Кто осуществлял защиту по нечаевскому делу

Обновлено: 28.06.2024

Не менее серьезного и опасного противника, чем Натансон, Нечаев встретил в лице другого будущего чайковца Ф.В. Волховского. Встречались ли лично Волховский и Нечаев и происходили между ними при этом столкновения, — нам неизвестно. Но известно, что сторонникам и единомышленникам Нечаева пришлось вести с Волховским жестокую борьбу.

Прежде, чем говорить об этой борьбе, нам необходимо познакомиться с составом и деятельностью кружка, группировавшегося в Москве вокруг Феликса Волховского.

Возвратившись после этого в Москву, Волховский узнал, что у его знакомого Всеволода Лопатина (брата Германа Лопатина) устраиваются литературные вечера, на которых читаются и обсуждаются статьи из новых журналов.

С этих пор кружок стал собираться на квартире, где жила сестра Успенского Надежда вместе со своими подругами М.О. Антоновой, ставшей впоследствии женой Волховского, и А.И. Засулич, вскоре вышедшей замуж за Успенского.

Антонова в своих показаниях указывает в качестве посетителей вечеров, устраивавшихся кружком, кроме упоминавшихся выше лиц, сестер Александру и Екатерину Ивановых, привлекавшихся по каракозовскому делу, М.К. Крылову, Ченцову, братьев Николая и Корнелия Коврейнов, Виктора Скипского, Александра Евдокимова, Николая Динника и Н.А. Саблина.

Как Антонова, так и Волховский в своих вышеприведенных показаниях старались изобразить свой кружок безобидным в политическом отношении объединением, для которого на первом плане стояли литературные и научные вопросы [].

Однако, несомненно, что в действительности кружок носил несколько иной характер. Его члены не только не отгораживались от политики, но живо интересовались ею. А.И. Успенская в своих воспоминаниях так характеризует этот кружок:

Таков был кружок, с руководителем которого в лице Волховского пришлось столкнуться сторонникам Нечаева.

Не ограничиваясь призывом принять участие в студенческом движении, они вели на этих сходках и чисто политическую пропаганду. Так, например, на одной из сходок Ралли рассказывал о своем знакомстве с Ишутиным и Каракозовым и о тягостном впечатлении, произведенном на молодежь поведением Некрасова после каракозовского покушения [].

Пропаганда петербургских делегатов встретила противодействие со стороны Успенского, с которым Ралли был знаком еще до поездки своей в Москву, и Волховского []. Особенно активен был последний. Хотя он и не состоял студентом, это не мешало ему посещать сходки и публично выступать против петербуржцев.

Вот что рассказывал об этом на суде сам Волховский:

Аналогичные мысли Волховский развивал и в разговоре с Ралли, а также на одной сходке, где ему пришлось выступать против Никифорова.

Вряд ли можно сомневаться в том, что Волховский не считал нужным на суде передавать точно те мотивы, по которым он высказывался против предложения петербургских депутатов, однако, самый факт его выступления против них стоит вне сомнений. Мало этого, — Волховский не только выступал против них в Москве, но и счел необходимым поехать вслед за ними в Петербург, чтобы там продолжать борьбу со сторонниками Нечаева.

В качестве примера Волховский приводил случай, бывший в Петровской академии в Москве, когда студентами было подано несколько десятков или сотен единоличных прошений об отмене стеснительных правил, введенных директором академии Железновым []. В целях пропаганды своего взгляда на студенческое движение Волховский по возвращении из Петербурга в Москву составил письменное изложение железновской истории [].

О том, что Волховский рекомендовал студентам придерживаться легальных средств для защиты своих интересов, говорил на суде не только он сам, но и допрошенный в качестве свидетеля инженер П.В. Михайлов, также привлекавшийся по нечаевскому делу, но освобожденный от суда. Михайлов рассказывал, что в феврале 1869 г., приехав из Одессы в Петербург, он встретился там с Волховским и рассказывал ему, что в Одесском университете все спокойно: ни сходок, ни демонстраций студенты не устраивают.

Как видно из вышеуказанного, Волховский проявил большую энергию в борьбе со сторонниками Нечаева.

К счастью для Нечаева этого не случилось. В апреле 1869 г. кружок Волховского был разгромлен. Часть его членов (Динник и Лопатин) подверглись высылке из Москвы; другие же оказались привлеченными к дознанию по нечаевскому делу, были арестованы и отправлены в Петербург. К последним принадлежали сам Волховский, Антонова и Надежда Успенская [].

Только немногие члены кружка остались в Москве, на свободе. В числе их был П.Г. Успенский, почему-то избежавший ареста, несмотря на известную жандармам его близость к Волховскому.

К нему-то и явился Нечаев по приезде своем в Москву в начале сентября 1869 г. Попытки Нечаева привлечь Успенского к участию в задуманном им тайном обществе не сразу увенчались успехом. Сперва Успенский не поддавался на уговоры Нечаева. Вот что он сам рассказывал об этом на суде:

Что же побудило Успенского изменить своим убеждениям и сдаться на уговоры Нечаева?

Прежде всего надо отметить, что Успенский не был человеком твердого характера и легко поддавался влиянию окружающих. К тому же он был настроен романтически: заговоры, конспирации, поэзия борьбы с врагом и защиты дела угнетаемых и раньше увлекали его [].

Но главное, что повлияло на решение Успенского вступить в нечаевское общество, — это громадное впечатление, произведенное на него арестом друзей и сестры, которой во время ареста было всего 15 лет и которая, несмотря на это, уже несколько месяцев сидела в Петропавловской крепости в роли опасной для существующего порядка заговорщицы.

На влияние, оказанное на него правительственными репрессиями, указывал сам Успенский, отвечая на вопрос, заданный ему судьями, о том, что побудило его вступить в тайное общество.

IV
Герман Лопатин и С. Нечаев

В письме к М.Ф. Негрескулу от 15 сентября 1869 г. Лопатин, отвечая на письмо, в котором Негрескул рассказывал о своих встречах весной 1869 г. за границей с Нечаевым, писал:

Оторванный от той борьбы, которую его друзья вели против Нечаева в Москве и Петербурге, Лопатин тем не менее принял в ней участие.

В 1873 г. в письме к генерал-губернатору Восточной Сибири Н.П. Синельникову, симпатизировавшему Лопатину и мечтавшему сделать его своим помощником при проведении реформ в подведомственном ему крае, Г.А. Лопатин, между прочим, писал:

Ясно, что друзья Лопатина сообщили ему какие-то документы, исходившие от нечаевского кружка, и что Лопатин написал критический разбор этих документов. Но этого мало. Находясь в Ставрополе, Лопатин ухитрился вступить в переписку с самим Нечаевым и с Бакуниным, вполне выяснившую для Лопатина непримиримое расхождение их взглядов на задачи революционного дела в России с его собственной оценкой этих задач.

В краткой автобиографии, написанной Лопатиным в 1906 г., мы читаем:

Для автора документа, написанного рукою Ф. Волховского, такая оценка значения и роли народных масс, с одной стороны, и революционно настроенной интеллигенции, с другой, — неприемлема. Он не верит в успешность заговорщической деятельности.

Надо устроить так, — читаем мы в другом месте того же документа, —

Как видим, расхождение между нечаевской программой и интересующим нас документом касается основных принципов революционной стратегии и тактики.

В этом убеждает нас одно место в цитированном уже нами письме Лопатина к Синельникову. Характеризуя в нем свои общественно-политические воззрения, Лопатин писал:

Если мы сопоставим этот отрывок из письма к Синельникову с документом, фигурировавшем на процессе нечаевцев, то без труда заметим ряд совпадений между ними.

Написав этот ответ, Лопатин послал его своим политическим друзьям. Волховский, резко отрицательно относившийся к пропаганде нечаевцев, решил придать ответу Лопатина возможно более широкое распространение. Для этого он и переписывал его.

Вот единственно возможное объяснение происхождения того документа, вопрос о котором, вследствие уклончивых объяснений Волховского, остался невыясненным во время процесса нечаевцев.

Если мы примем высказанное нами предположение относительно этого документа, — а нам оно представляется не вызывающим сомнений, — то станет ясно, насколько различны были точки зрения Нечаева и Лопатина на задачи революционной партии и на пути осуществления этих задач. С одной стороны, вера в возможность немедленного революционного переворота; с другой — уверенность в том, что такой переворот станет возможным лишь в результате предварительного распространения революционных идей в народной массе. Люди, стоящие на таких диаметрально противоположных точках зрения, соприкасаясь на почве практической деятельности, неизбежно должны были чувствовать себя врагами.

Друг Любавина Г.А. Лопатин был осведомлен об этом эпизоде и страшно возмущен им. В мае 1870 г. он поехал в Женеву, чтобы переговорить с Бакуниным и Нечаевым.

При свидании с Бакуниным Лопатин рассказал ему о проделке Нечаева с Любавиным, старался убедить его в том, что, вопреки уверениям Нечаева, студент Иванов был убит без всяких оснований и, наконец, доказывал, что Нечаев лжет, выдавая себя за представителя революционного комитета, действующего в России. Все эти обвинения Лопатин повторил Бакунину в присутствии самого Нечаева, который в ответ отделывался молчанием. Тем не менее попытка Лопатина разоблачить лживость Нечаева не удалась. Он не поколебал в Бакунине доверия к Нечаеву [].

Попытка Лопатина была не первой. Еще за год до него убедить Бакунина в том, что Нечаев обманывает его, пытался неоднократно упоминавшийся выше друг Лопатина М.Ф. Негрескул, к выяснению отношений которого с Нечаевым мы теперь и перейдем.

Читайте также: