Может ли женщина быть начальником пожарной части
Обновлено: 16.06.2024
Ни сама пожарная, ни ее коллеги не знали, что их профессия входит в список запрещенных для женщин. Сегодня женщине нельзя быть дальнобойщицей, чинить самолеты, трудиться за станком плотника и реализовывать себя еще в 453 разных специальностях. Анна Шпенова, по сути, тоже не имела права работать на пожарах, хотя занималась этим более семи лет.
Анна Шпенова
Когда мне было три года, я чуть не утонула. Около бани в деревне был пруд, он весь был затянут ряской, но мне показалось, что это полянка. Я шагнула на эту полянку, и меня затянуло под мостик. Плавать я еще не умела, а взрослые работали на огороде. Спасло везение: на мне были резиновые сапоги на три размера больше, они всплыли, мой дядя их увидел и нырнул за мной. Это самое первое воспоминание, которое, наверное, повлияло на мое желание спасать людей.
Второй важный момент — я родилась в семье военных. Мой папа подводник, капитан второго ранга, а дедушка отслужил на торпедных катерах всю войну — по сути, смертником, ведь оттуда мало кто возвращался. На их примере я училась чести, достоинству, у меня появлялось желание помогать .
Долгое время это стремление росло, но особенно остро оно ощутилось после рождения первого ребенка. Тогда мне показалось, что я мало даю этому миру. С рождением второго это чувство обострилось еще сильнее. Изменился весь мой мир, казалось, я потратила много времени зря. Я хотела, чтобы дети росли на моем примере, тем более что я мать-одиночка и никакого другого примера у них все равно нет. В момент, когда я осталась совсем одна и в депрессии, произошла судьбоносная встреча: в кругу друзей я познакомилась с действующим пожарным. Вдохновилась. И он посоветовал мне попробовать.
Самоцензура не позволит мне произнести, что именно сказали [коллеги], когда я впервые пришла в часть: было сильное русское удивление.
Первое время я доказывала своими поступками, что это не блажь и я отношусь к работе серьезно. До самого конца коллеги будто считали своим долгом меня уберечь или защитить — причем так, чтобы я не заметила. Но мы всегда работали плечом к плечу и на равных.
Родителям о новой работе я ничего не сказала. Они узнали только спустя год и никак не отреагировали. И за следующие восемь лет мы ни разу об этом не заговорили. Но их молчание для меня значит, что они уважают мой выбор. Что касается моих детей, то о профессии пожарной я стараюсь детям рассказывать только забавные истории, чтобы они не волновались. Но мы очень много с ними общаемся. Я говорю им, что каждый человек может все, если он откроет в себе способности к этому. Я знаю, что они гордятся мной.
Я помню каждый свой пожар, кроме последнего. Наверное, я не думала, что он может оказаться последним, а сейчас он просто выскочил из головы. В остальных же случаях я до сих пор помню расположение помещений — вплоть до поворотов и количества ступенек. Помню, где стояла мебель или находились газовые трубы. Все это въедается глубоко в мозг, потому что во время спасения и тушения эти нюансы очень важны. За годы работы у меня так деформировалось восприятие, что я захожу в магазин и автоматически ищу пожарный выход, запоминаю дорогу до деталей: два поворота налево, десять шагов вправо, бородинский хлеб находится на второй полке третьим. Все еще делаю это — хотя вроде бы мне это уже не нужно.
Правду говорят: бывших спасателей не бывает. Когда у нас случался вызов, мы одевались, брали аппараты, приезжали на место и в составе минимум трех человек вместе выдвигались к очагу. До этого этапа все регламентировано. Но дальше — импровизация. Никто никогда не знает, что будет внутри: есть ли там люди, сколько их, в каком состоянии. По продвижению вглубь надо замечать газовые баллоны, электрические устройства, лакокрасочные баночки, которые у всех людей понаставлены в каждом углу. Они взрываются, и среди хаоса, шума, гама надо выполнять работу. По треску нужно понять, что взрывается и что находится в комнате. По запаху также можно определить, что горит. Дым имеет миллион вариаций, но чувствуешь это только с опытом.
Существует заблуждение, что основная задача пожарных — тушить пожары. Но это не так. Иногда, когда люди видят, что пожар происходит на третьем этаже, а мы, придурки, ломанулись на пятый, — они считают, прячемся. На самом же деле первоочередная задача — это эвакуация и спасение людей с вышележащих задымленных помещений. Этим занимается первый прибывший экипаж. Непосредственно тушат огонь второй и третий.
Сейчас, когда я куда‑то еду, мне все время кажется, что вокруг меня с людьми что‑то происходит, они нуждаются в моей помощи : сердце прихватило, дверь заклинило, что угодно. И меня часто просят о помощи.
Такая способность индивидуальна и не зависит от пола. Мужчины тоже боятся огня или высоты. Однажды новоприбывший коллега, очень молодой и малообученный парень, на моих глазах испугался и убежал из пожара. Это было странно. Возможно, все потому, что в наших госструктурах психологическое тестирование проводится недостаточно тщательно, больше внимание уделяется физической подготовке и заучиванию бумажек. Конечно, непригодные для профессии люди не задерживаются и, получив дозу страха, уходят на другие должности.
Единственное, что я почувствовала на своем первом выезде, это то, как сильно воняет, — потому что горела помойка. И первого человека я спасла далеко не сразу. Когда это произошло, в первые часы у меня не было никаких эмоций. Я не восприняла это как героический поступок, но позже приходит осознание, что это была чья-то дочка, очень нужный кому‑то человек, кем‑то самый любимый, — и что ее жизнь могла оборваться. В критический момент спасение произошло как нечто само собой разумеющееся.
Пожарных далеко не всегда благодарят. Иногда люди, находясь в шоковой ситуации, просят отнести их обратно, в пожар, и положить на место. Или они молчат и не понимают, что могли лишиться жизни.
Что произошло дальше, для меня загадка. После выхода клипа вышестоящее руководство, то есть начальник отряда, решил, что мне не нужно больше работать пожарным. До этого пару раз он высказывал такие мысли, но почему‑то официальное снятие с должности произошло день в день с выходом клипа: вышел приказ о моем переводе на должность диспетчера. Объяснений никаких, хоть я и спрашивала, — разговаривать с подчиненными, видимо, не в его привычках.
Следующие несколько месяцев прошли для меня не очень приятно. Первое время, пока я еще дорабатывала пожарным и числилась в должности, начальник создавал такие условия, при которых, мягко говоря, было некомфортно. Очевидно, он влиял на личный состав части: были слишком частые проверки, выговоры и замечания на ровном месте.
Меня иногда спрашивают, почему я не пробовала сопротивляться. Наверное, потому что даже когда о моей истории узнали журналисты и она дошла до Москвы, я встретила не просто бездействие со стороны начальства, а нелепые и жалкие попытки всячески прикрыть все свои мягкие места. И вместо того чтобы обратить внимание на самоуправство начальствующего состава, Москва была сильно заинтересована в том, чтобы я очень быстро и крайне тихо ушла. Можно было побороться, но, на мой взгляд, не с кем и незачем. Да и я уже не в том возрасте, чтобы кому‑то что‑то доказывать.
Когда я только ушла, мне было очень печально, обидно за пацанов, так как им еще предстоит работать с начальником-самодуром. Но я поняла, что теперь нужнее в другом месте и должна перейти на следующую ступень.
Читайте также: