Проект булыгинской думы как уступка со стороны самодержавия почему он был сорван

Обновлено: 30.06.2024

В день опубликования манифеста о Государственной думе Николай II распорядился, чтобы Особое совещание под председательством Д. М. Сольского занялось разработкой правил о применении учреждения (статута) Думы и положения о выборах в нее А. Г. Булыгин хотел было уклониться от того, чтобы руководство выборами осуществляло его ведомство, предлагая создать для этого специальный межведомственный комитет, но совещание вменило это в обязанность Министерству внутренних дел.1

кладов, сохранявшихся лишь за министрами двора, военным, морским и иностранных дел. Новый Совет министров должен был заменить собою не только старый, заседавший в редких случаях под председательством царя, но и Комитет министров.9

В течение первой половины сентября были разработаны правила о собраниях. Здесь поспешность диктовалась еще и тем, что помещения высших учебных заведений превратились в эти недели в мес-

16 сентября совещание Сольского разработало проект переустройства Государственного совета, согласно которому он создавался из членов, во-первых, назначаемых царем и, во-вторых, избираемых губернскими избирательными собраниями, создаваемыми для выборов в Думу из числа крупных помещиков, предводителей дворянства, председателей земских управ или городских голов, а также — Всероссийским съездом представителей биржевой торговли и сельского хозяйства (10 членов), Академией наук и университетами по одному члену. Одобренные Государственным советом законопроекты с заключениями Думы по ним должны были поступать к царю, который мог поступать с ними по своему усмотрению.1

15 сентября вернулся в Петербург после заключения Портсмутского мира Витте, получивший графский титул и, как считали в бюрократических верхах, нацелившийся на пост премьера в будущем кабинете.16

Как свидетельство своей лояльности он представил царю письмо, полученное им в Париже по пути в Америку от В. Л. Бурцева, и представлявшее собой попытку зондажа со стороны тех кругов революционного лагеря, к которым Бурцев относился. Бурцев писал: «Человек ли Вы типа Лорис-Меликова, т. е. в глубине души своей стоите

ли Вы за возможно скорое введение в России конституции, передающей серьезно власть в руки народа — или нет? Являются ли Ваши колебания, шаг в сторону или назад, вынужденными в интересах Вашей общей борьбы за конституцию? Делаете ли Вы эти отступления скрепя сердце, в угоду Николаю II и его клевретам, для того чтобы лучше дать развиться конституционным элементам в России, — или. или. эти факты в Вашей деятельности, Ваше отношение к событиям 9 января и т. д. есть не более как результат Вашей непоследовательности и Ваших политических ошибок.

Некоторое сопротивление Витте оказал В. Н. Коковцов, предложивший ограничить объединение министерского управления присутствием председателя Комитета министров при личных всеподданнейших докладах министров, которые он предлагал сохранить в неприкосновенности. Но Витте получил чрезвычайно сильную поддержку со стороны Трепова, который повторил виттевские З^Р^** («революционные силы сплочены, организованы и успешно и оы ро продвигаются вперед. нас ожидает, несомненно, кРовопр

правительства, но речи его звучали как предостережение по поводу умаления царской власти.22

Все эти прения происходили в дни стремительного нарастания революционных событий. Сентябрьская стачка московских рабочих, ознаменовавшая вовлечение в революционную борьбу центра важнейшего промышленного района, в течение первых дней октября начала перерастать, как того и добивался Московский комитет РСДРП, во всеобщую политическую стачку. Важнейшим этапом этого процесса явились революционные забастовочные выступления железнодорожников Московского узла. В течение этих дней, 4 и 5 октября, начались забастовки на крупнейших заводах Петербурга, остановили работу Главные мастерские Николаевской железной дороги.

ветствии с той тактической линией, которую проводил в те дни по отношению к Николаю II.34 Состояла она в том, что скованному ужасом перед революцией царю Витте с показной откровенностью и деланно грубоватой прямотой предлагал выбор между военной диктатурой и собственными услугами в качестве премьера государства с конституционными атрибутами.

Тем временем продолжала свою деятельность комиссия Сольского.

При дальнейшем движении проекта узаконения об объединении деятельности министерств и главных управлений исчез первый вариант, в котором, как мы уже говорили, права премьера были наиболее широкими. Едва ли не наибольшие превращения претерпела статья о судьбе тех дел, по которым в Совете министров не удалось бы достичь единогласного решения. В первом варианте проекта предусматривалось, что такие дела получают направление по распоряжению председателя. Во втором была допущена — вопреки обычным опасениям по этому поводу — возможность решений большинством голосов с полным согласием председателя. В случае недостижения такого большинства направление дела должен был решать царь. И наконец, в окончательном тексте исчез принцип большинства голосов и царю было предоставлено определять направление дел, по которым не было достигнуто единогласного решения.43

В записке предлагалось формировать Государственный совет из членов императорской фамилии по назначению царя и других назначаемых им лиц из представителей тех княжеских и дворянских родов, которым был бы предоставлен наследственный голос в лице старшего в роде, из нескольких высших иерархов православной церкви, из выборных представителей от профессоров Московского и Петербургского университетов, от биржевых комитетов, комитетов торговли и мануфактур и купеческих обществ, которым царь даст такое право, от дворянских обществ коренных русских губерний, а также представителей, избираемых по одному от каждой из таких губерний избирателями, владеющими недвижимостью, не менее чем в 10 раз превышающей ценз, установленный для участия землевладельцев в избирательных съездах на выборах в Думу. При этом число выборных членов не должно было превышать число назначаемых.

Игнатьев же продолжал борьбу против всяких преобразований и Витте как их поборника. 11 октября он вместе со Стишинским предпринял последнюю попытку сорвать объединение министров. Они подали свой проект создания в Совете министров постоянного присутствия, после которого рассмотренные им дела передавались бы царем на рассмотрение Совета министров в полном составе. На сле1 дующий день, 12 октября, в совещании Сольского они, объявив свой

Притом что события совершенно очевидно приобретали характер жизненной угрозы для режима, Витте еще и представил Николаю II

честве важнейших мер фигурировали объединение министерств и преобразование Государственного совета.

Получив от Орлова новое приказание царя, Витте решил было предпослать своему докладу вступление, приписывающее предложения доклада царским повелениям и указаниям, но тут же поручил А. Д. Оболенскому за ночь составить проект манифеста. Проект этот обсуждался Витте, Фредериксом, самим Оболенским и Вуичем на пароходе по дороге в Петергоф утром 15 октября. В нем как царское поручение объединенному министерству фигурировали три пункта: выработка и предоставление царю в месячный срок правил о предоставлении гражданских прав, составление и внесение на рассмотрение Думы и Государственного совета предположений о предоставлении избирательных прав тем разрядам населения, которые были их лишены, рассмотрение и представление царю тех требований бастующих железнодорожников, которые могут быть удовлетворены.62

Придя во дворец, Витте сделал этот пункт одним из двух пунктов своей программы (второй заключался в предоставлении гражданских

мемории предполагалось закрыть, оформление мемории, особенно в критических обстоятельствах момента, являлось своеобразным вотумом доверия к нему со стороны всех высших сановников империи.

Царь, собиравшийся было подписать проект, представлявший собой конечный результат бдений Будберга и Горемыкина, а затем ознакомить с ним Витте, вынужден был отступить.75 Следствием ультиматума был поздний приезд Фредерикса вместе с начальником его канцелярии, генералом Мосоловым. Итог их переговоров с будущим премьером, происходивших после полуночи с 16 на 17 октября, состоял в том, что Витте отклонил привезенный проект Горемыкина—Будберга, еще раз предложил ограничиться опубликованием своего доклада с уже сделанным к нему вступлением, относившим все его содержание к инициативе царя. Когда же Фредерике сказал, что вопрос об издании манифеста пересмотру не подлежит, то Витте поставил условием своего согласия на назначение премьером принятие его проекта. Примечательно, что Витте явно надеялся на поддержку Трепова, осведомившись, знает ли тот о визите Фредерикса и Мосолова.76

вердить и опубликовать его доклад, было принято в значительной мере под влиянием Николая Николаевича. А на его позицию в свою очередь повлиял рабочий-зубатовец М. А. Ушаков, направленный к нему известным придворным авантюристом кн. Андронниковым и внушивший ему, что без Витте не обойтись.77 Эта мысль сделалась прямо-таки навязчивой при дворе, несмотря на все страхи перед кандидатом в премьеры. К тому же 17 октября было днем годовщины катастрофы, случившейся с поездом Александра III в Борках, которая, как считалось, произошла потому, что пренебрегли мнением Витте, тогда управляющего Юго-Западными железными дорогами.

Во всех царских высказываниях, основанных на том, что решающее значение имел именно акт 17 октября, как бы не принималось во внимание, что совещание Сольского шаг за шагом, но неуклонно вело дело к принятию тех же преобразований. Впрочем, совещание Сольского действительно не успело замахнуться на предоставление Думе законодательных прав. Это-то требование, имевшее самое широкое распространение, царь и пытался до последней возможности отклонить, цепляясь за горемыкинский проект. Теперь приходилось уступить и в этом.

В шестом часу вечера Николай подписал манифест в том его виде, как он был подготовлен Вуичем и Оболенским под руководством Витте, а также утвердил виттевский доклад. Так появились два связанных друг с другом акта, не соответствовавших друг другу по содер-

жанию. В сущности разница между мерами уступок, намеченных в докладе и содержавшихся в манифесте, определялась теми успехами, которые одержало революционное движение за неделю, прошедшую между 8 октября, когда было начато составление доклада, и 15-м, когда был написан проект манифеста.

Однако судьба актов 17 октября не должна заслонять исторического значения их появления, которое Ленин характеризовал как первую победу революции.87

Оценка манифеста 17 октября в советской исторической и юридической литературе при некоторых различиях в мнениях имеет общей своей основой признание того обстоятельства, что он провозг-

форму правления, но и в политический режим государства. А. И. Королев вслед за Е. Д. Черменским подчеркивает фиктивный характер конституции, разделяя его точку зрения о невозможности определенного ответа на вопрос, сохранился ли в России после 1905 г. абсолютизм или она перешла к конституционной монархии.90

Итак, три важнейших направления государственно-преобразовательной деятельности — созыв представительства, создание объединенного правительства и предоставление населению гражданских прав были тесно связаны между собой. Это видно хотя бы из того, что в самих текстах указа 12 декабря 1904 г. и Манифеста 17 октября 1905 г. осуществление намеченных этими актами преобразований поручалось в первом случае Комитету и во втором — Совету министров, а проведение выборов представительства оказывалось немыслимым без права собраний, предвыборной агитации и т. п. Это, несомненно, усиливало неотвратимость и непрерывность преобразовательного процесса. Если необходимость в его продолжении порождалась революцией, то возможность заключалась в незавершенности каждого из рассмотренных государственных актов декабря 1904—октября 1905 г. JBce они в отличие от реформ 1860-х гг., посвященных различным сторонам государственной жизни, имели главным своим предметом те или иные изменения в государственном управлении, но принимались в таком урезанном виде, что принятие каждого из них сейчас же давало основания требовать от самодержавия дальнейших уступок. Читатель, надеемся, убедился в этом, как и в общем постоянном отставании преобразовательного процесса от нараставших настоятельных требований жизни. Это в особенности относилось к полугодичной оттяжке с принятием закона о булыгинской думе.

Разумеется, нежелание Николая II пойти на противоречивший его убеждениям отказ от самодержавных прерогатив было не единственной причиной этого. Устойчивость консервативной идеологии — не только в правящих верхах, но и в различных общественных слоях — накладывала свой неизгладимый отпечаток на функционирование государственных институтов, вела к тому, что власти пытались игнорировать радикализацию общественного сознания, как мы это видели на примере их отношения к петиционной кампании. Сообра-

жения государственно-политического свойства, такие как желание избежать резких и поспешных перемен или расчетливое стремление сохранить резерв возможных уступок на будущее, также могли быть причиной торможения преобразовательного процесса. Однако чисто по-человечески ревнивое отношение царя к Витте как будущему премьеру составляло и личную драму расставания с самодержавной властью. А со стороны Витте проведение его программы государственных преобразований оборачивалось борьбой всеми средствами за личное влияние и политическую власть. Недаром когда осуществление реформ приобрело в глазах их сторонников критически неотложный характер, главную роль в уговаривании царя брали на себя такие сановники, которых по свойствам характера, возрасту или состоянию здоровья нельзя было заподозрить в личных амбициях и расчетах. Сперва, в конце 1904 и начале 1905 г., это были П. Д. Святополк-Мирский и А. С. Ермолов, затем, в мае, группа патриархов российской бюрократии во главе с А. Н. Куломзиным, а в июле и октябре — Д. М. Сольский. Вообще политическая последовательность реформаторского направления в высшей бюрократической среде с очевидностью вытекает из рассмотренных в книге материалов.

Представляется, что эти материалы ясно показывают и сущность, убеждений сторонников неприкосновенности самодержавной формы правления и в особенности самого царя.Глубокая и искренняя уверенность в специфическом характере исторического пути развития "^России, господстве в сознании русского народа идеи божественного происхождения царской власти, неприменимости в российской ^действительности парламентских форм правления западного типа и драмой теории общественного договора делали консервацию государственного строя религиозно-нравственным долгом монарха. И все изменения в характере строя производились как бы в отступление от этого ^ долга. Но ощущение велений времени, катаклизмы, сотрясавшие Российскую империю, общность логической аргументации реформаторов из числа высших сановников — убежденных монархистов — и представителей либеральной среды ставили царя в необходимость отходить от непримиримых противников государственных преобразований и делать нерешительный шаг в сторону компромисса.

В нашей литературе был поставлен вопрос о причине, по которой до крушения царизма не были осуществлены программы и замыслы различных реформ. Заключалась ли эта причина в нежелании царской власти согласиться на реформы или в ее неспособности пойти на них из опасений, как бы они не только не ослабили, а наоборот, усилили революционное движение, — так обычно ставится этот вопрос. Что касается рассмотренных здесь государственных преобразований 1905 г., то к ним это применимо лишь отчасти. Они, ведь, не только обсуждались, но и осуществлялись, хотя и с опозданием, неохотно и под давлением неотвратимых обстоятельств. А с этими обстоятельствами, как и всеми остальными факторами, определявшими процесс реформ, читатель, надеемся, ознакомился на страницах этой книги.

Читайте также: