностей и стремится к завоеваниям любой ценой.

Человеку разумному надлежит избирать пути, проложенные величайшими людьми, и подражать наидостойнейшим, чтобы если не сравниться с ними в доблести, то хотя бы исполниться ее духа.

Если своевременно обнаружить зарождающийся недуг (в делах государства), то избавиться от него нетрудно. Но если он запущен так, что всякому виден, то никакое снадобье уже не поможет.

О религии.
После смерти я хочу попасть в ад, а не в рай. Там я смогу наслаждаться обществом Пап, королей и герцогов, тогда как рай населен одними нищими, монахами и апостолами.

Я верю, что самый верный способ попасть в рай - это научиться не превращать жизнь в ад.

О судьбе.
Пусть судьба растопчет меня, я посмотрю, не станет ли ей стыдно.

Кто меньше полагался на милость судьбы, тот дольше удерживался у власти.

Обдумывая жизнь и подвиги великих мужей, мы убеждаемся в том, что судьба послала им только случай, то есть снабдила материалом, которому можно было придать любую форму: не явись такой случай, доблесть их угасла бы не найдя применения; не обладай они доблестью, тщетно явился бы случай.

Судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину она предоставляет самим людям.

Читайте также: