Рассматривая институт инструмент и систему банкротства можно отметить что более общим понятием

Обновлено: 30.06.2024

Институт банкротства должен решать 2 основные задачи: максимальное погашение задолженности перед кредиторами и возможность для должника восстановить платежеспособность. Мы не изобретатели этого института в таком виде, он эффективно действует во многих эффективных экономиках. У него есть свои параметры, которые есть смысл сравнить. У нас от года к году среднестатистическое погашение прав требований кредиторов находится на уровне 5%. В развитых экономиках эта цифра – от 40% до 60%. Мы в 10 раз меньше погашаем реестр. Что касается восстановительных процедур. У нас в год заявляется восстановительных процедур 350-500 – это внешнее управление и финансовое оздоровление, они немного отличаются. Внешнее управление – это когда сохраняется собственник, на процедуру идет арбитражный управляющий, финансовое оздоровление – когда предлагается некий план мероприятий по восстановлению платежеспособности.

Но итоговая статистика совершенно аховая: в 2015 году 14 предприятий успешно завершили финансовое оздоровление, в 2016 – 13, в 2017 – 5, в 2018 – 4. С цифрами можно спорить, поскольку что по ходу подписываются и мировые соглашения, но реально восстановления платежеспособности в целом не происходит. В 70% процедур банкротства, завершенных в 2015 – 2017 гг., кредиторам не выплачено ни рубля. Попыток восстановить – 1,5% от общего числа, а реально восстанавливаем 5-10 предприятий в год. В США восстанавливается от 1000 до 1500 предприятий в год. С учетом того, что 1/3 российских предприятий имеет признаки неплатежеспособности, то есть находится в зоне банкротного риска, эту статистику нужно внимательно анализировать и искать эффективные пути ее изменения.

Что происходит внутри института банкротства? В чьих интересах он работает? Наша точка зрения: институт банкротства стал ключевым инструментом криминальной экономики, он не выполняет макроэкономическую миссию, он улучшает материальное положение конкретных бенефициаров и заказчиков. Зачастую нарушается баланс интересов должника, кредиторов, общества и государства. Именно этот баланс записан в законе как основная цель института банкротства.

В России институт банкротства стал в значительной степени отдельным видом криминального и сверхдоходного бизнеса, который решает 3 основных задачи: сокрытие ранее совершенных экономических преступлений, недобросовестное завладение собственностью – рейдерские захваты через залоговые и многие другие операции, а также уход от долгов и обязательств. Такие обстоятельства стали возможны, благодаря отсутствию должного госконтроля над институтом банкротства, а главное – концентрации его возможностей в частных руках. Учитывая, что сегодня в управлении арбитражных управляющих находятся активы на сумму 1,5 трлн рублей, вышеназванные тенденции вызывают особую тревогу. В сфере банкротства и продажи имущества предприятий – должников работают организованные группы. Некоторые из них, на мой взгляд, имеют признаки организованных преступных сообществ, при этом статья 210 УК РФ в отношении них почти не применяется. Мне применение такой статьи неизвестно. Надо отметить, что эти ОПГ отличаются от ОПГ 90-ых годов. Там работают высококвалифицированные люди, которые активно взаимодействуют с госорганами, коррумпируют их, и там крутятся огромные деньги.

Я могу привести яркий пример ситуации в Пермском крае. Более 10 лет в регионе действовала группа мошенников, ворующих деньги ЖКХ. Группа объединяла более 600 компаний, управляющих, подрядных, консалтинговых, платежных агентов и пр., и несколько сотен участников. Ущерб от деятельности группировки оценивается ориентировочно в 20 млрд рублей. Управляющие компании бесконечно клонировались, собирали деньги, рассовывали их по карманам и уходили в банкротство. При этом новым компаниям с теми же названиями регулятор выдавал лицензию, обыватели зачастую не замечали, что счета приходят от новой компании с прежним или подобным названием, директором и адресом. Особую роль в этой схеме играли расчетно-кассовые центры, собирающие и присваивающие деньги населения, все они обслуживались в Сбербанке России. Тем не менее, никакой финансовый мониторинг и контроль там не сработал. Банкротные технологии позволяли уничтожать доказательства преступлений, списывать долги управляющих компаний перед ресурсоснабжающими организациями, ликвидировать управляющие компании как юрлица, и таким образом уходить от ответственности. Кстати, разобраться в схеме и вывести мошенников на чистую воду также помог институт банкротства, потому что в нем заложены особые возможности – доставать документацию, оспаривать сделки и взаимодействовать с правоохранительными органами.

Ситуацию необходимо срочно менять. Нужно разрабатывать новый закон о банкротстве, но это процесс длительный и непростой. Но уже сегодня можно принять конкретные эффективные шаги по декриминализации института банкротства.

Во-первых, на мой взгляд, необходимо восстановить государственный контроль над процедурой банкротства. Сегодня регулирующие функции государства размыты: ФНС, Росреестр, Минэкономразвития – никто не несет принципиальную ответственность, не видит картины в целом, не собирает статистику. Необходимо создание профильной структуры по несостоятельности, при этом система саморегулирования в данной сфере может быть сохранена. Но сегодня мы вынуждены признать, что саморегулирование в банкротстве дает плохую статистику, а существует оно с 2002 года. Эти 16 лет эксперимента должны нас натолкнуть на мысль, что этот механизм сработал плохо.

Отдельно нужно отметить, что в настоящее время принимаются криминальные законодательные инициативы, с грубейшим нарушением порядка работы над законопроектами, подлогом, манипулированием субъектами законодательной инициативы. Они направлены на передачу контроля над институтом банкротства дальше в частные руки и на снижение полномочий государства в институте банкротства, исключение реабилитационных процедур для предприятий –должников. Эти попытки надо остановить и дать им соответствующую оценку, потому что сегодня обсуждаются поправки в закон о банкротстве, которые были внесены по криминальной технологии, и в данном случае обсуждение их легитимизирует.

Во-вторых, важно обеспечить должный контроль за процессом реализации имущества должника, сделать его прозрачным, исключить манипуляции с результатами торгов, потому что 2 ключевых инструмента позволяют сегодня махинировать: сам институт банкротства и электронные торги. Для этого необходимо запустить автоматизированный контроль процесса проведения торгов с независимой базой и историей данных поданных участниками заявок – всего-то-навсего! Это не будет стоить денег, и, как в нотариате, где были полностью ликвидированы поддельные доверенности, здесь не будет махинаций с заявками. Также необходимо автоматизировать формирование протоколов об итогах торгов. Для этого достаточно внести изменения в Приказ Минэкономразвития. Даже закона не надо. Техническая реализация не потребует значительных материальных ресурсов.

В-третьих, необходимо позволить банкам – и это самое главное – финансировать мероприятия по восстановлению платежеспособности должника. Сегодня банки не дают кредиты заемщикам, в отношении которых возбуждено дело о банкротстве. Эти заемщики считаются безнадежными – 5-я категория качества кредитов. И банки обязаны формировать под такой кредит 100-процентный резерв. Ведение в отношении должника реабилитационной процедуры, когда план внешнего управления утвержден, должно приводить, на наш взгляд, к изменению категории качества кредита на 4-ю или на 3-ю. Это позволило бы банкам снижать объем резервов, а должнику обсуждать вопросы финансирования и рефинансирования с текущими кредиторами. При этом деньги, возвращенные таким образом из резерва, должны расходоваться целевым образом, выделяться должнику именно на мероприятия, направленные на восстановление его платежеспособности. В частности, по 4-й категории это уже 61% резервов.

Я хочу сказать, что изменение учетной ставки ничего не даст. Если мы посмотрим на то, сколько попыток было сделано банкротств, у нас их – 40 000 процедур, из них попыток восстановления платежеспособности – 500-600, реально добегают до финиша 5, то есть, в масштабах экономики – это ноль. У нас нет восстановительных процедур! Когда мы занимаемся сегодня легкими ретушированиями закона, мы не говорим самого главного: закон не работает вообще, не работает механизм торгов реализации имущества. Вы посмотрите, у нас заходит в торги имущества на 1,5 трлн. А ведь в основе первых торгов лежит реальная цена имущества. Но торги не проходят! Только по цене предложения покупателя – это 77 млрд против 1,5 трлн того, что продается. Значит, надо торги сделать прозрачными. У всех 47 площадок есть агенты, которые за 10-20-30% от финансового результата примут заявку на победу на торгах. Я считаю, что не надо подбирать слова: государство выведено и его продолжают выводить из института банкротства. Но там – 1/3 экономики!

Читайте также: