13 ответственны ли ученые за последствия применения науки

Обновлено: 02.07.2024

НАУКА И СОЦИАЛЬНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Существует мнение, согласно которому ученые не должны быть носителями каких-либо политических взглядов, и, в первую очередь, они должны быть объективными и честными в своей работе. Посыл, казалось бы, верный. Но такая позиция также предполагает, что ученые не несут ответственности за последствия своих открытий. Ведь главная их задача — установление “истины”, какой бы она не была[1].

РАССМОТРИМ НА ПРИМЕРАХ

Среди носителей таких взглядов можно заметить Джона Филиппа Раштона. Этот ученый предполагал наличие генетических предпосылок, обусловливающих разницу в тестах IQ между белыми и афроамериканцами[2]. Он, как и множество других исследователей, получал финансирование из фонда Pioneer Fund. Того самого фонда, который в итоге был обвинен[3] в использовании подобных исследований в качестве базы для распространения расистских и нацистских взглядов.

То есть в момент зарождения фонда они фактически признавались, что являются расистами, а их работы должны были показать превосходство белой расы над черными и легитимизировать поражение последних в правах. Сегодня же люди, получающие деньги из данного фонда, стремятся к “истине” и ни к чему больше. А исследователи, связанные с фондом, не расисты, а “расовые реалисты”[4]. Как говорится, почувствуйте разницу.

В качестве другого яркого примера поиска “истины” можно привести представителей организации heterodox academy[5]. Они яростно борются с “либеральными предубеждениями” и “враждебной атмосферой” в американских кампусах, где консервативным студентам, по их мнению, не дают возможности высказаться[6]. Авторы проекта пишут, что их цель — продвижение идеологического разнообразия в науке. Но под “разнообразием” они почему-то понимают сугубо включение консерваторов и зачем-то именно в социальную психологию.

Несмотря на попытку завуалировать политические мотивы, в их материалах прямо противопоставляется “социальная справедливость” и “правда”. Из этого становится ясно, что главным препятствием на пути к той самой правде они видят либеральность университетов, а не какие-то методологические проблемы или несовершенство статистического аппарата, например [7]. Таким образом, мы можем наблюдать конфликт между “истиной” и социальной справедливостью, в котором ученый должен занять позицию эдакой беспристрастной машины, способной устанавливать истину, какой бы неприятной она ни была. И к каким бы социальным последствиям не приводила.

Ранее упомянутый Раштон совершенно не замечал (или предпочитал не замечать), что его исследования, как и множество других исследований, финансируемых Pioneer Fund, используются расистами в своей пропаганде. Раштона также совершенно не волновало, что его исследования воспринимались широкой публикой довольно однозначно: заявлениями о генетических причинах более низкого IQ у афроамериканцев естественно пользовались для оправдания дискриминации[8]. Несмотря на очевидные социальные последствия подобных работ, расовые реалисты все еще с азартом бегают за истиной, отмахиваясь от социальной ответственности и последствий как от какой-то глупости.

Ту же ситуацию мы можем наблюдать с heterodox academy. Например, один из участников проекта (Ли Джассим) имеет несколько публикаций, в которых пытается оценить, насколько точны стереотипы о других людях[9]. В частности, Джассим исследует, насколько точны гендерные, расовые и этнические стереотипы. Как вы уже могли догадаться, он приходит к выводу, что они довольно точны. Здесь важно понимать, как Джассим понимает слово "точность". Например, он указывает, что “мужчины действительно совершают преступления чаще” [10], но ни слова не говорит о том, с какой точностью можно определить потенциального преступника в случайно встретившимся мужчине. Несмотря на то что большинство преступников — мужчины, преступников среди всех мужчин — меньшинство. Но Джассима, конечно, не интересует такая трактовка точности стереотипов.

Также важно отметить, что он говорит лишь о стереотипах, которые возможно проверить при помощи опросов, мета-анализов или данных переписей/государственных служб. При этом в СМИ интерпретации исследований Джассима довольно своеобразные. Зачастую не уточняется, какие именно стереотипы справедливые (вряд ли обыватель будет искать исходную работу), и человек делает закономерный вывод: все его стереотипы правдивы. И даже если обыватель найдет статью и будет делать выводы только по стереотипам, приведенным в ней, — он все равно укрепится в мыслях, вроде рассмотренной выше ("мужчины чаще совершают преступления"). Не получив важных уточнений, он приобретет лишь дополнительную порцию недоверия или негатива к целому полу.

СОЦИАЛЬНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ВАЖНЫ

Используя вышеописанные случаи в качестве иллюстрации, мы хотели бы показать, насколько важно учитывать социальные последствия научных публикаций, а также публичной позиции ученых (вспомним интервью профессора Савельева, в которых он принижает женщин на псевдонаучных основаниях).

А можно просто взять любую публикацию о различиях между мужчиной и женщиной (да что там люди — между самками и самцами мышей), которая непременно порождает волну неверных интерпретаций и экстраполяций. А те, в свою очередь, приводят к укреплению предубеждений в обществе. Последствия же успешно игнорируются авторами.

Не стоит забывать также публикации, направленные на разоблачение “феминистских мифов”, например, об оценках количества ложных заявлений по изнасилованиям[11], которые широко варьируются от 2% до 90%[12]. Не будем сейчас заострять внимание на том, какая цифра ближе к истине, у нас недавно и так был обзор на эту тему[14]. Однако, ввиду отсутствия пояснений, такие исследования используются либо для того, чтобы отрицать существование ложных обвинений в изнасиловании вообще, либо наоборот — утверждать, что почти каждое обвинение ложное. "Искателей истины" все это почему-то не волнует.

Даже если ученый делает хорошую науку (не подделывает данные, не занимается пи-хакингом и в своей работе работе не допускает фактических ошибок), он должен полностью осознавать социальные последствия своих заявлений, публикаций и действий, а также стараться смягчить или не допустить социально вредных последствий. Ученый в своей работе или пресс-релизе должен оговаривать проблемы исследования и то, как его не надо использовать, если вероятность такого использования сколько-нибудь высока. И если все же люди начинают использовать работу для унижения тех или иных социальных групп или для продвижения антигуманной политики — стоит на это реагировать.

[Личное дополнение от Алексея: я считаю, что иногда, возможно, стоит даже не публиковать данные, если последствия их публикации могут привести к серьезному общественному вреду, и этот вред нельзя устранить или смягчить.]

Безусловно, это лишь одна из возможных позиций по данному вопросу, но мы считаем ее намного более выгодной обществу, нежели мир, где ученые сидят в своих башнях из слоновой кости и ищут грааль истины без оглядки на социальные последствия. Более 70 лет назад начали появлятся этические принципы науки на индивидуальном уровне по отношению к отдельным людям, и научное общество широко признало важность данных принципов и необходимость нести ответственность за их соблюдение. По аналогии мы надеемся на появление этических принципов, направленных на общество в целом и легитимизацию критики научных исследований за негативные социальные последствия . И первые шаги в этом направлении уже сделаны[1][15].

При всей своей современности и актуальности проблема со­циальной ответственности ученого имеет глубокие исторические корни. На протяжении веков, со времени зарождения научного познания, вера в силу разума сопровождалась сомнением: как будут использованы его творения? Является ли знание силой, слу­жащей человеку, и не обернется ли оно против него? Широко известны слова библейского проповедника Екклезиаста: “. во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умно­жает скорбь”.

Вопросом о соотношении истины и добра задавалась и антич­ная философия. Уже Сократ исследовал связь между знанием и добродетелью, и с тех пор этот вопрос стал одним из вечных вопросов философии, предстающим в самых разных обличьях. Сократ учил, что по природе своей человек стремится к лучшему, а если творит зло, то лишь по неведению, тогда, когда не знает, в чем состоит истинная добродетель. Тем самым познание ока­зывалось, с одной стороны, необходимым условием благой, доброй жизни, а с другой — одной из главных ее составных частей. Вплоть до нашего времени такая высокая оценка познания, впервые обоснованная Сократом, оставалась и остается в числе основоположений, на которые опирается европейская культура. Сколь бы ни были влиятельны в разные времена истории силы невежества и суеверия, восходящая к Сократу традиция, утверждавшая достоинство и суверенность разума и этически оправдывавшая познание, была продолжена.

Это не значит, впрочем, что сократовское решение вопроса не подвергалось сомнению. Так, уже в новое время, в XVIII веке, Ж. Ж. Руссо выступает с утверждением о том, что развитие науки ни в коей мере не способствует нравственному прогрессу человечества. С особым трагизмом тема соотношения истины и добра прозвучала у А. С. Пушкина, заставившего нас раз­мышлять о том, совместимы ли гений и злодейство.

Таковы лишь некоторые крупицы исторического опыта чело­веческой мысли, который так необходим сегодня, когда столь остро встали проблемы неоднозначности, а порой и опасности социальных последствий научно-технического прогресса.

Среди областей научного знания, в которых особенно остро и напряженно обсуждаются вопросы социальной ответственности ученого и нравственно-этической оценки его деятельности, особое место занимают генная инженерия, биотехнология, биомедицин­ские и генетические исследования человека; все они довольно близко соприкасаются между собой. Именно развитие генной инже­нерии привело к уникальному в истории науки событию, когда в 1975 году ведущие ученые мира добровольно заключили мора­торий, временно приостановив ряд исследований, потенциально опасных не только для человека, по и для других форм жизни на нашей планете.

Мораторию предшествовал резкий рывок в исследованиях по молекулярной генетике. Перед учеными открылись перспективы направленного воздействия на наследственность организмов, вплоть до инженерного конструирования организмов с заранее заданными свойствами. Начались обсуждение и даже поиски воз­можностей практического осуществления таких процессов и про­цедур, как получение в неограниченных количествах ранее труднодоступных медикаментов (включая инсулин, человеческий гормон роста, многие антибиотики и пр.); придание сельскохозяйственным растениям свойств устойчивости к болезням, паразитам, мо­розам и засухам, а также способности усваивать азот прямо из воздуха, что позволило бы отказаться от производства и приме­нения дорогостоящих азотных удобрений; избавление людей от некоторых тяжелых наследственных болезней путем замены пато­логических генов нормальными (генная терапия).

Наряду с этим началось бурное развитие биотехнологии на основе применения методов генной инженерии в пищевой и хими­ческой промышленности, а также для ликвидации и предотвраще­ния некоторых видов загрязнения окружающей среды. В невидан­но короткие сроки, буквально за несколько лет, генная инженерия прошла путь от фундаментальных исследований до промышленно­го и вообще практического применения их результатов.

Однако другой стороной этого прорыва в области генетики явились таящиеся в нем потенциальные угрозы для человека и человечества. Даже простая небрежность экспериментатора или некомпетентность персонала лаборатории в мерах безопасности могут привести к непоправимым последствиям. Еще больший вред методы генной инженерии могут принести при использовании их всякого рода злоумышленниками или в военных целях. Опасность обусловлена прежде всего тем, что организмы, с которыми чаще всего проводятся эксперименты, широко распространены в естест­венных условиях и могут обмениваться генетической информа­цией со своими “дикими” сородичами. В результате подобных экспериментов возможно создание организмов с совершенно но­выми наследственными свойствами, ранее не встречавшимися на Земле и эволюционно не обусловленными.

Такого рода опасения и заставили ученых пойти на столь бес­прецедентный шаг, как установление добровольного моратория. Позднее, после того как были разработаны чрезвычайно строгие меры безопасности при проведении экспериментов (в их числе — биологическая защита, то есть конструирование ослабленных микроорганизмов, способных жить только в искусственных усло­виях лаборатории) и получены достаточно достоверные оценки риска, связанного с проведением экспериментов, исследования постепенно возобновлялись и расширялись. Однако некоторые, наиболее рискованные типы экспериментов до сих пор остаются под запретом.

Тем не менее дискуссии вокруг этических проблем генной инженерии отнюдь не утихли. Человек, как отмечают некоторые их участники, может сконструировать новую форму жизни, резко отличную от всего нам известного, но он не сможет вернуть ее назад, в небытие. “Имеем ли мы право,— спрашивал один из творцов новой генетики, американский биолог, лауреат Нобелев­ской премии Э. Чаргафф,— необратимо противодействовать эволюционной мудрости миллионов лет ради того, чтобы удовлетворить амбиции и любопытство нескольких ученых? Этот мир дан нам взаймы. Мы приходим и уходим; и с течением времени мы остав­ляем землю, воздух и воду тем, кто приходит после нас”.

Порой в этих дискуссиях обсуждаются достаточно отдаленные, а то и просто утопические возможности (типа искусственного конструирования человеческих индивидов), которые якобы могут открыться с развитием генетики. И накал дискуссий объясняется не столько тем, в какой мере реальны эти возможности, сколько тем, что они заставляют людей во многом по-новому или более остро воспринимать такие вечные проблемы, как проблемы человека, его свободы и предназначения. Далекие перспективы, откры­ваемые генетикой, начинают оказывать влияние на нас уже се­годня, заставляя задуматься, например, над тем, хотим ли мы и должны ли хотеть клонального размножения (получения неогра­ниченного числа генетически идентичных копий) людей. И совре­менным людям приходится более пристально всматриваться в са­мих себя, чтобы понять, чего они хотят, к чему стремятся и что считают неприемлемым.

И здесь использование средств философского анализа, обра­щение к многовековому опыту философских размышлений ста­новится не просто желательным, а существенно необходимым для поиска и обоснования разумных и вместе с тем подлинно гуман­ных позиций при столкновении с этими проблемами в сегодняшнем мире. Это стало предметом особой науки — биоэтики.

Развитие генной инженерии и близких ей областей знания (да и не их одних) заставляет во многом по-новому осмысливать и диалектическую связь свободы и ответственности в деятельности ученых. На протяжении веков многим из них не только словом, но и делом приходилось утверждать и отстаивать принцип свободы научного поиска перед лицом догматического невежества, фа­натизма суеверий, просто предубеждений. Ответственность же ученого при этом выступала, прежде всего как ответственность за получение и распространение проверенных, обоснованных и строгих знаний, позволяющих рассеивать мрак невежества.

Сегодня же принцип свободы научного поиска должен осмысли­ваться в контексте тех далеко не однозначных последствий раз­вития науки, с которыми приходится иметь дело людям. В нынеш­них дискуссиях по социально-этическим проблемам науки наряду с защитой ничем не ограничиваемой свободы исследования пред­ставлена и диаметрально противоположная точка зрения, пред­лагающая регулировать науку точно так же, как регулируется движение на железных дорогах. Между этими крайними позиция­ми располагается широкий диапазон мнений о возможности и же­лательности регулирования исследований и о том, как при этом должны сочетаться интересы самого исследователя, научного сообщества и общества в целом.

В этой области еще очень много спорного, нерешенного. Но, как бы то ни было, идея неограниченной свободы исследования, которая была, безусловно, прогрессивной на протяжении многих столетий, ныне уже не может приниматься безоговорочно, без учета социальной ответственности, с которой должна быть не­разрывно связана научная деятельность. Есть ведь ответственная свобода — и есть принципиально отличная от нее свободная безответственность, чреватая — при современных и будущих воз­можностях науки — весьма тяжелыми последствиями для челове­ка и человечества.

Дело в том, что бурный, беспрецедентный, но своим темпам и размаху научно-технический прогресс является одной из наибо­лее очевидных реальностей нашего времени. Наука колоссально повышает производительность общественного труда, расширяет масштабы производства. Она добилась ни с чем не сравнимых результатов в овладении силами природы. Именно на науку опи­рается сложный механизм современного развития, так что страна, которая не в состоянии обеспечить достаточно высокие темпы на­учно-технического прогресса и использования его результатов в самых разных сферах общественной жизни, обрекает себя на состояние отсталости и зависимое, подчиненное положение в мире.

Вместе с тем наука выдвигает перед человечеством немало новых проблем и альтернатив. Еще в недавнем прошлом было принято безудержно восхвалять научно-технический прогресс как чуть ли не единственную опору общего прогресса человечества. Такова точка зрения сциентизма, то есть представления о науке, особенно о естествознании, как о высшей, даже абсолютной со­циальной ценности.

Сегодня многими столь же безоглядно отрицается гуманисти­ческая сущность развития науки. Распространилось убеждение в том, что цели и устремления науки и общества в наши дни раз­делены и пришли в неустранимые противоречия, что этические нормы современной науки едва ли не противоположны обще­человеческим социально-этическим и гуманистическим нормам и принципам, а научный поиск давно вышел из-под морального контроля и сократовский постулат “знание и добродетель не­разрывны” уже списан в исторический архив.

И надо сказать, что противники сциентизма апеллируют к впол­не конкретному опыту современности. Можно ли, вопрошают они, говорить о социально-нравственной роли науки, когда ее дости­жения используются для создания чудовищных средств массового уничтожения, в то время как ежегодно множество людей умирает от голода? Можно ли говорить об общечеловеческой нравствен­ности ученого, если чем глубже он проникает в тайны природы, чем честнее относится к своей деятельности, тем большую уг­розу для человечества таят в себе ее результаты? Разве можно говорить о благе науки для человечества, если ее достижения нередко используются для создания таких средств и техноло­гий, которые ведут к отчуждению, подавлению, оглуплению человеческой личности, разрушению природной среды обитания человека?

Научно-технический прогресс не только обостряет многие из существующих противоречий современного общественного разви­тия, но и порождает новые. Более того, его негативные проявле­ния могут привести к катастрофическим последствиям для судеб всего человечества. Сегодня уже не только произведения писате­лей-фантастов, авторов антиутопий, но и многие реальные собы­тия предупреждают нас о том, какое ужасное будущее ждет людей в обществе, для которого научно-технический прогресс выступает как самоцель, лишается “человеческого измерения”.

Значит ли это, однако, что следует согласиться с антисциентизмом, с призывами остановить развитие науки и техники? Отнюдь нет. Если мы сегодня отчетливо убеждаемся в том, что знание далеко не всегда ведет к добродетели, то отсюда никоим образом не вытекает, будто путем к добродетели является неве­жество. Ж. Ж. Руссо идеализировал неиспорченного цивилизацией человека первобытного общества, который жил якобы в согласии с самим собой и с природой. Подобная идеализация патриархаль­ных устоев прошлого характерна и для многих современных про­тивников научно-технического прогресса. Туман, который засти­лает их взор, обращенный в прошлое, увы, не позволяет им увидеть тех тягот, лишений, да и просто гнусностей, коих вполне хватало в патриархальной жизни. “Критика науки” игнорирует это.

При всей противоположности позиции сциентизма и антисциентизма заключают в себе и нечто общее. Сциентизму свойст­венно слепое преклонение перед наукой; враждебность антисциентизма по отношению к науке также замешена на слепом, без­отчетном страхе перед ней. Чего не хватает обеим этим позициям и что так необходимо сегодня не только ученому, но и каждому человеку, со всех сторон окруженному порождениями научно-технического прогресса,— это, прежде всего рационального отно­шения к науке и научному мышлению.

Научно-технический прогресс, как таковой, подобно любому историческому развитию, необратим, и всякие заклинания по этому поводу не в состоянии его остановить. Единственное, что они могут породить, — это накопление и закрепление отсталости, слабо развитости в обществе, где такие заклинания приобретают вес. Но это никоим образом не значит, что людям остается лишь безропотно подчиняться развитию науки и техники, по возможно­сти приспосабливаясь к его негативным последствиям. Конкретные направления научно-технического прогресса, научно-технические проекты и решения, затрагивающие интересы и ныне живущих, и будущих поколений, — вот что требует широкого, гласного, демократического и вместе с тем компетентного обсуждения, вот что люди могут принимать либо отвергать своим волеизъявлением.

Этим и определяется сегодня социальная ответственность ученого. Опыт истории убедил нас, что знание — это сила, что наука открывает человеку источники невиданного могущества и власти над природой. Мы знаем, что последствия научно-технического прогресса бывают очень серьезными и далеко не всегда благоприят­ными для людей. Поэтому, действуя с сознанием своей социальной ответственности, ученый должен стремиться к тому, чтобы предви­деть возможные нежелательные эффекты, которые потенциально заложены в результатах его исследований. Ведь он благодаря своим профессиональным знаниям подготовлен к такому предвиде­нию лучше и в состоянии сделать это раньше, чем кто-либо другой. Наряду с этим социально ответственная позиция ученого предпо­лагает, чтобы он максимально широко и в доступных формах оповещал общественность о возможных нежелательных эффектах, о том, как их можно избежать, ликвидировать или минимизиро­вать. Только те научно-технические решения, которые приняты на основе достаточно полной информации, можно считать в наше вре­мя социально и морально оправданными. Вес это показывает, сколь велика роль ученых в современном мире. Ибо как раз они обладают теми знаниями и квалификацией, которые необходимы ныне не только для ускорения научно-технического прогресса, но и для того, чтобы направлять этот прогресс на благо человека и общества.

НАУКА И СОЦИАЛЬНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

Существует мнение, согласно которому ученые не должны быть носителями каких-либо политических взглядов, и, в первую очередь, они должны быть объективными и честными в своей работе. Посыл, казалось бы, верный. Но такая позиция также предполагает, что ученые не несут ответственности за последствия своих открытий. Ведь главная их задача — установление “истины”, какой бы она не была[1].

РАССМОТРИМ НА ПРИМЕРАХ

Среди носителей таких взглядов можно заметить Джона Филиппа Раштона. Этот ученый предполагал наличие генетических предпосылок, обусловливающих разницу в тестах IQ между белыми и афроамериканцами[2]. Он, как и множество других исследователей, получал финансирование из фонда Pioneer Fund. Того самого фонда, который в итоге был обвинен[3] в использовании подобных исследований в качестве базы для распространения расистских и нацистских взглядов.

То есть в момент зарождения фонда они фактически признавались, что являются расистами, а их работы должны были показать превосходство белой расы над черными и легитимизировать поражение последних в правах. Сегодня же люди, получающие деньги из данного фонда, стремятся к “истине” и ни к чему больше. А исследователи, связанные с фондом, не расисты, а “расовые реалисты”[4]. Как говорится, почувствуйте разницу.

В качестве другого яркого примера поиска “истины” можно привести представителей организации heterodox academy[5]. Они яростно борются с “либеральными предубеждениями” и “враждебной атмосферой” в американских кампусах, где консервативным студентам, по их мнению, не дают возможности высказаться[6]. Авторы проекта пишут, что их цель — продвижение идеологического разнообразия в науке. Но под “разнообразием” они почему-то понимают сугубо включение консерваторов и зачем-то именно в социальную психологию.

Несмотря на попытку завуалировать политические мотивы, в их материалах прямо противопоставляется “социальная справедливость” и “правда”. Из этого становится ясно, что главным препятствием на пути к той самой правде они видят либеральность университетов, а не какие-то методологические проблемы или несовершенство статистического аппарата, например [7]. Таким образом, мы можем наблюдать конфликт между “истиной” и социальной справедливостью, в котором ученый должен занять позицию эдакой беспристрастной машины, способной устанавливать истину, какой бы неприятной она ни была. И к каким бы социальным последствиям не приводила.

Ранее упомянутый Раштон совершенно не замечал (или предпочитал не замечать), что его исследования, как и множество других исследований, финансируемых Pioneer Fund, используются расистами в своей пропаганде. Раштона также совершенно не волновало, что его исследования воспринимались широкой публикой довольно однозначно: заявлениями о генетических причинах более низкого IQ у афроамериканцев естественно пользовались для оправдания дискриминации[8]. Несмотря на очевидные социальные последствия подобных работ, расовые реалисты все еще с азартом бегают за истиной, отмахиваясь от социальной ответственности и последствий как от какой-то глупости.

Ту же ситуацию мы можем наблюдать с heterodox academy. Например, один из участников проекта (Ли Джассим) имеет несколько публикаций, в которых пытается оценить, насколько точны стереотипы о других людях[9]. В частности, Джассим исследует, насколько точны гендерные, расовые и этнические стереотипы. Как вы уже могли догадаться, он приходит к выводу, что они довольно точны. Здесь важно понимать, как Джассим понимает слово "точность". Например, он указывает, что “мужчины действительно совершают преступления чаще” [10], но ни слова не говорит о том, с какой точностью можно определить потенциального преступника в случайно встретившимся мужчине. Несмотря на то что большинство преступников — мужчины, преступников среди всех мужчин — меньшинство. Но Джассима, конечно, не интересует такая трактовка точности стереотипов.

Также важно отметить, что он говорит лишь о стереотипах, которые возможно проверить при помощи опросов, мета-анализов или данных переписей/государственных служб. При этом в СМИ интерпретации исследований Джассима довольно своеобразные. Зачастую не уточняется, какие именно стереотипы справедливые (вряд ли обыватель будет искать исходную работу), и человек делает закономерный вывод: все его стереотипы правдивы. И даже если обыватель найдет статью и будет делать выводы только по стереотипам, приведенным в ней, — он все равно укрепится в мыслях, вроде рассмотренной выше ("мужчины чаще совершают преступления"). Не получив важных уточнений, он приобретет лишь дополнительную порцию недоверия или негатива к целому полу.

СОЦИАЛЬНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ВАЖНЫ

Используя вышеописанные случаи в качестве иллюстрации, мы хотели бы показать, насколько важно учитывать социальные последствия научных публикаций, а также публичной позиции ученых (вспомним интервью профессора Савельева, в которых он принижает женщин на псевдонаучных основаниях).

А можно просто взять любую публикацию о различиях между мужчиной и женщиной (да что там люди — между самками и самцами мышей), которая непременно порождает волну неверных интерпретаций и экстраполяций. А те, в свою очередь, приводят к укреплению предубеждений в обществе. Последствия же успешно игнорируются авторами.

Не стоит забывать также публикации, направленные на разоблачение “феминистских мифов”, например, об оценках количества ложных заявлений по изнасилованиям[11], которые широко варьируются от 2% до 90%[12]. Не будем сейчас заострять внимание на том, какая цифра ближе к истине, у нас недавно и так был обзор на эту тему[14]. Однако, ввиду отсутствия пояснений, такие исследования используются либо для того, чтобы отрицать существование ложных обвинений в изнасиловании вообще, либо наоборот — утверждать, что почти каждое обвинение ложное. "Искателей истины" все это почему-то не волнует.

Даже если ученый делает хорошую науку (не подделывает данные, не занимается пи-хакингом и в своей работе работе не допускает фактических ошибок), он должен полностью осознавать социальные последствия своих заявлений, публикаций и действий, а также стараться смягчить или не допустить социально вредных последствий. Ученый в своей работе или пресс-релизе должен оговаривать проблемы исследования и то, как его не надо использовать, если вероятность такого использования сколько-нибудь высока. И если все же люди начинают использовать работу для унижения тех или иных социальных групп или для продвижения антигуманной политики — стоит на это реагировать.

[Личное дополнение от Алексея: я считаю, что иногда, возможно, стоит даже не публиковать данные, если последствия их публикации могут привести к серьезному общественному вреду, и этот вред нельзя устранить или смягчить.]

Безусловно, это лишь одна из возможных позиций по данному вопросу, но мы считаем ее намного более выгодной обществу, нежели мир, где ученые сидят в своих башнях из слоновой кости и ищут грааль истины без оглядки на социальные последствия. Более 70 лет назад начали появлятся этические принципы науки на индивидуальном уровне по отношению к отдельным людям, и научное общество широко признало важность данных принципов и необходимость нести ответственность за их соблюдение. По аналогии мы надеемся на появление этических принципов, направленных на общество в целом и легитимизацию критики научных исследований за негативные социальные последствия . И первые шаги в этом направлении уже сделаны[1][15].

Известно немало случаев в истории, когда научные открытия приносили вред окружающей среде и людям, ставили под вопрос жизнь всей планеты. Наверное, многие ученые и не подозревали о таких последствиях своих открытий и изобретений, скорее всего они преследовали цель помочь человечеству, облегчить его существование. Тем не менее всегда есть две стороны медали… Так должны ли ученые видеть возможные последствия своей научной работы? Должны ли они чувствовать себя ответственными за последствия своих открытий? Именно этими вопросами и задается ученый В.И.

Несмотря на то, что проблема чувства ответственности носит, казалось бы, моральный характер, люди каждый день сталкиваются с реальными негативными последствиями научно-технического прогресса. Моральная проблема может существовать только на начальном этапе работы ученого, когда он только задумывается о последствиях своих открытий. Когда изобретение стало общеизвестным и доступным, поздно думать о моральной стороне проблемы.

Создание оружия всегда ориентированно на возможность причинения вреда людям в случае его использования, но что можно сказать про изобретение обыкновенной электрической лампочки? Казалось бы, какую ответственность могут понести Томас Эдисон, Александр Лодыгин или Джосеф Суон, изобретшие этот прибор примерно в одно время? Неужели возможность сидеть допоздна в офисе или готовиться к экзаменам ночью сделало людей счастливее? Более того, недосыпание, которое как раз и является следствием изобретения лампы, способствует развитию многих психических заболеваний, расстройств, ослаблению иммунитета и ухудшению мозговой деятельности. Должны ли нести ответственность эти ученые за их изобретение? По определению Вернадского – да. Тем не менее не само изобретение стало разрушительным для человека, а именно халатное отношение человека к своему здоровью, чрезмерное использование этого прибора. Я считаю, что в таких случаях ученые не несут ответственности за свои изобретения и не могут быть обвинены в их негативных последствиях.

Может ли ответственность за последствия какого-либо открытия лежать только на одном человеке? Мы часто замечаем, что государства спорят между собой, кто из ученых первым открыл или изобрел что-либо. Новые открытия практически всегда основаны на предыдущих. В основе самых первых философских школ (милетской, элеатской и т.д.) лежал поиск первопричин. Так и наука развивается поэтапно: одно открытие может совершаться несколькими людьми примерно в одно время.

Так, например, существует как минимум три изобретателя лампы накаливания – Эдисон, Яблочков, Суон. До сих пор ведутся споры, кто изобрел радио: Гульельмо Маркони или Александр Попов. Даже первый запуск человека в космос носил гоночный (конкурентный) характер, и СССР с Америкой запустили людей в космос с разницей всего лишь в месяц. Научные открытия, изобретения, испытания становятся предметом гонки на международной арене. Это доказывает то, что даже если один человек не открыл бы что-либо в то время, отказавшись от своей работы из-за чувства ответственности и понимания негативных последствий, это же изобретение открыл бы другой ученый, спустя некоторое время. Тогда почему люди должны отказываться от своих трудов, если это всего лишь вопрос времени? Мне кажется, что это несправедливо, ведь научные открытие часто является высшей ценностью для ученого.

Кроме того, если попытаться найти ответственного за всё случившееся, то можно дойти до того, что причиной загрязнения окружающей среды является то, что древние люди смогли добыть огонь. Это получается некий софистский вывод, основанный только на размышлениях, но именно он показывает, что найти виновного бывает крайне сложно. Ответственность за новшества передается каждому поколению, и от того, насколько грамотно это поколение будет использовать предыдущие достижения, насколько оно будет осознавать масштабы и последствия своих действий, зависит будущее их потомков.

До этого мы говорили только о естественно научных открытиях, а что же можно сказать об ученых социально-гуманитарных дисциплин? Что они могут открыть такого, что принесет человечеству боль и страх?

Стоит заметить, что, как правило, ученые социально-гуманитарного профиля не открывают, а описывают новые для их общества явления, либо продвигают свои идеи, которые являются противовесом существующему в государстве укладу или идеологии. Главным фактором, который и является определяющим, принесет их труд пользу или вред, является то, в чьи руки попадут эти идеи. Обычному человеку эти книги будут полезны лишь для общего развития, однако в руках революционеров или правителей, они могут стать основой их политики.

Многие технические новшества могут привести изначально к негативным последствиям для людей. Так, после НТР (научно-технической революции) множество профессий стали неактуальными, люди становились безработными. Причем труд наемных работников был дешевым, поэтому людям приходилось работать по 12 часов в сутки, чтобы обеспечить свою семью. Ученые, изобретения которых и стали основой формирования индустриального общества, скорее всего, осознавали последствия, но они и понимали необходимость этих преобразований для развития своей страны.

Таким образом, не всегда ученые могут и должны нести ответственность за свои открытия. Поскольку все научные достижения основаны на предыдущих, ответственность должна была бы распределяться между всеми учеными, участвовавшими в исследованиях этой отрасли. Сам И.В. Вернадский не является тому исключением.

Одна из главных заслуг В.И. Вернадского в том, что он первым понял: какими бы ни были первопричины, наступает та эпоха, когда людям придется объединиться для решения проблем научно-технического прогресса. Своим учением о ноосфере он показал необходимость решения проблем, которые в скором времени станут или уже стали глобальными. Кто бы ни был ответственным за сложившуюся ситуацию, каждый человек должен внести свой вклад в сохранение планеты и в первую очередь думать о последствиях своих действий.

Читайте также: