Крапивин наследники о чем

Обновлено: 28.06.2024

Владислав Петрович писал мне в Одессу:
". Год назад я попытался избавиться от забот, связанных с отрядом "Каравелла", но ничего не получается. Вновь приходится заниматься с новичками, делать чертежи яхт и начинать строительство новой флотилии. Идеал спокойной жизни на любимом диване, с томиком Паустовского и рюмкой коньяка так и остался неосуществимым.
Недавно закончил очередную вещь, в подзаголовке которой нахально написал "роман". Около тридцати авторских листов. Называется "Бабушкин внук и его братья". Это о современном шестикласснике, который воспринимает нашу окружающую жизнь как Озверелый Мир (сокращённо ОЗм). И о том, как ищет пути противостояния ему (или хотя бы защиты от него). Кто всё это напечатает, не знаю. Даже мои относительно простенькие повести-сказки нынешние редакторы считают излишне "психологичными". Их, редакторов, больше устраивает уровень детских детективов и "Черепашек-ниндзя".
Есть, однако, одно утешение - среди нынешних ребят всё-таки встречаются и такие, кто любит серьёзные книги (в это трудно поверить, глядя нынешние телепередачи). Я с ними иногда встречаюсь в библиотеках и школах. Подумать только: эти дети д а ж е предпочитают чтение компьютерным играм. Таким образом, какая-то надежда на будущее ещё сохраняется. Я имею в виду светлое будущее. Надеюсь, что Вы его дождётесь. А мне на днях стукнуло пятьдесят восемь лет - факт, не вызывающий ничего, кроме некоторой философской задумчивости. Впрочем, во сне я всё ещё часто вижу себя мальчишкой на заросшем обрыве у реки Туры, который пытается найти вход в какое-то таинственное подземелье. В самом деле!
Всего Вам самого доброго.

Ваш В л а д и с л а в К р а п и в и н

19 октября 96 г."

Жалуются на нелёгкий его характер. Это верно: терпеть не может Владислав Петрович дураков и приспособленцев. А ещё тех, кто занимается не своим делом: учителей, которых на пушечный выстрел нельзя подпускать к школе, чиновников-культуртрегеров, коим, по здравому разумению, и руководство коммунальной баней доверишь с оглядкой, окололитературных дельцов, графоманов, именующих себя писателями
При встрече Владислав Петрович говорил мне:
- Живу теми же бедами, тревогами, что и вся Россия. Досаду вызывает беспомощность, бессилие изменить что-либо. В своих последних повестях пытаюсь показать пагубность жестокости, зла, какими бы "высокими" целями ни пробовали их оправдать. Увы, история показывает, что далеко не всегда искусство способно изменить мир к лучшему. Создано столько гениальной музыки - откуда же, спрашивается, берутся всякие мерзавцы?! Конечно, помогают существовать, поддерживают письма читателей, детей и взрослых. Как и все, надеюсь на хорошее, доброе. Что ещё остаётся, весь двадцатый век только и делали, что надеялись.
И всё-таки даже в минувшее "вырванное" двадцатилетие "дети Озверелого Мира" - могикане из плеяды проросших бизнесменов, рэкетсменов - читали книги Крапивина! Золотые зёрна разума и добра сулят щедрые всходы. Так, может, и впрямь не всё у нас потеряно.
В предисловии к моему сборнику стихов "Отражение неба", изданному в Москве в 2004 году, лауреат премий Ленинского комсомола, "Аэлита", имени Александра Грина и многих других, замечательный детский писатель Владислав Крапивин подчеркнул: ". Любовь не даёт умереть надежде, как бы трудно ни жилось нам в это нелёгкое время, на рубеже тысячелетий. А там, где любовь и надежда, рождается и вера. Вера в то, что тепло человеческих сердец одолеет холод и мрак. "
Попутного бриза в Ваши паруса, Командор!

Это была глава, чуть дополненная позднейшей крапивинской "библиографической" цитатой, из моей давней (1999) книжки "На добрую память. " Судьбы. Время. Искусство", которую не грех и переиздать.
Ниже - то, что вспомнилось, написалось после чёрного 1-го сентября 2020-го.

2 сентября: вчера ушёл Командор, а сегодня - день рождения Одессы.

Родившийся в Тюмени екатеринбуржец с севастопольским сердцем, одаривая меня своими книгами, Командор дружески желал взращённому Одессой урождённому севастопольцу "уральской крепости духа и одесской жизнерадостности".
Как-то мы ухитрились за эти годы ни разу не поссориться, хотя у многих издавна вошло в обыкновение изустно и письменно отмечать "сложности" крапивинского характера.
Не вдруг и припомнится иной случай, когда бы Владислав Петрович охотно взялся за написание предисловия к сборнику чьих-либо. стихов. Мне - написал. Щедрое, тёплое, вдумчивое, призывающее читателей разделить его радость знакомства с оригинальной лирикой, поэтическими переводами.
При первой нашей встрече я сказал совершенно искренне: для меня, залётного, Свердловск всегда был и остаётся прежде всего - городом Крапивина.
Как-то прихожу в наш старый, добрый свердловский ДРК-ДРИ на Пушкинской, 12, встречаю Владислава Петровича, замечаю в его глазах неподдельное изумление:
- Слушайте, здесь говорят, вы, оказывается, принципиально не пьёте, даже от одной рюмочки решительно отбояриваетесь. Неужели правда?
Тут уж настал мой черёд впасть в ступор:
- Гнусный поклёп! На шАру не пьёт известно кто - або хвора людина, або щира падлюка!
- А пойдёмте-ка тогда, - весело подмигнул мне Командор. - Проверим.

. Мне давно и, увы, слишком хорошо очевидно: своей Одессы я больше не увижу.
Вчера для меня окончательно опустел и любимый Екатеринбург.
Больно, невообразимо печально.
Вот где б теперь малось подзанять той крепости духа, той жизнерадостности.

Вот и всё. Сегодня Командор обрёл вечный покой на Широкой Речке - свердловском Новодевичьем. Там же, к слову, в 2000 году гражданами города Сургута установлен памятник на могиле легендарного Григория Пирожникова - царского уездного исправника, рачительного администратора, учёного-этнографа, литератора - с моей прозаической и стихотворной эпитафией.
Однажды я спросил Владислава Петровича, не возникало ли у него когда-нибудь желания перебраться в Москву?
- Возможности такие у меня, конечно, были, - кивнул он, кажется, даже не удивившись вопросу. - По линии ЦК комсомола, например. Но предполагалось ходить на службу, отбывать присутственные часы, а мне хотелось писать книжки.
Москву он любил, испытывал чувство признательности за то, что именно Москва сделала его знаменитым писателем. Однако, возмущённый нововведённым правилом обязательной регистрации приезжих, на много лет позабыл сюда дорогу: "С какой стати я, гражданин России, должен отмечаться, отчитываться в посещении своей столицы?!"
Уже в двухтысячные он, всемирно известный прозаик, почётный екатеринбуржец, уставший от хамства невежественных свердловских сановников, наговорив немало резкостей в адрес столицы Урала ("Екатеринбург стал для меня чужим"), перебрался в родную Тюмень. Город высоких белых башен-колоколен, вновь поднявшихся над старыми храмами, город первой любви, первых стихов и первого "настоящего" рассказа рад был крапивинскому возвращению домой, к голубым излучинам седой Туры. Эти тюменские годы оказались для писателя плодотворными: там родились шесть его новых книг, в местном университете мастер читал курс лекций по детской литературе. А после заскучал. вернулся к берегам Верх-Исетского пруда с парусами легкокрылых яхт на зеркальной водной глади. и поступил совершенно правильно: Крапивин и Екатеринбург - неразделимы!
Теперь они навсегда вместе.

9 сентября. Девятины.

- Ой, - воскликнул он, - а добудьте, пожалуйста, мне фотографию Пети и Гаврика! Я собираю такие вот памятные изображения мальчишек.
Фотоаппарата у меня не было, а открытки со скульптурной композицией героев катаевской повести "Белеет парус одинокий" почему-то нигде не продавались. Но просьба не позабылась, и когда ко мне в Одессу приехали брянские друзья-поэты Сорочкин со своей Тимчи, я потащил их на площадь Веры Холодной:
- Вот, Володя, красиво общёлкай монумент.
Владислав Петрович обрадовался подарку - не меньше, чем моим "Парусам командора Крапивина" в деревянковской "Вечерней Одессе":
- Как раз сейчас я пишу новый роман. Там один из героев - старый моряк, одессит. Такой, знаете, колоритный.
Похвалил мой напечатанный одесский рассказ про Зяму Гурфинкеля, получившего братский телеграфный привет Сталина, но, впрочем, заметил:
- Помилуйте, да какие уже торгсины в конце войны! Их ликвидировали ещё в тридцатые.
Я неуверенно возразил, мол, моя героиня-одесситка Розалия Львовна вполне могла назвать по старой памяти торгсином обычную скупку, однако, точности ради, торгсин из рассказа вымарал.

Детских писателей он знал, пожалуй, всех. Да и мудрено ли! Михалков все эти годы передавал в Екатеринбург приветы.
Однажды мы заговорили о Линдгрен.
- Ну, вы, можно сказать, её близкий друг, - пошутил Крапивин. - А мне посчастливилось осторожненько, почтительно пожать ей сухонькую ладошку на международном форуме по детской литературе. Я представился, старушка в ответ вежливо улыбнулась и через секунду, наверное, навсегда забыла о моём существовании.
Зою Ивановну Воскресенскую оба вспоминали с нежностью.
- Говорили с ней о вещах непростых, о том, что нас в литературе и жизни одинаково волновало, тревожило, - рассказывал Владислав Петрович. - Смотрела умными, проницательными глазами: "Мы с вами хорошо понимаем то, о чём хотим сказать. "
В мою книжку "мемуаров тридцатилетнего" (1999), где есть главы, посвящённые и Крапивину, и Зое Ивановне, я, не удержавшись, вклинил свою эпистолярную полемику с некоей поэтессой К., облыжно оговорившей покойную Воскресенскую в телепередаче с игривым названием "Лясы". Промолчать я не смог, и уязвлённая К. разразилась рыдающими гневными филиппиками в адрес редактора, посмевшего опубликовать материал, содержащий, помимо прочего, оценку её собственного "поэтического творчества": "Поймите меня правильно. Я не собираюсь вчинять иск наверняка немолодому человеку, Вашему автору А. Павлову, я вообще не воюю со стариками. "
Крапивин, прочтя, расхохотался:
- Да ну её, эту графоманку! Подобным выскочкам лишь бы показать себя, измазать грязью память светлого человека и хоть эдак привлечь к себе внимание. Не надо было совсем её упоминать, не стОит она того.

Мне будет очень не хватать Вас, Командор.

После беловежского госпереворота 1991-го, когда троица пьяных заговорщиков при кромешном попустительстве четвёртого - бесхребетного демагога-трезвенника - развалила страну, я в растерянности двинул в Одессу и Николаев, где пустовали бабушкины квартиры. Совсем скоро, впрочем, убедился в мудрой непреложности известного предостережения: никогда не возвращайся в прежние места. Делать "в глухой провинции у моря" было уже абсолютно нечего, посреди утренней августовской улицы пять пуль наёмного убийцы настигли неподкупного, неопровержимого Редактора нашей "Вечёрки" Бориса Деревянко, миллионная Одесса в моём сознании враз обезлюдела, и я решительно засобирался восвояси.
За несколько лет моего отсутствия в Екатеринбурге воздвигли памятник "отцам-основателям" Татищеву и де Геннину. Бронзовые исполины, неотличимые с лица (Василий Никитич в парике, Вилим Иваныч в треуголке), при жизни охотно попотчевали бы один другого чем-нибудь наподобие "Новичка", однако на площади Труда близ плотины Городского пруда их фигуры стоят бок о бок, словно закадычные друзья.
- Как я могу относиться к бездарному монументу, на который истрачены огромные деньги из бюджета, - возмущался Владислав Петрович, - если у ног этих истуканов копошатся чумазые, голодные беспризорные ребятишки?!
"Святые", на минуточку, 90-е.

Меня нынче крайне изумляет, когда участники "крапивинских" сетевых групп по незнанию размещают там (вполне допускаю, из наилучших побуждений) материалы, посвящённые Эдуарду Николаевичу Успенскому: и тот, дескать, детский писатель-классик, и этот; общее дело делали! Крапивин явно не нуждается в моей "защите" от Успенского, который неутомимо изрыгал на Командора и многих "собратьев по перу" потоки брани в своих печатных и изустных - телевизионных - интервью. Эстетика этих двоих "детписов" кардинально различна. Суть произведений Крапивина - романтика коллективизма, становление чувств подростка, воспитание характера. В последних книгах Успенского главные сказочные герои превосходно адаптировались к пришествию "диковатого" капитализма, превратились в изворотливых "крепких хозяйчиков", удачливых бизнесменов, финансистов.
Обсуждали мы с Владиславом Петровичем эти вот "социально-околотворческие" метаморфозы? - Да, и очень откровенно.
Огрызнулся он в ответ на неконтролируемые вербальные "потоки сознания" чебурашкиного папы? - Ни разу.

В том-то и секрет: не найти у Крапивина идеологических штампов, да и знаменитый отряд "Каравелла" создавался в немалой степени как своеобразная свердловская "локальная альтернатива" закосневшей в официозе пионерской организации, забюрократизированной взрослыми, коих ни в коем разе нельзя подпускать к воспитанию детей.
Ну а то, что исповедуемые в прозе, стихах и песнях Владислава Крапивина идеалы соответствуют природе Мальчиша-Кибальчиша, а не Гобсека, так тут уж, как говорится, каждый выбирает для себя.
- Увидел в какой-то газетёнке, - рассказывал мне Крапивин, - интервью Тимура Аркадьевича Гайдара. Корреспондент спрашивает, не устарел ли Аркадий Гайдар, нужны ли его книги сегодняшним мальчишкам и девчонкам? Сынок мямлит в ответ, дескать, пожалуй, время гайдаровских героев безвозвратно ушло. А я читаю и думаю: дурак ты, Тимур Аркадьевич!

14 октября: в этот день 1938 года в городе Тюмени, Омской области, родился.
Нынешний 82-й день рождения - первый без Командора.

В 2004-м в Москве вышла моя шестая (с отражённым в лимане николаевским небом на обложке). Сегодня о ней вряд ли вспомнилось бы, если б не строки этого предисловия.

ЕЩЁ ОДНА ПЕСНЯ ПРО ЛЮБОВЬ

Казалось бы, сколько можно писать про любовь. Но.
В очень старом, всем известном фильме герой поёт:

О любви немало песен сложено,
Я спою тебе, спою ещё одну.

Александр Павлов поёт ещё одну песню про любовь. Поёт её чистым, сильным голосом, и тот, кто станет читать его стихи, забудет на миг, как много на эту тему сказано и спето другими. Потому что в настоящей поэзии - всегда новизна. А человек, написавший эту книжку, - безусловно, настоящий поэт.
Он дважды и трижды поэт, потому что с удивительным мастерством и чувством творит не только свои стихи, но и доносит до нас голоса талантливых мастеров поэтического слова, которые пишут на других языках. Он прекрасно чувствует их настроение, их радости и тревоги, душу их народов. Когда читаешь перевод хорошего стихотворения, трудно разобраться, кто больше вложил в него труда и чувства. Да и надо ли? Это сплетение талантов. В одном стихотворении, не заглушая друг друга, звучат два голоса, и это даёт нам радость приобщения к творчеству сразу двух певцов. Читатель, мне кажется, будет благодарен Александру Павлову за то, что он подарил нам стихи замечательных поэтов - украинца Дмитра Креминя и тувинца Куулара Черлиг-оола.
В лирике А. Павлова - и в собственной, и в той, что он перевёл - радость сильных чувств и боль расставаний, тревога за любимую, за всех людей, за всю нашу землю. Так и бывает в большой настоящей любви. Любовь не даёт умереть надежде, как бы трудно ни жилось нам в это нелёгкое время, на рубеже тысячелетий. А там, где любовь и надежда, рождается и вера. Вера в то, что тепло человеческих сердец одолеет холод и мрак.

Александр Валентинович, я с большим удовольствием прочла Вашу статью о моём любимом писателе - Владиславе Крапивине. Статья очень тёплая, и чувствуется,что написана человеком, искренне любящим творчество Владислава Петровича. К тому же, Вам довелось быть лично знакомым с Командором. Это большое счастье!
С уважением,
Елена

Спасибо за добрый отзыв!
Когда в 1999-м вышла моя книжка литературных портретов "На добрую память. " Судьбы. Время. Искусство", выложенная здесь "в исправленном и дополненном" электронном варианте, некоторые из её героев - писателей, актёров - ещё жили на свете.
Сейчас остался один Владислав Петрович.
Пожелаем ему здоровья, вдохновения - на долгие-долгие годы!
И Вам, Елена Аркадьевна, всего самого светлого!
С искренним уважением - А. П.

Спасибо! Я тоже желаю Владиславу Петровичу здоровья и бодрости, и чтобы новые книги появлялись!

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Народ, в книге Венька упоминает книжку о Спартаке. Что есть роман Джованьоли "Спартак", я знаю. А он говорит о другой. Кто-нибудь может подсказать название и автора? Заранее спасибо)

"Наследники" - пожалуй, моя любимая у ВПК) Жесткая, но в то же время не теряющая "крапивинского". духа, что ли?

Мне казалось там именно про Джаваньолевский Спартак. Там же говориться, что он умер с двумя мечами в руке.

Любовь, В книги Джованьоле в одном из последних боёв он дрался именно так, ну а умер он вроде с щитом и мечом. Может просто Владислав Петрович немного перепутал. Так как дети в СССР читали в основном этого Спартака.

Что обсуждаем? Корабли или особенности судовождения в XIX - XX веках? Мысли и поступки крапивинских Крузенштерна, Алабышева, Курганова, Гаймуратова и других героев? Может быть проблему авторского права или хотя бы: Что такое Честь, Справедливость или Преемственность поколений. А насчёт "Спартака" - так это в Третьей книге "Наследники" как раз обсуждают ВАШУ ТЕМУ после просмотра американского фильма "Спартак". То самое несоответствие окончания фильма с окончанием исторического романа Джованьоли, тем более, что "- Про Спартака ведь не одна книжка. Я читал. " (отвечает Владислав Петрович Крапивин словами одного из героев в конце обсуждения!) Так что ничего ВПК не перепутал! Он как раз современник тех многих событий, а его ссылки на книги, фильмы и другое - безошибочно точны!

Алекс, У нас в Красноярске стоит памятник Резанову (благодаря великолепнейшей игре актёров и вокалу Караченцова в "Юнона и Авось" о Резанове знают все), однажды спросил у молодожёнов, решивших там сфотаться - "А знаете ли вы за Крузенштерна?" Они сказали лишь на уровне мультика про Простоквашино -"Человек и пароход". Потом напоили меня водкой, когда рассказал им за первую русскую кругосветку, жених сам оказался моряком с Северного флота. До сих пор дружим.

были времена, Горика не могли от книжек за уши оттянуть. Но тот наивный период культурного развития кончился, когда созрела ясная мысль: все герои книг – и придуманные, и те, кто были на самом деле, – к нему, к Егору Петрову, никакого отношения не имеют. Найдет д'Артаньян королевские подвески или они останутся у миледи – не один ли фиг? Отыщет капитан Григорьев экспедицию капитана Татаринова или та навечно сгинет в неизвестности – что изменится в жизни Гошки-Петеньки, Кошака. Нельзя сказать, что мысль была приятная. Сначала она даже как-то обескуражила, потому что любить книжки Горик привык. Но

какой смысл тратить время и нервы на чтение рассказов о чужих делах,
если твои собственные от этого никак не меняются?

Мы помнить будем путь в архипелаге,
Где каждый остров был для нас загадкой,
Где воздух был от южных ветров сладкий,
А паруса – тяжелыми от влаги.
Мы шли меж островов таких различных
Необитаемых и многолюдных.
То с крепостей встречали нас салютом,
То с диких мысов залпами картечи.

В цикле статей я постараюсь опубликовать полный перечень повестей и рассказов написанных Командором, а также аннотации к ним.

Пожалуй, самым известным циклом Владислава Петровича можно считать цикл о Кристалле Вселенной — "В глубине Великого Кристалла". Цикл, написанный в смешанном жанре: здесь и приключения, и фантастика, и психологическая драма, и острая "социалка", и сказка. Цикл, впрочем, не изолирован от других произведений автора — его главные атрибуты: Кристалл Вселенной, Дорога, параллельные миры и альтернативная история появляются в произведениях автора задолго до написания цикла и встречаются в других повестях и рассказах, не связанных напрямую с циклом.

Всего в цикл входят семь основных повестей: "Выстрел с монитора", "Гуси, гуси, га-га-га", "Застава на Якорном Поле", "Крик петуха", "Белый шарик Матроса Вильсона", "Сказка о рыбаках и рыбках", "Лоцман". Но помимо этих произведений с циклом соотносятся и немало "сопутствующих" повестей и рассказов.

В глубине Великого Кристалла.

Основной подцикл.

Наша Вселенная — это кристалл, Великий Кристалл Вселенной… И каждая его грань — целый мир. В этих параллельных мирах история развивается чуть-чуть по-разному, но это не мешает юным жителям разных граней. Мальчишки и девчонки с лёгкостью преодолевают грани, меридианы для того, чтобы дружить и помогать друзьям в беде…
(В скобках указаны альтернативные названия произведений и циклов, под которыми они выходили в разных издательствах)

Цикл фантастических произведений Вл. Крапивина , объединённых идеей о том, что наша Вселенная — это бесконечный кристалл со бесконечным множеством граней, каждая из которых — отдельный мир. Чем ближе эти параллельные миры друг к другу, тем более похожи их история, география и пр. Границы же между ними преодолимы, но при определённых условиях. Цикл пересекается с циклом "Легенды и были Безлюдных Пространств" . Признаками Безлюдных Пространств обладают, например, Якорное поле ( "Застава на Якорном поле" ), пустоши у лагеря "Аистёнок" ( "Сказки о рыбаках и рыбках" ), урочище Итта-Даг ( "Крик петуха" ).

Основной подцикл объединяет место действия и герои произведения. Юные путешественники между параллельными мирами: внук директора обсерватории "Сфера" Витька Мохов, маленькие жители посёлка Луговой Филя Кукушкин, Елизавета, Рэм Подгорный, юный князь Юр-Танка, Юкки и его сестрёнка, мальчишка из Реттерберга Цезарь Лот, Матвей Радомир по прозвищу Ёжики и др. с лёгкостью путешествуют по параллельным мирам…

Выстрел с монитора ( Легенда о Хранителях )

Однажды на стареньком пароходе "Кобург" плыли мальчик и старый пассажир. Они так и не узнали имён друг друга. Но старый пассажир рассказал мальчику историю о загадочном городе Реттерхальме и его юном жителе Гальке Тукке, спасшем город от вражеского монитора, несмотря на обиду — ведь город выгнал его, несправедливо обвинив в проступке… Вечером мальчик увидел на обрыве у реки одинокую детскую фигурку. По словам пассажира, это был памятник Гальке. И Павлик Находкин (так звали юного пассажира) непременно захотел увидеть место, где когда-то стоял загадочный город… Так началась его Дорога.

Первая повесть цикла, где впервые звучит история о "койво" — детях с необычными способностями и Командорах, призванных защитить Детство; а также озвучена теория Великого Кристалла Вселенной. Здесь же появляется один из постоянных героев цикла — Юкки, и звучит история кристаллика Яшки, выращенного в Реттерхальме учёной мадам Валентиной в качестве модели Кристалла Вселенной. Повесть является "книгой в книге": внутри основного сюжета звучит история о Реттерхальме и Галиене Тукке (Гальке).

Гуси, гуси, га-га-га

Действие повести разворачивается в недалёком будущем, в параллельном нам мире — на соседней грани Кристалла, куда мадам Валентина перенесла Реттерхальм, ставший городом Ретербергом.
Жизнь Корнелия Гласа была жизнью простого обывателя, пока однажды он не получил письмо… В Ретерберге, как и во всей Северо-Западной Федерации, вся государственная и социальная жизнь основана на биологических индексах, прививаемых детям вскоре после рождения. И наказанием за любой проступок служит смерть… Точнее шанс на смертный приговор: за мелкие — один к миллиону, за крупные — более вероятный. Корнелию Гласу выпал "миллионный шанс", и назавтра он должен быть казнён… По разным причинам казнь откладывалась, и, задержавшись в тюрьме, Корнелий становится воспитателем в тюремной школе, где содержатся дети, не имеющие биоиндексов. От них он и узнаёт легенду о Лугах — счастливом мире, где нет горестей. А вскоре в спецшколу попадает новичок — мальчик Цезарь Лот, у которого загадочным образом исчез индекс. Всё это заставляет Гласа задуматься о себе…
Случай сводит его с бывшим другом детства — Халькой, ставшим служителем Храма Хранителей и бойцом подполья. От него он и узнаёт, что Луга — реальность, и оттуда к ним часто приходит мальчик. Корнелий решает спасти детей. И уводит их туда. Вернее, уводит их Витька Мохов, тот самый "мальчик с Лугов", уводит их в наше пространство, где находится "Сфера". А Глас остаётся, чтобы найти родителей Цезаря и вернуть их мальчику.

Вторая повесть цикла. Далеко не детское произведение, поднимающее серьёзные вопросы. В повести появляются очередные постоянные герои цикла: Витька Мохов и Цезарь Лот (Чек), а так же упоминается обсерватория "Сфера" и научная группа "Кристалл-2". В повести также впервые подробно описываются Хранители и положения теории Кристалла.

Застава на Якорном поле

Действие разворачивается в том же мире, что и в повести "Гуси, гуси, га-га-га" , только в будущем по отношению ко времени повести.
Маленький Матвей Радомир учится в Особом суперлицее для детей с особыми способностями. Почти все лицеисты — сироты, в том числе и Матвей. Мать Ёжики погибла при взрыве такси-антиграва, но Ёжики не верит этому. Катаясь на поезде Кольца, он слушает голос матери, объявляющий станции и однажды слышит новое незнакомое название: "Якорное поле". Выйдя на станции, он попадает на странную поляну с Кронверком, где встречает ребят-пограничников: Филиппа, Лис и Рэма. И мальчик начинает понимать, что его мать жива, а командорская община, которой принадлежит лицей, обманывает его…

Третья повесть цикла. В ней появляется очередные постоянные персонажи — Ёжики (Матвей Радомир) и ребята-пограничники: Рэм Подгорный, Елизавета и Филя Кукушкин. И здесь же рассказано (беседа доктора Клана и Кантора) о Командорах и судьбах Корнелия Гласа и Гальки Тукка. В этой же беседе упоминаются и восстание мальчишек в Морском лицее против "создателей мыслящей галактики" — об этом рассказывается в повести "Мальчик и ящерка" . А так же появляется Яшка — кристалл, выращенный мадам Валентиной в городе Реттерхальме, о котором в повести "Выстрел с монитора" старый пассажир рассказывает Павлику Находкину.

Крик петуха

Петуха звали Кригер, он жил в "Сфере" и однажды пропал во время эксперимента. Кригер попал в посёлок Луговой (расположившейся в нашем пространстве, но в прошлом по отношению к "Сфере"). Новым хозяином петуха стал Филя Кукушкин — мальчик, встреченный Ёжики у Кронверка на Якорном поле. Петя (так мальчик назвал петуха) научил Филю путешествовать по иным пространствам. Так Филя и его друзья познакомились с Витькой и Цезарем. А тем временем в Ретерберге (где над экспериментом по проколу пространства работал отец Витьки) настала эпоха реформ…

Четвёртая повесть цикла, продолжение повести "Гуси, гуси, га-га-га" . В повести рассказывается история посёлка Луговой и ребят-пограничников: Фили Кукушкина, Лис (Елизаветы) и Рэма Подгорного, подробно описывается "Сфера" и рассказывается о судьбе Корнелия Гласа и родителей Цезаря Лота. В повести появляется ещё один постоянный герой — князь Юр-Танка, а так же рассказывается о судьбе Павлика Находкина, героя повести "Выстрел с монитора" .

Белый шарик Матроса Вильсона

Пронзительная и добрая повесть о верной мальчишеской дружбе. Действие повести начинается летом 1947 года. Девятилетний Стасик Скицын по прозвищу Матрос Вильсон, житель сибирского города Турени, мечтает о настоящем друге. И однажды с ним устанавливает контакт некто… Он называет себя Белым Шариком. Белый шарик — юная звёздочка, которая зажглась в небе параллельного мира. Но по характеру Белый шарик просто мальчишка. И однажды он и стал им, сделав выбор между яркой судьбой звезды и обычной земной дружбой.
Когда-то Белый Шарик был кристалликом Яшкой, и его запустил в космос мальчик Ёжики. Так Яшка стал звездой. Но дружба со Стасиком Скициным заставила его посмотреть на себя по другому, и Яшка стал самым обыкновенным мальчишкой. А Стасик обрёл верного друга, о котором мечтал. Они пройдут рука об руку всю жизнь, став учёными, положившими начало теории Великого Кристалла и обсерватории "Сфера".

Пятая повесть цикла. Продолжение повести "Застава на Якорном поле" . В повести рассказывается о дальнейшей судьбе кристаллика Яшки, запущенного Ёжики в космос из ночного лицейского парка. В повести так же рассказывается и о судьбе самого Ёжики, и о детстве Станислава и Якова Скицыных, фактических основателей "Сферы". Здесь же впервые появляется описание Дороги, и вновь озвучивается сюжет с длинной и таинственной улицей посёлка, выводящей на неё (озвученной ранее в повести "Вечный жемчуг" )

Сказка о рыбаках и рыбках (Лунная рыбка)

Действие идёт в параллельном нашему мире (соседней грани Кристалла). Художник Валентин Волынов вынужден был сотрудничать с Ведомством Безопасности. Это постоянно гложет его совесть. Однажды он приезжает в пионерлагерь "Аистёнок". Рядом с лагерем постоянно происходят аномальные явления: летают НЛО, происходят "чудеса" с пространством. Основную массу ребят эвакуировали. А Волынов (как бывший сотрудник Ведомства) вынужден остаться с несколькими интернатовскими ребятами, оставленными в "карантине" на несколько дней. Но "карантин" оказался лишь предлогом, а ребят должны… уничтожить! И чтобы спасти детей, Волынов уводит их на болотную пустошь, к "пришельцам". А встретившийся им мальчик по имени Юрик рассказывает Волынову о Кристалле и параллельных мирах.

Шестая повесть цикла. В повести действуют постоянные герои цикла: Юр-Танка (Юрик) и Юкки. В повести также упоминается "Сфера", Луговой, Башня и упоминаются другие постоянные герои цикла.

Лоцман
Хроника неоконченного путешествия

Писатель Решилов сбежал из больницы, где лечился от последствий лучевой травмы. Сбежал он в Овражки, маленький городок по соседству с Краснохолмском, городом детства Решки (как звали писателя в детстве). Там он знакомится с необычным мальчишкой — Сашкой, который умеет ходить по параллельным мирам. Сашка предлагает Решилову побывать в Подгорье, странном городе, скрытом внутри Горы — плоскогорья в окрестностях Овражков. Знакомство с Сашкой заставляет Решилова пересмотреть свои взгляды на жизнь и мнение о себе…

Седьмая повесть цикла, продолжение повести "Белый шарик Матроса Вильсона" : в повести рассказывается о судьбе межпространственного корабля "Даблстар", на котором ушёл в экспедицию Станислав Скицын (Матрос Вильсон) и его сводный брат Яков (Яшка), герои предыдущей повести. Повесть является "книгой в книге": внутри основного сюжета звучат наброски повести, написанной героем основной повести писателем Решиловым.

Произведения, "сопутствующие" циклу ( Грани Великого кристалла )

Этот цикл условный. Поклонники и исследователи творчества Вл. Крапивина объединяют в него произведения, не входящие в основной цикл, но объединённые звучащими в них идеями о Великом Кристалле Вселенной и атрибутами основного цикла: путешествиями в параллельных мирах, многомерными пространствами, Дорогой и пр.

Великий кристалл Вселенной, параллельные миры, Дорога и пр. атрибуты цикла упоминаются и в других произведениях автора: "Синий треугольник" , "Дети синего фламинго" , трилогиях "В ночь большого прилива" и "Голубятня на жёлтой поляне" , цикле "Легенды и были Безлюдных Пространств" и др.

Ампула Грина
Повесть о песчинках времени

У 12ти летнего Гриши Ковальчука (Грина) тяжелая судьба — мать умерла, а отца арестовали. За то, что собрал архив документов о запрещённой (но поддерживаемой правительством Империи) организации "Жёлтый волос", цель которой — ликвидировать "ненужных обществу" жителей Империи. И Грина не оставляют в покое — власти уверены, что в письме, которое мальчишка получил от отца, содержится пароль для доступа к его архиву. Для того, чтобы окончательно "считать информацию", Гришу везут в спецклинику, а чтобы мальчишка не сбежал, ему сделали инъекцию темпотоксина: если ровно через месяц не сделать второй — Грин умрёт. По дороге поезд застревает в Инске, где Гриша теряется. Инск — необыкновенный город, это сразу бросается в глаза и Грину, и приехавшему в город курсанту-спасателю Валерию Зубрицкому: город как будто постоянно меняет свои очертания, а власти уверены, что Инска попросту не существует. И самое главное — в нём нет зла… И здесь Грин, благодаря Валерию и своим новым друзьям, наконец обретает счастье.

Повествование частично ведётся от первого лица (от лица Грина).
Повесть примыкает к циклу "В глубине Великого Кристалла": действие происходит на "параллельной грани", упоминаются здесь и Информаторий ( "Застава на Якорном поле" ), и Красные пески ( "Оранжевый портрет с крапинками" , "Лоцман" ), а упоминаемые в повести пустоши и "зелёные дворы" Инска напоминают по свойствам Безлюдные Пространства (цикл "Легенды и были Безлюдных Пространств" ). В романе есть и другие параллели. Сам Инск по свойствам напоминает Пространства Институтских Дворов ( "Топот шахматных лошадок" ) и похож на таинственный Город, упоминаемый во многих произведениях автора. Среди горожан Инска при этом существует мнение, что изначально Инск был игрушечным городом, но постепенно ожил. Этот сюжет напоминает повесть "Лето кончится не скоро" , где игрушечный песчаный Город строят Митька и Андрюшка, и который "оживляет" Шурка Полушкин. Начало "зелёных дворов" напоминает стадион, с которого началось путешествие Алёшки с Зелёным билетом ( "Лётчик для Особых Поручений" ). В повести упоминаются пауки-мохнатки ( "Мальчик девочку искал" ), а рассуждения Лыша о энергии Времени напоминают аналогичные рассуждения героев романа "Рыжее знамя упрямства" . Побег Грина из "бункера" напоминает побег Егора из "таверны" ( "Наследники" ), идеи "Жёлтого волоса" о ликвидации беспризорников напоминают "взгляды" садиста Полоза ( "Кораблики" ), а упоминание о "песчинках времени", из которых состоят Красные пески, и которые содержат в себе информацию о разных временах, напоминает о "волшебных песчинках", которыми наполняли "бормотунчиков" ( "Голубятня на жёлтой поляне" ) и "поющих песчинках" из романа В. Щербакова "Семь стихий"
Позднее из глав о Грине была "собрана" повесть "Ампула" , напечатанная в журнале "Если" (№10 - 2006г.)

Кораблики, или Помоги мне в пути ( Чёрные пароходы )

Действие повести начинается в 1950 г. У маленького Петьки Викулова прекрасный голос. Мальчику кажется, что жизнь обернулась к ему спиной: отец не вернулся с войны, сестра умерла в младенчестве, мать погибла в железнодорожной катастрофе… Ещё и из пионеров выгнали. Осталась только нелюбимая тётка, да увлечение пением. И однажды — на волне вдохновения — Петька непостижимым образом попадает на сто лет вперёд, в будущее. И встречает себя… Пятидесятилетнего учёного, члена экипажа межпространственного корабля "Игла". Вместе они начинают выяснять причины этого чуда, и оказывается, что они… разные люди! А маленький Петька попал не просто в будущее, а в параллельный мир, где история идёт по другому. И всё благодаря негодяю и садисту Полозу, руководителю детского хора, решившему заполучить себе талантливого солиста из прошлого. Но всё же, не смотря ни на что, Петьке удаётся вернуться домой, в свой мир и своё время. Постарался Конус — мозг "Иглы". И даже вернуться чуть раньше, сумев изменить свою историю: и сестрёнка жива, и мама не поехала в тот роковой день на поезде.

Повесть связана с циклом действием в параллельных мирах и упоминанием в тексте теории Великого Кристалла Вселенной. Повесть ведётся попеременно от первого лица Петьки-мальчика и Петьки-взрослого из параллельного мира.

Оранжевый портрет с крапинками

Юля Молчанова приехала на практику в библиотеку Верхоталья. И встретила там рыжего мальчишку, Фаддейку Сеткина. Фантазёр Фаддейка придумал историю о марсианских воинах — иттах. Вот только фантазии ли это?

Повесть связана с циклом описанием марсиан-иттов, часто упоминаемых в повестях цикла.

Топот шахматных лошадок

Однажды двенадцатилетняя Белка (Элизабетта) Языкова, гуляя по городу, забрела на Институтские дворы (так здесь называли территорию Института альтернативной физики и математики). И подружилась с компанией игравших здесь ребят. Дворы оказались удивительной территорией: здесь никто не дрался; большие ребята играли вместе с малышами; мальчишки вместе с девчонками, не деля игры на "девчачьи" и "мальчишечьи"; по вечерам дети собирались вместе со студентами на посиделки у костра. Оказалось, что здесь совершенно уникальная структура пространства. А доброта этого места… Просто Дворам повезло: дети, первыми открывшие для себя Дворы, зарядили их позитивной энергией. А чтобы ничего не нарушилось, недалеко от дворов крутится в старом заводском корпусе колесо Гироскопа…

Ампула

Повесть представляет собой "выборку" "глав Грина" из романа "Ампула Грина", напечатанная в журнале "Если" (№10 - 2006г.). В отличие от романа, где история Грина (Гриши Ковальчука) имеет счастливое завершение, в повести конец "обрублен" (исчезла последняя часть о возвращении Грина домой, в Инск) и имеет хоть и оставляющий надежду, но всё же трагический конец.

Совершенно великолепная и очень сильная книга для подростков. Именно для того возраста, когда деление героев на плохих и хороших уже не годится. Ведь в ней проскакивают такие жизненные вещи, которые были бы невозможны в советских книгах для школьников. Например, как это, у морского офицера, хорошо, не офицера, инженера, но все равно очень положительного героического человека оказывается беременной девушка, еще до свадьбы. А как много в книге моментов, обличающих лицемерие школьных педагогов? Настолько много, что я уже не могла применить их к своей школе. Но, вполне возможно, это не из-за внезапного улучшения моральных качеств воспитателей будущего поколения, а из-за смены политических режимов, что позволило равнодушным просто устраниться от общественной работы, а не внедрять в головы молодняка вещи, нужные исключительно для галочки. Перед нами третья книга цикла. Мешало ли мне чтение "с конца"? Нет. В данном случае книга вполне самодостаточна. Читать с начала наверняка интереснее, когда позже будут встречаться знакомые герои, но и сейчас у меня не было непоняток. Главным героем книги для меня был мальчик Егор, его исправление, изменение его характера. История же с рукописью была второстепенной, хотя наверняка именно она связывала цикл воедино. Хотя читать эту книгу я начала как в первый раз, постепенно в сознании забрезжии знаомые моменты. Возможно, я уже читала ее раньше. Сюжет был мною забыт полностью, только несколько ярких картинок стояло в голове: имя Толика, что-то про гранату и его смерть (может, я даже читала весь цикл? В этой книге все упоминания были, но мне казалось, должно было быть больше подробностей. Или же детский мозг оживлял слова, превращая их в действие.), и совершенно точно эту присказку: с горки на горку мы ехали с Егоркой. Стояла перед глазами и картина растерянного пацана, в квартире с японской техникой, с плеером в руках и крутых джинсах, но глубоко несчастного. При всем при этом полностью выпали из памяти и сцены в "таверне", и школьные конфликты, и дружная семья Редактора, и даже сам Михаил и его работа с трудными детьми. От книги забылся сюжет и название, но остались в памяти наиболее важные моменты, психологические вопросы, которые ставил перед читателем автор. А, значит, книга достигла своей цели.

"Наследники" - это третья часть цикла "Острова и капитаны". В принципе, может читаться, как отдельная книга, но лучше с первыми частями, "Хронометр" и "Граната". С Крапивиным я знакома давно. С самого детства. Это проверенный временем автор. И. если несколько поколений и вышли толковыми, то это благодаря его творчеству. Многое я люблю настолько, что знаю фактически наизусть. "Мальчик со шпагой", "Бронзовый мальчик", "Колыбельная для брата", "Журавлёнок и молнии", "Синий город на Садовой". Этот список можно продолжать долго. "Острова и капитаны. Наследники" хоть не является началом цикла, но совершенно точно пополнит этот список, засветившись яркой звёздочкой в верхней его части. Главный герой тут не обычный послушный тихий мальчуган, как это часто бывает у автора. Егорка по кличке Кошак - трудный подросток, проводящий время в компании неблагополучных детей. Идеальным его не назовёшь. И курит, и малышей третирует. в общем, всякое с ним бывает. Так случается, пока в его жизни не происходит ряд событий, которые понемногу начинают менять Егора. Мне очень понравилось, что Крапивин хорошо так проезжается по некоторым горе-учителям, недостойных этого гордого звания. Сама я училась в школе, у которой был дефицит достойных педагогов. Русского и литературы не было вовсе - учительница вместо уроков собирала деньги или заставляла убирать класс. Математичка - истеричка не потому что в рифму, а правда не в себе дама. В общем. не везло мне на учителей. Вот отчего мне по сердцу, когда в книгах вижу достойных учителей. Радуюсь за детей, что им повезло. Но и когда учитель человек не очень достойный, тоже люблю такое почитать. Это не очень хорошо, но рада обнаружить - не я одна понимаю, что учителя не всегда правы. Каков, к примеру, вам таков пассаж Крапивина:Я пединститутов не заканчивал. Давить детей меня не училиЕщё интереснее наблюдать мне за событиями по той причине, что они происходят ровно в год моего рождения. Книга невероятная! Цикл тоже чудесный! Все мы как-то привыкли, что в них первая книга самая лучшая, а каждая последующая всё слабее и слабее. А тут наоборот. Чем дальше, тем лучше.

Крапивин - писатель моего детства и моей юности. Иногдла мне становится страшно перечитывать его книги, потому что я боюсь, что уже не почувствую того восторга и всепоглощающей любви, как раньше, в детстве. Но каждый раз, когда открываю новую, еще не читаную книгу, или старую (зачитаную до дыр) - все на месте: сопереживание, страх за героев, радость от их побед. Спасибо, Владислав Петрович.

Читайте также: