Каким предстает реальность по свидетельству органов чувств и каким знает мир разум
Обновлено: 30.06.2024
4. Особенности социального познания. Социальное прогнозирование.
5. Развитие знаний о человеке.
1. Познание мира. Чувственное и рациональное познание. Интуиция
Познание можно определить как процесс деятельности человека, основным содержанием которого является отражение объективной реальности в его сознании, а результатом — получение нового знания об окружающем мире. Ученые выделяют следующие виды познания: обыденное, научное, философское, художественное, социальное. Ни один из этих видов познавательной деятельности не является изолированным от остальных, все они тесно взаимосвязаны друг с другом.
Существуют две ступени познавательной деятельности. На первой, которая называется чувственным (или сенситивным) познанием (от нем. sensitiv — воспринимаемый чувствами), человек получает информацию о предметах и явлениях окружающего мира с помощью органов чувств. Тремя основными формами чувственного познания являются:
а) ощущение, представляющее собой отражение отдельных свойств и качеств предметов окружающего мира, которые непосредственно воздействуют на органы чувств. Ощущения могут быть зрительные, слуховые, осязательные и т. д.;
б) восприятие, в процессе которого у субъекта познания формируется целостный образ, отражающий непосредственно воздействующие на органы чувств предметы и их свойства. Являясь необходимым этапом процесса познания, восприятие всегда в большей или меньшей степени связано с вниманием и обычно имеет определенную эмоциональную окраску;
в) представление — такая форма познания, при которой чувственное отражение (чувственный образ) предметов и явлений сохраняется в сознании, что позволяет воспроизводить его мысленно даже в том случае, если он отсутствует и не воздействует на органы чувств. Представление не имеет непосредственной связи с отражаемым предметом и является продуктом памяти (т. е. способности человека воспроизводить образы предметов, в данный момент на него не действующих). Различают память иконическую (зре-ниe) и эхоническую (слух). По времени удерживаемой в мозгу информации память подразделяется на долговременную и кратковременную. Долговременная память обеспечивает продолжительное (часы, годы, а иногда и десятилетия) удержание знаний, умений, навыков и характеризуется огромным объемом сохраняемой информации. Основным механизмом ввода данных в долговременную память и их фиксации, как правило, является повторение, которое осуществляется на уровне памяти кратковременной. Крат ковр еменная память, в свою очередь, обеспечивает оперативное удержание и преобразование данных, непосредственно поступающих от органов чувств.
Роль чувственного познания действительности в обеспечении всего процесса познания велика и проявляется в том, что:
1) органы чувств являются единственным каналом, который непосредственно связывает человека с внешним миром;
2) без органов чувств человек не способен ни к познанию, ни к мышлению вообще;
3) потеря даже части органов чувств затрудняет, осложняет процесс познания, хотя и не исключает его (это объясняется взаимной компенсацией одних органов чувств другими, мобилизацией резервов в действующих органах чувств, способностью индивида концентрировать свое внимание и т. п.);
4) органы чувств дают тот минимум первичной информации, который оказывается необходимым и до-статочным для того, чтобы познать объекты материального и духовного мира с многих сторон.
Однако сенситивное познание имеет и некоторые существенные недостатки, важнейшим из которых является известная физиологическая ограниченность органов чувств человека: многие объективно существующие предметы (например, атомы) не могут непосредственно отражаться в органах чувств. Чувственная картина мира необходима, но она недостаточна для глубокого, всестороннего познания мира. Поэтому второй ступенью познавательной деятельности является рациональное познание (от лат. ratio — разум).
На этом этапе познания, опираясь на данные, полученные в результате непосредственного взаимодействия человека с окружающим миром, с помощью мышления осуществляется их упорядочение и предпринимается попытка постичь сущность познаваемых предметов и явлений. Рациональное познание осуществляется в форме понятия, суждения и умозаключения.
Понятие представляет собой форму (вид) мысли, которая отражает общие и существенные признаки познаваемых предметов или явлений. Один и тот же объект может выступать и в форме чувственного представления, и в форме понятия. По степени общности понятия могут быть менее общими, более общими и предельно общими. В научном познании также выделяют понятия частнонаучные, общенаучные и всеобщие, т. е. философские. По отношению к действительности (по глубине ее отражения, осмыслению и направленности) ученые-философы выделяют четыре класса понятий:
– раздел философии, исследующий природу человеческого познания, его общие принципы и источники, отношения знания к реальности, условия его достоверности и истинности.
Исходной проблемой теории познания является вопрос о том, познаваем ли окружающий нас мир. Обыденному здравому смыслу такой вопрос может показаться странным. Ну, в самом деле, разве не очевидно, что мы знаем окружающие вещи, что мы свободно ориентируемся среди них и уж, конечно, не путаем дерево с камнем или кошку с коровой? Сомнение в познаваемости мира кажется абсурдным. Однако философия показала, что оно имеет достаточно серьезные основания.
Еще древние греки сделали то открытие, что окружающие нас предметы непрерывно изменяются: они стареют, теряют одни свойства и приобретают другие. И такого рода изменения происходят с вещами постоянно, каждый миг. Вещи, которые кажутся нам твердыми и неизменными, на самом деле представляют собой нечто изменчивое, текучее. Вот это открытие изменчивости вещей уже заставляет задуматься: так ли уж хорошо знаем мы окружающие предметы? Еще большие сомнения породило открытие философами Нового времени того факта, что некоторые свойства, которые мы приписываем вещам, на самом деле им не принадлежит. Напр., мы называем сахар сладким, снег – белым, стол – твердым, диван – мягким, но ведь сладость, белизна, твердость, мягкость и т. п. представляют собой наши собственные восприятия и самим по себе вещам не принадлежат! Для мухи и диван покажется твердым, а снег вовсе не бел, просто он отражает все падающие на него лучи и это воспринимается нами как определенная окраска. Цвет, запах, вкус – все это наши ощущения, вынесенные за пределы нашего сознания и приписанные вещам в качестве присущих им свойств. Вот так постепенно выясняется, что мир обыденного здравого смысла, состоящий из твердых, неизменных вещей, окрашенных в разные цвета, издающих звуки, обладающих вкусом и запахом, отнюдь не совпадает с реальным миром. Так можно ли узнать, каков он на самом деле?
Рассуждения Канта были весьма убедительными для своего времени, и, хотя развитие науки и практики впоследствии показало, что он ошибался, тем не менее после Канта мы навсегда расстались с наивным реализмом – верой в то, что мир таков, каким он нам представляется. Большая же часть философов уверена в том, что мир познаваем, что наши представления и теории изображают вещи приблизительно такими, каковы они есть на самом деле, т. е. содержат истину.
Одним из важнейших вопросов теории истины является вопрос о ее критерии: как, с помощью чего можем мы отличить истину от лжи? Французский философ Р. Декарт (1596–1650) полагал, что критерием истины является ее ясность, отчетливость: если какая-то мысль кажется нам ясной, то она истинна. Но это, конечно, весьма ненадежный критерий, ибо часто и ложная мысль способна выглядеть очень ясной. Создатели марксистской философии К. Маркс и Ф. Энгельс в качестве критерия истины предложили рассматривать материальную практику: когда мы, руководствуясь некоторыми идеями, действуем и добиваемся при этом поставленных целей, то наш успех можно рассматривать как свидетельство истинности имеющихся у нас идей. И напротив, когда нас постигает неудача в практической деятельности, то это говорит о том, что идеи, которыми мы руководствовались, ложны. Увы, ложь также часто приводит к успеху, поэтому критерий практики не позволяет нам с абсолютной уверенностью отличить истину от заблуждения. Тем не менее в конечном итоге только непосредственная деятельность с вещами, только выход во внешний мир и контакт с ним, т. е. практика, эксперимент, способны помочь нам отличить истину от заблуждения – пусть не сразу, пусть постепенно, но истина выявляется в процессе исторического развития человечества.
Человек обладает двумя познавательными способностями – чувствами и разумом. Соответственно, различают формы чувственного и рационального познания. В контакт с внешним миром люди вступают только с помощью своих органов чувств – зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса. Окружающие вещи воздействуют на наши органы чувств, которые перерабатывают эти внешние воздействия в чувственные образы вещей. К формам чувственного познания относятся следующие. Ощущение представляет собой чувственный образ отдельных свойств, сторон вещей и явлений окружающего мира. Зрение дает нам ощущение цветов и форм предметов; слух сообщает о звуках различной высоты и силы; обоняние доносит запахи; осязание приносит ощущения твердости, гладкости или шероховатости; наконец, вкус доставляет ощущения сладкого, соленого, кислого и т. п. Восприятие есть целостный образ предмета, полученный с помощью органов чувств. Ощущения редко выступают как нечто самостоятельное, отдельное, обычно они входят в состав целостного образа вещи. Мы видим вокруг себя столы, деревья, здания, отдельными свойствами которых являются цвет, форма, твердость и т. п. Наконец, представление есть чувственный образ предмета, воспроизведенный памятью в то время, когда самого предмета перед нами нет. Представление отличается от восприятия некоторой обобщенностью, усредненностью чувственного образа, поскольку память далеко не все сохраняет из того, что было в восприятии. Вместе с тем в создание представления часто вмешивается воображение, способное наделить представление такими чертами, которые отсутствовали в восприятии. Благодаря деятельности органов чувств создается специфически человеческий мир, полный звуков, красок, форм, – тот мир, в котором мы с вами живем и действуем.
К рациональным формам познания относятся те, в которых протекает деятельность нашего разума, – понятия, суждения, умозаключения.
С точки зрения современной Т. п. представители и сенсуализма, и рационализма совершали одну ошибку: они резко разделяли и противопоставляли чувства и разум. Сенсуалисты полагали, что чувственные образы вещей никак не связаны с разумом, что разум лишь мешает чувствам, искажает их показания. Освободившись от искажающего влияния разума, органы чувств способны дать нам верную картину действительности. Рационалисты также отделяли разум от работы органов чувств и были убеждены в том, что чувства нас обманывают, а истину способен открыть только разум, освобожденный от влияния чувственных впечатлений. Современная же психология показала, что органы чувств работают под руководством разума, что наши чувственные впечатления определяются не только спецификой внешнего воздействия, но и теми занятиями, которые у нас есть. Известно немало экспериментов, показывающих, что то, что мы видим или слышим, зависит от рационального знания. Чувства и разум объединены и взаимодействуют в общем процессе человеческого познания, и только их взаимодействие обеспечивает его движение к истине.
В наше время познавательная деятельность человечества сосредоточена в основном в сфере науки, поэтому анализ человеческого познания в значительной мере сводится к анализу науки: описанию структуры научного знания, методов науки, схем объяснения и предсказания, проверки, подтверждения и опровержения научных теорий и гипотез, исследованию форм и способов развития науки. Этот анализ привел к возникновению особой области исследований, наз. философия науки или методология научного познания. Философия науки сложилась на стыке собственно философии, науки и ее истории. Она широко использует аппарат современной логики, данные психологии и социологии. Результаты, полученные философией науки, пользуются широким признанием философов различных направлений и являются необходимой составной частью современной Т. п.
Источник: Ивин А. А., Никифоров А. Л. Словарь по логике - М.: Туманит, изд. центр ВЛАДОС, 1997. - 384 с.
***
…
Мы воспринимаем не мир, а его модель, создаваемую мозгом
То, что мы воспринимаем, это не те необработанные и неоднозначные сигналы, поступающие из окружающего мира к нашим глазам, ушам и пальцам. Наше восприятие намного богаче — оно совмещает все эти необработанные сигналы с сокровищами нашего опыта19. Наше восприятие — это предсказание того, что должно быть в окружающем нас мире. И это предсказание постоянно проверяется действиями.
Но любая система, когда дает сбои, совершает определенные характерные ошибки. По счастью, эти ошибки весьма информативны. Они не только важны для самой системы тем, что она учится на них, они также важны для нас, когда мы наблюдаем за этой системой, чтобы разобраться, как она работает. Они дают нам представление о том, как устроена эта система. Какие ошибки будет совершать система, работающая путем предсказаний? У нее будут возникать проблемы во всякой ситуации, допускающей неоднозначную трактовку, например когда два разных объекта окружающего мира вызывают одно и то же ощущение20. Такие проблемы обычно решаемы за счет того, что одна из возможных трактовок намного вероятнее другой. Весьма маловероятно, что в этой комнате сейчас находится носорог. Но в результате система оказывается обманута, когда маловероятная трактовка на деле и есть правильная. Многие зрительные иллюзии, которые так любят психологи, работают именно потому, что обманывают наш мозг подобным образом.
Очень странная форма комнаты Эймса спланирована так, чтобы вызывать у нас те же зрительные ощущения, что и обычная прямоугольная комната. Обе модели, комнаты странной формы и обычной прямоугольной комнаты, позволяют одинаково хорошо предсказать то, что видят наши глаза.
Но на опыте мы имели дело с прямоугольными комнатами настолько чаще, что поневоле видим и комнату Эймса прямоугольной, и нам кажется, что люди, которые движутся по ней из угла в угол, немыслимым образом увеличиваются и уменьшаются. Априорная вероятность (ожидание) того, что мы смотрим на комнату такой странной формы, столь невелика, что наш байесовский мозг не берет в расчет необычные сведения о возможности такой комнаты.
Но что происходит, когда у нас нет априорных оснований предпочесть одну трактовку другой? Так бывает, например, с кубом Неккера. Мы могли бы увидеть его как довольно сложную плоскую фигуру, но на опыте мы намного чаще имели дело с кубами. Поэтому мы видим куб. Проблема в том, что это могут быть два разных куба. У одного передняя сторона расположена вверху справа, а у другого — внизу слева. У нас нет никаких оснований предпочесть одну трактовку другой, поэтому наше восприятие самопроизвольно переключается с одного возможного куба на другой и обратно.
Еще более сложные изображения, такие как фигура Рубина и портрет жены или тещи, демонстрируют спонтанные переключения с одного воспринимаемого образа на другой, также связанные с тем, что обе трактовки в равной степени правдоподобны. Тот факт, что наш мозг реагирует подобным образом на двусмысленные изображения, лишний раз свидетельствует о том, что наш мозг представляет собой байесовское устройство, познающее окружающий мир путем предсказаний и поиска причин наших ощущений.
Цвета существуют только у нас в голове
Вы могли бы возразить, что все эти двусмысленные изображения изобретены психологами. Мы не встречаем таких объектов в реальном мире. Это верно. Но реальному миру тоже свойственна неоднозначность. Рассмотрим проблему цвета. Мы узнаём цвет объектов исключительно по отражаемому ими свету. Цвет определяется длиной волны этого света. Длинные волны воспринимаются как красный цвет, короткие — как фиолетовый, а волны промежуточной длины — как остальные цвета. У нас в глазах есть специальные рецепторы, чувствительные к свету с разной длиной волны. Стало быть, сигналы, идущие от этих рецепторов, говорят нам, какого цвета помидор? Но здесь возникает проблема. Ведь это не цвет самого помидора. Это характеристика света, отражаемого помидором. Если осветить помидор белым светом, он отражает красный свет. Поэтому он и выглядит для нас красным. Но что если осветить помидор синим цветом? Теперь он может отражать только синий цвет. Будет ли он теперь выглядеть синим? Нет. Мы по-прежнему воспринимаем его как красный. Судя по цветам всех видимых объектов, наш мозг решает, что они освещены синим цветом, и предсказывает “истинный” цвет, которым должен обладать каждый из этих объектов. Наше восприятие определяется этим предсказанным цветом, а не длиной волны света, попадающего в наши глаза. Учитывая, что мы видим этот предсказанный, а не “истинный” цвет, можно создать эффектные иллюзии, в которых элементы рисунка, от которых поступает цвет с одинаковой длиной волны, кажутся окрашенными по-разному.
Восприятие — это фантазия, совпадающая с реальностью
Наш мозг строит модели окружающего мира и постоянно видоизменяет эти модели на основании сигналов, достигающих наших органов чувств. Поэтому на самом деле мы воспринимаем не сам мир, а именно его модели, создаваемые нашим мозгом.
Эти модели и мир — не одно и то же, но для нас это, по существу, одно и то же. Можно сказать, что наши ощущения — это фантазии, совпадающие с реальностью. Более того, в отсутствие сигналов от органов чувств наш мозг находит, чем заполнить возникающие пробелы в поступающей информации. В сетчатке наших глаз есть слепое пятно, где нет фоторецепторов. Оно находится там, где все нервные волокна, передающие сигналы от сетчатки в мозг, собираются вместе, образуя зрительный нерв. Для фоторецепторов там нет места. Мы не осознаём, что у нас есть это слепое пятно, потому что наш мозг всегда находит, чем заполнить эту часть поля зрения. Наш мозг использует сигналы, поступающие от непосредственно окружающего слепое пятно участка сетчатки, чтобы восполнить этот недостаток информации.
Поместите свой палец прямо перед глазами и внимательно посмотрите на него. Затем закройте левый глаз и медленно перемещайте палец вправо, но при этом продолжайте внимательно смотреть прямо перед собой. В какой-то момент кончик вашего пальца исчезнет, а затем снова появится, пройдя слепое пятно. Но когда на кончик пальца придется слепое пятно, ваш мозг заполнит этот пробел узором на обоях, на фоне которого виден кончик пальца, а не самим кончиком пальца.
Но даже то, что мы видим в центре нашего поля зрения, определяется тем, что наш мозг ожидает увидеть в сочетании с реальными сигналами, поступающими от органов чувств. Иногда эти ожидания оказываются столь сильными, что мы видим то, что ожидаем увидеть, а не то, что есть на самом деле. В этом позволяет убедиться эффектный лабораторный опыт, в котором испытуемым демонстрируют визуальные раздражители, например буквы алфавита, так быстро, что зрение едва различает их. Испытуемый, который ожидает, что непременно увидит букву A, иногда остается в убеждении, что видел ее, даже если на самом деле ему демонстрировали букву B.
Мы не рабы своих чувств
Может показаться, что склонность к галлюцинациям — слишком дорогая цена за способность нашего мозга строить модели окружающего мира. Неужели нельзя было настроить систему так, чтобы сигналы, поступающие от органов чувств, всегда играли главную роль в наших ощущениях? Тогда галлюцинации были бы невозможны. Но на самом деле это плохая идея, по ряду причин. Сигналы, идущие от органов чувств, просто недостаточно надежны. Но еще важнее, что их главенство сделало бы нас рабами своих чувств. Наше внимание, как бабочка, порхающая с цветка на цветок, постоянно отвлекалось бы на что-то новое. Иногда люди становятся такими рабами своих чувств из-за повреждений мозга. Есть люди, которые поневоле отвлекаются на все, на что падает их взгляд. Человек надевает очки. Но тут он видит другие очки, и надевает и их тоже22. Если он видит бокал с вином, он должен его выпить. Если он видит карандаш, должен им что-то написать. Такие люди не способны реализовать какой-либо план или следовать каким-либо указаниям. Выясняется, что у них обычно сильно повреждены лобные доли коры. Их странное поведение впервые описал Франсуа Лермитт.
Пациент [. ] пришел ко мне домой. [. ] Мы вернулись в спальню. Покрывало с кровати было снято, и верхняя простыня отогнута, как обычно. Когда пациент увидел это, он немедленно начал раздеваться [в том числе снял парик]. Он забрался в кровать, укрылся простыней до подбородка и приготовился отойти ко сну.
Пользуясь контролируемыми фантазиями, наш мозг спасается от тирании окружающего. В вавилонском столпотворении университетской вечеринки я могу уловить спорящий со мной голос профессора английского языка и слушать, что она говорит.
Я могу найти ее лицо среди моря других лиц. Томографические исследования мозга показывают, что, когда мы решаем обратить внимание на чье-то лицо, у нас в мозгу увеличивается нервная активность в области, связанной с восприятием лиц, причем еще до того, как лицо окажется у нас в поле зрения. Активность этой области увеличивается даже тогда, когда мы всего лишь представляем себе чье-нибудь лицо (см. рис. 5.8). Вот как сильна способность нашего мозга создавать контролируемые фантазии. Мы можем предвосхитить появление лица в поле зрения. Мы можем даже представить себе лицо, когда на самом деле никакого лица перед нами нет.
Откуда мы знаем, что реально, а что нет?
С нашими фантазиями об окружающем мире связаны две проблемы. Во-первых, откуда мы знаем, что создаваемая нашим мозгом модель мира верна? Но это еще не самая серьезная проблема. Для нашего взаимодействия с окружающим миром неважно, верна ли построенная нашим мозгом модель. Важно только одно — работает ли она. Позволяет ли она действовать адекватно и прожить еще один день? В целом да, позволяет. Как мы убедимся из следующей главы, вопросы о “верности” моделей нашего мозга возникают только тогда, когда он общается с мозгом другого человека, и оказывается, что его модель окружающего мира отличается от нашей.
Другая проблема открылась нам в ходе тех томографических исследований восприятия лиц. Связанная с восприятием лиц область мозга активируется, когда мы видим или представляем себе какое-либо лицо. Так как же наш мозг узнаёт, когда мы действительно видим лицо, а когда лишь воображаем его?
В обоих случаях мозг создает образ лица. Как нам узнать, стоит ли за этой моделью реальное лицо? Эта проблема относится не только к лицам, но и к чему угодно другому.
Но эта проблема решается очень просто. Когда мы только представляем себе лицо, в наш мозг не поступают сигналы от органов чувств, с которыми он мог бы сравнивать свои предсказания. Никаких ошибок тоже не отслеживается. Когда же мы видим реальное лицо, модель, создаваемая нашим мозгом, всегда оказывается немного неидеальной. Мозг постоянно совершенствует эту модель, чтобы уловить все мимолетные изменения в выражении этого лица и все игры света и тени. К счастью, действительность всегда полна неожиданностей.
Воображение — очень скучная штука
Мы уже видели, как зрительные иллюзии помогают нам разобраться в том, как мозг моделирует действительность. Вышеупомянутый куб Неккера — широко известная зрительная иллюзия (см. рис. 5.10). Мы можем видеть на этом рисунке куб, передняя сторона которого направлена влево и вниз. Но тут наше восприятие внезапно меняется, и мы видим куб, передняя сторона которого направлена вправо и вверх. Объясняется это очень просто. Наш мозг видит на этом рисунке скорее куб, чем плоскую фигуру, которая там есть на самом деле. Но как изображение куба этот рисунок неоднозначен. Он допускает две возможных трехмерных трактовки. Наш мозг спонтанно переключается с одной трактовки на другую в неустанных попытках найти вариант, который лучше соответствует сигналам, поступающим от органов чувств.
Но что произойдет, если я найду неопытного человека, который никогда раньше не видел куб Неккера и не знает, что он кажется направленным то в одну сторону, то в другую? Я покажу ему рисунок ненадолго, чтобы он успел увидеть только один вариант куба. Затем я попрошу его представить себе эту фигуру. Произойдет ли переключение образов, когда он будет смотреть на эту фигуру в своем воображении? Оказывается, что в воображении куб Неккера никогда не меняет своей формы.
Наше воображение совершенно некреативно. Оно не делает предсказаний и не исправляет ошибок. Мы ничего не творим у себя в голове. Мы творим, облекая наши мысли в форму набросков, штрихов и черновиков, позволяющих нам извлечь пользу из неожиданностей, которыми полна действительность.
Именно благодаря этим неиссякаемым неожиданностям взаимодействие с окружающим миром и приносит нам столько радости.
В этой главе показано, как наш мозг познаёт окружающий мир, строя модели и делая предсказания. Он строит эти модели путем совмещения информации, поступающей от органов чувств, с нашими априорными ожиданиями. Для этого совершенно необходимы и ощущения, и ожидания. Мы не осознаём всей работы, которую проделывает наш мозг. Мы осознаём лишь модели, которые получаются в результате этой работы. Поэтому нам и кажется, что мы воспринимаем окружающий мир напрямую, не прилагая особых усилий.
В повседневной жизни мы привыкли считать, что наши органы чувств, наше восприятие — зрение, звуки, текстуры, вкусы — дают нам точную картинку настоящего мира. Конечно, когда мы на секунду об этом задумываемся — или поддаемся обману органов чувств — мы понимаем, что никогда не сможем в точности воспринимать этот мир. Наш мозг скорее делает предположения о том, каков этот мир, словно имитируя внешнюю реальность. И все же, эта имитация должна быть весьма неплоха. Если бы она не была таковой, не остались бы мы на обочине эволюции? Истинная реальность может всегда оставаться за пределами нашей досягаемости, но наши органы чувств должны хотя бы в общем обрисовывать, какой эта реальность может быть.
Реально ли то, что мы чувствуем?
Реален ли наш пир
Когнитивист Дональд Хоффман использует теорию эволюционной игры, чтобы показать, что наше восприятие независимой реальности должно быть иллюзией. Он считает, что наши органы чувств ничего нам не должны. Хоффман — профессор когнитивных наук в Калифорнийском университете в Ирвине. Последние тридцать лет он изучает восприятие, искусственный интеллект, теорию эволюционных игр и мозг и сделал весьма драматичный вывод: мир, представленный нашему восприятию, имеет мало общего с реальностью. Более того, говорит он, мы должны поблагодарить саму эволюцию за эту волшебную иллюзию, поскольку необходимость эволюции растет вместе с умалением истины.
Итак, пока неврологи изо всех сил пытаются понять, как может существовать нечто такое, как действительность от первого лица, квантовые физики имеют дело с тайной того, как может существовать нечто, помимо действительности от первого лица. И здесь пролегает область работы Хоффмана — растягивание границ в попытке создать математическую модель наблюдателя, добраться до реальности по ту сторону иллюзии. Журнал Quanta Magazine взял интервью у ученого, в котором он рассказывает о своей работе и результатах.
В чем предки были лучше нас
Верно. Классический аргумент заключается в том, что те наши предки, которые видели больше, имели конкурентное преимущество перед теми, кто видел меньше, а значит, вероятнее всего, передали свои гены, определяющие более точное восприятие. И значит, через тысячи поколений мы можем быть вполне уверены, что являемся потомками тех, кто видел точнее, и мы видим точнее. Звучит логично. Но я считаю, что это в корне неверно. Такой аргумент не отражает фундаментальный факт об эволюции, который заключается в ее функциях приспособленности (фитнес-функция) — математических функциях, которые описывают, насколько хорошо определенная стратегия достигает целей выживания и воспроизводства. Математик и физик Четан Пракаш доказал теорему, которую я упомянул, и она гласит: согласно эволюции путем естественного отбора, организм, который видит реальность какой она есть, никогда не будет более приспособленным, чем организм равной сложности, который не видит реальность вовсе, но способен приспосабливаться. Никогда.
Вы проделали компьютерное моделирование, чтобы показать это. Можете привести нам пример?
Полезна ли ложная реальность
Существует метафора, которая стала доступна нам в последние 30-40 лет, и это интерфейс рабочего стола. Предположим, в нижнем правом углу рабочего стола вашего компьютера есть синяя прямоугольная иконка — значит ли это, что сам файл синий, прямоугольный и живет в нижнем правом углу вашего компьютера? Конечно, нет. Это просто форма расположения вещей на вашем рабочем столе — у нее есть цвет, положение и форма. Вам просто доступны эти категории, и ни одна из них не расскажет правду о самом компьютере. И это интересно. Вы не могли бы сформировать истинное описание внутренностей компьютера, если бы все ваше видение реальности было ограничено рабочим столом. И все же рабочий стол весьма полезен. Синяя прямоугольная иконка направляет мое поведение и скрывается в сложной реальности, которую я знать не хочу. Это ключевая идея. Эволюция наделила нас органами восприятия, которые позволяют нам выжить. Они направляют механизмы адаптации. Но часть этого сокрыта в механизмах, которые нам знать не обязательно. А это, однако, огромная часть действительности, чем бы эта действительность в реальности ни являлась. Если вы будете тратить слишком много времени на разбор всего этого, вас сожрет тигр.
Значит ли это, что все, что мы видим, — это одна большая иллюзия?
Мы укомплектованы органами чувств, которые позволяют нам жить, поэтому и относиться к ним приходится серьезно. Если я вижу нечто похожее на змею, я не буду это брать. Если я вижу поезд, я не встану перед ним. Эти символы сохраняют мне жизнь, поэтому я с ними серьезен. Но неверно полагать, что если мы должны принимать их серьезно, мы должны также принимать их буквально.
Если змеи — не змеи, а поезда — не поезда, какие они?
Змеи и поезда, как и частицы в физике, не имеют никаких объективных, независимых от наблюдателя функций. Змея, которую я вижу, это описание, созданное моей системой чувств, сообщающее мне последовательность действий, обусловленную моей приспособленностью. Эволюция формирует приемлемые решения, а не оптимальные. Змея — это приемлемое решение проблемы, которая говорит мне, как действовать в такой ситуации. Мои змеи и поезда — это мои мысленные представления; ваши змеи и поезда — ваши представления.
Когда вы начали об этом задумываться?
Будучи подростком, я интересовался таким вопросом: являемся ли мы машинами? Мое прочтение науки показало, что да. Но мой дед был священником, и в церкви говорили, что нет. Поэтому я решил, что мне нужно выяснить это самостоятельно. Это что-то вроде важного личного вопроса — если я машина, мне нужно это выяснить. Если нет, тоже нужно выяснить, что это за особая магия, что я не машина. В итоге в 1980-х годах я попал в лабораторию искусственного интеллекта MIT, где работал над машинным восприятием. В области зрения был неожиданный успех, связанный с разработкой математических моделей для особых визуальных способностей. Я заметил, что у них общая математическая структура, и задумался, что можно было бы расписать формальную структуру, которая, возможно, охватит все возможные режимы наблюдений. Отчасти я вдохновился Аланом Тьюрингом. Когда он изобрел машину Тьюринга, он пытался создать абстрактную вычислительную машину. И вместо того, чтобы навешивать на нее кучу лишнего, он сказал: давайте возьмем самое простое математическое описание, которое может сработать. И этот простой формализм лег в основу информатики, науки о вычислениях. И я задумался, можно ли подобный простой формализм заложить в основу науки о наблюдениях?
Подписывайтесь на наш канал в Яндекс Дзен. Там можно найти много всего интересного, чего нет даже на нашем сайте.
Математическая модель сознания.
Именно. Интуиция подсказывала мне, что есть сознательный опыт. Я чувствую боль, вкусы, запахи, могу видеть, переживать, испытывать эмоции и так далее. Одна часть этой структуры сознания — это набор всевозможного опыта. Когда я получаю этот опыт, исходя из полученного опыта я могу захотеть изменить то, что делаю. Поэтому у меня должна быть коллекция возможных действий, которые я могу предпринять, и стратегия принятия решений, которая на основании моего опыта позволяет мне менять мои действия. Такова основная идея. У меня есть пространство X для опыта, пространство G для действий и алгоритм D, который позволяет мне выбирать новые действия на основании моего опыта. Еще я добавляю пространство W, означающее мир, который также является пространством возможностей. Этот мир каким-то образом влияет на мои восприятия, поэтому есть карта P от мира к моему опыту, и когда я действую, я меняю мир, поэтому есть карта A от пространства действий к этому миру. Вот вся структура. Шесть элементов. И я думаю, что это структура сознания.
Но если есть W, вы подразумеваете существование внешнего мира?
В этом самое интересное. Я могу извлечь W из модели и поставить сознательный агент на его место, получив таким образом цепь сознательных агентов. По сути, вы можете получить целые сети произвольной сложности. И это мир.
Мир — всего лишь другие сознательные агенты?
Я называю это сознательным реализмом: объективная реальность — это лишь сознательные агенты, точки зрения. Я могу взять два сознательных агента и заставить их взаимодействовать, и математическая структура этого взаимодействия также будет удовлетворять определению сознательного агента. И математика кое-что мне рассказывает. Я могу взять два сознания, и они могут породить новое, объединенное, единое сознание. Вот вам конкретный пример. У нашего мозга два полушария. Но когда вы проводите операцию по разделению мозга, полностью перерезая мозолистое тело, вы получаете четкое свидетельство двух отдельных сознаний. До этого разделения сознание было единым. Так что нельзя сказать, что существует единый агент сознания. Я не ожидал, что математика приведет меня к тому, что я это признаю. Из этого следует, что я могу взять отдельных наблюдателей, совместить их и создать новых наблюдателей, и делать это до бесконечности. Будут одни сознательные агенты.
Если все дело в сознательных агентах, точках зрения от первого лица, что делать с наукой? Наука всегда была описанием мира от третьего лица.
Не похоже, что многие люди в области нейрологии или философии сознания задумываются о фундаментальной физике. Не думаете ли вы, что это камень преткновения для тех, кто пытается понять сознание?
Чтобы не пропустить ничего интересного из мира высоких технологий, подписывайтесь на наш новостной канал в Telegram. Там вы узнаете много нового.
Возвращаясь к вопросу, с которого вы начинали: мы машины?
Формальная теория сознательных агентов, которую я разрабатываю, является вычислительно универсальной — в некотором смысле, это машинная теория. И поскольку эта теория вычислительно универсальна, я могу извлекать из нее когнитивистику и нейронные сети. Тем не менее на текущий момент я не думаю, что мы машины — отчасти потому, что могу провести различия между математическим представлением и вещью, которая представлена. Будучи сознательным реалистом, я постулирую сознательный опыт как онтологические примитивы, базовые ингредиенты мира. Я утверждаю, что мой опыт — превыше всего. Опыт повседневной жизни — мое истинное ощущение головной боли, мой истинный вкус шоколада — вот это конечная природа реальности.
Читайте также: