Какие обязательства возлагал на горца обычай гостеприимства
Обновлено: 17.05.2024
Гостеприимство, по мнению российских и иностранных авторов, считалось одной из основных добродетелей адыгов. К числу основополагающих принципов гостеприимства можно отнести:
1) Сакральный (божественный) характер гостеприимства. Гость считался посланником Бога, а дом, куда вошел гость, считался отмеченным высшими силами. Видимо, одной из форм подобного отношения к гостю (когда он уподоблялся едва ли не Богу) был описанный Хан-Гиреем праздник Саусрыко — персонажа нартского эпоса, отмечавшийся в один из зимних дней. В кунацкой накрывался богатый стол, в конюшне запасали корм для лошади и ожидали появления этого мифологического героя, который, разумеется, не появлялся, но случайно заехавший гость заменял его, и пирующее семейство с радостью угощало его, считая приезд гостяхорошим предзнаменованием.
2) Всеобщий характер гостеприимства, оказание которого, с одной стороны, являлось привилегией и обязанностью каждого адыга независимо от сословного статуса и материального достатка. В то же время, гостеприимство также распространялось на любого вошедшего в дом человека, невзирая на его национальность, вероисповедание, возраст, пол или степень знакомства с хозяином. Из сферы гостеприимства не были изъяты даже кровные враги. В последнем случае долг кровомщения отступал на второй план перед законами гостеприимства, и хозяин обязан был принимать убийцу как любого другого гостя, ничем не выдавая своего отношения к нему. Мстить такому человеку дозволялась только за пределами усадьбы, когда он добровольно покинет дом. Подобный сюжет, когда кровник находит убежище в доме убитого им человека, является достаточно распространенным в адыгском фольклоре.
Гость размещался в особом гостевом доме (хьакIэщ). Это было отдельное строение на усадьбе или вне ее, нередко имевшее собственную ограду. К нему пристраивали конюшню или коновязь. ХьакIэщ являлся самым благоустроенным помещением усадьбы, в котором кроме предметов меблировки имелись постельные принадлежности, циновки, музыкальные инструменты.
Неписаные законы адыгского этикета оговаривали права и обязанности хозяина и гостя, а также запретные действия сторон.
Так, путник мог стать гостем любого, даже незнакомого ему, хозяина, заехав на любую усадьбу встреченного им селения. Время пребывания в гостях при этом не ограничивалось. Гость также имел право на сохранение инкогнито (тайны личности), что, однако, без веской причины считалось неприличным.
Гость должен был вести себя крайне вежливо, не доставлять лишних хлопот хозяевам (в том числе — не отягощать их излишне долгим пребыванием в гостях). Непременной обязанностью являлось посещение этого же дома при следующем визите в данное селение, чтобы не нанести оскорбления своему старому хозяину. По этой же причине, находясь в гостях, нельзя было менять хозяина, переходя из одного дома в другой.
Любое, даже самое незначительное, отступление от описанных норм адыгского этикета, подвергалось осуждению обществом и могло подорвать репутацию хозяина или гостя.
Еще более значительным событием в жизни адыгской семьи, чем приезд рядового гостя, являлся визит кунака — близкого друга хозяина дома, особенно если он принадлежал к иной субэтнической группе или являлся иноплеменником.
Такие лица останавливались не в обычном гостевом доме, а в доме хозяина, либо (если семья была зажиточной) в специальном помещении, строившемся в пределах усадьбы, предназначенном именно для близких друзей и родственников. Прием кунаков обставлялся более торжественно и сопровождался обменом подарками.
Обычай куначества требовал от людей, связанных нерушимыми узами дружбы, постоянной взаимопомощи и накладывал на них дополнительные взаимные обязательства по защите друг друга не только в границах усадьбы (как обычного гостя), но и за ее пределами. Нередко куначеские отношения передавались по наследству, на протяжении нескольких поколений связывая адыгские семьи с представителями других народов Кавказа.
В то же время, следует отметить, что сами адыги никогда не использовали устоявшееся в отечественном кавказоведении понятие “кунак” (“куначество”). В Черкесии подобные отношения расценивались прежде всего как проявление и естественное продолжение дружеских чувств, которые в результате взаимных гостевых контактов постепенно связывали прежде незнакомых людей. Не случайно, что Хан-Гирей в “Записках о Черкесии” предпочитает говорить не о “куначестве”, а о “дружестве”.
В то же время существовало и куначество из практических соображений, своего рода куначество-покровительство, к которому прибегали лица, в силу обстоятельств вынужденные путешествовать по Черкесии. “Каждый иностранец, без различия его происхождения и веры, имеющий влиятельного кунака в одном из горских обществ, совершенно безопасен в этом обществе. Таким образом, все иностранцы, посещавшие секретно горские племена, живущие по берегу Черного моря, отправляясь из Турции, должны были иметь рекомендации на имя шапсугских и натухайских владетельных князей, которые делались их кунаками, то есть принимали их под свое покровительство”. К подобным мерам предосторожности прибегали обычно и армянские купцы, осуществлявшие торговые операции во внутренних районах Черкесии. Турецкие и российские негоцианты могли не опасаться плена и разграбления их груза на черноморском побережье — их защищало само имя влиятельного покровителя, готового компенсировать материальные потери и моральный ущерб его кунаков в случае каких-либо эксцессов.
В источниках неоднократно упоминаются подарки, делавшиеся кунаками для установления и поддержания такого вида покровительства. Однако для адыгских князей и дворян не меньшее, если не большее значение, чем материальная сторона, значила сама возможность оказания покровительства, которое из соображений престижности аристократия рассматривала как свою сословную привилегию.
Естественно, что к покровительству в Черкесии могли прибегать не только иноплеменники. Гораздо шире данный институт был представлен во внутриадыгских отношениях. Причем сами адыги, судя по всему, покровительство (включая и его частный случай куначества-патроната) воспринимали как своеобразную форму гостеприимства, проистекающую из функции защиты гостя — не случайно в адыгском языке “гость” и “клиент” (покровительствуемый) обозначаются одним термином “хьакIэ”.
Как правило, покровитель (патрон) и покровительствуемый (клиент) происходили из разных сословий. В качестве патрона чаще всего выступал авторитетный человек, принадлежавший к знатному роду и располагавший реальной властью и влиянием на своих соплеменников.
К покровительству мог прибегнуть любой человек, чувствовавший шаткость своего положения и не имевший иной возможности защитить свое достоинство, имущество, свободу, а порой и саму жизнь. Чаще всего это были люди, в силу обстоятельств утратившие прочные социальные связи — одинокие вдовы и сироты; обломки вымерших или истребленных родов; изгои, отвергнутые соплеменниками за совершенные преступления; беглецы, скрываю-щиеся от кровомщения и др. Патрон брал клиента под защиту, при ущемлении его прав добивался разрешения конфликтной ситуации в пользу подопечного, с готовностью пользуясь при этом оговоренным в адатах правом взимания штрафов с виновного — обидчика его клиента, что являлось одной из важнейших статей доходов адыгской аристократии.
Клиент, в свою очередь, должен был оказывать патрону различные услуги. По мере развития общественных отношений у адыгов, в патронате все более ярко проявлялись феодальные черты, маскировавшиеся патриархальным обычаем гостеприимства. Для клиента покровительство постепенно трансформировалось в отношения прямой зависимости: дворянин становился вассалом бывшего патрона, свободный крестьянин закрепощался.
Институт патроната выполнял у адыгов и функцию арбитражного покровительства. Согласно обычному праву, все члены адыгской общины (от дворян высшего ранга до крепостных крестьян) избирали себе посредников-поручителей, наблюдавших за соблюдением сторонами феодального договора и в случае нарушения его условий обязанных урегулировать конфликт. При этом и дворянин, обижаемый князем, и крестьянин, ставший жертвой произвола владельца, имели право временного, до разрешения тяжбы, переселения к своим поручителям. В случае неэффективности данного вида покровительства, потерпевшая сторона имела право обратиться к любому внешнему арбитру.
Дальнейшее развитие конфликта было чревато расторжением договорных отношений и уходом дворян на службу к другому господину, переселением свободных крестьян в иной аул и бегством крепостных. Подрывался и авторитет сюзерена, утратившего подвластное население в силу неуживчивого характера. Поэтому подавляющее большинство конфликтов все же удавалось разрешить, что демонстрировало высокую действенность арбитражного покровительства.
К этой же форме покровительства обращались и преступники, надеявшиеся при посредничестве влиятельного патрона (у которого они укрывались до суда) свести кровомщение к выплате “цены крови”.
Как видим, система патроната в условиях феодальной Черкесии способствовала определенной гармонизации общественных отношений, сглаживая социальные противоречия и препятствуя тираническим устремлениям высшей аристократии.
Немаловажно, что к покровительству могли прибегать не только отдельные личности, но и целые феодальные кланы и даже княжества в лице представителей правящих династий. Чаще всего это был патронат из политических соображений, когда во время междоусобных конфликтов заведомо слабая сторона просила помощи у могущественного покровителя.
Основной целью такого патроната являлось восстановление в полном объеме властных прерогатив клиентов, чего можно было добиться принуждением противной стороны к судебному разбирательству, либо посредством использования военной силы или угрозы ее применения.
Так, в адыгском фольклоре сохранилось предание об оказании бжедугами покровительства князю хегаков Канбулату в его противостоянии со старшим братом Атвонуком, что вылилось в многолетнюю военную конфронтацию. В конце XVIII в. те же бжедуги приняли под свою защиту дворян Шеретлуковых, изгнанных из Шапсугии, что стало прелюдией к кровопролитной Бзиюкской битве, предрешившей политическую судьбу Западной Черкесии на многие десятилетия вперед. В 1828 г. князь Пшекуй Ахеджаков сумел подавить выступление бжедугских крестьян, обратившись за покровительством к абадзехам и использовав для разрешения конфликта как юридические возможности шариатского суда, так и военную мощь горского ополчения.
Немаловажно, что согласно социокультурным установкам адыгов, отказать кому-либо в просьбе о покровительстве без сокрушительного подрыва собственного авторитета было невозможно. В то же время, даже обрекая свое княжество на заведомое поражение, материальные и территориальные потери, предвидя страдания подвластных, а порой – и собственную гибель, покровитель, по представлениям адыгов, приобретал нечто гораздо большее — славу человека, поступившего согласно законам рыцарской чести, кодексу оркъ хабзэ.
Есть мнение, что именно в рамках теории патроната можно трактовать и некоторые спорные моменты внешнеполитической истории адыгов — например, взаимоотношения адыгов с Московским царством Ивана Грозного середины XVI в., в свое время однозначно преподносившиеся исследователями как “добровольное присоединение адыгов к России”.
Усиление российского фактора в политической жизни адыгского социума в первой по-ловине XIX в. сказалось и на функционировании вышеупомянутых общественных институтов. Так, введенный царским командованием в годы Кавказской войны запрет на политические контакты между “мирными” и “немирными” адыгами практически исключил наиболее последовательных противников России из сферы действия гостеприимства и покровительства. В то же время начинает приносить свои пагубные плоды российская политика социального раскола, фактически поощрявшая бегство адыгских крестьян от своих владельцев. Распространенность этого явления показывает, что крестьяне при конфликтах стали отказываться от патроната (в том числе и арбитражного) собственных князей и дворян, избирая покровительство со стороны России – чаще всего в надежде избавиться от зависимости и (или) в попытке избежать наказания за правонарушение. Растет и число адыгских аристократов, обращающихся за покровительством к российскому командованию, к чему их подталкивают как карательные акции царских войск, так и непростые отношения с горцами. Немаловажно, что многие из этих дворян в тщетной попытке сохранения независимости неоднократно на протяжении войны порывают отношения со своим коллективным патроном и переходят в лагерь прямых противников России. Естественно, что царское командование, изначально осмысливавшее эту ситуацию в категориях не покровительства, а подданства, подобные попытки квалифицирует как “измену”, “предательство” и т.д.
С окончанием завоевания Черкесии и ликвидацией ее самобытных политических институтов, потерпела крушение и феодальная система адыгов: высшее дворянство было лишено своих политических прерогатив и с отменой крепостничества было уравнено со своими бывшими подвластными. Все это подорвало саму основу института патроната (в том числе и патроната-куначества).
В то же время, гостеприимство и куначество, как структуры, менее зависимые от политики, сохранились, хотя и в несколько урезанном виде.
Читайте также: