Наследниками кого считали себя художники ахровцы
Обновлено: 02.07.2024
Палата, в которой жили больные, напоминала зал для пассажиров третьего класса на какой-нибудь захолустной станции. Обитатели палаты всегда были в шляпах, очках, с тростями, в дорожных плащах, будто собирались куда-то ехать.
Сестра Дешанель провела Винсента через длинную, как коридор, комнату и указала ему свободную кровать.
— Вы будете спать здесь, сударь, — сказала она. — На ночь можете опускать вот этот полог. Доктор Пейрон просит вас зайти к нему в кабинет, как только вы устроитесь.
Одиннадцать человек, сидевшие вокруг холодной печки, не обратили на Винсента внимания и не сказали ни слова. Когда сестра Дешанель в своем накрахмаленном белом платье и черной пелерине выходила из палаты, черная вуаль важно колыхалась за ее спиной.
Винсент поставил чемодан и огляделся. Вдоль стен палаты двумя рядами стояли кровати, их изголовья были приподняты, и над каждой кроватью висел на металлической раме грязноватый кремовый полог. Потолок был из грубых балок, стены выбелены известкой, а посреди палаты стояла печка с изогнутой под углом трубой, вставленной с левой стороны. Во всей комнате была одна-единственная лампа, которая висела над печкой.
Винсент удивился тихому поведению больных. Они не разговаривали друг с другом. Они не читали, не играли ни в какие игры. Опираясь на свои трости, они сидели вокруг печки и глядели на огонь.
У изголовья кровати к стене был прибит ящик, но Винсент предпочел оставить свои вещи в чемодане. В ящик он положил только трубку, табак, книжку, задвинул чемодан под кровать и пошел в сад. Он шел по коридору мимо пустых, запертых, темных келий.
На монастырском дворе не было ни души. Здесь росли высокие сосны, зеленела густая нетронутая трава и буйный сорняк. Все было залито жгучим солнечным светом. Винсент свернул налево и постучал в дверь домика, где жил доктор Пейрон со своим семейством.
Доктор Пейрон некогда был морским врачом в Марселе, потом окулистом. Жестокая подагра заставила его поступить в эту лечебницу для умалишенных, чтобы жить в спокойном, глухом уголке.
— Вот видите, Винсент, — говорил доктор, положив руки на край стола, — раньше я исцелял тело, а теперь исцеляю души. Это ведь одно и то же ремесло.
— Вы имеете дело с нервными болезнями, доктор. Можете вы объяснить мне, почему я отрезал себе ухо?
— С эпилептиками это бывает, Винсент. Я сталкивался с подобными случаями дважды. Слуховые нервы приобретают обостренную чувствительность, и больному кажется, что если он отрежет ушную раковину, то галлюцинации прекратятся.
— Так… понимаю. Ну, а как насчет лечения.
— Лечения? Что ж… ах да… вам надо принимать горячие ванны не меньше двух раз в неделю. Это будет действовать на вас успокаивающе.
— А что еще я должен делать, доктор?
— Сохранять полное спокойствие. Не волноваться. Не работать, не читать, не спорить, не расстраиваться.
— Я знаю… Теперь я слишком слаб, чтобы работать.
— Если вы хотите остаться в стороне от религиозной жизни приюта, я скажу сестрам, чтобы они вас не принуждали. Если вам что-нибудь понадобится, приходите ко мне.
— Благодарю вас, доктор.
— Ужин в пять. Вы услышите колокол. Постарайтесь поскорее привыкнуть к здешнему распорядку, Винсент. Это будет способствовать вашему выздоровлению.
Винсент пересек заросший травой садик и, войдя под полуразрушенный каменный свод, где помещалось отделение третьего разряда, прошел мимо темных пустых келий. Добравшись до своей палаты, он сел на кровать. Одиннадцать человек по-прежнему молчали, уставясь глазами в печку. Скоро в соседней комнате послышался шум. Одиннадцать человек вскочили и с мрачной решимостью ринулись из палаты. Винсент последовал за ними.
Комната, служившая столовой, была без окон, с земляным полом. Посредине стоял длинный, грубо сколоченный деревянный стол и деревянные скамейки. Тарелки с едой подавали сестры. Еда попахивала плесенью, словно в каком-нибудь дрянном пансионе. На первое был подан суп с черным хлебом; увидя в супе тараканов, Винсент с тоской вспомнил парижские рестораны. На второе подали месиво из гороха, бобов и чечевицы. Больные ели с отменным аппетитом, собирая на ладонь крошки черного хлеба и слизывая их языком.
После ужина одиннадцать больных из палаты Винсента уселись на те же стулья вокруг печки и стали сосредоточенно переваривать пищу. Посидев немного, они один за другим поднимались с места, раздевались, опускали полог и ложились спать. Винсент не слышал, чтобы за все это время они обменялись хоть одним словом.
Солнце уже закатывалось. Винсент стоял у окна и смотрел на зеленую долину. На фоне чудесного бледно-лимонного неба четким кружевом темнели кроны печальных сосен. Ничто не шевельнулось в душе Винсента, ничто не вызвало у него желания взяться за кисть.
Он стоял у окна до тех пор, пока густые южные сумерки не стерли лимонные отсветы на небе и не поглотили все цвета. Лампу в палате никто не зажигал. Оставалось только лечь в постель и думать о своей жизни.
Винсент разделся и лег. Он лежал с открытыми глазами и смотрел на грубые балки потолка. То и дело он съезжал вниз, потому что изголовье кровати было приподнято. Он вспомнил, что у него есть книга Делакруа. Он пошарил в ящике, нашел ее и прижал кожаный переплет к сердцу. Книга его ободрила. Он был не в лечебнице, среди помешанных, он был с великим живописцем, чье мудрое и утешительное слово проникало сквозь твердый переплет прямо в его измученное сердце.
Скоро Винсент заснул. Его разбудили приглушенный стоны на соседней койке. Они становились все громче и громче, потом раздались крики, перемежаемые бессвязными, лихорадочными речами.
— Отойди, отойди! Зачем ты шпионишь за мной? Зачем? Я не убивал его! Нет, ты меня не одурачишь. Я знаю, что ты за птица. Ты из тайной полиции! Что ж, можешь шпионить сколько угодно. Я не крал этих денег. Он сам покончил с собой в среду! Проваливай! Оставь меня в покое!
Винсент вскочил и откинул полог. Кричал светловолосый молодой человек, лет двадцати трех; он метался на койке, вцепившись зубами в свою рубашку. Увидев Винсента, он встал на колени, судорожно ломая руки.
— Господин Муне-Сюлли, не забирайте меня отсюда! Я не виноват, уверяю вас! Я не педераст! Я юрист! Я выиграю все ваши дела, господин Муне-Сюлли, только не арестовывайте меня. Я не мог убить его в среду! У меня и денег никаких нет. Взгляните, у меня нет ни одного су!
Он сорвал с себя одеяло и стал биться в страшном припадке, все время крича и протестуя против тайной полиции и против обвинений, которые на него возводились. Винсент не знал, что делать. Остальные обитатели палаты, казалось, крепко спали.
Винсент бросился к ближайшей кровати, откинул полог в стал трясти спящего за плечо. Тот открыл глаза и глупо уставился на Винсента.
— Встаньте, пожалуйста, и помогите мне успокоить его, — сказал Винсент. — А то я боюсь, что он нанесет себе какое-нибудь увечье.
Человек, которого разбудил Винсент, глядел на него и пускал слюни. Потом он что-то жалобно замычал, в этом мычании нельзя было разобрать ни слова.
— Скорей! — торопил его Винсент. — Вдвоем мы с ним справимся.
Вдруг он почувствовал, что кто-то положил ему на плечо руку. Он обернулся. За спиной у него стоял какой-то старик.
— Бесполезно будить этого человека, — сказал старик. — Он идиот. С тех пор как его привезли сюда, он не сказал ни слова. Пойдемте, мы уймем того парня.
Светловолосый юноша, стоя на четвереньках, рвал ногтями матрас и вытаскивал из него солому. Увидев Винсента, он снова начал кричать, сыпля юридическими терминами. Он упирался и толкал Винсента в грудь.
— Да, да, я убил его! Убил! Но не за педерастию! Нет, совсем не за это, господин Муне-Сюлли! И не в среду! Я убил его из-за денег! Гляньте! Они у меня здесь, все целехоньки! Я спрятал бумажник в матрас. Я сейчас его найду. Только пусть тайная полиция перестанет меня преследовать! Я могу оставаться на свободе, даже если я убил его! Я приведу прецеденты… Вот! Я откопаю бумажник в этом матрасе!
— Берите его за другую руку, — сказал старик Винсенту.
Они силой уложили юношу на кровать, но тот бредил и метался еще не меньше часа. Наконец он совсем обессилел, бормотание его становилось все неразборчивей и глуше, и он забылся лихорадочным сном. Старик присел на кровать Винсента.
— Этот парень учился, хотел стать адвокатом, — сказал он. — И вот перетрудил себе голову. Такие припадки бывают с ним каждые десять дней. Но он ни разу никого не обидел. Ну, спокойной ночи, сударь.
Старик лег на свою кровать и через пять минут уже крепко спал. Винсент снова подошел к окну, из которого открывался вид на долину. До восхода солнца было еще далеко, и во тьме горела лишь одна утренняя звезда. Ему вспомнилось полотно Добиньи, где была и утренняя звезда, и дух великого покоя, обнимавший вселенную… и чувство тоскливого одиночества, которое охватывает человека, жадно вглядывающегося в эту звезду.
Совпадение мотива у абсолютно разных художников показательно. Все ощущают перемены именно что планетарного масштаба — но не до конца понимают, какой в этом новом мире будет роль художника. Нет, это не шкурный вопрос про поиски места, это существенный вопрос — про новую функцию искусства.
Поэтому, забегая вперед, когда в 1932 году государство декретом прикроет все художественные объединения, это будет с его стороны совершенно логичным жестом. Невозможно управлять тем, что движется и меняет вид. Цветущая сложность, конечно, хороша, но она же порой напоминает массовую драку у трактира; а если сделать все единообразным, то и вражда прекратится, и контролировать искусство будет проще.
О вражде поговорим потом, а сейчас — о том, как это присутствие внешней силы в лице государства меняет условия игры. Например, групповые манифесты, которые прежде адресовались городу и миру и выглядели вполне вызывающе, теперь имеют конкретного адресата. И слова о том, что все готовы отражать в своих работах новую революционную тематику, очень быстро приобретают вид ритуальных заклинаний — потому что адресат-государство неизменно их требует. В общем, это уже не столько манифесты, сколько декларации о намерениях, отправляемые начальству. Притом что большинство художников искренне готовы служить революции — но своими художественными средствами и так, как они это понимают.
Говоря о послереволюционных художественных объединениях, попробуем сначала выделить те, которые не совсем объединения, а скорее школы. значительный художник, учитель, своего рода гуру — и его ученики. Такие школы могли быть действительно чисто учебными предприятиями, как, например, школа Петрова-Водкина, просуществовавшая с 1910 по 1932 год, — но могли быть оформлены и как художественные сообщества.
Самое простое (хотя не самое точное) — сказать, что главный сюжет двадцатых годов — это активное противостояние художников авангарда и художников очень быстро набирающего силу антиавангарда. Но в начале двадцатых авангардное искусство испытывает кризис и само, без всякой посторонней помощи. Во всяком случае, его испытывает искусство с высокими амбициями, которое занято исключительно поисками всеобщего языка и проповедью нового видения. Оно не востребовано никем, кроме узкого круга его творцов, их адептов, друзей и врагов из того же поля. Но теперь быть востребованным — это важно; одной лабораторной работы с учениками в Инхуке и Гинхуке недостаточно, надо приносить пользу.
В этой ситуации рождается концепция производственного искусства. Она отчасти воспроизводит утопию модерна — преобразовать мир, создав новые формы всего того, с чем человек сталкивается каждый день, спасти человека правильной красотой. Все должно быть современным и прогрессивным — от одежды до посуды. И художество в этом случае оправдывает свое существование: оно прикладное, даже полезное. Супрематические и конструктивистские ткани, фарфор, одежда, типографика, книга, плакат и фотография — всем этим занимаются теперь художники-авангардисты. Это Любовь Попова, Варвара Степанова, Александр Родченко, Эль Лисицкий, Владимир Татлин и многие другие.
Варвара Степанова в платье из ткани, выполненной по ее рисунку. 1924 год Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина
При этом интересно, что супрематические вещи — например, посуда, создаваемая при участии Малевича его учениками, — не были удобными и даже к тому не стремились. Малевич мыслил всеобщими категориями, и в этом смысле его посуда — так называемые получашки — была сродни его проектам небоскребов для людей будущего: все это было не для тех, кто живет здесь и сейчас. А вот конструктивистские предметы находили практическое массовое применение, в них была разумная функциональность: посудой можно было пользоваться, одежду — носить, в зданиях — жить и работать.
Казимир Малевич. Супрематический чайный сервиз. Разработан в 1918 году Museum of Fine Arts, Houston / Bridgeman Images / Fotodom
АХРР говорит: у нас теперь новое время, случилась революция, сейчас идет социалистическое строительство. И искусство должно это новое время — его приметы, сюжеты, события — просто честно фиксировать. А о средствах выражения вообще не заботиться.
Маленькое отступление. В момент часть российского фейсбука открыла для себя ахровского художника Ивана Владимирова. В его исключительно плохих по исполнению картинах была хроника первых послереволюционных лет. Как грабят дворянскую усадьбу. Как лежит мертвая лошадь и народ раздирает ее на части, потому что это 1919 год и голод. Как судят помещика и попа — и вот сейчас их расстреляют. Люди стали перепощивать подборки картин Владимирова, комментируя это так: оказывается, и в первые послереволюционные годы художники весь этот ужас осознавали. Однако это именно сегодняшнее восприятие, а у Владимирова такой оценки не было. Он, как акын или как бесстрастный репортер, запечатлевал то, что видел, — а видел многое. К тому же работал Владимиров милиционером.
Получается, живопись АХРРа — это искусство факта. Вспомним, что Леф отстаивал литературу факта. На некотором идеологическом уровне эстетические противоположности смыкаются.
Бескрасочные и наивные работы художников раннего АХРРа отсутствием всякой эстетической заботы напоминают о раннем передвижничестве, совсем раннем. Когда всякое понятие о картинной красоте отвергалось идеологически: какая красота, когда мир во зле лежит и задача искусства — зло обличать? Теперь мир, напротив, революционно развивается, но это происходит быстро, и нужно успеть запечатлеть все события — до красоты ли тут? Красная армия побеждает, сельячейка заседает, транспорт налаживается. Все это следует изобразить, оставить документальное свидетельство. Художник как бы добровольно уходит из картины, здесь нет его индивидуального присутствия. И этот уход парадоксальным образом сближает ахровцев и с массовым производственным искусством, и с принципиально анонимными учениками Малевича из Уновиса, которые не подписывали свои картины.
Члены АХРРа (слева направо) Евгений Кацман, Исаак Бродский, Юрий Репин, Александр Григорьев и Павел Радимов. 1926 год Wikimedia Commons
Между обозначенными полюсами — АХРРом и Лефом — карта объединений 1920-х годов напоминает художественное кочевье. Люди переходят из группы в группу, этих групп очень много, все не перечислить. Назовем только некоторые.
Назовем еще два объединения, которые не очень заметны на общем фоне, но позволяют оценить широту спектра. Во-первых, это НОЖ (Новое общество живописцев), существовавшее с 1921 по 1924 год. Это юный десант в Москву, там преобладали одесситы — Самуил Адливанкин, Михаил Перуцкий, Александр Глускин. Они успели провести всего одну выставку, но в их картинах, особенно у Адливанкина, чувствуется стилистика примитива и комическая интонация, которой в советском искусстве почти не будет. Такой вот реализм — но со своей особой интонацией: полностью упущенная возможность в истории русского искусства.
Амшей Нюренберг. Буржуазная сволочь. 1929 год Wikimedia Commons / CC BY-SA 3.0; Государственная Третьяковская галерея
№ 1 Генрих IV (король Франции)
Источник фото: visualforensic/BoredPanda
№ 2 Ава
Источник фото: achavanich beaker burial project
Ава умерла 3700 лет назад в бронзовом веке, на момент смерти ей было от 18 до 22 лет. Она была похоронена в нетипичном склепе, выбитом в скале. Археологи, которые обнаружили Аву в 1987 году, предположили, что она занимала высокое положение в своем обществе, поскольку обычно останки обнаруживались в простых могилах. Шотландский археолог Майа Хул (Maya Hoole) и художник Хью Моррисон объединились, чтобы воссоздать ее внешность с помощью компьютерных программ и таблиц средней толщины тканей современного человека.
№ 3 Меритамон
Источник фото: Университет Мельбурна
Меритамон была великой царицей Египта, жившей около 2000 лет назад. Ученые из Мельбурнского Университета по мумифицированным останкам определили, что ей было от 18 до 25 лет и она болела анемией. Поскольку найдена была только голова, причину смерти установить не удалось. Чтобы воссоздать внешность Меритамон, ученные прибегли к медицинским исследованиям, судебно-медецинской экспертизе, компьютерной томографии и технологии 3D-печати.
№ 4 500-летний Дублинец
Источник фото: LJMU’s Face Lab
В 2014 году в захоронении на площади Колледж-грин в самом центре Дублина археологи обнаружили останки пяти молодых мужчин, живших около 500 лет назад. Изучив скелеты, ученые пришли к выводу, что все они голодали и занимались тяжелым физическим трудом. При помощи компьютерной томографии ученые воссоздали структуру лицевых мышц, мягких тканей и кожи. Длинные волосы и бороду добавили, исходя из работ художников того времени.
№ 5 Николай Коперник
Источник фото: Onet
Один из самых знаменитых ученых, блестящий математик и астроном, экономист и канонник, знакомый каждому за формулировку гелиоцентрической системы мира. Коперник умер в 1543 году в возрасте семидесяти лет. Место его захоронения долгое время оставалось неизвестным, однако при раскопках в кафедральном соборе Формброка в 2005 году были обнаружены останки, которые, как выяснилось после генетической экспертизы, принадлежали Копернику.
№ 6 Иоганн Себастьян Бах
Источник фото: BoredPanda
Один из самых знаменитых композиторов и музыкантов в истории, живший и творивший в эпоху барокко. Реконструируя внешность человека, специалисты используют как новейшие технологии, так и любые свидетельства о жизни и привычках человека. Известно, например, что Бах был весьма дородным мужчиной и любил приналечь на пиво и шнапс, также известно, что у него были проблемы с глазами, вероятно, катаракта.
Взяв за основу лазерное сканирование черепа композитора и документальные источники, шотландский антрополог Каролин Вилкинсон вместе с художницей Каролин Нидхем воссоздали его внешность.
№ 7 Человек из раннего неолита
Источник фото: BoredPanda
Эта реконструкция сделана по останкам древнего человека, найденным в 1863 году в общине Уинтерборн Стоук, недалеко от знаменитого Стоунхенджа. Исследователи в результате своей работы выяснили, как мог выглядеть мужчина, разменявший пятый десяток, за 500 лет до Стоунхенджа.
№ 8 Джейн из Джеймстауна
Источник фото: Jamestown Rediscovery
14-летняя девочка жила в 17 веке и была съедена поселенцами Джеймстауна. Ее изувеченный череп и отделенную от скелета ногу обнаружили в 2012 году в одном из подвалов Джеймтстауна рядом с костями животных и других остатков еды. Доктор Дуглас Оусли (Douglas Owsley), ведущий судебный антрополог в музее естественной истории смитсоновского института, изучил кости и определил, что отметки и сколы на них появились в результате отделения тканей от скелета. Оусли пришел к выводу, что это был случай каннибализма, поскольку Джеймстаун голодал зимой 1609 года.
№ 9 Мать фараона Тота, вероятно Нефертити
Источник фото: BoredPanda
№ 10 Максимилиан Робеспьер
Источник фото: visualforensic/BoredPanda
Робеспьер был французским политиком и адвокатом, заметным деятелем Великой Французской Революции, демократом, сторонником всеобщего избирательного права и отмены рабства. Он был казнен в возрасте 36 лет.
Ученые использовали посмертную маску Робеспьера и записи его медицинской истории. Согласно этим записям, у него были проблемы со зрением, часто шла кровь носом. Робеспьер страдал от желтухи, астении, нервных тиков. Его ноги были покрыты незаживающими язвами, а лицо — шрамами от оспы. Историки считают, что Робеспьер мог болеть саркоидозом.
№ 11 Context 958
Источник фото: BoredPanda
№ 12 Антоний Падуанский
Источник фото: Wikimedia Commons
Святой Антоний Падуанский родился в 1195 году в богатой Лиссабонской семье. Антоний был католическим священником и проповедником, одним из самых знаменитых монахов-францисканцев. Антоний — один из самых быстро канонизированных святых за всю историю католической церкви. Современники отмечали его самоотверженность, доброту и талант проповедника. В 2014 году исследователи из университета, названного его именем, создали группу для реконструкции по цифровой копии черепа.
№ 13 Ричард III
Источник фото: LJMU
№ 14 Мария Стюарт
Источник фото: Университет Данди
Мария Сюарт была королевой Шотландии с 1543 по 1567 год. На трон ее короновали еще в младенчестве. Последние 18 лет своей жизни провела в заключении по приказу королевы Елизаветы, её объявили виновной в заговоре и казнили в возрасте 44 лет. Эксперты из университета Данди на основании всех известных портретов Марии создали трехмерное изображение того, как королева могла бы выглядеть во времена своего правления.
№ 15 Ариш
Источник фото: Wikimedia Commons
Ариш жил в Карфагене, на территории современного Туниса, 2500 лет назад. Ему было от 19 до 24 лет. Исследователи использовали криминологические и судебно-медицинские методики для реконструкции.
№ 16 Средневековая служанка из Эдинбурга
Источник фото: BoredPanda
Эту девушку обнаружили среди останков 400 других человек при переносе кладбища приходской церкви Южного Лита в Шотландии в 2009 году. Она жила в 16 веке и умерла в возрасте от 25 до 35 лет. Исследователи обнаружили, что её рост составлял всего полтора метра, что на четыре сантиметра ниже среднего той же эпохи.
Источник фото: BoredPanda
№ 18 Роберт Бернс
Источник фото: Университет Данди
Робер Бернс был настолько популярным поэтом и фольклористом, что его день рождения стал государственным праздником в Шотландии. Он умер в возрасте 37 лет в Дамфрисе, на Юге Шотландии.
№ 19 Джон Де Стривелин
Источник фото: BoredPanda
Также известный как Джон Стерлинг. Был средневековым шотландским рыцарем, погибшим в 1387 году. Его останки были найдены в замке Стерлинг под потерянной часовней 12 века. Специалисты из университета Данди использовали новейшие технологии сканирования и копирования, чтобы воссоздать внешность средневекового воина.
№ 20 Роберт Брюс
Источник фото: LJMU
Роберт I был королем шотландцев с 1306 до самой своей смерти в 1329 году, прославился как один из величайших воинов своего поколения. Он вел солдат против англичан в первой войне за независимость Шотландии и преуспел. Шотландцы считают его национальным героем. В 2016 году группа исследователей из Университета Глазго и Ливерпульского Университета Джона Мура провели реконструкцию по черепу, который, как считается, принадлежал Роберту Брюсу.
Читайте также: