Дождев добросовестность как правовой принцип

Обновлено: 02.07.2024

С 1 сентября 2013 года в п.3 ст.1 ГК закреплен общий принцип добросовестности, согласно которому «при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. Кроме того, тогда же законодатель разрешил вопрос о соотношении принципа добросовестности и существовавшего с 1995 года в ст.10 ГК запрета на злоупотребление правом: указано, что злоупотребление правом есть недобросовестное осуществление права. В 2015 году в ст.307 ГК принцип добросовестности был подтвержден и несколько развит применительно к обязательственным отношениям. Наконец, реформа ГК привела к появлению в ГК целого ряда норм, оперирующих доброй совестью (п.5 ст.166, п.2 ст.179 ГК, п.3 ст.432, п.4 ст.450, п.4 ст.450.1 ГК и мн. др.).

Начиная с конца 2000-х годов в судебной практике набирает оборот тенденция все более активного применения принципа добросовестности и запрета на злоупотребление правом, судебные решения все чаще начинают основываться не на формальном, механическом правоприменении, а на основании соображений справедливости. Это происходит тогда, когда формальное правоприменение приводит к крайне несправедливым результатам с учетом конкретных обстоятельств. Позитивная норма не может учесть всех нюансов, поэтому суды начинают все чаще уточнять, дополнять и корректировать формальные элементы права с учетом соображений справедливости. Принцип доброй совести оказывается удобным механизмом легитимации, формального обоснования такой более проактивной (по мнению многих, по сути правотворческой) деятельности судов и отступления от парадигмы формального правоприменения. Постепенно в практике начинают формироваться целые доктрины, основанные на соображениях доброй совести, и типизированные случаи применения доброй совести (например, выведение дополнительных подразумеваемых в силу доброй совести договорных обязанностей, запрет на противоречивое непоследовательное поведение (эстоппель), запрет обхода закона, признание сделок недействительными в связи со злоупотреблением свободой договора на основании ст.10 и ст.168 ГК и мн. др.).

В обсуждении планируется участие следующих спикеров:

Дождев Дмитрий Вадимович
д.ю.н., декан факультета права Московской высшей школы социальных и экономических наук (МВШСЭН)

Программа

1. Концептуальные вопросы

— Что такое добросовестность: справедливость и разумность, представление о социальном идеале, который суд считает необходимым воплотить в правовых решениях, или нечто более узкое?

— Является ли добросовестность обычной правовой нормой, имеющей свое содержание и регулирующей общественные отношения, или это норма, состоящей в делегации судам правотворческой компетенции уточнять, дополнять или корректировать формальные элементы права во имя справедливости и разумности. Естественно-правовое понимание vs позитивизм, признающий судебное правотворчество.

— Является ли недобросовестное поведение неправомерным? Стоит ли противопоставлять закон и добрую совесть?

— Есть ли смысл разграничивать добросовестность в субъективно смысле и добросовестность в объективном смысле?

— Логично ли допускать применение судом запрета на злоупотребление правом по собственной инициативе, а не на основе возражения?

2. Case-study

— Эстоппель и его соотношение с утратой права в результате сделочного волеизъявления (отказа от права, заключения, изменения или расторжения договора)

— Можно ли невиновно нарушить требования добросовестности? Должна ли наступать ответственность за невиновное нарушение дополнительных договорных обязанностей, выводимых в судебной практике из принципа добросовестности?

— Злоупотребление правом как основание для признания сделки недействительной (по правилам ст.10 и ст.168 ГК) vs ничтожность сделки по основаниям противоречия основам нравственности или правопорядка по правилам ст.169 ГК.

Дополнительное чтение, рекомендуемое для подготовки к мероприятию (выложено в свободном доступе):

Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права, 2006, N 1 (статья 1916 года в свободном доступе)

Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Петроград. 1917 (см. главу VI в свободном доступе)

Martijn W. Hesselink. The Concept of Good Faith, in TOWARDS A EUROPEAN CIVIL CODE, FOURTH REVISED AND EXPANDED EDITION, pp. 619–649: Kluwer Law International, 2010 (в свободном доступе)

R. Zimmermann and S. Whittaker. Good Faith in European Contract Law. The Common Core of European Private Law. 2008 (книга доступна для покупки)

Ширвиндт А. М. Принцип добросовестности в ГК РФ и сравнительное правоведение // Aequum ius. От друзей и коллег к 50-летию профессора Д.В. Дождева / Под ред. А. М. Ширвиндт. — Статут, 2014. — С. 203–242.

Нам К.В. История развития принципа добросовестности (Treu und Glauben) в период с 1900 по 1945 г. // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2018. N 6. С. 63 — 97.

Фогельсон Ю.Б. Принцип добросовестности в российской судебной практике // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2017. N 9. С. 103 — 116.

Доступ материалам абсолютно свободный. Если какая-то из записей покажется полезной или просто интересной, просим самостоятельно сделать любое посильное пожертвование. Это можно сделать за пару кликов вот здесь: помочь сейчас. Выкладывая записи в свободный доступ, мы рассчитываем на вашу добросовестность.

Kharitonova J.S. Honesty as a principle of governance in the private law.
Дождев Д.В. Добросовестность (bona fides) как правовой принцип // Политико-правовые ценности: история и современность / Под ред. В.С. Нерсесянца. М., 2000. С. 96 - 97.

Харитонова Юлия Сергеевна, старший научный сотрудник Научно-исследовательского центра Московской академии экономики и права, кандидат юридических наук, доцент.

Категория управления в гражданском праве подчинена всем основным началам данной отрасли. И наоборот, добросовестность как принцип гражданского права находит свое проявление во всех его институтах. В статье автор выявляет особенности проявления принципа добросовестности в сфере отношений управления между равноправными субъектами, обладающими автономией воли и свободой частной инициативы как в случаях корпоративного (коллективного) управления, так и при управлении имуществом.

Ключевые слова: управление, принципы гражданского права, добросовестность, управление юридическим лицом, управление имуществом.

Category management in the civil law is subject to all the basic principles of the industry. Conversely, good faith as a principle of civil law is manifested in all its institutions. The author identifies particular manifestations of good faith in relations between equal subjects of management, the autonomy of will and freedom of private initiative as in the case of corporate (collective) management and the management of the property.

Key words: management, principles of civil law, integrity, management entity, property management.

В п. 3 ст. 10 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК) установлена презумпция добросовестности и разумности участников гражданских правоотношений: согласно указанной норме в случаях, если закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно, разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагаются. Добросовестность, "будучи продуктом правового принципа формального равенства и соразмерности в отношениях обмена, отражает необходимое соучастие субъекта правового общения в формировании и поддержании правовых установок и принципов" , поэтому ее предлагается закрепить в ГК как один из принципов гражданского права. В наиболее общем смысле добрая совесть выражает, видимо, исходную позицию лица, уважающего своего контрагента, видящего в нем равного себе и этим актом признания и приравнивания постоянно воспроизводящего право на элементарном и тем самым на всеобщем уровне .

См.: Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. 4-е изд., перераб. и доп. М., 2008. С. 768.
См.: Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 2006. N 1. С. 129.

Добрая совесть (bona fides, Treu und Glauben, etc.), по этимологическому смыслу, содержит в себе такие элементы, как: знание о другом, о его интересах; знание, связанное с известным доброжелательством; элемент доверия, уверенность, что нравственные основы оборота принимаются во внимание, что от них исходит каждый в своем поведении. Вместе с тем принципом доброй совести выражаются связанность, согласованность отдельных частных интересов, а также частного интереса с интересом целого; подчинение каждого равномерно идее общего блага, поскольку она проявляется или отражается на отношении между данными лицами . На современном этапе, по мнению некоторых исследователей, добрая совесть вытесняется из строя позитивных прав и занимает место среди общих предпосылок механизма правового регулирования, в частности тех, которые описывают условия вступления лица в правоотношения: свобода воли, разумность, осмотрительность, лояльность и пр.

См.: Скловский К.И. Применение норм о доброй совести в гражданском праве России // Хозяйство и право. 2002. N 9.
См.: Борисов А.Н. Об обществах с ограниченной ответственностью: комментарий к Федеральному закону от 8 февраля 1998 г. N 14-ФЗ (постатейный). М., 2010. С. 423.

Мы полагаем, что добросовестное управление строится на признании воли другого, уважении к автономии контрагента, выступает одной из форм выражения собственной автономии. Соблюдая установленные правила поведения, субъект (управляющий или управляемый) обеспечивает действенность своего волеизъявления, защиту и прочность той или иной созданной им социальной связи. То есть добросовестность в управлении в первую очередь будет касаться внутренних отношений управляющего и управляемого или учредителя управления. Речь идет об управлении лицом либо чужим имуществом. Если лицо управляет собственным имуществом, оно не предъявит претензий соответствующего характера к себе самому.

Во всех случаях передача полномочий по управлению связана с предпринимательской деятельностью управляющего, поэтому к такого рода отношениям будут применяться правила о предпринимательских рисках. В то же время действия как управляющего, так и управляемого должны основываться на доброй совести, хотя основное внимание уделяется, и вполне справедливо, добросовестности управляющего.

Например, добросовестность имеет важнейшее значение в корпоративном управлении. В соответствии с общей нормой п. 3 ст. 53 части первой ГК лицо, которое в силу закона или учредительных документов юридического лица выступает от его имени, должно действовать в интересах представляемого им юридического лица добросовестно и разумно. Там же установлено, что оно обязано по требованию учредителей (участников) юридического лица, если иное не предусмотрено законом или договором, возместить убытки, причиненные им юридическому лицу.

Развитие данная норма получила в ст. 44 ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью" и ст. 71 ФЗ "Об акционерных обществах" об ответственности членов совета директоров (наблюдательного совета) общества, единоличного исполнительного органа общества, членов коллегиального исполнительного органа общества и управляющего. Добросовестность и разумность действий (бездействия) указанных лиц определяется в каждом конкретном случае с учетом всех обстоятельств, с которыми связаны рассматриваемые действия (бездействие) и наступившие последствия. В то же время закон прямо предписывает учитывать обычные условия делового оборота и иные обстоятельства, имеющие значение для дела. Как отмечалось в Концепции развития корпоративного законодательства, в законодательстве и юридической доктрине только формируется концепция фидуциарной (лично-доверительной) ответственности, а суды по-прежнему не готовы применять принципы разумности и добросовестности при оценке действий менеджмента компаний, а также учитывать специфику положения должностных лиц хозяйственных обществ. Основной проблемой является квалификация соответствующих действий должностных лиц хозяйственных обществ с точки зрения их добросовестности и разумности . Можно поддержать общую идею на законодательном уровне определить основные признаки фидуциарных обязанностей указанных лиц, установить критерии добросовестности и разумности их поведения, основания возникновения гражданской ответственности, но нельзя забывать и о том, что такие критерии могут быть выведены из закона, а также из доктринальных положений.

См.: Хвостов В.М. История римского права. М., 1907. С. 203 и др.

Следует заметить, что в римском праве рассмотрение дела ex fide bona в противоположность судебному процессу stricti iuris означало большую свободу и самостоятельность судьи в обращении с материалом, возможность обращать внимание не на одну только букву договора, но главным образом и на его смысл, возможность принимать во внимание встречные притязания, приспособляться к изменяющейся жизненной обстановке. Судья получил право прибегать в качестве вспомогательного масштаба к практике честных людей и т.п. . Таким образом, одним из важнейших критериев определения добросовестности поведения лица являются обычные условия оборота. Оборот в данном случае выступает внешним мерилом, объективным критерием доброй совести управляющего.

См.: Волков А.В. Формализм против субъективизма в гражданском праве // Современное право. 2010. N 1. С. 35 - 39.

Добросовестность также может пониматься в субъективном смысле. Добросовестность как субъективное состояние лица определяется не честным образом мыслей как таковым, а знанием или незнанием фактов. По мнению А.В. Волкова, категория добросовестности в своем субъективном смысле (знал - не знал) в гражданско-правовом аппарате является специальной регулятивно-оперативной конструкцией, призванной учитывать интересы гражданского оборота в целом. По своей имманентной сущности к недобросовестным действиям относятся действия субъектов, которые знали (могли или должны были знать) реальные обстоятельства дела, но намеренно реализовали свои права .

См.: Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 2006. N 1. С. 127.

С точки зрения управления добросовестность в субъективном смысле может быть определена с разных позиций. По общему правилу стороны могут в общих рамках закона вкладывать в договоры какое угодно содержание, причем каждый из контрагентов вправе направлять свои усилия для лучшего обеспечения своего частного интереса и не раскрывать глаза противнику, не сумевшему должным образом соблюсти свой интерес. В частном праве, и в особенности в предпринимательских отношениях, каждый хозяйствующий субъект должен сам знать, на что идет, подчиняясь известным условиям. Поскольку для дееспособных граждан нет опекунов, каждый должен внимательно следить за своими интересами, не давать себя в обиду . Однако государство не может предоставить индивида всецело самому себе и безучастно взирать на соперничество и борьбу при отстаивании частных интересов, оно устанавливает принцип добросовестности участников оборота. Исходя из этого, уже на стадии заключения договора об управлении следует действовать добросовестно, однако законодатель не ставит зачастую иных критериев признания договора недействительным, кроме добросовестности сторон.

Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина) включен в информационный банк согласно публикации - Юрайт, 2004.

Например, направленность деятельности управляющих на достижение целей юридического лица верно указывается В.П. Мозолиным и А.П. Юденковым в качестве одной из составляющих принципа добросовестности и разумности (см.: Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая. Научно-практический комментарий / Отв. ред. Т.Е. Абова, А.Ю. Кабалкин, В.П. Мозолин. М., 1996. С. 111).

Добросовестность следует распространять и на односторонние действия, а не только на договоры. Исполнительный орган юридического лица или заменяющая его управляющая компания также должны действовать добросовестно в процессе исполнения функций управления.

Должник обязан исполнить свое обязательство добросовестно и согласно принятому в деловых отношениях обычному порядку. Статья 309 ГК гласит: "Обязательства должны исполняться надлежащим образом в соответствии с условиями обязательства и требованиями закона, иных правовых актов, а при отсутствии таких условий и требований - в соответствии с обычаями делового оборота или иными обычно предъявляемыми требованиями". Как видим, в ней нет сегодня упоминания добросовестности участников обязательства, что не вполне соответствует потребностям практики. Представляется целесообразным указать в ней также, что должник обязан исполнить свое обязательство постольку, поскольку предъявляемое верителем требование не противоречит доброй совести. Это положение может быть распространено, в частности, и на формы и способы исполнения обязательства, которые также должны соответствовать правилам доброй совести даже в предпринимательской деятельности.

Добросовестность управляющего связана с интересами учредителя управления или управляемого. Характер интересов юридического лица обусловлен прежде всего императивно установленными целями его деятельности и положениями устава . Управление имуществом предопределено интересами выгодоприобретателя, отраженными в договоре или законе. Можно утверждать, что основным общим интересом учредителя управления, управляемого или выгодоприобретателя (назовем это в общем виде интересами управления) можно считать его долгосрочный коммерческий успех, основанный на стабильности, прибыльности и рентабельности деятельности управляющего. Понимаемый таким образом интерес управления должен служить главным и неизменным ориентиром для его управляющих.

См.: Научно-практический комментарий (постатейный) к ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" / Под ред. В.В. Витрянского. М., 2003. С. 202.

О добросовестности арбитражных управляющих в процессе исполнения возложенной на них миссии упоминает ст. 20 ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)". Исследователи указывают, что защита интересов лиц, участвующих в процедурах банкротства, осуществляется управляющим на основании принципов порядочности, объективности, компетентности, профессионализма и этичности, что составляет основу разумности и добросовестности . При этом добросовестность арбитражного управляющего понимается как отсутствие личной заинтересованности и компетентность .

См.: Химичев В.А. Защита прав кредиторов при банкротстве. М., 2005. С. 76.
См.: Новицкий И.Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 2006. N 1. С. 127.

В отношении компетентности управляющего следует говорить вполне определенно: он как предприниматель принимает на себя соответствующие обязательства, требующие определенных навыков и умений, а иногда и интуиции. Но можно ли назвать отсутствие личной заинтересованности критерием добросовестности управляющего? Полагаем, не всегда незаинтересованность управляющего выходит на первый план именно в таком виде. Как верно подметил когда-то И.Б. Новицкий, социальные цели многочисленных организаций, в которые объединяются люди, очень разнообразны, часто даже противоречивы, отсюда различия в степени общности интересов, интенсивности связи в разных организациях; эти различия сказываются, между прочим, в том, что не во всех правоотношениях требуется одинаковая мера доброй совести . В то же время управление служит интересам взаимодействия составляющих ту или иную систему элементов и представляющих единое целое с общими для всех элементов задачами. То есть интересы управляющего субъекта и субъекта управления отчасти совпадают.

См.: Волков А.В. Теория концепции "злоупотребление гражданскими правами". Волгоград, 2007. С. 234.

В данном случае, думается, целесообразно говорить о запрете управляющему действовать в своих личных интересах или в интересах третьих лиц в ущерб интересам управления, что соответствует понятию лояльности управляющего интересам управления. Таким образом, под лояльностью подразумевается запрет на использование управляющим своего положения в личных целях, недопустимость обогащения за счет управляемого, выгодоприобретателя или управляемого имущества, в том числе путем совершения с ним сделок, а также обращения в свою пользу коммерческих шансов управления.

Мы не можем согласиться с теми исследователями, кто утверждает, что признание субъекта добросовестным либо недобросовестным означает признание по факту его поведения правомерным либо неправомерным . И правомерное поведение управляющего может явиться недобросовестным. Например, в п. 2 ст. 1466 ГК указано, что лицо, ставшее добросовестно и независимо от других обладателей секрета производства обладателем сведений, составляющих содержание охраняемого секрета производства, приобретает самостоятельное исключительное право на этот секрет производства. Если в управление передаются права на такой секрет производства, действия управляющего могут привести к ошибочному раскрытию информации, составляющей ноу-хау. Однако если лицо действовало правомерно, но все-таки стало обладателем ноу-хау, т.е. использовало секрет производства и не знало и не должно было знать о том, что его использование незаконно, в том числе в связи с тем, что оно получило доступ к секрету производства случайно или по ошибке, оно не несет за это ответственности (п. 2 ст. 1476 ГК). Вся ответственность ложится на управляющего. То же касается иных случаев применения последствий неосновательного обогащения.

Согласно ст. 6 ГК руководствоваться принципами справедливости, добросовестности, разумности можно только тогда, когда нет аналогии закона. На практике вопрос о добросовестности действий сторон будет решаться судом. В то же время сочетание объективного и субъективного признаков в качестве необходимых предположений применения проектируемого правила дает судье достаточные указания для решения таких вопросов . Управление имуществом и лицом в гражданском праве имеет общие корни и закономерности. А если это так, то и нормы о добросовестности управления следует выработать единые.

См.: Покровский И.А. Принудительный альтруизм // Вестник гражданского права. 1902. Кн. 2.

На наш взгляд, имеет смысл гл. 22 ГК дополнить следующим положением: "Обязательства по управлению лицом или имуществом должны строиться на началах добросовестности и разумности. При толковании соответствующих договоров или действий следует не только исходить из буквального смысла, но и учитывать намерения сторон в соответствии с требованиями доброй совести и обычаями гражданского оборота".

Такой обобщенный подход в предложении законодателю связан с тем, что, как отмечал И.А. Покровский, метод точных перечислений отдельных случаев в самом законе ненадежен ввиду затруднительности для законодателя не только предусмотреть возможные новые комбинации отношений, но даже и уловить фактически существующие и нуждающиеся в нормировке.

Мы используем файлы Cookie. Просматривая сайт, Вы принимаете Пользовательское соглашение и Политику конфиденциальности. --> Мы используем файлы Cookie. Просматривая сайт, Вы принимаете Пользовательское соглашение и Политику конфиденциальности.

В обсуждении планируется участие следующих спикеров:

Программа

1. Концептуальные вопросы

— Является ли недобросовестное поведение неправомерным? Стоит ли противопоставлять закон и добрую совесть?

2. Case-study

Дополнительное чтение, рекомендуемое для подготовки к мероприятию (выложено в свободном доступе):

Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Петроград. 1917 (см. главу VI в свободном доступе)

R. Zimmermann and S. Whittaker. Good Faith in European Contract Law. The Common Core of European Private Law. 2008 (книга доступна для покупки)

В статье анализируется современное доктринальное понимание принципа добросовестности в российском гражданском праве. Сделан вывод о том, что недобросовестное поведение является гражданским правонарушением. В общем виде рассмотрена природа стандартов добросовестного осуществления прав.

Ключевые слова: принцип добросовестности, недобросовестное поведение, оценочные понятия, стандарты добросовестности, гражданское правонарушение.

Цивилистическая наука выработала понимание добросовестности в двух смыслах: объективная добросовестность и субъективная добросовестность.

Так, И. В. Новицкий пишет: «Многочисленные случаи, когда гражданско-правовые нормы прямо или косвенно привлекают начало доброй совести, могут быть сведены к двум основным категориям. В одних случаях добрая совесть выступает в объективном значении, как известное внешнее мерило, которое принимается во внимание законом, судом, применяющим закон, и которое рекомендуется членам гражданского оборота в их взаимных сношениях друг с другом. В других случаях принимается во внимание добрая совесть в субъективном смысле, как определенное сознание того или иного лица, как неведение некоторых обстоятельств, с наличностью которого закон считает возможным связать те или иные юридические последствия [3; c.124].

Объективная добросовестность в свою очередь заключается в установлении обязанности участников гражданского оборота действовать при осуществлении своих прав и обязанностей добросовестно (п.3 ст.1), а также в запрете заведомо недобросовестного осуществления гражданских прав (злоупотребления правом), закрепленного в п.1 ст.10 ГК РФ.

В связи с изложенным, представляется обоснованным сделать вывод о том, что по существу во всех случаях применения принципа добросовестности имеется ввиду объективный критерий добросовестности. Субъективный критерий знания лица о каких-либо обстоятельствах имеет лишь вспомогательное значение, и без объективного критерия добросовестности не применяется.

Второй момент, с которым необходимо определиться, характеризуя сущность принципа добросовестности: является ли недобросовестное поведение правомерным поведением или это гражданское правонарушение, влекущее гражданско-правовую ответственность? Отвечая на этот вопрос, необходимо отметить, что в п.3 ст.1 ГК РФ добросовестное поведение участников оборота закреплено в качестве обязанности.

За нарушение данной обязанности предусмотрены санкции. Так, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 25 от 23.06.2015 г. [6] разъясняются следующие последствия недобросовестного поведения: суд в зависимости от обстоятельств дела и с учетом характера и последствий недобросовестного поведения отказывает недобросовестной стороне в защите принадлежащего ей права полностью или частично, а также применяет иные меры, обеспечивающие защиту интересов добросовестной стороны или третьих лиц от недобросовестного поведения другой стороны (пункт 2 статьи 10 ГК РФ), например, признает условие, которому недобросовестно воспрепятствовала или содействовала эта сторона соответственно наступившим или ненаступившим (пункт 3 статьи 157 ГК РФ); указывает, что заявление такой стороны о недействительности сделки не имеет правового значения (пункт 5 статьи 166 ГК РФ).

Учитывая изложенное, можно сделать вывод о том, что недобросовестное поведение в настоящее время является гражданским правонарушением (нарушение общей нормы об обязанности добросовестного осуществления прав), для него установлены самостоятельные гражданско-правовые санкции.

На наш взгляд это положение противоречит всему остальному существующему регулированию, которое исходит из незаконности недобросовестного поведения, и позволяет применять к нарушителю санкции. Кроме того, если исходить из того, что недобросовестное поведение — поведение правомерное, но не приемлемое правом, то такая конструкция является трудно объяснимой с логической точки зрения, так как санкций за правомерное поведение быть не может.

Суммируя все вышесказанное, принцип добросовестности — это общий принцип гражданского законодательства, содержанием которого выступают объективные ожидаемые стандарты поведения любого участника гражданского оборота в соответствующих обстоятельствах, нарушение которых является гражданским правонарушением, влекущим гражданско-правовую ответственность.

Если исходить из того, что недобросовестность является гражданским правонарушением, тогда возникает вопрос обоснованности такого положения, учитывая, что недобросовестное поведение (гражданское правонарушение) конкретным образом не определено в праве.

Отвечая на этот вопрос, в литературе определились как сторонники, так и противники принципа добросовестности. Первые настаивают на том, что поскольку в законодательстве всегда будут пробелы, законом невозможно исчерпывающим образом урегулировать все возможные общественные отношения, нормы о добросовестности нужны, чтобы дать судье инструмент для справедливого разрешения дела в отсутствие конкретных правовых норм (например, И. Б. Новицкий [3; с.125] и др.).

Противники же принципа добросовестного осуществления прав обычно видят в нем угрозу прочности правопорядка, однозначности и недвусмысленности правовых норм, высказывают опасения по поводу предоставления судьям такой широты судейского усмотрения (например, А. М. Ширвиндт [4; с.220] и ряд др.).

Представляется все же, что вопрос о необходимости (отсутствия необходимости) принципа добросовестности в гражданском законодательстве стоять не может в принципе, поскольку он имманентно ему присущ, выражает его основополагающие идеи, и сам по себе негативных последствий не имеет. Верной, на наш взгляд, постановкой проблемы является следующая: каковы критерии (стандарты) добросовестности в различных гражданских правоотношениях, откуда они следуют и как правильно их применять.

На данный вопрос, в частности, обратил внимание А. Г. Карапетов [5], который сформулировал его следующим образом: откуда берутся стандарты добросовестности? Кто их определяет: суд, на основе своего представления о должном, или суд определяет стандарты из принятых правил общества? Иными словами, являются ли эти стандарты объективными, взятыми из действительности, или они всегда субъективны? Отвечая на данный вопрос А. Г. Карапетов указывает, что объективными эти стандарты быть просто не могут, поскольку, например, на рынке поддержанных автомобилей принято умалчивать о недостатках автомобиля. Это стандарт поведения, но может ли он быть мерилом добросовестности? Очевидно, что нет.

Основные термины (генерируются автоматически): недобросовестное поведение, гражданское правонарушение, принцип добросовестности, ГК РФ, знать, гражданский оборот, обстоятельство, стандарт поведения, добрая совесть, добросовестное осуществление.

Читайте также: