Кто предоставил средства на установку памятника барклаю де толли
Обновлено: 28.06.2024
Барклай-де-Толли, командующий 1-й русской армией при вторжении Наполеона в 1812 году, формально награждён был щедро. Пожалован чином фельдмаршала, стал вторым после Кутузова полным кавалером ордена Святого Георгия (из четырёх вообще таких кавалеров за всю его историю). Рядом с Кутузовым памятник у Казанского собора в Петербурге.
А уж милостью монарха облагодетельствован был в полной мере. В отличие от того же Кутузова.
И тем не менее, Барклая считают лишь тенью Кутузова. В лучшем случае. В худшем — неудачником, который не сумел победить Наполеона в стиле Кутузова. Хотя, вроде бы, как раз и действовал, как Кутузов. Или Кутузов — как Барклай?
Баловень неудачи
Барклай-де-Толли происходил из шотландского рода. Но из той его ветви, которая перебралась в Прибалтику, тогда ещё жившую под Ливонским орденом. Дед его был даже градоначальником Риги.
Когда, однако, прибалтийские земли были сначала отвоёваны, а затем выкуплены Россией у шведов, род Барклаев, как и практически все прибалтийские немцы, включился в жизнь Российской империи и начал ей служить истово и верно.
Вот и Михаил — Михаэль Андреас, если быть точным, - начал службу Империи в рядах Псковского карабинерного полка в 19 лет от роду. И служил долго ни шатко, ни валко, как говорится: исполнял должности в частях, состоял при генералах, был адъютантом. Звёзд с неба не хватал настолько, что в 40 лет командовал всего лишь батальоном.
Но именно тогда обозначились его главные качества. Барклай был — настоящий. Он не обладал харизмой, его не слишком любили в войсках. Но он был настоящим немцев — у него в частях всегда был порядок. В системе, где полковой командир распоряжался полком, как барин деревней — и в финансовом смысле тоже, - у Барклая был немецкий порядок. Солдаты были сыты, всё было снабжено по норме. но его — не любили.
Он не умел быть любим подчинёнными. И он не искал их любви.
И это была главная причина, по которой взлёт его карьеры начался только после 1807 году, когда он встретился с императором Александром и сумел понравиться ему.
Стратег, обыгравший Наполеона
Этого Александр не забыл ни себе, ни Кутузову, а потому умный, с новыми идеями, исполнительный и по-немецки организованный Барклай стал ему светом в окошке.
Надо отметить, что выбор императора оказался предельно удачным. Даже не будем говорить о том, что Барклай-де-Толли в должности военного министра сумел сделать максимум для преобразования и вооружения русской армии, приведя её в соответствие с теми реалиями, которые создали новые войны нового наполеоновского времени. Важнее другое. Расположение русских войск перед войною, которое многократно обругивалось историками, но которое в реальности ограничило Наполеону возможности манёвра ещё до вступления того на русскую землю.
Иными словами, Барклай ещё до войны заставил Наполеона играть по своим правилам.
Что было при нём как военном министре решено с планом боевых действий?
В отличие от Багратиона - героя, рубаки, чья стихия - бой лицом к лицу, Барклай предложил не вторжение французам навстречу с риском быть окружёнными и уничтоженными, а стратегическое отступление. Причём такое, когда у Наполеона не было бы выбора, куда наступать. То есть поставить против уже ясно, что гигантской, превосходящей русские силы в три раза армии Наполеона одну русскую армию. И куда бы тот ни пошёл, на боку его армия Барклая висеть будет. Хоть и много сил у Бонапарта, да против ста тридцати тысяч Барклаевых простым заслоном не отгородишься. Как минимум, равноценные силы выставить надо. И тогда на поход на Петербург мало войск останется.
Таким образом, Барклай уже одним расположением войск устранил угрозу от столицы и заставил Наполеона устранять себя, свою армию. Чем тот автоматически и занялся, разменяв стратегическую цель войны на тактическую.
Параллельно, при атаке на Барклая, в бок французам должен был вцепиться Багратион со своею армией. Та была — слёзы, всего 45 тысяч солдат. Но это была армия. И её игнорировать тоже не стоило. И в итоге против неё Наполеон послал более 60 тысяч войск, фатально ослабив главную группировку.
Собственно, тогда война была и выиграна.
Стратегия и реальность
Но — выиграна стратегически. Тем, что Барклай повёл войска Наполеона за собою, ибо военная необходимость требовала от того прежде всех дальнейших целей уничтожить армию Барклая.
Но реально войну выигрывает не только стратегия, но и дух войска, и его снабжение, и вообще экономика государства, и настрой его элит и народа. И вот тут при всей правильной стратегии, выбранной Барклаем, таились очень даже большие возможности для поражения.
Во-первых, ещё в 1810 году поданная царю бумага Барклая, в которой он обосновывал, что в грядущей войне с Наполеоном надо будет отходить от границы вглубь страны, не принимая боя, не гнушаясь и не стесняясь бесславием, ибо противостоять ему в прямом бою невозможно, в условаиях реальной войны оказалась бесполезной. Общество считало, что Наполеона нужно бить, что русская армия его может бить, - так отчего Барклай противодействует этому желанию и всё отступает да отступает? Уж не изменник ли он?
Во-вторых, Барклай стал в какой-то момент, даже, скорее всего, неощутимо для самого себя, адептом отступления ради отступления. Кутузов не зря говорил, что сдача Смоленска фактически означает сдачу Москвы. Потому что Барклай не сделал самого элементарного для успешной обороны на этом рубеже.
Чего и надо-то было?! Взять Смоленск за центр обороны, за ключ её. Разбить позиции вдоль Днепра - южнее и севернее, на правом берегу. Держать в этом смысле основные дороги, по которым можно было бы сделать обход города, - не так их и много!
При атаке Наполеона на Московскую дорогу с севера - линия держится. Из Смоленска через Петербургское предместье подкрепление прибывает. Мало, давит неприятель? Того прикрытия достаточно, чтобы на дорогу Московскую отойти и тем устремления его ничтожными сделать. То же и с юга. У Красного заслон сильный - бейся об него, Наполеон! Позиция Смоленская в этих смыслах непреодолимая - действительно, он есть ключ-город к доступу во внутренние пределы русские. Не обойти его.
Но Барклай не верил в удержание Смоленска и предпочёл отступить далее, лишь бы не позволить Наполеону окружить армию.
Но — не орёл.
Ещё более зримым свидетельством того, что Барклай невольно стал рабом отступательной стратегии, было совещание в Филях по поводу оставления Москвы. Там Барклай показал себя стратегом и реалистом: он заявил, что Москву защищать невозможно, и предложил отступить. Но куда? - на Нижний Новгород! То есть просто отойти ещё от армии Наполеона.
До гениального замысла Кутузова отступить вообще в никуда — на Рязань — Михаил Богданович подняться не смог. А между тем — уже, разумеется, после исполнения — замысел оказывается элементарным: с Рязанской дороги переход на Калужскую, откуда одновременно и прикрываются южные губернии с их пушечным и пороховым производством, а также продовольствием, ставится под угрозу линия снабжения французов по Смоленской дороге и воспрещается их поход на Петербург, столицу. Ибо кто осмелится на такой рейд, имея в тылу стотысячную армию?
Потому Кутузов, которого нередко называют продолжателем стратегической линии Барклая, был как раз стратегом истинным: его отступление было подчинено цели победы. А отступление Барклая было подчинено. просто отступлению. Сохранению армии.
Вот в этом и есть главная проблема и главная трагедия Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. По своим планам и действиям он был точно одним из главных спасителей России в 1812 году. Можно сказать — стратегическим спасителем. Но он не был гением, как Кутузов. Он имел ординарный — порядочный, в переводе — немецкий ум. Этот ум был даже гораздо выше среднего. Но это был ум прекрасного военного организатора. Ум великолепного министра обороны.
Сердце в постаменте
Памятник герою Отечественной войны 1812 года фельдмаршалу Михаилу был установлен на территории Восточной Пруссии ещё в 1821 году неподалёку от усадьбы в нынешнем пос. Нагорное Черняховского района.
В годах памятник был поставлен на учёт как объект культурного наследия, в годы получил статус объекта наследия федерального значения. Два года назад он подвергся нападению вандала — местный житель попытался демонтировать ограду памятника кувалдой. Но это ему не удалось, поскольку требовало значительных физических усилий. В результате нарушитель разозлился и бросил кувалду в памятник. Несколько дней спустя подсудимый вернулся и похитил секции ограды общей длиной более 20 метров, а потом сдал их в скупку металлолома. Суд приговорил молодого человека к 2,5 годам условно. В суде он заявил, что даже не знал, кто такой Михаил . В прошлом году стало известно, что памятник лишился одного из лавровых венков. Региональное УМВД даже проводило по этому факту проверку.
Венок в земле
Однако в случае с повреждённым памятником позапрошлого столетия в Черняховском районе речи о реставрации не шло. В техническом задании к торгам написано, что на ремонт самого памятника направляется всего 48,3 тыс рублей. Остальные деньги идут на благоустройство — тротуарную плитку за 555 тыс рублей и ограждение за 655 тыс рублей.
Сам памятник уже выкрашен чёрной краской. Правда, в некоторых местах она легла неровно. Отчетливо видны места, где приваривалась к памятнику отбитая в июле 2011 года панель. Ещё некоторое время назад во внутренней части памятника наблюдались обильная ржавчина, почти прогнившие крепления элементов, негерметичные швы. Разбирали ли рабочие памятник, чтобы отремонтировать его изнутри, нам ответить не могут. Сложно сказать, как долго продержится такой ремонт, и не будет ли вода заливаться в щели монумента, который стоит тут уже более 200 лет.
Пустая усадьба
От памятника направляемся к бывшей мызе Штилитцен, где, по данным историков, и скончался фельдмаршал Михаил . Несколько лет назад усадьбу купил московский бизнесмен, шурин Юрия Лужкова Виктор Батурин. Тогда же её начали восстанавливать. На фотографиях двухлетней давности, которые сохранились у исследователя Александра Панфилова, видно, что в здании вовсю шёл ремонт, в нём были установлены новые окна, застеклён зимний сад, дверные ручки заботливо обёрнуты тканью, чтобы их не повредили. В самом здании располагался стенд с фотографиями, повествующими об истории восстановления усадьбы. Однако сейчас здание пустует, окна вырваны вместе с подоконниками, от дверей остались лишь пустые проёмы, внутри гуляет ветер, стекла зимнего сада разбиты, а в перекрытиях второго этажа спилены балки. Всё, что не смогли вынести вандалы, уничтожено на месте.
С этим зданием был связан и ещё один скандал — арест сотрудницы регионального управления Росимущества, подозреваемой в получении взятки в особо крупном размере. О нём стало известно 9 августа 2013 года. По версии следствия, чиновница получила 5 млн рублей за то, чтобы обеспечить победу гражданина Германии в торгах по приобретению конюшни в поселке Нагорное, а также право аренды земельного участка под купленным зданием.
Судя по документации к торгам, имущество было продано гражданину Германии за 1,9 млн рублей. Однако 14 августа, спустя неделю после известия об аресте чиновницы, торги были признаны несостоявшимися. Формальная причина — деньги от покупателя так и не поступили.
Текст — Оксана МАЙТАКОВА, фото — Виталий НЕВАР, Александр ПАНФИЛОВ
Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter
Эрмитаж и журнал "Родина" продолжают совместный проект, в рамках которого мы знакомим читателей с малоизвестными раритетами из запасников главного российского музея.
А. фон Рентцель. Император Николай с кронпринцем Фридрихом Вильгельмом на Унтер ден Линден. 1836 год. На заднем плане упомянутые в статье работы скульптора Х.Д. Рауха.
Двести лет назад император Александр I повелел воздвигнуть близ Казанского собора в Петербурге памятники М.И.Кутузову и М.Б.Барклаю де Толли. В Эрмитаже хранятся деревянные фигуры этих выдающихся полководцев, исполненные по моделям Б.И.Орловского малоизвестным скульптором 1-й половины XIX в. Дмитрием Кузнецовым. Натуралистически переданная резчиком генерал-фельдмаршальская форма и награды обоих полководцев заставляют нас вспомнить, что в истории русского искусства монументы у Казанского собора впервые запечатлели героев в современном им мундире.
Тога для героя
В Московской Руси исторические события традиционно увековечивались возведением храма; первый замысел памятника-изваяния возник у Петра Великого: в 1716 году он повелел Б.-К.Растрелли создать монумент, символизирующий триумф преобразованной им России. Скульптор создал модель величественной конной статуи, которой предстояло занять место на высоком пьедестале с аллегорическими фигурами, однако этот проект осуществлен не был.
Спустя полвека конную статую Петра Первого воздвигла на Сенатской площади Екатерина Вторая - шедевр Э.-М.Фальконе, торжественно открытый в 1782 году, стал первым скульптурным мемориальным монументом в России. Новые памятники появились в столице по замыслу императора Павла: в 1800 году он установил перед Михайловским замком статую Петра Великого, исполненную по модели Б.-К.Растрелли еще в 1743-1747 годах. В следующем, 1801 году, на Царицыном лугу появился памятник А.В.Суворову, изваянный М.И.Козловским.
Незадолго до наполеоновского вторжения император Александр отправил скульптора Ивана Мартоса и живописца Ореста Кипренского в Москву с целью приискания места для памятника Минину и Пожарскому. Установить монумент не успели: он был сооружен лишь через семь лет и стал символом национального единства, спасшего Россию не только от польского нашествия в XVII столетии, но и от нашествия "двунадесяти языков" в XIX веке. Александр I торжественно открыл его 20 февраля 1818 года. Три месяца спустя скончался Барклай де Толли. Рескриптом от 23 сентября 1818 года Александр I возвестил о своем намерении увековечить память главных полководцев Отечественной войны 1812 года монументами близ Казанского собора в Санкт-Петербурге.
Одежду и вооружение для Петра и Суворова скульпторы Растрелли, Фальконе и Козловский заимствовали у героев античности. В изображении одежды и оружия Минина и Пожарского знаменательно совмещение реалий Рима с реалиями средневековой Руси: оно отразило сознательное стремление Мартоса представить равновеликими подвиги отечественных героев и героев классической древности. Но Барклая и Кутузова государь повелел представить в их генерал-фельдмаршальских мундирах и с пожалованными им наградами.
Это требование вызвало смятение как у наших теоретиков искусства, так и у наших скульпторов; намерение Александра было воплощено в жизнь много позднее, в царствование императора Николая.
Римляне фрака не имут
Подвиги Минина и Пожарского были удалены от ваятеля на два столетия, и материальные приметы давно прошедшей эпохи легко укладывались на прокрустово ложе классических канонов. Но вообразить на столичной площади величественные статуи русских полководцев, превзошедших в славе величайших героев древности, - вообразить их облаченными в мундиры фрачного покроя было невозможно.
В теоретическом трактате "Опыт о выборе ваятельных предметов для всенародных памятников" (1812-1814) будущий президент Императорской академии художеств А.Н.Оленин поставил вопрос о том, какими средствами располагает монументальная скульптура для создания образа героя современности, причем за рассматриваемой им абстрактной фигурой "великого мужа, которому воздвигается памятник", нетрудно угадать Александра I. Эстетическая коллизия классицизма, перед которой в замешательстве остановился Оленин в своих размышлениях, заключалась в том, что апелляция к вечности, свойственная мемориальной скульптуре, приходила в вопиющее противоречие с суетностью современной моды - как гражданской, так и военной.
"Каким же образом во всенародных памятниках можно сохранять истину и соглашать ее с изящным вкусом?" - вопрошал Оленин. Очевидно, удовлетворительно разрешить этот вопрос ему не удалось: современный европейский костюм Оленин находил (и без обиняков называл) уродливым. Воззрения, весьма близкие оленинским, Александр Грибоедов несколько лет спустя высказал устами Чацкого:
Но хуже для меня наш Север во стократ
С тех пор, как отдал все в обмен на новый лад,
И нравы, и язык, и старину святую,
И величавую одежду на другую
По шутовскому образцу:
Хвост сзади, спереди какой-то чудный выем,
Рассудку вопреки, наперекор стихиям.
По-видимому, мысль о том, что изваяние способно предать векам образ героя в одежде, скроенной "по шутовскому образцу", казалась Оленину нестерпимой (конечно, он не относил это к надгробным памятникам и монументальным рельефам, где такое "послабление" допускалось). Это чувство разделяли лучшие русские скульпторы. В 1827 году условие изобразить Кутузова и Барклая де Толли в генерал-фельдмаршальских мундирах послужило едва ли не главным препятствием для участников конкурса на лучшие модели памятников перед Казанским собором в Петербурге. И.П.Мартос, В.И.Демут-Малиновский, С.С.Пименов и Н.А.Токарев, как отмечает известный историк скульптуры Е.В.Карпова, "поспешили отказаться, смутившись, кроме всего прочего, требованием изобразить героев в современных мундирах".
Спасительный плащ
Едва ли не первым, кто отважился изобразить в монументальном и мемориальном изваянии современного героя в свойственном ему мундире, стал выдающийся немецкий скульптор Х.Д.Раух (1777-1857): в 1819-1822 годах он исполнил мраморные статуи прусских полководцев Бюлова и Шарнгорста для памятников, воздвигнутых им в 1822 году на Унтер ден Линден. Эти монументы произвели сильное впечатление на великого князя Николая Павловича: близ этих статуй на параде 23 сентября 1824 года он в качестве шефа 6го Кирасирского (Бранденбургского) полка Прусской армии отдавал рапорт своему тестю, королю Фридриху-Вильгельму III. Истово почитая память Отечественной войны, в пятнадцатую годовщину национального подвига Николай I вернулся к замыслу старшего брата, но объявленный им конкурс, как сказано выше, оказался бесплодным.
В связи с этим в следующем году из Италии вызвали Б.И.Орловского и С.И.Гальберга. Однако последний также тяготел к условной трактовке образов; неудивительно, что в конкурсе 1828 года победил Орловский. Впрочем, и он счел нужным задрапировать героев в широкие плащи, не рискнув, по-видимому, изобразить тучного Кутузова в мундире фрачного покроя. По этому пути пошел и Мартос, получивший после смерти Александра I заказ на создание памятника императору в Таганроге: в 1829-1830 годах он исполнил модель статуи Александра в плаще, наброшенном поверх мундира, подобно римской тоге. Этот памятник был открыт 23 октября 1831 года.
Шесть лет спустя, в двадцатипятилетнюю годовщину со дня окончания Отечественной войны, 25 декабря 1837 года были торжественно явлены публике и памятники генерал-фельдмаршалам Кутузову и Барклаю де Толли.
Таким образом, на рубеже второго и третьего десятилетия XIX века эстетические каноны, препятствующие изображению исторического мундира в русской монументальной скульптуре, были разрушены. Вслед за памятниками Александру I в Таганроге и Кутузову с Барклаем в Петербурге один за другим были открыты "всенародные", по терминологии А.Н. Оленина, памятники военачальникам М.П. Лазареву в Севастополе, М.С. Воронцову в Тифлисе, И.Ф. Паскевичу в Варшаве, И.Ф. Крузенштерну в Петербурге, Н.Н. Муравьеву-Амурскому в Хабаровске, А.В. Суворову в Рымнике; не говорим о многочисленных памятниках императорам Петру I, Александру I, Николаю I, Александру II, Александру III и великому князю Николаю Николаевичу (Старшему).
260 лет назад родился генерал Михаил Барклай-де-Толли
Репродукция гравюры с изображением русского полководца Михаила Богдановича Барклая де Толли (1761-1818) из коллекции Государственного Исторического музея
Командир лучшего полка русской армии
Михаил Богданович (при рождении Михаил Андреас) появился на свет в Лифляндии, на захудалой мызе Памушисев – в семье отставного поручика русской армии Вейнгольда Готтарда Барклая-де-Толли. Барклаи (Беркли) – старинный шотландский род, представители которого в середине XVII века, спасаясь от нужды и притеснений англичан, перебрались в Прибалтику.
Службу пришлось в первое время нести в родных краях – в Прибалтике, позже молодого офицера перевели обратно в столицу. Среди прочих офицеров он отличался глубокой образованностью и стремлением как можно глубже постичь теоретическую часть военного дела. Боевое же крещение Барклаю довелось принять в 1787 году – когда началась очередная русско-турецкая война и Михаила отправили на фронт. Участвуя в осаде крепости Очаков, Барклай удостоился первой своей боевой награды, ордена Св. Владимира 4-й степени.
Получив звание секунд-майора, он был зачислен в Изюмский легкоконный полк, в рядах которого сражался при Каушанах, под Аккерманом, под Бендерами. Но вскоре его бывший начальник принц Виктор Амадей Ангальт-Бернбург-Шаумбург-Хоймский, которого Барклай спас от гибели под Очаковым, устроил ему новое назначение. На севере разразилась война России со шведами – и Барклай-де-Толли отправился в Финляндию, где начались боевые действия.
19 апреля 1790 года в сражении при Керникоски принц Ангальт получил смертельную рану – и умер на руках Барклая, снова вынесшего своего начальника из гущи боя. Перед смертью принц подарил Михаилу свою шпагу, которую тот через много лет велел положить уже в свой гроб. Весной 1794-го Барклай-де-Толли, будучи командиром гренадерского батальона, сражается с польскими повстанцами – он отличился при штурме города Вильно.
Продолжающийся карьерный взлет Барклая оказался во многом обусловлен его личными качествами. Военный историк Николай Копылов отмечает, что служба в 4-м егерском полку, в который преобразовали прежний батальон Барклая, заметно отличалась от остальных частей.
По итогам инспекций 4-й егерский полк стал считаться одним из самых лучших в русской армии – и 24 марта 1799 г. император Павел I утвердил производство Барклая-де-Толли в генерал-майоры.
Хитрый план Барклая
Новая война началась в октябре 1806 года, когда русскую армию направили на помощь наголову разбитой Наполеоном Пруссии. Воюя под началом генерала Леонтия Беннингсена, Барклай прекрасно проявил себя 26 декабря 1806 года в сражении при Пултуске. В ходе этого сражения отлаженная машина наполеоновской армии едва ли не впервые дала серьезный сбой – разгромить русских, невзирая на все усилия, французам не удалось. Именно Барклай в самый тяжелый момент боя возглавил контратаку на врага и отбросил его на исходные позиции.
7–8 февраля Барклай отличился в битве при Прейсиш-Эйлау. Удерживая этот городок, он в течение нескольких часов успешно отбивался от превосходящих корпусов маршалов Пьера Ожеро и Николя Сульта. В этом бою Михаил Богданович оказался тяжело ранен в правую руку с раздроблением кости и отправился в тыл на излечение. Именно там он впервые задумался о возможности нашествия Наполеона на Россию и начал прикидывать, как можно ему противостоять.
Год спустя Барклай познакомил со своим планом самого царя Александра I – император ехал в Тильзит заключать мирный договор с Наполеоном, но в пути решил навестить раненого героя Эйлау.
Оценив стратегические таланты Барклая, царь начал его выделять среди прочих военачальников. Поправившись, Михаил Богданович получил чин генерал-лейтенанта и в должности командира корпуса отправился на начавшуюся войну со шведами.
Главной заслугой Барклая стал стокилометровый марш возглавляемого им корпуса по льду через пролив Кваркен в 1809 году. Достигнув шведского берега, Барклай занял без боя город Умео, что заставило шведов вступить в переговоры. Его заслуги были отмечены назначением в командиры всей российской армии в Финляндии. А позже Михаил Богданович стал генерал-губернатором Финляндии, которую по итогам войны Швеция уступила России.
По итогам этой войны Барклай стал генералом от инфантерии, а с начала 1810 года занял пост военного министра и вошел в Сенат Российской империи. Предвидя скорую новую войну с Наполеоном, спешно готовил к ней государство. Барклай провел в военной сфере обширную реформу, включавшую в себя усовершенствование управления и штабной системы, создание единых сводов тактики и уставов разных родов войск, подготовку людских резервов и продовольственных запасов, строительство приграничных крепостей.
Предшественник Михаила Кутузова
Понимая легшую на его плечи ответственность, Барклай начинает длительное отступление, его заботы сводятся к тому, чтобы соединить распыленные русские силы и не дать французам разбить их по частям. Под Смоленском руководимая им армия соединилась со 2-й Западной армией под началом генерала Петра Багратиона.
17 августа 1812 г. Барклай сдал армию новому главнокомандующему – Михаилу Кутузову. Тот фактически продолжал исполнять план Барклая, не прекратил отступления. Михаил Богданович, оставшийся командиром 1-й Западной армии, проявил выдающееся мужество во время Бородинской битвы.
Когда начался освободительный поход в Европу, Барклай руководил осадой и штурмом крепости Торн на правом берегу Вислы, а в битве при Бауцене он начальствовал над правым крылом русской армии.
В дальнейшем война перекинулась на территорию самой Франции – и Михаил Богданович командовал русскими войсками в сражениях при Бриенне, Арси-сюр-Об, Фер-Шампенуазе и при взятии Парижа. Наградой за это стал для него чин генерал-фельдмаршала и княжеский титул.
Барклай-де-Толли скончался 26 мая 1818 г. в городе Инстербурге. Могила полководца находится в Эстонии, на территории его бывшего имения.
Читайте также: