Право как ценность нерсесянц

Обновлено: 30.06.2024

Свобода индивида – основной итог и главный критерий достижений человеческой цивилизации на различных этапах ее исторического становления и развития. Всемирная история как движение ко все большей свободе все большего числа людей демонстрирует, что эта свобода возможна только как право только в правовой форме, поскольку лишь право (как всеобщая, равная, а потому и одинаково справедливая для всех мера упорядочения, формализации, регуляции человеческих отношений) проводит (и способно провести) разграничительную линию между свободой и произволом, оформляет и формирует свободу как статус и отношения независимых друг от руга субъектов права в рамках общего правопорядка (в условиях действия общей правовой нормы). В этом триединстве (и сущностном тождестве) свободы. равенства и справедливости и состоит ценность права как всеобщей, необходимой и единственной формы их взаимоувязанного и согласованного бытия и выражения в общественной жизни людей.

При этом мы исходим из концепции различения права и закона и опираемся на юридическое правопонимание, принципиально отличное от различных вариантов легистского подхода к праву. Поэтому право, о котором идет речь в нашем изложении, не следует, конечно, смешивать с различными нормативными актами – законами, указами, декретами, постановлениями, прецедентами, официально санкционированными обычаями и т.д., словом, с официально установленным (так называемым позитивным) правом.

Законы и другие официальные общеобязательные акты – и об этом свидетельствуют история и теория проблемы соотношения права и закона – могут быть формой официально-властного признания, нормативной конкретизации и защиты как права, так и иных (неправовых) требований, дозволений и запретов. Только как форма выражения права закон и иные официальные акты представляют собой правовое явление. Благодаря такому закону принцип правового равенства (а вместе с ним и всеобщность равной меры свободы) получает государственно-властное, общеобязательное признание и защиту, приобретает законную силу. Лишь будучи конкретизацией, (т.е. формой конкретного выражения) свойств и требований права, закон становится правовым. Правовой закон и есть право (со всеми его объективно необходимыми свойствами), получившее официальную форму признания, выражения и защиты, словом, законную силу.

Правовой закон (и соответствующие требованиям права все другие общеобязательные нормы и нормативные акты) – это адекватное выражение права в его официально-властной признанности и общеобязательной определенности и конкретности..

Двуединая цель концепции различения и соотношения права и закона состоит в достижении такого состояния и результата, при котором только праву: придавалась бы законная (официально-властная, общеобязательная) сила и вместе с тем закон (и все другие общеобязательные нормы и акты) был бы всегда и только правовым.

В случае с правовым законом к отмеченным объективным по своей природе и общезначимым ценностям права добавляется его новая характеристика – официальная общеобязательность, что имеет существенное значение для осуществления функций права как регулятора общественных отношений и для защиты правопорядка. Но при этом следует иметь в виду, что официально-властная общеобязательность права – следствие его объективной ценности, а не наоборот. Сама по себе официальная общеобязательность (и связанное с ней принуждение) ни права, ни правовых ценностей не порождает.

Какой-либо другой формы выражения свободы в общественной жизни людей, кроме правовой, человечество до сих пор не изобрело. Да, это и невозможно ни логически, ни практически.

Историческое развитие свободы в человеческих отношениях представляет собой прогресс равенства людей в качестве формально (юридически) свободных личностей. Через механизм права – формального (правового) равенства – первоначально несвободная масса людей постепенно, в ходе исторического развития преобразуется в свободных индивидов.

Реальная жизнь и в природе, и в обществе состоит из различий. Давно подмечено, что нет двух одинаковых, идентичных вещей, а тем более людей. В этом смысле равенство – это определенная абстракция, т.е. результат сознательного (мыслительного) абстрагирования от тех различий, которые присущи уравниваемым явлениям. Уравнивание, там, где оно имеет место (как в праве, так и в математике, где составление и решение уравнений играют ключевую роль), предполагает, следовательно, различие уравниваемых объектов и вместе с тем несущественность этих различий (т. е. возможность и необходимость абстрагироваться от таких различий) с точки зрения соответствующей (правовой или математической) формы определения и характеристики этих объектов.

Правовое равенство – это равенство свободных и равенство в свободе, общий масштаб и равная мера свободы индивидов. Право говорит и действует языком и средством такого равенства. В том смысле право – математика свободы. В данном контексте соотношения права и математики, на наш взгляд, можно, видимо, допустить, что математическое равенство как логически более абстрактное и исторически более позднее образование является производным от идеи правового равенства.

История права – это история прогрессирующей эволюции содержания, масштаба и меры формального правового равенства при сохранении самого этого принципа как принципа любой системы права, права вообще. Разным этапам исторического развития свободы и права в человеческих отношениях присущи свой масштаб и своя мера свободы, свой круг субъектов и отношений свободы и права, словом, свое содержание принципа формального (правового) равенства. Так что принцип формального равенства представляет собой постоянно присущий праву принцип с исторически изменяющимся содержанием.

В целом историческая эволюция содержания, объема, сферы действия принципа формального равенства не опровергает, а, наоборот, подкрепляет значение данного принципа (и конкретизирующей его системы норм) в качестве отличительной особенности права в его соотношении и расхождении с иными видами социальной регуляции (моральной, религиозной и т.д.). С учетом этого можно сказать, что право – это нормативная форма выражения свободы посредством принципа формального равенства людей в общественных отношениях.

Исходные фактические различия между людьми, рассмотренные (и урегулированные) с точки зрения абстрактно-всеобщего правового принципа равенства (равной меры), предстают в итоге в виде неравенства в уже приобретенных правах (неравных по структуре, содержанию и объему прав различных индивидов – субъектов права). Право как форма отношений свободных индивидов по принципу равенства, конечно, не уничтожает и не может уничтожить исходных различий между разными индивидами, но лишь формализует и упорядочивает эти различия по единому основанию, трансформирует неопределенные фактические различия в формально-определенные неравные права свободных, независимых друг от друга, равных личностей, т.е. делает свободу возможной и действительной в форме правопорядка.

Признание различных индивидов формально равными – это признание их равной правоспособности, возможности приобрести те или иные права на соответствующие блага, конкретные объекты и т.д., но то не означает равенства уже приобретенных конкретных прав на индивидуально-конкретные вещи, блага и т.д. Формальное право – это лишь правоспособность, абстрактная свободная возможность, приобрести – в согласий с общим масштабом и равной мерой правовой регуляции – свое, .индивидуально-определенное право на данный объект. При формальном равенстве и равной правоспособности различных людей их реально приобретенные права неизбежно (в силу различий между самими людьми, их реальными возможностями, условиями и обстоятельствами их жизни и т. д.) будут разными, неравными: жизненные различия, измеряемые и оцениваемые одинаковым масштабом и равной мерой права, дают в итоге различия в приобретенных, лично принадлежащих конкретному субъекту (в этом смысле – субъективных) правах. Такое различие в приобретенных правах у разных лиц является необходимым результатом как раз соблюдения, а не нарушения принципа формального (правового) равенства этих лиц, их равной правоспособности. Различие в приобретенных правах не нарушает и не отменяет принципа формального (правового) равенства.

Абстрактное выражение правового начала и вместе с тем требование его соблюдения (необходимость и императивность правового подхода) представлены в справедливости. Справедливо то, что выражает право, соответствует праву и следует праву. Какого-либо другого регулятивного принципа, кроме правового, справедливость не имеет. Отрицание же правового характера и смысла справедливости неизбежно ведет к тому, что за справедливость начинают выдавать какое-нибудь неправовое начало – требования уравниловки или привилегий, те или иные моральные, религиозные, мировоззренческие, эстетические, политические, социальные, национальные, экономические и иные представления, интересы и др. Тем самым правовое (т. е. всеобщее и равное для всех) значение справедливости подменяется неким отдельным, частичным интересом и произвольным содержанием, партикулярными притязаниями.

Между тем, например, социальная справедливость – это та же правовая справедливость (т.е. правовой подход, соблюдение требований правового принципа равенства) в соответствующих сферах и отношениях социальной жизни, а не некая особая, неправовая справедливость. Справедливость – везде и всегда, по сути, правовая справедливость. Поэтому справедливость может прийти в столкновение лишь с правонарушающим, но не с правовым законом, не с всеобщим принцином правового равенства, который является ее собственным принципом.

Между тем повсеместно довольно широко распространены представления о противоположности права и свободы; права и справедливости, права и равенства. Они обусловлены во многом тем, что под правом имеют в виду любые веления власти, законодательство, которое зачастую носит антиправовой, произвольный, насильственный характер.

Исторические реалии показали, что по своей сути социализм – это радикальный антикапитализм, отрицание и частной собственности (в качестве института экономического неравенства), и права (в качестве лишь формального равенства), и свободной, правовой личности, самостоятельного субъекта права и собственности (в качестве олицетворенного буржуа). В концентрированном виде. последовательное отрицание частной собственности (а вместе с ней и любой индивидуализированной, персонально определенной собственности на средства производства) представлено в социалистической собственности.

Для перехода к свободной личности, индивидуальной собственности и к праву необходимо преобразовать и преодолеть социалистическую собственность, а вместе с ней, и социализм. В ситуации преобразования социализма все граждане суть в равной мере и с равным правом наследники социалистической собственности. Поэтому единственно справедливым и исторически перспективным способом разрешения назревшей необходимости преобразования социалистической собственности является ее всеобщая, полная и бесплатная индивидуализация по принципу равного права каждого гражданина на одинаковую долю от всей десоциализируемой собственности.

Неотчуждаемое право на гражданскую собственность – это, следовательно, не естественное право каждого человека, а социально-политическое по своему смыслу, прижизненное личное, субъективное право каждого гражданина.

Но наделение всех гражданской собственностью радикально меняет все отношения собственности и сам тип общественного строя: одно дело – антагонизм между собственниками и несобственниками, и совсем другое – отношения между владельцами большей, меньшей собственности в условиях неотчуждаемого права каждого на минимум собственности.

Право на гражданскую собственность – это не просто обычное формальное право (абстрактная правоспособность) индивида иметь (или не иметь) собственность на средства производства, а уже приобретенное, наличное и неотчуждаемое субъективное право на реальную собственность. Таким образом, цивилитарное право – это новое, послебуржуазное и постсоциалистическое правообразование, сохраняющее принцип любого (в том числе и буржуазного) права, т. е. принцип формального равенства, и вместе с тем дополняющее и обогащающее его равным правом каждого на одинаковый для всех минимум собственности. Подобно тому как гражданская собственность – это настоящая индивидуализированная собственность на средства производства, но уже не буржуазная частная собственность, так и право на гражданскую собственность – настоящее право, но уже не буржуазное право. Цивилитарное право по своему содержанию и уровню развитости стоит выше предшествующих типов права и, следовательно, в правовой форме воплощает большую меру свободы людей выражает боле высокую ступень в историческом прогрессе свободы в человеческих отношениях.

Можно предположить, что я видимый дальнейший прогресс права будет осуществляться по цивилитарной модели обогащения и дополнения принципа формально-правового равенства новыми неотчуждаемыми субъективными правами.

Этот прогресс права есть одновременно и прогресс выражаемых им ценностей свободы, равенства и справедливости.

Сравнение правовой аксиологии естественно-правовой концепции и либертарной обусловлено тем, что в обеих теориях в основание правовой действительности кладутся те или иные ценности, что отличает их от методологических установок научного позитивизма, социолого-позитивистских концепций правопонимания.

В естественно-правовой традиции вплоть до XIX столетия вообще не ставился вопрос о том, является та или иная ценность правовой или моральной, религиозной и т.д. В либертарном подходе основной акцент сделан на выделении собственно правовых ценностей, т.е. таких, какие не являются ни моральными, ни религиозными ценностями, а исключительно правовыми. Это первое различие в аксиологии естественно-правовой и либертарной.

Второе отличие касается понимания природы ценностей. В естественно-правовом подходе ценности, которые определяют существо права, рассматриваются как объективно существующие, т.е. ценности естественного права действуют без действий людей, они проявляют себя через устройство мира, общества, разума человека. Иными словами, естественное право действует объективно, независимо от воли и сознания людей, как законы физического мира, и ценности, заложенные в естественном праве, не нуждаются для своего действия в каких-либо законах человеческих.

В либертарном подходе ценности правовые чтобы начать действовать должны быть закреплены в позитивном законе, т.е. правовые ценности, принципы — формального равенства, свободы, справедливости не могут действовать объективно, без участия законодателя, они должны быть установлены в принципах позитивного права, должны стать частью действующего закона. В противном случае они не будут ничего значить в плане правового регулирования общественных отношений.

Третье отличие между естественно-правовой и либертарно-юридической аксиологией следующее. Естественно-правовые ценности построены на вере в возможность достижения абсолютной справедливости, добра, гармонии. Иными словами, естественное право воспринимается как совершенное и способное решить все проблемы общества на основе естественно-правовых ценностей. Либертарно-юридический подход иначе видит существо правовых ценностей. Его представители говорят о ценностях формально, т.е. речь идет не об абсолютном равенстве или справедливости, а о формальном, т.е. равенстве в юридических возможностях. Либертарный подход вполне понимает, что фактически абсолютное совершенство регуляции общественных отношений недостижимо, что фактически всегда будет неравенство, но для права главное — формальное равенство.

Четвертое отличие. Естественно-правовая философия рассматривает правовые ценности в статике, т.е. они у нее воспринимаются как данность природы, устройства разумного мира. Эти ценности не изменяются, как неизменны законы физики. В либертарно-юридическом подходе утверждается, что ценности формального равенства, свободы личности, справедливости исторически изменяются в своем масштабе. В рабовладельческом обществе свобода носит этнический, наследуемый характер и ей обладает меньшинство. В обществах феодальных свобода носит сословный характер, тоже не всеобщий, т.е. принадлежность к разным сословиям означает разный объем свободы. В эпоху Нового времени свобода становится всеобщей, общегражданской, т.е. ею уже обладают все граждане. Разработчик либертарно-юридической концепции В.С. Нерсесянц утверждал, что история права — это прогресс меры и масштаба свободы, т.е. утверждается прогресс объема реализации правовых ценностей в истории человечества.

В.С. Нерсесянц верит в прогресс свободы, причем рассматривает его как всеобщий, общечеловеческий процесс (здесь очевидна методологическая установка Гегеля). В.А. Четвернин не верит во всеобщий прогресс свободы, он полагает жесткую границу, непреодолимый предел между либертарными и потестарными типами, имеющий императивный культурный характер – свобода имеет свои пределы в типе культуры. Этого, очевидно, нет в либертарной концепции В.С. Нерсесянца, как нет понимания культуры как предела развития права в философско-правовом учении Г.В.Ф. Гегеля.
При этом как в концепции В.С. Нерсесянца, так и в институциональной концепции правопонимания В.А. Четвернина есть вера в детерминизм исторического процесса.

При этом в институциональной теории сам тип социальных взаимодействий обусловлен экономически, характером распределения материальных благ, и именно поэтому развитие права строится у В.А. Четвернина по марксистской схеме.

Великий российский ученый Владик Сумбатович Нерсесянц (1938–2005) остался в истории правовой мысли, прежде всего, как создатель современной либертарно-юридической теории*. Либертаризм (иначе – “либертарианство”) как наука существует уже 300 лет, со времен Локка и Юма, но специальная юридическая теория либертаризма впервые создана именно В.С. Нерсесянцем.

Смысл либертарно-юридической теории заключается в том, что понятие права объясняется через понятие свободы, точнее, через это понятие дается общее понятие права и государства. Право и государство суть необходимые формы свободы, а именно: право – нормативная форма свободы, государство – институциональная форма свободы. В этом концептуальном соединении права и государства состоит одно из важных отличий теории В.С. Нерсесянца от иных версий либертаризма. Далеко не все сторонники либертарных представлений о праве усматривают феномен свободы в государстве. Очень часто разрывают сущность права и сущность государства, причем совершенно безосновательно.

В соответствии с либертарно-юридической теорией то, что мы называем государством в смысле западноевропейского феномена публичной политической власти, который имеет свои истоки в античности, государство в смысле этого феномена и право – это, в сущности, одно и то же. Когда в некоторых либертарных версиях говорится о том, что государство есть необходимое зло, это – ошибка. Право и государство не могут существовать друг без друга. По происхождению они одинаковы, – когда возникает право, тогда возникает и государство.

Право – это специфический соционормативный регулятор, т.е. особые, не универсальные, не везде существующие социальные нормы. Но это общеобязательные социальные нормы. А везде, где есть общеобязательные социальные нормы, с необходимостью существуют властные социальные институты, которые призваны эти нормы формулировать и поддерживать, обеспечивать принудительной силой. Иначе говоря, без некоего властного института право как общеобязательная норма существовать не может.

Либертарно-юридическая теория рассматривает государство именно в контексте современной западноевропейской культуры, как организацию публичной политической власти правового типа, – в отличие от силового типа, деспотии. В связи с этим существует терминологическая трудность: в русском языке (и в большинстве славянских языков) нет термина, адекватного термину state. Очевидно, что то, что по-английски обозначается термином state, это совсем не “государство” в славянской традиции**.

Право и государство – это феномен западного мира, а не восточного. В Азии, Африке общество, культура традиционно развивались и демонстрировали иные способы социально-политической организации и соционормативной регуляции, но не право и не государство. Россия и подобные страны в этом смысле оказываются в некотором промежуточном положении.

Либертарно-юридическая теория различает культуры правового типа, то есть такие, где свобода является высшей социальной ценностью, и культуры неправового типа, где свобода таковой не является, где высшей ценностью представляется, например, стабильный порядок. Россия занимает промежуточное, “полуправовое” положение. То есть, какие-то проявления правовой свободы в России известны с давних времен, но Россия не развивается однозначно по пути правовой культуры. Каждый раз в исторически переломные моменты, когда Россия поворачивается в сторону культурно-правового развития, происходит откат назад, антилибертарная реакция. Во всяком случае, правовая свобода, права человека в либертарно-юридическом понимании отнюдь не являются высшей ценностью для большинства субкультур в современной России.

Итак, либертарно-юридическая теория утверждает, что свобода не может существовать в неправовой и в негосударственной форме, что отношения свободных регулируются общеобязательными нормами, и эти общеобязательные нормы называются правом, и что есть публично-властные институты, которые эти нормы формулируют, выражают, обеспечивают своей принудительной силой, и только таким образом возможна свобода.

Причем свобода в любом сообществе, свобода членов этого сообщества, возможна лишь как равная свобода. Иначе говоря, если в некоем сообществе у одних больше свободы, чем у других, то те, у которых ее меньше, по существу несвободны по отношению к тем, у кого этой свободы больше, и т.д.

В процессе исторического прогресса свободы право, с его содержанием, меняется: первоначально правовая свобода распространяется лишь на малые, хотя и социально значимые группы, но к Новому времени в наиболее развитых с точки зрения права странах свобода в равной мере распространяется на всех, т.е. достигается всеобщая и равная свобода.

По мере исторического прогресса развитие права проходит три стадии. В условиях исторически неразвитой правовой культуры население делится на субъектов права и не-субъектов права, т.е. на свободных и несвободных. Далее, подавляющее большинство населения становится субъектами права, но делится на группы, свободные в разной мере, причем группы (сословия) с большей свободой, обладают ею как привилегией в сравнении с другими. И наконец, достигается равенство в свободе всех, или всеобщее формальное равенство.

Формальное равенство – один из ключевых терминов в либертарно-юридической теории, означает равенство в свободе. Существует множество определений формального равенства, например, справедливость, равное обращение с фактически разными субъектами, применение одинакового масштаба к фактически неодинаковым людям, причем речь идет именно о свободных. Это – принцип права, принцип правового регулирования, принцип, которым право отличается от иных способов соционормативной регуляции.

Правовое, формальное равенство не совпадает с тем, что известно как равенство перед законом. Последнее означает лишь то, что закон в равной мере применяется ко всем. Но законы могут быть как правовыми, так и неправовым. Равенство перед неправовым законом, устанавливающим разные требования для разных лиц, не есть формальное равенство.

В целях адекватного описания и анализа истории и теории правовой мысли, юриспруденции В. С. Нерсесянц ввел в научный оборот термин “тип правопонимания”. Определенный тип правопонимания означает решение основного вопроса философии права – о соотношении права и закона, права и власти, права и силы. Логически таких типов может быть только два. Либо право отождествляется с законом (властно-приказным актом, официально-властным выражением социальных норм), т.е. правом считаются законы независимо от их содержания. Либо право объясняется как самостоятельный соционормативный регулятор, требования которого не обязательно совпадают с законом по содержанию. А именно, закон может иметь как правовое, так и неправовое содержание. Право, с точки зрения второго типа правопонимания, существует, выражается, формулируется в форме закона. Но законы могут выражать и содержать не только правовые, но и иные, неправовые установления – например, уравнительные (от “уравниловка”). Именно либертарно-юридическая теория В.С. Нерсесянца является современным вариантом теоретического осмысления второго типа правопонимания.

Эти два типа можно обозначать как (1) потестарный, позитивистский или легистский (в терминологии В.С. Нерсесянца) и (2) юридический.

В позитивизме сущность правового регулирования усматривается в том, что право – это принудительные нормы, и они устанавливаются социальными субъектами, достаточно сильными для того, чтобы предписать все что угодно и заставить выполнять эти предписания. Здесь строится силовая парадигма, в которой объясняются право и государство. Сущность права – сила, насилие и принуждение, а государство – властная организация, самая сильная на данной территории у данного населения, организованная группа людей, которые фактически могут предписывать, приказывать, устанавливать правила, обязательные для других, и заставлять их выполнять.

В любой концепции, которая относится к юридическому типу правопонимания, ведутся поиски самостоятельной правовой сущности, попытки, не объясняя право через сущность других, неправовых, хотя и связанных с правом явлений, обозначить сущность права как явления самостоятельного.

Соответственно с точки зрения либертарно-юридической теории у права есть своя самостоятельная сущность, которая не сводится к сущностям других социальных явлений. Иначе говоря, право можно объяснить только через право, у права есть своя сущность – правовая, а не силовая, не моральная и т.д. Сущность права – это равная свобода, и право – необходимая форма свободы. Не сила, не мораль, а свобода. К этому выводу приходит не только либертарно-юриди-ческая теория, и, конечно, В.С. Нерсесянц “стоял на плечах” своих великих предшественников. Несомненно существует преемственность между теорией Нерсесянца и учениями, концепциями Аристотеля, Августина, Цицерона, Фомы Аквинского, Марсилия Падуанского, Локка, Юма, Монтескье, Канта, Гегеля, Джефферсона, Мэдисона, Пейна, Токвиля, Бастиа, Кистяковского, Чичерина, Новгородцева и другими, вплоть до Мизеса и Хайека.

Свобода в юридическом либертаризме определяется как возможность выбора внешне выраженного поведения. Существуя в обществе, люди могут быть свободными, иметь возможность выбора внешне выраженного поведения, быть относительно независимыми от других членов общества лишь в той мере, в какой у них есть им принадлежащие, т.е. собственные ресурсы жизнедеятельности. Следовательно, свобода возможна только в том обществе, где существует собственность, и только в таком обществе возникают и развиваются право и государство. Собственность есть такой порядок отношений в обществе, при котором ресурсы жизнедеятельности принадлежат не всем вместе и никому в отдельности, а отдельным индивидам, присваиваются отдельными членами общества. В этом смысле свобода и собственность в сущности – одно и то же. Реально свободными могут быть только реальные собственники – в той мере, в которой они реально обладают ресурсами жизнедеятельности.

Но право в смысле юридического либертаризма – это формальная свобода. Право гарантирует лишь формальную возможность быть реальным собственником, лишь возможность реально приобретать права собственности на разнообразные ресурсы жизнедеятельности. Право и государство защищают собственность как такой порядок отношений, при котором отдельные, конкретные члены общества могут реально иметь, но могут и не иметь собственные ресурсы жизнедеятельности. Сама по себе правовая свобода ничего не дает людям, кроме равенства в свободе. “Свобода приходит нагая” (В. Хлебников). Следовательно, право, правовой способ соционормативной регуляции имеет разную ценность для разных социальных групп – конкурентоспособных и неконкурентоспособных индивидов. Это противоречие побудило В.С. Нерсесянца выдвинуть концепцию цивилизма – такого строя (посткапиталистического и постсоциалистического), при котором часть ресурсов сообщества находится в общей, “цивилитарной” собственности, а доходы от использования этих ресурсов распределяются в равной мере между всеми членами сообщества. Тем самым может быть достигнута не только формальная, но и реальная свобода всех.

Поскольку юридический либертаризм утверждает, что законы могут быть правовыми и неправовыми, должны быть критерии, которые позволяют различать такие законы. Это права человека, которые рассматриваются в либертаризме как безусловные притязания индивида на свободную самореализацию в обществе и государстве. Или: это такие социально значимые притязания индивидов на определенную меру свободы, которые могут стать всеобщей нормой. Право вообще и права человека – это, в сущности, одно и то же.

В каждой национальной правовой культуре, в национальной правовой системе действует огромная совокупность норм, которые трактуют, описывают, регламентируют, регулируют поведение, устанавливают меру свободы. Объем этой свободы можно наиболее общим образом выразить, используя категорию основных прав и свобод, или прав человека. Права и свободы человека и гражданина – это абстракция всей совокупности правовых норм.

В реальности закон может нарушать права человека, которые достигнуты в данной правовой культуре (причем достигнуты – значит не то, что они просто зафиксированы в конституции и законе, а то, что члены сообщества субъектов права признают друг за другом эти права). И если властные субъекты, устанавливая законы, почему-либо нарушают права, которые существуют в этой культуре, если законы противоречат тем представлениям о правах человека, которые есть в этой культуре, то это законы правонарушающие.

Права человека в современном понимании, тот объем правовой свободы, который мы вкладываем в понятие “права человека” сегодня, и тот объем правовой свободы, который мы можем обнаружить в исторически неразвитых правовых культурах, весьма различны. Вообще права человека – это культурно-исторический феномен, они меняются по объему и содержанию, в разных культурах в разное историческое время они разные, и не нужно думать, что права, перечисленные в декларации ООН – это некий абсолютный, раз и навсегда данный содержательный материальный критерий.

Но тогда, казалось бы, юридический либертаризм приходит к релятивизму. Если в разных правовых культурах представления о правах человека – разные, то нет объективного критерия, который позволял бы различать культуры правовые и неправовые, законы правовые и правонарушающие.

Но это не так. Существует классическая триада: (1) личная свобода и неприкосновенность, (2) собственность и (3) безопасность, обеспечиваемая государством. Только там, где есть этот minimum minimorum, есть правовая свобода. Логически из этой триады удалить ничего нельзя. Помимо этих трех компонентов возможны иные права и свободы, и эта триада развивается по мере исторического прогресса правовой свободы, но свобода начинается тогда, когда достигается эта триада.

Юридический либертаризм различает два типа публичной политической власти: правовой и неправовой, силовой. Правовой тип, или государство (другого термина в русском языке нет) – это то, что на языках западноевропейской культуры производно от stato. Силовой тип – это деспотия. В частности, тоталитаризм – это современная разновидность деспотизма.

Поскольку государство – это организация публично-политической власти правового типа, то любое государство является правовым в меру связанности власти правом, правовой свободой. Тогда получается, что правовое государство – плеоназм. Поэтому в юридическом либертаризме правовое государство рассматривается как конвенциональное понятие. Правовой тип публично-политической власти объединяет в себе множество разновидностей, которые, в свою очередь, можно разделить на два идеальных типа: авторитарное, или полицейское, государство и правовое государство. Государство, в котором власть минимально связана правовой свободой, – авторитарное государство, и государство, в котором власть максимально связана правовой свободой, – правовое государство. Что такое “власть максимально связана правовой свободой” – это понятие с исторически изменяющимся содержанием, отражающим исторический прогресс правовой свободы. Наши представления о том, как власть может быть связана правовой свободой, мы черпаем из реальной истории. И поэтому то, что называли правовым государством в Германии в перKвой половине XIX в., с нашей сегодняшней позиции уже считается государством авторитарным, или полицейским.

В представлении В. С. Нерсесянца, правовое государство будущего – это цивилитарное государство.

Читайте также: