Договор между сартром и бовуар

Обновлено: 17.05.2024

Симо́на де Бовуа́р (фр. Simone de Beauvoir ; 9 января 1908, Париж — 14 апреля 1986) — французская писательница, философ, идеолог феминистского движения. Подруга (оба они были против брака) и единомышленник Жан-Поля Сартра.

Содержание

Биография и творчество

Детство и получение образования

Симона де Бовуар (полное имя Симона Люси Эрнестина Мария Бертран де Бовуар) родилась 9 января 1908 в Париже в комфортабельных апартаментах на бульваре Распай. Семья принадлежала к старинному аристократическому роду, ведущему происхождение от Гийома де Шампо, средневекового французского теолога, ритора и логика, учителя знаменитого Абеляра. Симона была старшей дочерью в семье Жоржа Бертрана де Бовуара, работавшего юристом-секретарём, и Франсуазы де Бовуар, урождённой Брассо, набожной католичкой, которая была дочерью богатого банкира из Вердена. Через два года после рождения Симоны в семье появилась вторая дочка — Элен (англ. Hélène de Beauvoir ).

Но утрата религиозности требовала нового идеала. И этим идеалом становится литература. Вкус к книгам ей привил ещё отец. К пятнадцати годам Симона уже решила стать знаменитым писателем. Морис Баррес, Поль Клодель, Андре Жид, Поль Валери захватывают её душу, а ведение подробного дневника заменяет исповедь.

В 1925 году Симона оканчивает школу и сдаёт экзамены по математике и философии в бакалавриат. Она начинает углублённо изучать математику в католическом институте, литературу и язык в институте Сен-Мари. Через год она получает диплом Парижского университета по общей математике, литературе и латинскому языку. Ещё через год, в 1927 году, она получает диплом по философии. На учительской практике она знакомится с Морисом Мерло-Понти и Клодом Леви-Строссом, с которыми работает в одной школе. Весной 1928 года она получает степень бакалавра искусств. На факультете искусств встречается с Жаном-Полем Сартром, Полем Низаном, Рене Маю (англ. René Maheu ). Начинает готовиться к конкурсу (англ. Agrégation ) по философии — экзамену, в ходе которого составляется национальный рейтинг студентов, — для чего, в частности, посещает занятия в Высшей нормальной школе. Первое место на экзамене получает Жан-Поль Сартр, второе — Симона, и в свой двадцать один год, она самая молодая из всех, у кого когда-либо получалось сдать этот экзамен.

Знакомство с Сартром перерастает в отношения, которые будут длиться всю жизнь до самой её смерти.

После окончания высшей школы

После окончания учёбы де Бовуар и Сартр должны были решить, остаются ли они вместе. Однако мужем и женой они так и не стали. Вместо этого они заключают между собой договор, согласно которому они становятся партнёрами, храня друг другу интеллектуальную верность, при этом не считая изменой любовные связи на стороне.

В 1929—1931 годах Сартр проходит службу в армии. После службы его направляют на работу в Гавр, Симона же в 1931 году уезжает работать преподавательницей в Марсель. Они решили продлить свой договор и по-прежнему не хотели связывать друг друга обязательствами, при этом продолжая близкое общение. В 1932 году Симона переезжает в Руан преподавать в лицее Корнеля (англ. Lycée Pierre-Corneille ), где работает до 1937 года, после чего преподаёт в Париже в лицее Мольера (англ. Lycée Molière ). Она постоянно видится с Сартром, и оба ведут в это время безмятежную жизнь, полную интеллектуальных игр, флирта и любовных приключений.

За игрой Симона и Сартр пытались скрыться от реальности, точнее сказать, делали всё возможное, чтобы поверить самим себе: скучная, жестокая, пронизанная моральными ограничениями, страшная, — реальность не имеет над ними силы. Они делают всё возможное, чтобы игрой поддержать тот идеальный образ, что привлекал их обоих: союз свободных творческих личностей, не привязанных ни к социальным классам, живущим вне времени, цель которых — полнота жизни. Погружённые в мир литературы и философии, они придерживаются крайних революционных идей, при этом находясь на другом полюсе от реального участия в политической жизни.

Однако реальность рушила идеалистические замыслы де Бовуар и Сартра. Предвоенная политическая жизнь в Европе являла не абстрактные революции, а вполне реальный расцвет нацизма в Германии и фашизма в Италии. Да и в личной жизни попытки поддерживать безмятежность далеко не всегда оказывались успешными. Осознание, что по большому счёту Сартр ничем к ней не привязан и интеллектуальное родство не обеспечивает прочности отношений, пугает Симону. Страх потерять самого близкого человека не покидает её, хотя она всегда стремилась его не обнаруживать.

Во время войны

Послевоенные годы

В 1947 году Симона также отправляется в США с курсом лекций по литературе. Там она встречает Нельсона Олгрена (англ. Nelson Algren ). Между ними начинается роман, которому было суждено продлиться четырнадцать лет. Симона впервые ощутила тепло и радость неподдельной физической любви, однако выйти замуж за Олгрена и иметь с ним детей она отказалась. Узы, связывающие её с Сартром оставались непоколебимы. И хотя их пути после войны во многом разошлись, как в пространстве, так и в философских воззрениях, Бовуар никогда не предавала идею о прекрасном союзе двух интеллектуалов, наоборот, она всегда старалась её подпитывать, как бы иллюзорна временами она не становилась.

Мы с Юлией поженились, это понятно, но у каждого из нас своя личность, своя фамилия, своя деятельность, своя свобода. Любовь — это полное признание другого человека в качестве другого.

Если он является близким для вас человеком, как в нашем случае, задача, по моему мнению, состоит в том, чтобы в различии была гармония. Различие между мужчиной и женщиной неустранимо, их слияние невозможно. Следовательно, нужно любить свою противоположность, но в этом-то и заключается вся прелесть.

Юлия Кристева: В любви есть две неразрывные составляющие: нужда во взаимном понимании и постоянстве и драматичная потребность желания, которая может привести к неверности.

Любовные отношения — это тонкая смесь верности и неверности.

Литература предлагает нам огромное разнообразие примеров любовных отношений: от романтических и куртуазных представлений прошлого до непристойных и напряженных изысканий современных авторов. Нашей цивилизации свойственно размышлять на тему отношения полов и чувств, отталкиваясь от пары верность/неверность.

Ю.К.: Вначале постараемся определить, что такое верность. Можно сказать, что это: постоянство, защита, уверенность на долгосрочной основе.

Не утратила ли тема верности, унаследованная нами от прошлого и от родителей, своей актуальности, не идет ли речь о пережитке, который современная эпоха и сила желаний должны искоренить? Не думаю.

Сейчас я говорю как психоаналитик: ребенку нужны две фигуры, два имаго, иначе он не сможет взаимодействовать с миром. Разумеется, это мать и отец, о котором мало говорят, — отец, играющий важную роль в первичной идентификации ребенка. Не эдиповский, запрещающий, а любящий отец.

В наших любовных отношениях мы тоже ищем варианты этих родительских образов. Такова физическая потребность в верности. Когда у нас есть эти точки опоры, эти элементы стабильности, мы можем себе позволить сделать свои чувственные или сексуальные отношения более свободными и дать волю желаниям.

Ф.С.: Печально, что неверность систематически сводится к проблеме секса. За одно столетие мы перешли от сексуальности, воспринимаемой в качестве дьявольщины, до управления, с помощью рекламных и технических средств, сексом, приобретшем первостепенное значение.

Считается, что секс должен выражать истину, всё и вся у людей, при этом упускается из виду остальное — неизменяемость чувства с течением времени, интеллектуальные достижения. В прежние времена общество секс демонизировало, теперь оно делает его обязательным и скучным.

Меня зачастую обвиняли в том, что в моих романах также чрезмерно раздута тема секса. Но это нелепость. Я всегда представлял сексуальность максимально деликатно, отрешенно, иронично, как всем знакомое желание, без которого, однако, можно прекрасно обходиться.

Я веду к тому, что сексуальная неверность кажется мне незначительной. Есть вещи и посерьезнее.

Во многих парах, называющих себя верными и прямо-таки воплощающих собой верность, прочно установились детско-родительские отношения.

Для людей нашего поколения, которые иначе строят свои любовные отношения, подобная игра представляется невыносимой.

Однако следует признать, что у неверности тоже немало отрицательных сторон. Как ни крути, а это испытание. Иногда она причиняет боль и влечет за собой смерть. Но она же может стать поводом для шуток.

Ф.С.: Должен сказать, что верность — это своего рода обоюдное детство, форма невинности. Ведь, по сути, мы дети. Переставая ими быть, мы становимся неверными. Все остальное — встречи, страстные чувства, — на мой взгляд, не столь важно.

Истинная неверность состоит в затвердевании отношений в паре, в косности, когда серьезность превращается во враждебность. Это прежде всего духовная измена.

Кстати говоря, я против любой прозрачности. Например, я отрицательно отношусь к договору, заключенному между Сартром и Бовуар. Я — за тайну.

Ю.К.: Чувство верности берет свое начало в детстве, в потребности в безопасности. Лично я получила в детстве гарантии верности. Это придало мне большую уверенность. В молодости мне приходилось страдать от сексуальной неверности, но не могу сказать, что я воспринимала это как измену.

На самом деле, мне кажется, что мне невозможно изменить. Или, если угодно, измена по большому счету меня не трогает. Хотя, в отличие от тебя, Филипп, я не считаю, что тайну можно сохранить. Рано или поздно все становится известно.

Ф.С.: Я говорил об идеологии прозрачности у некоторых семейных пар.

Ю.К.: Необходимо внести ясность: у мужчин и женщин не одинаковые эмоциональные и сексуальные интересы. Они по-разному испытывают сексуальное наслаждение, у них разные отношения с властью, обществом, детьми.

Мы — пара, образованная двумя чужестранцами. Наши национальные различия еще больше подчеркивают очевидный факт, который зачастую мы отказываемся признавать, — мужчина и женщина по отношению друг к другу чужестранцы.

Между тем, пара, которая приемлет свободу двух чужестранцев, может стать настоящим полем битвы. Отсюда вытекает необходимость в гармонизации.

Верность — это некое подобие гармонизации иностранности. Гармония возвращается, если вы позволяете другому быть таким же чужаком, каким являетесь вы сами. Фальшивые звуки превращаются в элементы симфонии.

Ю.К.: Мы никогда не давали друг другу такой клятвы.

Ф.С.: Мы встретились уже не в столь юном возрасте. Юлии было двадцать пять, мне — тридцать. Вскоре после этого случились майские события 1968 года — период усиленного экспериментирования в духовной и телесной сферах. В ту пору не существовало контрактов. Свобода била ключом.

Ю.К.: В конце 1960-х годов, на которые приходится наша молодость, в любовных отношениях царила такая свобода, что так называемая неверность не воспринималась в качестве таковой.

Теперь мы живем в иную эпоху, когда безработица, сокращение протестов, боязнь СПИДа приводят к тому, что семье и верности вновь отводится главенствующее место.

Ф.С.: Мне кажется, вся эта история с откровенностью была в действительности одной из форм взаимной ингибиции, словно они подписали договор о двусторонней фригидности.

Почему я так думаю? Об истинном сексуальном удовольствии молчат. Кроме того, мы толком не знаем, как он жил: замкнуто, уединенно…

Я думаю, в силу благородства, равнодушия он зачастую не обращал внимания на то, что о нем говорят. У него была своя тайная жизнь. Жаль, что он не оставил о ней письменных свидетельств.

Мне кажется, он, не подавая вида, обходился без женщин. Во всяком случае, в его книгах не встретишь по-настоящему интересных женских персонажей. Впрочем, их нет ни у Камю, ни у Мальро. Я узнаю больше о женщинах от Пруста!

По правде сказать, все это довольно неубедительно.

Ю.К.: Сартр и Бовуар были анархистскими террористами. Их книги отличает непревзойденная интеллектуальная и моральная смелость, до конца еще не оцененная. Они создали ударный отряд для ведения анархистской террористической деятельности.

В основе этого отряда лежит их общая история — истории людей, получивших психологические травмы. С одной стороны, эдипов комплекс у Сартра, который вырос без отца и страдал от того, что был крайне умен, но уродлив. А с другой — Бовуар с ее мужскими амбициями, холодным разумом и, возможно, сексуальными проблемами.

И со всем этим они сотворили нечто потрясающее — показали всему миру, восхищенному и неизменно завистливому, что мужчина и женщина могут вместе жить, говорить, писать. Попробуйте — и узнаете, легко ли это!

Ю.К.: Миф об их паре — такая же защита, как и их принадлежность к коммунистической партии. В партию можно вступить по разным причинам, но в случае Арагона, несомненно, имело место желание обезопасить себя от рисков сексуального характера. Точнее, от внутреннего неблагополучия, вызванного неверностью.

Речь идет о его мучительном романе с Нанси Кюнар, из-за которого он чуть не покончил с собой и который он скрыл в культе Эльзы. Перед нами неоднозначный и печальный пример ложной супружеской пары с поэтической нагрузкой.

После смерти Эльзы Триоле это приняло иные формы, поскольку в то время Арагон открыто заявил о своей гомосексуальности.

В этих историях о неверности следует учитывать бисексуальность каждого из партнеров, которая еще больше препятствует сохранению традиционной верности.

Мы опять-таки имеем дело с истинами, которые трудно принять.

Ф.С.: Бисексуальность — тема будущего…

Ю.К.: Ну да! Хоть большинство людей и пытается скрывать свою бисексуальность под маской, все думают об этом.

Жан-Поль Шарль Эма?р Сартр (1905–1980) – французский философ, представитель атеистического экзистенциализма, писатель, драматург, эссеист, педагог. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1964 года (отказался от премии).

Симо?на де Бовуа?р (1908–1986) – французская писательница, философ, идеолог феминистского движения.

Они практиковали устный вуайеризм, и тому есть свидетельство – множество писем, посланных друг другу. Между ними был заключен своеобразный договор – рассказывать друг другу абсолютно обо всем, в том числе и о любовных приключениях со всеми соответствующими деталями.

Оба были страстными сторонниками гедонизма, и стремление писать стало для них разновидностью религии, так же, как и свобода секса: в развратные игры между Симоной и Жаном-Полем Сартром нередко втягивались другие люди обоего пола, с которыми они вступали в интимные отношения, ничего не скрывая ни от них, ни друг от друга.

Обычно они тиранили своих любовников, в некоторых случаях доводя их до сумасшествия и ставя почти на грань смерти, как это было в случае с Бьянкой Ламблин, которая покончила жизнь самоубийством в 1939 году.

Сартр практиковал в качестве противозачаточного средства прерванное соитие, и Мишель Виан (жена Бориса Виана и многолетняя любовница Сартра) сделала три аборта. Последствием последнего из них стала ее бесплодность.

Когда Сартру было 70 лет, его домашняя прислуга оставила свое место, потому что во время работы она постоянно слышала звуки, которые издавала любовница философа, испытывавшая многочисленные оргазмы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

СИМОНА

СИМОНА Он всегда думал о Симоне. В тюрьме он старался себе представить, как она живет без него. Утро в Розьере. Симона идет на работу. Он помнит мастерскую и витрину с манекеном, изображающим модно одетую женщину.«Здравствуй, Симона! — Подруга нагоняет ее. — Письма оттуда

Ж. П. Сартр (1905–1980)

Ж. П. Сартр (1905–1980) Жана Поля Сартра энциклопедии называют его философом и писателем, но такое определение не безупречно. Философ Хайдеггер считал его скорее писателем, чем философом, а вот писатель Набоков, напротив, скорее философом, нежели писателем. Но все, пожалуй,

Жан-Поль Сартр БОДЛЕР

Жан-Поль Сартр

Жан-Поль Сартр Философ и человекВся его жизнь была преодолением – собственной слабости, чужой глупости, влияния мира. Когда он умер, пятьдесят тысяч человек шли за его гробом, но до сих пор за его книгами идут миллионы. В некрологе газета Le Monde написала: «Ни один

Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар

Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар Тираны-любовникиЖан-Поль Шарль Эма?р Сартр (1905–1980) – французский философ, представитель атеистического экзистенциализма, писатель, драматург, эссеист, педагог. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1964 года (отказался от

ЖАН-ПОЛЬ САРТР

ЖАН-ПОЛЬ САРТР [68]Жану-Полю Сартру выпала двойная честь: стать на циональным героем и объектом многочисленны) пародий. Он являл собой странную смесь серьез ного, погруженного в себя мыслителя и скучного самовлюбленного пустозвона; его было легко высмеивать, но трудно

Сартр Жан Поль

Сартр Жан Поль (род. в 1905 г. — ум. в 1980 г.)Французский философ и писатель, сторонник сексуальной свободы личности.Французский философ и писатель Жан Поль Сартр всегда был в центре внимания европейской критики. О нем спорили, его опровергали, с ним соглашались,

Симона де Бовуар

Симона де Бовуар В тени СартраОна была достойна гораздо большего, чем провести жизнь в тени мужа, играя навязанную им роль. Но, сделав раз и навсегда выбор между любовью и свободой в пользу первого, она так яростно защищала второе, что весь мир поверил ей. Утонченная

Влюбленные экзистенциалисты: Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар

Влюбленные экзистенциалисты: Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар Любовь моя, ты и я, мы одно целое, и чувствую, что я – это ты, а ты – это я. Из письма Симоны де Бовуар к Жану-Полю Сартру 8 октября 1939 Никогда не чувствовал я с такой остротой, что наша жизнь имеет смысл только в

СИМОНА СИНЬОРЕ И ИВ МОНТАН

14. Жан Поль Сартр: страдание экзистенциалиста

Жан Поль Сартр и Симона де Бовуар

Жан Поль Сартр и Симона де Бовуар Я герой длинной истории со счастливым концом. Ты самая совершенная, самая умная, самая лучшая и самая страстная. Ты не только моя жизнь, но и единственный искренний в ней человек. Жан Поль Сартр Мы открыли особенный тип взаимоотношений со

Французская писательница Симона де Бовуар считается основательницей современного феминистского движения. Свободолюбивые и экзистенциальные взгляды Бовуар легли в основу борьбы за равноправие, а также вылились в великолепные философские произведения о жизни, любви и женщинах в этом мире. Мы решили рассказать о судьбе Симоны де Бовуар, ее творчестве и весьма неоднозначных отношениях, которые связывали писательницу с не менее известным экзистенциалистом — Жан-Поль Сартром.

Симона де Бовуар могла бы стать монашкой

Симона де Бовуар родилась в Париже в 1908 году. В буржуазной семье девочку растили под строгим влиянием католицизма. В юности Симона ходила в католическую школу и была так глубоко религиозна, что собиралась даже стать монашкой. Но в 14 лет Симона, будучи очень любопытной и интеллектуально развитой, столкнулась с кризисом веры, в результате чего назвала себя атеисткой. Вместо Библии де Бовуар посвятила себя изучению экзистенциализма, математике и философии. В 1926 Симона покинула дом, чтобы поступить в престижную Сорбонну и изучать философию. Бовуар быстро стала самой успешной студенткой в своей группе. В 1929 году она защитила работу по Лейбницу. И именно в этот период Симона де Бовуар встретила еще одного студента, подающего надежды экзистенциалиста и философа Жана-Поля Сартра, с которым у нее возникла прочная связь, вскоре повлиявшая на ее жизнь и карьеру.

Бовуар и Сартру было по 21 году, когда они познакомились, и между ними завязались серьезные отношения, соединяющие в себе продуктивное партнерство и любовную драму. Сартр был впечатлен интеллектом Бовуар, поэтому сыскал скорого знакомства с ней. Очень быстро их отношения перешли в разряд романтических, но при этом являлись полностью нетрадиционными. Симона отвергла предложение Сартра о женитьбе, никогда не жила с ним под одной крышей, а также каждый из них был волен иметь и другие романтические связи. Но несмотря на это, Бовуар и Сартр любили друг друга на протяжении всей жизни и их отношения длились до смерти самого Сартра.

Подлинная любовь должна была бы быть основана на взаимном признании двух свобод. Каждый из любящих чувствовал бы себя в этом случае и самим собой, и другим — ни одному из них не пришлось бы отрекаться от своей трансцендентности или калечить себя. Оба они вместе находили бы в мире ценности и цели. Каждый из них, даря себя возлюбленному, познавал бы себя и обогащал свой мир.

Помимо любовных отношений Сартр и Бовуар занимались науками, писательством и преподаванием, работая в разных частях Франции, что заставляло их часто быть вдали друг от друга. Перед войной Симона де Бовуар преподавала литературу и философию, но после начала войны ее сместили с поста, Сартр же, отправился на фронт. Только после окончания войны, из-за невозможности преподавать, Бовуар пришлось заняться и своей литературной деятельностью.

Первые большие труды Симоны де Бовуар

В течение 1950-х Симона де Бовуар не могла насладиться только литературной карьерой, поэтому, заручившись поддержкой Сартра, она участвовала в решении социально важных вопросов, и, в частности, борьбы за равноправие. Симона де Бовуар повлияла на студенческое движение 1960-х, высказывалась относительно Вьетнамской войны в 70-х, а также участвовала в феминистических демонстрациях, борьбе за права на аборт, пропагандируя свои мысли среди женщин.

Время философских размышлений Бовуар

К концу жизни философские искания Симоны де Бовуар обратились к вопросам старения и смерти. В 1964 она написала работу под названием A Very Easy Death Details, где описала кончину своей матери. Также она исследовала, что старение и возраст значат в обществе и для каждого человека в отдельности. После смерти Сартра Симона де Бовуар написала прощальную работу, в которой описала последние годы жизни писателя и их отношений.

Психоаналитики утверждают, что женщине свойствен мазохизм, потому что при потере девственности и родах удовольствие якобы бывает связано с болезненными ощущениями, а также потому, что она мирится со своей пассивной ролью в любви. Прежде всего следует заметить, что болезненные ощущения играют определенную роль в эротических отношениях, не имеющую ничего общего с пассивным подчинением. Нередко боль поднимает тонус испытывающего ее индивида, пробуждает чувствительность, притупленную сильным любовным смятением и удовольствием; она напоминает яркий луч, вспыхивающий во тьме плотских ощущений, отрезвляет влюбленных, млеющих в ожидании наслаждения, с тем чтобы позволить им вновь погрузиться в состояние этого ожидания. В порыве нежной страсти любовники нередко причиняют друг другу боль. Полностью погруженные во взаимное плотское наслаждение, они стремятся использовать все формы контактов, единения и противоборства. В пылу любовной игры человек забывает самого себя, приходит в исступление, в экстаз. Страдание также разрушает границы личности, доводит чувства человека до пароксизма, заставляет его превзойти самого себя. Боль всегда играла значительную роль в оргиях; известно, что высшее наслаждение может граничить с болью: ласка иногда превращается в пытку, а мучение может доставлять удовольствие. Обнимаясь, любовники нередко кусают, царапают, щиплют друг друга; такое поведение не свидетельствует об их садистских наклонностях, в нем выражается стремление к слиянию, а не к разрушению, субъект, на которого оно направлено, вовсе не стремится к самоотрицанию или самоунижению, он жаждет единения.

Симона де Бовуар скончалась в 1986 году в возрасте 78 лет. Похоронили ее в общей могиле с Сартром на кладбище Монтпарнасс.

Освободить женщину — значит отказаться ограничивать ее лишь отношениями с мужчиной, но это не значит отрицать сами эти отношения. Существуя для себя, она будет тем самым существовать и для мужчины. Каждый из них, видя в другом независимого субъекта, останется для него Другим. Взаимодополняемость в их отношениях не уничтожит того чуда, которое порождается делением человеческих существ на два пола, не уничтожит желания, обладания, любви, грез, любовных приключений. Сохранят свой полный смысл и волнующие нас понятия: давать, побеждать, соединяться. Напротив, только тогда, когда будет покончено с рабским состоянием половины человечества, когда разрушится основанная на нем система лицемерия, деление человечества на два пола обретет свое подлинное значение, а человеческая пара — свой истинный облик.

Жан-Поль Сартр, Симона де Бовуар

Симона де Бовуар и Жан-Поль Сартр познакомились в 1929 году во время учебы в Сорбонне. Со стороны казалось, что они никак не подходят друг другу: стройная, всегда элегантная Бовуар и Сартр – невысокий, с брюшком, к тому же слепой на один глаз. Но красавица Симона не обращала внимания на неказистость поклонника, она была очарована его умными речами, недюжинным интеллектом, остроумием и не в последнюю очередь тем, что у них было много общего во взглядах на жизнь и на их любимую философию. Со студенческих лет за Симоной закрепилась слава опасного полемиста, легко улавливающего неуверенность или фальшь в аргументах собеседника. Судя по всему, она была единственным достойным противником Сартра, невероятно азартного в дискуссии, а уж разглядеть в темпераментном оппоненте страстную женщину ему, не менее азартному в покорении слабого пола, не составляло труда.

К тому времени Сартр и Бовуар были вместе уже 16 лет. Симону в народе шутливо называли Нотр Дам Де Сартр и Ла Гранд Сартрез (по аналогии, соответственно, с собором и с ликером).

Как бы то ни было, отношения Сартра и Бовуар ничто не могло разрушить, даже интрижки Сартра с молоденькими актрисами Долорес Ванетти и Мишель Вьян, даже угрожающе серьезный роман сорокалетней Бовуар с молодым чикагским писателем Нельсоном Алгреном. Эта четырехлетняя связь закончилась печально для обеих сторон. Нельсон надеялся, что Симона навсегда останется с ним, а она именно этого и боялась, потому что не могла себе представить, что предаст Сартра.

Разрыв с Алгреном оказался для Симоны болезненным. Она забылась лишь в 1954 году в объятиях 27-летнего Клода Ланцмана, который был на 20 лет ее моложе. Ланцман был очарован Бовуар, ее проницательным умом и уверенностью в себе. Один из немногих поклонников Симоны, он сумел разглядеть в ней обычную женщину, любящую жизнь и боящуюся смерти. Их отношения продолжались семь лет и благополучно сошли на нет по обоюдному согласию.

В отличие от большинства людей, чей революционный пыл с возрастом превращается в благодушие или даже равнодушие, Сартр и Бовуар на шестом десятке стали открыто демонстрировать свои леворадикальные настроения.

С некоторых пор они полюбили путешествовать. Объездив едва ли не весь мир, встречались с Фиделем Кастро, Че Геварой, Мао Цзэдуном, Хрущевым и Тито.

Сартр умер 15 апреля 1980 года. Во время его похорон по пути следования траурного кортежа собралось более 50 тысяч человек. Для Симоны его кончина оказалась сильным испытанием: она была опустошена и потеряла всякий интерес к жизни. Остаток дней она провела в квартире с окнами, выходящими на кладбище Монпарнас, где покоился прах ее друга. Симона де Бовуар умерла через шесть лет после Сартра, почти день в день – 14 апреля 1986 года – и была похоронена рядом с ним.

Анна Николаева

Часть 1. Жан-Поль Сартр. Любовные поражения

Самообман в любви

Человеческое бытие не является только бытием, посредством которого отрицательности раскрываются в мире, оно есть также бытие, которое может занимать отрицательные позиции в отношении себя.

Вот, например, женщина, которая пришла на первое свидание. Она знает достаточно хорошо намерения, которые мужчина, говорящий с ней, питает на ее счет. Она знает также, что ей рано или поздно нужно будет принять какое-то решение. Но она не хочет спешить с этим; она заинтересована только в почтительном и скромном отношении к ней партнера.

Мужчина, говорящий с ней, кажется искренним и вежливым, как стол является круглым или квадратным, как стенные обои являются голубыми или серыми. И качества, таким образом соединяемые с личностью, которую она выслушивает, закрепляются в вещественном постоянстве, выступающем ничем иным, как проекцией на временное течение их сугубо настоящего состояния. Но именно это не является тем, что она хотела бы; она глубоко чувствительна к желанию, которое она вызывает, но обнаженное и грубое желание ее унижало и страшило бы.

Вместе с тем она не находила бы никакого очарования в уважении, которое было бы лишь уважением. Чтобы удовлетворить ее, необходимо чувство, которое адресовалось бы полностью к ее личности, то есть к ее полной свободе, и которое было бы признанием ее свободы. Но в то же время необходимо, чтобы это чувство было бы полностью желанием, то есть чтобы оно адресовалось к ее телу как объекту. Однако на этот раз она отказывается понимать желание таким, каково оно есть; она не дает ему даже названия и признает его только в той мере, в какой оно возвышается до восхищения ею, почтения, уважения и превращается полностью в формы более возвышенные, чем оно является, до такой степени, чтобы не выступать больше лишь в виде теплоты и плотности.

Но вот ее берут за руку. Это действие ее собеседника может изменить ситуацию, вызывая непосредственное решение: довериться этой руке – значит согласиться на флирт, взять на себя определенные обязательства; отнять свою руку – значит порвать эту тревожную и неустойчивую гармонию, которая составляет обаяние свидания. Речь идет о том, чтобы как можно дальше оттянуть возможный момент решения. Известно, что тогда происходит: молодая женщина доверяет свою руку, но не замечает, что доверяет. Она не замечает этого, поскольку вдруг оказывается, что она в этот момент становится вся духовной. Она ведет своего собеседника к самым возвышенным сферам сентиментальной спекуляции, она говорит о жизни, своей жизни, она показывает себя в своем существенном аспекте: личностью, сознанием. И в это время совершается разрыв тела и души; ее рука неподвижно покоится меж теплых рук ее партнера, ни соглашающаяся, ни сопротивляющаяся – как вещь.

Мы скажем, что эта женщина пребывает в самообмане. Но мы видим тотчас, что она использует различные способы, чтобы утвердиться в этом самообмане. Она обезоружила действия своего партнера, сведя их только к бытию того, чем они являются, то есть к существованию по способу в-себе. Но она позволяет себе наслаждаться его желанием в той степени, в какой она понимает желание как не являющегося тем, чем он является, то есть признает его трансценденцией.

Наконец, глубоко чувствуя присутствие своего собственного тела, может быть, даже до смущения, она реализуется как не являющаяся своим телом, она созерцает его со своей высоты в качестве пассивного объекта, с которым могут происходить события, но который не может ни вызвать их, ни избежать, поскольку все его возможности находятся вне его.

Какое единство встречаем мы в этих различных аспектах самообмана? Им является определенный способ образовывать противоречивые понятия, то есть способ, который объединяет в них идею и отрицание этой идеи. Основное понятие, которое таким образом порождается, использует двоякое свойство человеческого бытия – быть и фактичностью, и трансцендентностью. Эти две стороны человеческой реальности могут и, по правде говоря, должны быть восприимчивы к действительной координации. Но самообман не хочет ни координировать их, ни преодолеть их в синтезе. Для него речь идет о том, чтобы утверждать их тождество, полностью сохраняя их различие. Это значит утверждать фактичность как являющуюся трансцендентностью и трансцендентность как являющуюся фактичностью таким образом, чтобы можно было бы в тот момент, в который постигают одно, находиться напротив другого.

Разумеется, эти различные формулировки имеют только внешний вид самообмана; они явно задуманы в этой парадоксальной форме, чтобы поразить ум, привести его в замешательство загадкой. Но именно эта видимость имеет для нас значение. Здесь важно как раз то, что они не образуют новых, основательно структурированных понятий; напротив, они построены таким образом, чтобы постоянно оставаться в распадении, чтобы всегда был возможен переход от природного настоящего к трансценденции и обратно.

Равное достоинство быть моим бытием для другого и моим бытием для себя допускает постоянно распадающийся синтез и постоянное бегство от для-себя к для-других и от для-других к для-себя. Можно было видеть, как молодая женщина использовала наше бытие-в-середине-мира, то есть наше инертное присутствие как пассивного объекта среди других объектов, чтобы внезапно освободиться от функций своего бытия-в-мире, то есть от бытия, которое обеспечивает существование мира, проектируя себя по ту сторону мира к своим собственным возможностям…

Любовь является конфликтом

Эти две позиции, которыми я являюсь, оказываются противоположными. Каждая из них есть смерть другой, то есть поражение одной мотивирует принятие другой. Следовательно, не существует диалектики моих отношений с другим, но есть круг, хотя каждая позиция обогащается от поражения другой. Однако нужно отметить, что в самой глубине одной всегда остается присутствующей другая, именно потому, что ни одна из двух не может быть поддерживаема без противоречия. Точнее, каждая из них есть в другой и порождает смерть другой; следовательно, мы никогда не можем выйти из круга. Необходимо не терять из виду эти замечания, приступая к исследованию фундаментальных установок по отношению к другому; мы будем вначале рассматривать действия, которыми для-себя пытается ассимилировать свободу другого.

Все то, что нужно для меня, нужно и для другого. В то время как я пытаюсь освободиться от захвата со стороны другого, другой пытается освободиться от моего; в то время как я стремлюсь поработить другого, другой стремится поработить меня. Здесь речь не идет об односторонних отношениях с объектом-в-себе, но об отношениях взаимных и подвижных. Отсюда описания, которые последуют, должны рассматриваться под углом зрения конфликта. Конфликт есть первоначальный смысл бытия-для-другого.

Таким образом, мой проект возобновления себя является существенно проектом поглощения другого. Во всяком случае, этот проект должен оставить неприкосновенной природу другого. Это значит следующее:

1. Я не прекращаю для этого утверждать другого, то есть отрицать собой, что я являюсь другим; другой, будучи основанием моего бытия, не может раствориться во мне без того, чтобы не исчезло мое бытие-для-другого. Если, таким образом, я проектирую реализовать единство с другим, это значит, что я проектирую ассимилировать инаковость (alterite) другого, как таковую, как мою собственную возможность. В самом деле, речь для меня идет о том, чтобы сделаться бытием, приобретая возможность стать в отношении себя на точку зрения другого. Но речь не идет, однако, о том, чтобы приобрести чистую абстрактную возможность познания. Это не чистая категория другого, которую я проектирую себе усвоить; такая категория непонятна и немыслима. Но дело касается конкретного испытания другого, переживающего и чувствующего; именно этого конкретного другого как абсолютной реальности, с которой я хочу объединиться в его инаковости.

2. Другой, которого я хочу ассимилировать, вовсе не является объектом-другим. Или, если хотите, мой проект соединения с другим совсем не соответствует овладению заново моим для-себя как себя и переводу трансцендентности другого к моим возможностям. Речь для меня не идет о том, чтобы устранить мою объективность, объективируя другого, что соответствовало бы моему освобождению от своего бытия-для-другого, но, напротив, я хочу ассимилировать его именно как рассматривающего-другого, и этот проект ассимиляции предполагает растущее признание моего рассматриваемого-бытия. Одним словом, я отождествляюсь полностью с моим рассматриваемым-бытием, чтобы поддержать напротив себя свободу рассматривающего-другого, и так как мое бытие-объекта является единственным возможным отношением меня к другому, то именно это – единственное бытие-объекта, которое может служить мне инструментом, чтобы произвести ассимиляцию свободы другого.

Таким образом, как реакция на поражение третьего экстаза, для-себя хочет отождествиться со свободой другого как основывающей его бытие-в-себе. Быть в себе самом другим – идеал, который всегда конкретно имеется в виду в форме бытия в себе самом этим другим, – и является первым значением отношений с другим; это свидетельствует о том, что мое бытие-для-другого преследуемо указанием на абсолютное-бытие, которое было бы собой в качестве другого и другим в качестве себя и которое, полагая свободно в качестве другого свое бытие-себя и в качестве себя бытие-другого, было бы бытием из онтологического доказательства, то есть Богом.

Этот идеал мог бы реализоваться, если бы я преодолел первоначальную случайность моих отношений с другим, то есть если бы не было никакого внутреннего отрицательного отношения между отрицанием, которым другой делается другим, чем я, и отрицанием, которым я делаю себя другим, чем он. Эта случайность непреодолима: она является фактом моих отношений с другим, как мое тело является фактом моего бытия-в-мире. Следовательно, единство с другим не реализуемо. Но оно есть по праву, так как ассимиляция для-себя и другого в той же самой трансцендентности необходимо повлекла бы исчезновение свойства инаковости другого. Условием того, чтобы я проектировал тождество со мной другого, как раз и является упорное отрицание мной, что я есть другой.

Наконец, этот проект объединения является источником конфликта, потому что в то время как я испытываю себя как объект для другого и проектирую ассимилировать его в этом испытании и через него, другой постигает меня в качестве объекта в середине мира и вовсе не проектирует меня ассимилировать. Было бы, следовательно, необходимым, поскольку бытие-для-другого предполагает двойное внутреннее отрицание, воздействовать на внутреннее отрицание, которым другой трансцендирует мою трансцендентность и делает меня существующим для другого, то есть воздействовать на свободу другого.

Этот нереализуемый идеал, раз он преследует мой проект в присутствии другого, нельзя уподоблять любви, так как любовь есть действие, то есть органическая совокупность проектов к моим собственным возможностям. Но он является идеалом любви, ее мотивом и ее целью, ее собственной ценностью. Любовь как первичное отношение к другому является совокупностью проектов, которыми я намерен реализовать эту ценность.

Эти проекты ставят меня в непосредственную связь со свободой другого. Именно в этом смысле любовь является конфликтом. В самом деле, мы отмечали, что свобода другого есть основание моего бытия. Но как раз потому, что я существую через свободу другого, у меня нет никакой защиты, я нахожусь в опасности в этой свободе; она оформляет мое бытие и делает меня бытием, она дает и забирает у меня ценности и является причиной постоянного пассивного ухода моего бытия в себя.

Безответственная, находящаяся вне досягаемости эта изменчивая свобода, в которую я включаюсь, может приобщить меня в свою очередь ко множеству способов различного бытия. Мой проект возобновить свое бытие может реализоваться, только если я захвачу эту свободу и редуцирую ее к свободному бытию, подчиненному моей свободе. В то же время это оказывается единственным способом, которым я могу действовать на внутренне свободное отрицание, которым Другой конституирует меня в Другого, то есть которым я могу подготовить пути будущего отождествления Другого со мной.

Напротив, тот, кто хочет быть любимым, не желает порабощения любимого существа. Он не довольствуется несдерживаемой и механической страстью. Он не хочет обладать автоматом, и, если его желают оскорбить, достаточно представить ему страсть любимого как результат психологического детерминизма; любящий почувствует себя обесцененным в своей любви и своем бытии. Если бы Тристан и Изольда сошли с ума от любовного напитка, они вызывали бы меньший интерес. Случается, что полное порабощение любимого существа убивает любовь любящего. Цель пройдена, любящий вновь остается один, если любимый превращается в автомат. Следовательно, любящий не желает владеть любимым, как владеют вещью; он требует особого типа владения. Он хочет владеть свободой как свободой.

Таким образом, любящий требует клятвы и раздражается от нее. Он хочет быть любимым свободой и требует, чтобы эта свобода как свобода не была бы больше свободной. Он хочет одновременно, чтобы свобода Другого определялась собой, чтобы стать любовью, и это не только в начале приключения, но в каждое мгновение, и вместе с тем чтобы эта свобода была пленена ею самой, чтобы она обратилась сама на себя, как в сумасшествии, как во сне, чтобы желать своего пленения. И это пленение должно быть отдачей одновременно свободой и скованной нашими руками.

Но, с другой стороны, он хочет быть объектом, в котором свобода другого соглашалась бы теряться, а другой согласился бы найти свою вторую фактичность, свое бытие и свое основание бытия – объектом, ограниченным трансцендентностью, к которому трансцендентность Другого трансцендирует все другие объекты, но который она вовсе не может трансцендировать. Однако он желает установить круг свободы Другого, то есть чтобы в каждый момент, когда свобода Другого соглашается с этой границей в своей трансцендентности, указанное согласие уже присутствовало бы как его движущая сила. Значит, посредством уже выбранной цели он хочет быть выбираем как цель.

Это позволяет нам понять до конца то, что любящий требует от любимого: он хочет не воздействовать на свободу Другого, но априори существовать как объективная граница этой свободы, то есть быть данным сразу с ней и в ее самом появлении как граница, которую она должна принять, чтобы быть свободной. Поэтому то, что он требует, является склеиванием, связыванием свободы другого ею самой; эта граница структуры является в действительности данной, и одно появление данного как границы свободы означает, что свобода делает себя существующей внутри данного, являясь своим собственным запретом ее переходить. И этот запрет рассматривается любящим одновременно и как переживаемый, то есть как испытываемый, одним словом, как фактичность, и как добровольный. Он должен быть добровольным, поскольку должен возникать только с появлением свободы, которая выбирает себя как свобода. Но он должен быть только переживаемым, поскольку должен быть всегда присутствующей невозможностью, фактичностью, которая течет обратно к свободе Другого до ее сердцевины. И это выражается психологическим требованием, чтобы свободное решение любить меня, которое ранее принял любимый, проскальзывало как околдовывающая движущая сила внутрь его настоящего свободного вовлечения.

Сейчас можно понять смысл такого требования: это фактичность, которая должна быть действительной границей для Другого в моем требовании быть любимым и которая должна завершиться тем, чтобы быть его собственной фактичностью, то есть моей фактичностью. Поскольку я есть объект, которого Другой приводит к бытию, я должен быть границей, присущей самой его трансцендентности; так что Другой, появляясь в бытии, делал бы из меня бытие в качестве абсолютного и непревышаемого, не как ничтожащее Для-себя, но как бытие-для-другого-в-середине-мира. Таким образом, хотеть быть любимым – значит заражать Другого его собственной фактичностью, значит стремиться к тому, чтобы он был вынужден постоянно воссоздавать вас как условие свободы, которая покоряется и берет на себя обязательства, значит одновременно хотеть, чтобы свобода создавала факт и чтобы факт имел бы преимущество над свободой.

Шардонн (наст. фам. Бутейо) Жак (1884–1968) – французский писатель. – Ред.

Читайте также: