Кто играл шаламова в завещании ленина

Обновлено: 28.06.2024

Когда в России в последние годы громко, на всю страну, звучало имя В. И. Ленина? И в каком семантическом или, извините за выражение, идеологическом ракурсе?

Отряд не заметил.

Не смея подвергать сомнению демократические устремления инициатора перестройки и компетентность членов жюри конкурсов, полагаю, что главную роль в звездопаде, обрушившемся на эту картину, сыграли все же факторы внехудожественные, прежде всего — его тема. Очевидно, что он заполнил одну из пустот современного отечественного кинематографа и тем самым откликнулся на своего рода социальный заказ.

Подобные инвективы вызывают в душах некоторых представителей нашей творческой интеллигенции соответствующую рефлексию. С этой точки зрения, новый сериал можно рассматривать как отчет наших кинематографистов перед Западом и перед своей либеральной совестью.

Самое странное, что критики совершенно обошли вниманием эстетику фильма, которая, на первый взгляд, кажется сугубо реалистической, даже с элементами документализма, а на самом деле — по крайней мере, в наиболее важных смысловых сценах — представляет, по моему мнению, типичнейший образец так называемого постмодернизма с его снижением всего и вся, со всевозможными цитатами и каламбурами, с меланхолической иронией, с вызывающей провокативностью и даже цинизмом. Не верите? Пройдемся по наиболее характерным страницам сериала и поразмышляем.

Что же все-таки завещал Ленин?

Начнем с названия, точнее — с озвученной и титрованной кинозаставки, которая предваряет каждую из двенадцати серий.

Безымянное лагерное кладбище под заснеженной сопкой. Камера отъезжает от могильного столбика с жестяной из-под консервов, биркой и медленно выходит на панораму, сплошь усеянную такими же столбиками. За кадром под резкие удары фортепиано звучат (голосом актера Игоря Класса) известные слова Шаламова:

Если бы эта заставка не повторялась двенадцать серий подряд, на ее очевидную игривую, каламбурную двусмысленность (которая и дает повод говорить о цинизме), пожалуй, можно было бы не обратить внимания. Но надо быть поистине расслабленным в кресле у телеящика, чтобы после очередного, вдалбливаемого в голову повтора не понять, наконец, что хотели сказать здесь авторы. А сказали они — своей смелой комбинацией кладбищенских столбиков и названия сериала — на мой взгляд, следующее:

В это, кажется, трудно поверить (как пропустили такую крамолу. — возмущались бы добровольные цензоры еще лет двадцать назад), но иных толкований комбинация в заставке, увы, не дает. Ее по праву можно назвать комбинацией из трех пальцев, показанной на всю страну всем, кто, по замыслу авторов, по-прежнему питает иллюзии относительно исторической роли Ленина. А Шаламов тут не при чем — его, грубо говоря, использовали.

А что же Н. Досталь? Режиссер-постановщик фильма оказался, скажем так, по-интеллигентски не слишком самостоятелен — в большинстве случаев он следовал идеям и тексту мастеровитого, увенчанного лаврами Канн сценариста буквально.

Обозначенные парадигмы во взгляде на революцию 1917 г., на Ленина и его историческую роль продолжают существовать и бороться. Это происходит и в науке, и в обыденном сознании, и в искусстве, и в СМИ. (Добавим: не только в России, но и за рубежом, где гораздо больше, чем у нас, ценят историческую объективность.) Хотя градус политизированности общества в последние годы резко снизился, никто не может сказать, что эта борьба бессмысленна и бесполезна. Недаром же в нее включились и создатели сериала, рассчитанного на многомиллионную аудиторию. Однако, их надо разуверить — напрасно они пытались сделать Шаламова своим союзником.

Но задержимся пока на еще одном имени, которое, наряду с именем В. И. Ленина, стало для авторов сериала своего рода жупелом или символом негативной мифологии — очевидно, потому, что он, поэт Вл. Маяковский, воспел в свое время вождя Октябрьской революции. И здесь есть самый что ни на есть прямой повод еще раз сказать о цинизме создателей фильма — причем и по отношению к Шаламову, чьим именем они откровенно спекулируют.

Ложь в стержне — 2

Просматривая эти эпизоды сейчас, прихожу к выводу, что они являются для авторов одними из ключевых и, так сказать, концептуальных в общем замысле картины.

Целиком солидаризируясь с этим выводом, я с большим любопытством прочел в ЛГ ответ Ю. Арабова (ныне профессора, руководителя кафедры кинодраматургии ВГИКа).

Главное, что у Шаламова в его колымской прозе ничего, напоминающего историю с Хреновым, изображенную в сериале, — нет! Это чистый вымысел (или, если говорить прямо, чистая ложь) авторов!

Шаламов начинал свой очерк с важного личного уточнения:

Прежде чем перейти к заключению этой главы, приведем еще один факт, свидетельствующий об уникальности памяти Шаламова — памяти не только на злое (в чем нас пытаются уверить экранизаторы), но и памяти на все светлое и романтическое, что было рядом.

Об этом суде надо напомнить прежде всего авторам сериала. Теперь у нас для этого больше оснований.

Именно очерк Шаламова о Хренове, как можно предполагать, дал пищу их буйной, необузданной фантазии! Легко вообразить, как они, потирая руки, восклицали:

Разумеется, Ю. Арабову и Н. Досталю было бы трудно на протяжении всех двенадцати часов выдержать одну монотонную линию, заявленную в заставке-рефрене. Вероятно, поэтому они вставили в сериал немалое число эпизодов откровенно анекдотического характера. Поскольку в них тоже искажена или, выражаясь языком ТВ, смикширована подлинная биография Шаламова, на них нельзя не остановиться.

Приходит Шаламов к Троцкому.

Ну, чем не анекдот?

Может, авторы придумали эту сцену для того, чтобы посмеяться над нравами советской элиты, которая играет (или делает вид, что играет) в шахматы, отгородясь от народа? Слишком пошловато получается. Тем более, что, как свидетельствуют все исторические данные, в 1927 году Троцкий уже давно был в принципиальной политической ссоре с Луначарским и не мог с ним сидеть ни за каким столом.

Тема, ставшая одной из популярнейших в современной России, затмившая для многих (в том числе для деятелей кино и ТВ) иные исторические горизонты, и как же было ее обойти в сериале, претендующем раскрыть русскую трагедию ХХ века? Хотя бы легким намеком сказать:

Вторая серия, 1916-й год, как указано в титрах. Варламу только что исполнилось 9 лет, и по настоянию своего отца — свободомыслящего священника (соглашусь со многими критиками: это, пожалуй, интереснейший образ фильма, созданный актером А. Трофимовым)[4] — он направляется вместе со своим братом навестить ссыльных и угостить их — в знак моральной поддержки — пирожками.

У дома подростков встречает полусонный благодушный полицейский (оплот режима, Санчо Панса и резонер!), который, отхватив себе пирог полакомее и жуя его смачно, доверительно докладывает:

Отчасти это можно было бы объяснить сложностями перевода уникальной по своей эстетике прозы на язык кино. Но сценарист и режиссер, судя по всему, не слишком мучились этими проблемами. Все, о чем мы будем говорить ниже, свидетельствует о том, что они остались совершенно глухи к особенностям художественного языка Шаламова. Почему — сложный вопрос. Может, он связан со спецификой кинопроизводства?

До таких ли тонкостей, когда есть ясно обозначенный социальный заказ? И не простой заказ, а на двенадцатисерийную эпопею. Надо спешить! Что там у нас тормозит? Текст Шаламова? Он что, священная корова? Режем, правим. А чем заменяем? Что попадет под руку, лишь бы было по теме. Все годится в суп.

Удары в рельс и другие цитаты

А что нам еще показывают в первой серии, в зачине или интродукции фильма, столь ответственной?

Оригинальный ход, не правда ли? Мы с ним где-то и многократно встречались — он воспроизводит все привычные, усредненные стереотипы восприятия лагеря, перекочевавшие сюда из самых разнообразных источников. Особенно умилительны удары в рельс — этой детали Шаламов никогда не употреблял и имел на то причины.

Как обходятся с Беатриче, или Женская линия

Что за сериал без женской, любовной линии? Следуя закону жанра, авторы изобразили некое подобие любовного треугольника — соперничество двух молодых женщин за сердце и за облегчение участи постаревшего писателя.

Отчего же авторы сериала так часто говорят за и вместо Шаламова? Почему у них не наблюдается ни малейшей доли пиетета к автору и его произведениям (что предполагает любая экранизация)?

Попытаемся истины ради хотя бы вкратце реконструировать основные предметы и пункты этой полемики.

Если хотя бы подобие такого диалога возникло в последних сериях фильма, зритель мог бы получить реальное представление о могучем характере и интеллекте Шаламова, его провидческих взглядах и мужественной, истинно патриотической (тогда это слово не было еще столь запачканным, как сегодня) гражданской позиции. Но вместо этого мы видим лишь больного, надломленного литератора, больше всего озабоченного (в связи с известным письмом в ЛГ) тем, чтобы вышел его очередной поэтический сборник.

А для полноты анализа поговорим в заключение не столько о персонах, сколько о типе сознания и социального поведения, который они представляют.

Ответ, наверное, прост и очевиден: потому, что тем и другим выгоден этот альянс. И грубо материально, и, так сказать, идеологически. А что все это очень зримо напоминает? Не узаконенную ли коррупцию во дворце правосудия, не мафию ли?

Читайте также: