Надо иметь ввиду что карл линней предоставил может быть больше чем

Обновлено: 25.06.2024

Не меньшей загадкой является для меня и увлеченность личностью выдающегося шведского ученого – Карла Линнея.

… Но, Карл Линней. Когда и чем привлек он моё внимание?

Но, с какой стати у сына бедного священника (а его отец – Нильс Ингемарссон Линнеус, сын крестьянина, был сельским священником; мать – Кристина Линней – тоже дочь сельского священника; фамилия же Линней (Linnus) – происходит от латинизированного шведского названия липы), вдруг появился свой герб. А дело в том, что за выдающиеся научные заслуги перед Швецией Линнею был пожалован дворянский титул (что отнюдь не было рядовым явлением).

Каковы заслуги Карла Линнея перед мировой наукой (не перечисляя всех его выдающихся открытий и проделанной работы), становится ясно из такого сравнения. Дух систематизации, которым была пронизана вся деятельность Линнея, помог биологии в достаточно короткие сроки стать полноценной наукой и в каком-то смысле догнать физику, активно развивавшуюся в течение XVIII века в результате научной революции. Он совершил необходимый шаг в науке, без которого дальнейший прогресс в ней был бы просто невозможен.
Среди главных заслуг Линнея – определение понятия биологического вида, внедрение в активное употребление биноминальной (бинарной) номенклатуры и установление чёткого соподчинения между систематическими (таксономическими) категориями.

Зоология и ботаника того времени занимались не столько изучением видов, сколько их описанием. Поэтому в истинном их распознавании царила безграничная путаница. Например, описания и наименования, которые очередной автор давал новым животным или растениям, были обыкновенно то сбивчивы, то неточны. К тому же, основным недостатком тогдашней науки было отсутствие мало-мальски сносной и точной классификации.

Эти основные недостатки и были исправлены гением Линнея. Заслуга его – чисто методологическая. Он не открывал новых областей знания и неизвестных дотоле законов природы, но он создал новый метод: ясный, логический, и при помощи его внес свет и порядок туда, где до него царили хаос и сумятица. Оставаясь на той же почве изучения природы, на которой стояли его предшественники и современники, он явился могущественным реформатором науки, чем дал ей огромный толчок, проложив дорогу для дальнейшего исследования.

Разумеется, с современной точки зрения, сосредоточенность Линнея на сборе материала, его изучении и его дальнейшей классификации – выглядит чрезмерной. Да и сам подход представляется однобоким (не всё, вообще-то, можно систематизировать и описать, хотя, изучать нам предметы и явления, пока что, удобнее, если существует некая упорядоченность. Или так: систематизировав и описав, можно, порой, пройти мимо самой сути. предмета описания). Но это видится сегодня. А для своего времени деятельность Линнея и его последователей стала очень важной.

В октябре 1741 года Линней вступил в должность профессора медицины в Упсальском университете и переселился в профессорский дом, располагавшийся в университетском ботаническом саду, ныне – Сад Линнея. Здесь Линней проработал до конца жизни. Последующие годы он в основном преподавал и писал ученые труды, однако тогда же совершил несколько научных экспедиций в малоизученные области Швеции и опубликовал о каждой из них отчет. Энтузиазм Линнея, его слава, а главное – способность заразить окружающих стремлением к поиску нового привлекали к нему множество последователей. Он собрал огромный гербарий и коллекцию растений. Собиратели всего мира присылали ему экземпляры неизвестных форм живого, и он описывал в своих книгах их находки. Положение профессора позволило ему сосредоточиться на писании книг и диссертаций по естествознанию. Слава Линнея как учёного, а также как замечательного лектора, умеющего пробуждать в слушателях интерес к познанию природы, особенно растений, привлекали в Уппсалу большое число молодых натуралистов из Швеции и других стран. Многие из них защищали под руководством Линнея диссертации, темы которых обычно он давал сам (текст этих работ в значительной степени также был написан или надиктован самим Линнеем)… Среди учеников Линнея было и несколько россиян. Например, Александр Карамышев и Матвей Афонин…

Принцесса: Да, какой же ты. рыцарь!?
Шрек: Уж, какой есть…

(фото (Википедия): Памятник Линнею в Лунде. Фотография 2005 года;
в тексте использованы материалы с эл. сайтов)

На этой неделе в Nature появились подробности почти детективной истории, которая развернулась в тихом мире классической зоологической систематики и таксономии. Международная группа ученых обнаружила, что слоненок, описанный еще Карлом Линнеем в его Sistema Naturae, не может быть больше синтипом индийского слона и на его место нужно назначить животное, нарисованное Рембрандтом в 1637 году. Чтобы объяснить, что такое синтип и что вообще значит это открытие, придется рассказать о том, какая существует связь между голландским художником, протеомным анализом, кунсткамерой Петра I и биологической систематикой.

Портрет Карла Линнея работы Александра Рослина

Смысл атрибуции типов очень простой: поскольку исчерпывающее описание вида дать невозможно, типы существуют в качестве референтного образца, с которым можно сверяться последующим исследователям. В реальности, конечно, определение новых видов происходит в большинстве случаев в обратном порядке: сначала собираются образцы, а затем, на основе их сравнения, открываются новые виды. Это с удивительной регулярностью происходит до сих пор — то энтомологи откроют новый вид клопов, то, порывшись в старой коллекции, обнаружат ранее не описанный вид млекопитающих.

Главным трудом Линнея является Sistema Naturae, книга, в которой ученый с отважностью первооткрывателя собирался собрать все существующие виды животных и растений. Чтобы сделать это, ему нужна была коллекция типов, на которые можно было бы ссылаться. Эту роль для шведского натуралиста выполняла коллекция редкостей короля Адольфа Фредерика, одна из тех кунсткамер, что стали появляться в разных уголках Европы еще до начала эпохи Просвещения.

За четверть тысячелетия после Линнея в биологии, скажем так, кое-что изменилось. Но коллекцию Линнея почти никто за это время не проверял, и Гентри небезосновательно надеялась найти в ней ошибки. В 2004 году зоолог выиграла грант на фотодокументацию части коллекции. В том числе она обратила внимание на препарат слоненка, являющийся синтипом Elephas maximus.

Линней при описании вида не делал различия между индийским и африканским слонами. Его вид получил наименование Elephas maximus L., 1758. Однако исследования, проведенные в конце XVIII века, показали, что африканского слона следует выделить в отдельный род, оставив линнеевский вид и род за индийскими слонами. Африканская разновидность получила наименование Loxodonta africana (L. Blumenbach, 1797). Еще сто лет спустя, в 1900 году, из этого вида выделили лесного африканского слона, Loxodonta cyclotis (Paul Matschie, 1900), оставив его в пределах того же африканского рода.

Рисунок препарата плода из коллекции Альбертуса Себа.

Гравюра: Альбертус Себа

По сравнению с недавними секвенированием генома денисовского человека или ДНК лошади возрастом в 700 тысяч лет, эта задача кажется сравнительно легкой. Однако, ни у самой Гентри, ни у ее коллег сделать этого не получилось. Тогда она обратилась к Тому Гилберту, эксперту по древней ДНК из Университета Копенгагена. Как ни странно, даже он поначалу не смог прочитать геном заспиртованного слоненка (сложность работы с такой ДНК связывают с действием спирта, но на самом деле этот вопрос еще требует исследования).

В 2009 году, спустя три года после того, как первые эксперименты закончились ничем, к Гилберту пришла новая идея о том, как можно доказать неправильную атрибуцию. К этому моменту получили распространение методы так называемой протеомики, массового изучения белков в клетке. Гилберт поручил своему постдоку, Энрико Капеллини, сравнить протеомы африканского и индийского слона и найти белки, которые отличаются по аминокислотной последовательности. Идея Гилберта заключалась в том, что если в спиртовых препаратах нельзя работать с ДНК, то видовые особенности можно зафиксировать на уровне белков.

Спустя некоторое время Капеллини удалось найти белок (он входит в комплекс гемоглобина), который отличается у двух видов всего одной аминокислотой: если у индийского слона на соответствующем месте присутствует аспартат, то у его африканского собрата там находится глутамат. Вооруженные этим знанием и имея кусочек пищевода линнеевского слоненка, ученые однозначно показали, что догадки Гентри были верны, — препарат принадлежит африканскому слону.

Значит ли это, что названия слонов теперь должны поменяться местами и в энциклопедии пора вносить правки? На самом деле нет, и вот почему. Дело в том, что в качестве типических образцов Линней указал не только препарат из коллекции Себы, но и еще две вещи: кусочек зуба (туманного происхождения) и описание животного другим натуралистом, Джоном Реем. По правилам международной зоологической номенкулатуры, прежде чем начинать разбирательство и менять названия, следует изучить все синтипы вида, то есть, в данном случае, зуб и то животное, что описал Джон Рей. Капеллини, который (как и всякий итальянец) учил в школе латынь, погрузился в чтение дневников этого английского натуралиста.

Джон Рей, родившийся в 1627 году, был на 80 лет старше Линнея. Рей считается одним из наиболее важных английских натуралистов. Среди прочего, он, например, впервые получил муравьиную кислоту путем кипячения красных муравьев и дистилляции испаряющегося вещества.

Судя по всему, впервые слоны попали в Европу во время десанта Пирра в Таренте в 280 году — у полководца было с собой 20 животных. Второй раз Европа столкнулась со слонами во время знаменитого похода Ганнибала на Рим. По поводу того, штурмовали ли Альпы азиатские слоны, экспортированные из Финикии, или же это была местная африканская разновидность, споры не утихают и по сей день. О существовании африканских слонов в последующие времена, ученым не было известно почти до начала XIX века.

В любом случае, после падения Рима о слонах в Европе не слыхивали до того момента, пока арабский халиф Гарун аль-Рашид не подарил одно животное Карлу Великому в знак величайшего почтения. Звали его Абул-Абас. Благодаря своей исключительной для средневекового человека экзотичности, слоны часто попадали в книжные миниатюры. Эти миниатюры, между прочим, занимают важно место в истории искусства, как одни из первых примеров рисования с натуры. Фигуры собак, львов, тельцов, не говоря уже о теле человека, у средневекового художника составлялись по заученным схемам. Но когда вдруг возникла необходимость нарисовать нечто настолько экзотичное, как слон, миниатюристам не оставалось ничего, кроме как забыть о схемах и рисовать то, что видят глаза.

Летом 1664 года Рей в ходе путешествия по Европе приехал во Флоренцию. Там он увидел скелет и кожу слона, умершего за несколько лет до этого. Рей, как настоящий натуралист, оставил в своих дневниках подробное описание принадлежавшего герцогу Фердинанду II животного. По описанию натуралиста нельзя сказать, был ли это африканский или индийский слон, но Рей заметил, что у скелета некоторые недостающие ребра и грудина заменены деревянными муляжами.

Именно на эту деталь обратил внимание Капеллини, который, по счастливой случайности, учился во Флоренции во время аспирантуры и видел хранящиеся там скелеты. Именно такой слон, среди множества других, имеется в Музее естественной истории города — у него не хватает именно тех костей, на которые обратил внимание Джон Рей.

При анализе флорентийских архивов ученые обнаружили, что скелет принадлежит слону, точнее слонихе, которая умерла 9 ноября 1655 года. Она изображена на рисунке Стефано Делла Белла, где также указана дата гибели животного. Это позволило идентифицировать скелет как принадлежавший цирковой слонихе по кличке Ханскен.

Ханскен не настолько известна, как, скажем, Абул-Абаз, но она по праву заслужила себе место в истории, особенно в истории искусства. Из Цейлона, где она родилась, ее привезла все та же Голландская Вест-Индская компания, от которой Себа впоследствии получил препарат слоненка.

23 мая 2007 года исполнилось 300 лет со дня рождения Карла Линнея (1707 – 1778), шведского естествоиспытателя, создавшего систематику трех царств природы – растений, животных и минералов, описавшего около 10 тысяч видов животных и растений. Линнеевские коллекции хранятся в музее Естественной истории в Лондоне. Несколько листов его гербария имеет Московский государственный университет.

Как сегодня видятся открытия Карла Линнея ученым, рассказывает сотрудник палеонтологического института РАН Александр Раутиан.

– Кем же все-таки был Карл Линней, и что он сделал?

– Главное, что о Линнее говорят сегодня в образовательных курсах, – неверно. Говорят, что Линней является создателем некоей системы. Но та система, которую он создал и благодаря которой прославился, в наше время вообще не называется системой. В наше время то, что сделал Линней, называется определительным ключом. Это текст, с помощью которого вы можете определить то или иное растение или животное. Например, спрашивается, пять тычинок, меньше или больше и т.д., вы выбираете и переходите от признака к признаку и, в конце концов, растение опознаете.

Сегодня мы стремимся создать естественную систему живых существ, которая бы отражала прежде всего их природу, а не только внешние признаки. Мы считаем, что природа живых существ связана с их эволюцией. А подавляющее большинство натуралистов времен Линнея полагали, что естественная система должна отразить промысел божий. И Линней считал также. Он был уверен, что видов существует столько, сколько было создано при акте божественного творения. Он ведь был сыном протестантского священника и был правильно воспитан в соответствующем протестантском духе и нигде серьезным образом от этого не отклонялся. Правда, надо сказать, что Ватиканом на короткое время его сочинения были запрещены.

Естественные системы пробовали создавать еще до рождения Линнея. Главное препятствие к этому – это было отсутствие разработанного признакового пространства. Причем развитое признаковое пространство требуется равным образом, как для создания определительного ключа, так и для создания естественной системы. И вот главный вклад Линнея в создание того, что мы теперь называем системой, то есть естественной системой или филогенетической системой, это прежде всего создание ботанической морфологии. Понятно, что после Линнея было очень многое добавлено, но основания ботанической морфологии несомненно были заложены именно Линнеем, и здесь его заслуги больше, чем любого его современника.

– Можно ли сказать, что Линней, в первую очередь, был выдающимся ботаником?

– А он и считал себя ботаником. Но его система природы включала все три царства – она включала и растения, и животных, и даже минералы. Принцип, по которому строились системы минералов, растений и животных у Линнея был один и тот же – это определительный ключ. Определительный ключ – это поисковая система. В XX веке была доказана соответствующая теорема, что иерархическая организация является оптимальной для любой поисковой системы, если нет каких-то дополнительных свойств ускоряющих поиск. Линней создал поисковую систему для самых многочисленных природных объектов, которые мы вообще знаем. Если мы будем считать, что названия растений и животных представляют собой род терминов, то в ботанике и зоологии терминов больше, чем во всех остальных областях науки.

– Какое значение имела его работа для развития науки?

– Огромное. Он совершенно сознательно решил создать искусственную систему, с помощью которой любой студент мог спокойно на практических занятиях определять соответствующие растения, животных и даже минералы.

Конечно, во времена Линнея было известно гораздо меньше видов, чем сегодня. Но все равно достаточно много – к концу его жизни Линнею были известны десятки тысяч видов. Следующее обстоятельство, которое обычно упоминается - это то, что Линней ввел так называемую биноминальную номенклатуру.

Карл Линней в лапландской одежде. 1737 год. Нидерланды.

– Каким человеком был Линней?

– О Линнее, конечно, говорят в первую очередь как об ученом. А я думаю, он был замечательный человек. Линней приобрел мировую известность тогда, когда он уехал из своей дикой страны – из тогдашней Швеции. Это периферия Европы с едва развитой наукой, с архаическим образованием – это эпоха Карла XII и его наследников. Вообще его поездка в Европу была стимулирована домашними обстоятельствами: он решил жениться. И отец ему сказал, что нищим жениться нельзя. Каким образом человек, занимающийся наукой, может приобрести достаток? С помощью ученой степени. В те времена ученую степень в Швеции нельзя было получить вообще. Поэтому неудивительно, что он поехал защищать диссертацию в Германию. Кстати, он защищал диссертацию на медицинскую степень и понятно, почему – медицина это как раз то, что приносило деньги. Ботаника и тогда денег не приносила деньги.

А вот когда он вернулся в Швецию, он стал королевским врачом и, соответственно, главным врачом Швеции.

Свои главные сочинения он начал писать около 1730 года, но он говорил, что все, что ему удалось сделать в своей жизни, было им продумано до 27 лет. И это очень похоже на правду. Потому что когда мы видим, сколько книг было издано за очень короткое время после его приезда в Европу. Фактически мальчишка приехал защищать степень и начал издавать одну книгу за другой. Причем это книги, которые тут же приобретали мировую известность. А ведь это произошло потому, что необходимость жениться заставила его поехать в Европу. И он не только получил мировую известность, он получил огромные по тем временам деньги. Отец его будущей супруги, видя, насколько стал известен и состоятелен Линней, послал ему письмо, где пишет: вы, по-видимому, не собираетесь возвращаться на родину и, наверное, моя дочь может считать себя свободной. Линней был уже помолвлен со своей невестой, а протестантском мире это было очень серьезным обязательством. И Линней все оставил и уехал в Швецию практически сразу после получения письма. Для него любовь к женщине был не пустым звуком. И он всю жизнь прожил с этой женщиной.

Портрет Карла Линнея работы Александра Рослина

Рисунок препарата плода из коллекции Альбертуса Себа.

Гравюра: Альбертус Себа

Читайте также: