Виновен ли лука в смерти актера
Обновлено: 02.07.2024
О Максиме Горьком писали и пишут по-разному. Напомню два отзыва его великих современников: “замечательный писатель”, по словам Льва Толстого, обладавший, по мнению Александра Блока, “роковой силой таланта” и “благородством стремлений”.
Но в 80-х годах XX века он был уличён в том, что в последние пять лет жизни, обитая в Москве (после эмиграции) и, как выяснилось, находясь под надзором сталинских ищеек, одобрял социалистический строй и даже (кошмар!) восхвалял Сталина.
И кто при нём его не славил,
Не возносил — найдись такой!
А.Твардовский
Человеком, который “проквасил сожителей” убогой ночлежки, является странник Лука. Вокруг его персоны и его идей вертится драматическая карусель, раскрученная автором.
Умные и тогда ещё свободные артисты истолковали образ по-своему, приоткрыв то хорошее, что, по их мнению, характеризовало Луку. Так исполнял эту роль одарённейший Иван Москвин. Побывав на первых представлениях, Горький 16 декабря 1902 года пишет К.П. Пятницкому, что Москвин прекрасно справился с ролью, но 25 декабря в письме к нему же выражает тревогу: “Хвалить — хвалят, а понимать не хотят. Я теперь соображаю — кто виноват? Талант Москвина–Луки или же неуменье автора?”
Этому настоянию драматурга, слава Богу, не вняли, пьесу не запретили, но авторская характеристика Луки, данная в 1932 году, на многие годы определила направление мысли литературоведов и трактовки образа Луки в учебниках — с учётом ещё одного высказывания Горького о главном вопросе пьесы: “. Что лучше — истина или сострадание? Что нужнее?” Причём лжецом и жуликом, по уверениям писателя, был, конечно, Лука, то есть должен был быть. И сдают мне бескомпромиссные школьники сочинения, нелогично, но упорно противопоставляя истину состраданию, сопереживанию.
А каким он должен был быть, Лука? Не потому ли он неоднозначен, что и сам Алексей Максимович в ту пору (девяностые годы XIX века — начало XX века) не столь прямолинейно решал политические и философские вопросы и образ Луки явился следствием и воплощением каких-то глубинно назревавших и своеобразно трансформировавшихся идей?
Случайно ли герой назван Лукой? Не намёк ли это на двойственную роль его? В переводе с латинского Лука — “светлый”, “светящийся”. Это имя носил апостол Христа, создатель одного из евангелий, врач, талантливый художник, последователь и толкователь учения Христа. С другой стороны, это имя может ассоциироваться с понятием лукавства, неискренности, что и приписывал Горький своему персонажу в публичных выступлениях.
Лука, изображённый в пьесе, — не идеал человеческий, не образец, не святой, а такой же босяк, как и остальные ночлежники. За спиной у него и преступления (дважды бежал с каторги), и не слишком нравственное общение с женщинами (“Я их, баб-то, может, больше знал, чем волос на голове было. ”). Но он опытнее других, прошёл огни и воды, умён, добрее других, не столь обозлён ударами и уродством жизни. И дело в том, что при всей реалистической сути пьесы — произведения социально-бытового и философского — и несмотря на индивидуализацию характеров и речи, персонажи в известной мере условны, некоторые из них — рупоры определённых концепций, и особую значимость приобретают их высказывания, афоризмы, иногда — поступки. В первую очередь это относится к Луке.
Впрочем, соединение христианства и социализма было свойственно и русским революционным демократам XIX века.
Тебя послал бог гнева и печали
Царям земли напомнить о Христе, —
Так что формулировка Луки вряд ли могла покоробить Горького в 1902 году, и не стоит к ней придираться.
Осуждая утешительство Луки (а это один из главных пунктов обвинения), критики традиционно следуют за горьковской самооценкой тридцатых годов: “Именно таким утешителем (то есть вредоносным. — Г.Я.) и является Лука” (учебник Л.И. Тимофеева). “Проповеди рабского смирения и служит его утешительная ложь” (учебник А.Дементьева). Слово “утешитель” уподобилось красному платку, вызывающему бешеную злобу быка. А между тем Утешителем именовал себя Иисус Христос (см. Евангелие от Иоанна, гл. 14). Там же Утешителем Христос называет Духа Святого. Почему драгоценные человеческие качества — доброта, сочувствие, сострадание, стремление помочь людям, утешить их — стали мишенью многолетних нападок литературоведов и пропагандистов? К сожалению, источник надо искать всё в тех же выступлениях и поздних статьях писателя. Что сказано, то сказано. А сказано было следующее: “. Владимир Ленин решительно и навсегда вычеркнул из жизни тип утешителя, заменив его учителем революционного права рабочего класса”. Что и говорить: Ленин не был утешителем; сколько замечательных людей он и его наследники “вычеркнули из жизни”, провозгласив отказ от морали в политике!
Я могу ещё как-то понять тех, кто в сталинские времена не решался в своих исследованиях отступить от догм категорически заявленной Горьким концепции. Но в наше-то время что мешает переоценке? Да, Лука — добрый человек, говорит несчастным людям ласковые слова, утешает в беде, помогает; и люди, истосковавшиеся по человеческому отношению, заботе, сами просят, чтобы их утешили.
“Наташа. Господи! Хоть бы пожалели. хоть бы кто слово сказал какое-нибудь! Эх вы.
Лука. Человека приласкать — никогда не вредно. Жалеть людей надо! Христос-то всех жалел и нам так велел. ”
Здесь нет ни лицемерия со стороны Луки, ни унижающей жалости. Не тот случай. И вообще-то говоря, неужели уж так вредна жалость? Равнодушие или жестокость лучше? “Не жалеть. не унижать его жалостью. уважать надо!” — патетически возглашает Сатин. Да кто же, если не Лука, единственный в ночлежке, по-настоящему уважает униженных и оскорблённых не им людей (но не Костылёва, не Василису, не полицейского Медведева, о которых говорит с презрением или с иронией)? Он не раз напоминает: “всякого человека уважать надо” — и поступает соответственно. Не жалеть, не утешать, держать в ежовых рукавицах — это по-сталински, по-ежовски. А хорошая поэтесса Юлия Друнина пожаловалась в стихотворении: “Кто б меня, унизив, пожалел. ” Пожалел бы — может, и не покончила бы самоубийством мужественная женщина, прошедшая войну. Простой народ, говоря иногда: “Я его жалею”, имеет в виду другое — “люблю”.
Относиться к людям по-божески — принцип Луки; человек, “каков ни есть — а всегда своей жены стоит”; “если кто кому хорошего не сделал, тот и худо поступил”. Прекрасные мысли, верные слова!
“— А это также дворец? — сказал Дюверние, указывая на Голицынскую больницу.
— Нет, это больница.
— А это что за великолепное здание? — спросил он через полминуты.
— Ого? — прошептал француз — Три больницы, похожие на дворцы, и все три почти сряду. — шептал путешественник.
— Есть недалеко отсюда и четвёртая. И в других частях города есть странноприимные дома и больницы, ничем не хуже этих”.
Бесплатные больницы для рабочих были при фабриках Саввы Морозова, например в Шуе. Больница для неимущих, в которой служил отец Ф.М. Достоевского, находилась на Божедомке в Москве. Там и сейчас институт туберкулёза и больница. Нынешняя 23-я больница до революции бесплатно лечила чернорабочих. Всегда бесплатно обслуживала население 1-я Градская больница. Это перечень неполон. Выходит, что врал-то не Лука, а Сатин. И прояви Актёр волю и терпение — жизнь его могла сложиться иначе.
Мнимые преступления и проступки Луки тенденциозно нанизываются на обвинительную нить. Вот, дескать, и ложные советы давал, и спасать Ваську в экстремальной ситуации, во время убийства Костылёва, не бросился, не помешал убийству, а потом исчез, не объявил себя свидетелем. Но, во-первых, помешал — одну попытку убийства он предотвратил: умышленно устроил громкую возню на печи и “воюще позёвывал”, чем отпугнул заговорщиков, а потом объяснял Пеплу опасность его намерений. Во-вторых, в качестве свидетеля беспаспортному бродяге и беглому каторжнику оставаться было совершенно бессмысленно. “Какой я свидетель. ” — уходя, произносит Лука. Пепла он бы не спас, а сам надолго сел бы в тюрьму. В-третьих, не надо ждать от Луки героического самопожертвования, его роль — другая. И тем паче он не революционный борец за свободу рабочего класса.
Но он не лжец и не безумец. “Безумным стариком” обозвали его недавно в телефильме о Максиме Горьком. О безумцах читает стихи Актёр:
Господа! Если к правде святой
Мир дорогу найти не умеет, —
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!Если б завтра земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло,
Завтра ж целый бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь.
Эти стихи (второе четверостишие, как правило, не приводится), по мнению методистов, подтверждают иллюзорность предложений и советов Луки и его отрыв от реальных жизненных проблем. Но ведь в стихотворении Беранже мысль иная и отношение к “безумцам” отнюдь не негативное, скорее это гимн двигателям прогресса, апофеоз.
В учебнике В.В. Агеносова (статья о Горьком М.М. Голубкова) сказано: “Все (?) герои сходятся в том, что надежда, которую Лука вселил в их души, — ложная”. Ошибочное утверждение. Не всех обнадёживал старик, поэтому обо всех нельзя говорить. Серьёзно “обнадёживал” только Анну, Актёра и Пепла с Наташей. Покойная Анна не могла ничего сказать, а надежды Актёра и Пепла не сбылись не по вине Луки. И ни на чём герои не сходятся. Положительно отзываются о Луке в четвёртом акте Клещ, Настя, Татарин, Сатин (о нём — особый разговор). На чём основано заключение М.М. Голубкова — неясно.
Но рассказы Луки о работе в Сибири и о бесплатных лечебницах могли показаться обитателям ночлежки вымыслом, ибо они об этом ничего никогда не слышали и не читали, а полуобразованные Барон и Сатин вращались в иной сфере, а позднее их кругозор был ограничен тюрьмой. Скажи современному Маугли, всю жизнь проведшему в джунглях, что существуют компьютеры, обладающие феноменальной памятью, что в каждом доме есть телевизор и т.п., он же вспыхнет, если хоть немного владеет речью: “Зачем ты всё врёшь?” Кроме того, ночлежники, за исключением Татарина, либо не верят в Бога, либо ни во что не верят (Барон, Бубнов).
Так из чего же следует, что Сатин в своём монологе развенчивает Луку, как нас уверяют многотиражные учебники? В пьесе должно было прозвучать осуждение лжи, прославление правды, возвеличивание человека, а сказать это было некому, не было среди босяков в пьесе достойных, и, как признавался Горький, он доверил свои мысли и слова недостойному Сатину — не герою.
Отношение к Луке — сеятелю добра, а не зла, к его идеям и поступкам пора пересмотреть, отказавшись от традиционной тенденциозности, предвзятости, упорного непонимания языка искусства. Восторжествует истина, Максим Горький — создатель умной, талантливой пьесы — не пострадает: его творение сказало зрителю больше, чем его же самооценки, мешающие объективному анализу произведения.
Читайте также: