Как я усыновила ребенка
Обновлено: 20.05.2024
Путь усыновителя кажется очень трудным. Сбор документов, суета, бюрократия, препоны, необходимость тратить деньги…
Не так страшен черт, как его малюют. По крайней мере в плане временных и денежных затрат беременность и роды дольше и дороже усыновления. Но вроде бы этот процесс никого не отвращает от материнства.
Помните, что найти в этом огромном мире ребенка нужно только вам. И еще малышу, конечно, но он помочь не может.
Готовьтесь, что вас будут отговаривать от усыновления. Помню, как перед удочерением Ангелины была в опеке — брала список документов и образец медицинской справки. Все двадцать минут, что я сидела в тесном кабинетике, милая тетечка пыталась меня запугать:
— Ну куда вам малыш, вы молодая такая!
— Мне почти тридцать.
— Ну а муж? Муж что?
— Родственники, что ли, тоже поддерживают?
— Конечно, кто ж не хочет внука?
— Все отказные дети — больные разными болезнями!
— Кровные тоже не все здоровьем пышут.
— Вы этому чужому ребенку должны будете свою собственность отписать!
— Это будет не чужой ребенок, а мой.
— А генетика! Генетика, понимаете, плохая!
— Генетика — это наука, она не плохая, у меня по ней даже диплом есть. С отличием.
Но поставьте себя на место тетеньки из органов опеки. Той самой, которой вместо промахнувшегося аиста приходится решать, в какую семью отправится малыш.
Представим даже на минутку, что у нее за плечами нет опыта изъятия детей из семьи, повторных возвратов, склок и истерик вокруг детской темы, нет поздних проверок и нет многокилометровых отчетов. Такая фантастическая тетенька, которая ничего не знает об эмоциональном выгорании.
Другая от знакомых узнала про конкретного ребенка и ничего не хочет слышать про очередь.
Третья каждый месяц уточняет, не появилась ли среди отказников ее девочка с голубыми глазами.
А шестая пришла с мужем, рассказала, что они очень ждут ребенка, а тот никак не находится. И с радостью познакомятся с теми, кто есть — вдруг среди них их малыш? Диагнозы — а кто без них? Недоношенные – просто дольше нужно будет носить на ручках. Есть брат? Значит, вдвое больше счастья.
Кого бы выбрали вы?
Дети, которых можно усыновить, есть, их много. Их слишком много. Но это совсем не те дети, которых вы видите на моей страничке. Дети в системе и дети дома – совершенно разные.
Нет смысла без конца листать фотографии и ждать, пока екнет. Екает на живых детей, а с фотографии смотрят безэмоциональные лица, потухшие глаза и диагнозы, диагнозы, диагнозы.
Как найти? Вставайте и идите. В опеку, где просите официального подтверждения, что детей к усыновлению нет. К региональному оператору. Поездите по ближайшим областям. Снизьте планку, расширьте рамки – знакомьтесь с детьми неподходящего вам возраста и с пугающими на первый взгляд диагнозами. Поезжайте, узнавайте, уточняйте, консультируйтесь, просите провести дополнительные обследования, в конце концов.
Гены? О да. Загляните из любопытства в свои гены. Сядьте как-нибудь вечером и нарисуйте свое генеалогическое древо. Отмечайте там не только имя, но и чем жил человек. Я точно знаю, что родословной, где что ни имя, то ученого или балерины, у вас не окажется.
Не сидите же на месте в ожидании волшебного звонка! Сложно? Да. Страшно? Господи, конечно страшно, бесконечно страшно! Но вы — взрослый человек с семьей, друзьями, близкими людьми. Вы можете разделить свой страх. Вы знаете способы перешагнуть его и оставить позади.
Путь усыновителя только кажется трудным. Школа приемных родителей, бесконечный сбор бумаг, отпуск у врачей в поликлинике, сложности в опеке, бесконечный месяц ожидания справки об отсутствии судимости. А так хочется бежать, бежать скорее, забирать ребенка и становиться мамой или папой.
Но я прошла через это дважды и поняла важную вещь. Когда кажется, что путь слишком трудный, что все движется слишком медленно, что эта морока никогда не закончится, помните: может быть, ваш ребенок еще не родился.
Я не верю в Бога, но почти уверена — кто-то там наверху следит, чтобы в сложной системе все двигались с нужной скоростью и однажды — в самый подходящий момент —встретились в нужной точке. Встретились, чтобы дальше двигаться рядом. Вместе.
Наверное, это и есть судьба.
Черный ящик
Моей дочке было одиннадцать месяцев, когда она впервые закричала во сне. Это был не плач, не каприз — именно крик, полный звериного ужаса и отчаяния. Я носила ее на руках, качала, шикала, предлагала попеременно воду и бутылочку с молоком, но она не умолкала. Этот крик был исполнен такой боли, что забирался под кожу, пронизывал до самых костей. Не помню, сколько он продолжался — час, наверное.
Ее кошмары повторялись почти каждую ночь. Я меняла режим дня, зажигала аромалампу с лавандой, водила дочь к неврологу, повторяла нейросонографию, даже пробовала давать успокоительные на основе трав. Ничего не помогало. И однажды, посреди ночи и детского крика, в полном отчаянии, я заговорила вслух.
Я пыталась облечь в слова те эмоции, которые смешались в этом крике — страдание, боль, одиночество, смертельная опасность. Рассказывала дочке о том, что ей пришлось пережить, когда меня не было рядом:
Моя маленькая девочка, пока я говорила, стала кричать все тише, а под конец обмякла на моих руках и уснула. Кошмары приходили еще не раз, и я снова и снова рассказывала дочке историю ее личного ужаса. При этом добавляла все новые подробности того, что именно с ней произошло, пока не рассказала всю историю целиком. Сейчас это осталось давно позади, а значит, каждая эмоция была названа своим именем, разделена со мной и пережита.
Как начать говорить на эту тему? Я для себя выбрала самый надежный вариант — книгу жизни, написанную для ребенка.
Надежный потому, что в книге можно продумать каждое слово. А еще ее можно прочитать вслух первый раз в одиночестве. И второй, третий – столько, сколько понадобится, чтобы прожить и выплакать свои личные эмоции (я плакала первые раз десять, а дочке начала читать только после двадцатого, когда могла делать это уже совершенно спокойно).
Книгу жизни я завела почти сразу после появления Ангелины дома. Она о том, как дочка появилась на свет, а мы готовились стать родителями. Как она была одна, а мы искали ее. Как нашли и как счастливы были. Как вместе лежали в больнице и ждали суда. Как стали одной семьей. Там есть и фотографии из больницы, и фотографии нашей семьи, и колыбельные, которые я ей пела, и первые кадры из дома. Там есть сказка, которую я написала для дочки.
Я стала читать эту книгу Лине сразу, как она научилась слушать — месяцев с восьми, наверное. И читаю до сих пор. Книга всегда под рукой и выглядит уже довольно потрепанной. Когда у дочки выдается трудный день, полный эмоций, я точно знаю: она достанет с полки именно эту книгу для вечернего чтения.
Сначала Лина просто слушала. Потом повторяла и сама рассказывала, как было. Сейчас задает вопросы, и я всегда отвечаю правду.
Однажды она спросила меня ранним утром, когда сонная спустилась к завтраку:
— Мамочка, почему я совсем на тебя не похожа? Глаза у меня карие. Нос курносый. Волосы вот какие длинные.
Я обняла дочку покрепче.
Дочка улыбнулась вместе со мной, и я сделала кадр. Четыре косички на двоих, носики-кнопки, в глазах чертенята, улыбки до ушей. Просто как две капельки.
— И правда, мамочка, так похожи! Когда улыбаемся, мы похожи! Я поняла, почему! Мы с тобой две половинки одного сердечка. Когда мы были порознь, оно было разбито. А когда вместе — целое, и очень счастливое, да?
— Именно так, доченька. Очень счастливое!
Скоро я начну дополнять книжку жизни деталями по возрасту: почему так случилось, что женщина, которая ее родила, не умела быть мамой. Как именно дочка оказалась в больнице, где мы ее нашли. Почему я не могла сама родить малыша. Однажды там появится фотография, где кровная мама держит новорожденную Лину на руках. К переходному возрасту усыновленный ребенок должен знать абсолютно все подробности своего рождения и появления в семье, даже самые трудные.
Такая же книжка появится и у Никиты, мы будем читать ее все вместе. Она станет объединяющей для моих детей, ведь Ангелина поймет, что у них за плечами одинаковая история.
Нам, взрослым, очень нелегко говорить об этом. Кажется невозможным взять и начать рассказывать такое страшное совсем маленькому ребенку. Трудно примерить на себя весь масштаб горя, которое пережил наш малыш. Я уверена, поможет осознание того, что все уже произошло с ним в реальности, и он справился. Разговаривая с ребенком на тему усыновления, вы не отталкиваете его, наоборот — показываете, что готовы разделить с ним боль его прошлого, принимаете его целиком, вместе с историей его появления на свет.
Нашим детям нужно очень много подтверждений того, что мы всегда будем рядом. А нам обязательно нужно подтверждать их уверенность и говорить об этом.
Тайное становится явным
Конечно, я не носила накладных животов, не скрывала стройную фигуру под объемной одеждой, не меняла место жительства и вообще никак не пыталась сохранить ту самую тайну усыновления, о которой так много говорят. Давайте разберемся почему.
Лучше всего тайна усыновления защищает кровных родителей от их ребенка. Потому что государство не выдаст выросшему сироте информацию о его кровных маме и папе без согласия усыновителя. То есть если усыновитель умер, узнать, кто твои родственники, невозможно.
Почему я против сохранения тайны? Прежде всего потому, что это ложь, как ее ни назови. Нам иногда кажется, что мы так защищаем ребенка от травмы. Но будем честны сами с собой: расставание с кровной мамой в жизни этих детей уже случилось. Как минимум девять месяцев мои дочка и сын слышали не мое сердцебиение, привыкали не к моему голосу, чувствовали не мое тепло. Мне могут сказать, что для Никиты одиннадцать дней без мамы было совершенно тем же самым, что для деток, оказавшихся после рождения в реанимации. Да, конечно. С одним нюансом: их оттуда забрала та мама, которая родила, а Никиту — совсем другая.
Я верю, что дети помнят расставание с кровной мамой. Бессознательно, конечно, но оно с ними навсегда. И может сильно повлиять на их жизнь. Что же на самом деле дает ложь? В чем ее плюс? В том, что у ребенка как будто нет травмы некровности? Но ведь она существует, только не озвучена.
Живя во лжи, ребенок всегда чувствует, что тема его рождения для мамы сложная, напряженная: она настороженно реагирует на вопросы, а иногда и вовсе пугается. Или расстраивается, или вообще не хочет об этом говорить. Малыш делает вывод, что факт его рождения — это что-то плохое. Чаще всего он ощущает: что-то в его жизни не совсем так. Но не знает, что. И у него нет шанса проработать это, принять, переболеть и жить счастливо дальше.
А еще бывает, что проявляются наследственные заболевания, которые не могли бы возникнуть без причины. Или еще проще: в один прекрасный день на школьном занятии по определению группы крови ребенок внезапно узнает, что его группа никак не соотносится с родительскими. Это невымышленная история, такое случилось на уроке, который вела моя мама, учитель биологии.
О том, в каком напряжении живут родители-неговоруны и что творится со взрослым человеком, когда он узнает, что был усыновлен, я сейчас даже говорить не буду. Столько об этом уже сказано и написано.
Это правда отнюдь не просто — говорить открыто. О том, что я не всемогущая. Говорить, что мой ребенок был один, а я в это время собирала какие-то бумажки. Говорить, что не смогла сделать так, чтобы этой боли никогда не случилось в его жизни. Говорить, что не смогла сама родить его на этот свет, как бы сильно мне этого ни хотелось. Очень трудно. Но я не стану перекладывать эту непосильную ношу на хрупкие детские плечики. Я взрослая, и я справлюсь.
Все это позволяет ребенку легко принять тот факт, что он усыновлен. Мои дети знают, что эта тема не под запретом, что она всегда открыта для обсуждения. Она не больная, не грустная, не стыдная. Это история – прежде всего про счастье. И малыш воспринимает свое появление в семье как счастье, и не видит в этом отторжения и большой беды. Кто-то приходит в семью, рождаясь у мамы из животика, а кто-то вот так — из больницы или детского дома. Когда возраст позволит, дочка узнает, как и почему она осталась одна. И это будет не отвержение ее рождения, а честная история о том, что взрослые иногда совершают ошибки. Надеюсь, это поможет Ангелине выбрать другой путь в жизни, а не пойти по стопам кровной матери.
Обидно ли дочке, что не я ее родила? Да, бывает, она прижимается ко мне и говорит, что очень хотела бы родиться из моего животика (а иногда топает ногой и требует, чтобы так и было). Честно отвечаю, что это и моя мечта, чтобы я носила ее в своем животе с самого появления, и чтобы я родила на свет, и чтобы ей никогда-никогда не пришлось пережить то одиночество, с которого началась ее жизнь. Мы вместе мечтаем, как это было бы. И это делает нас ближе, поверьте мне.
Наверное, вся эта безумная тайна усыновления до сих пор держится именно на страхе родителей, что их детям кто-то однажды посмеет такое сказать. Или даже молча про них подумать.
Но я расскажу вам важную историю про Лину.
Когда она еще ходила в садик, один мальчик в группе попытался ее дразнить. Мол, ты плохая, ведь твоя мама от тебя отказалась!
Уверена, многие сейчас ощутили холодок по спине, злость, возмущение. У меня самой, когда я узнала, немного перехватило дыхание. Но знаете, что ответила моя дочь?
Тут, конечно можно придраться. Дескать, Лина ответила слишком жестко, да и сказала неправду — мальчик наверняка любим родителями. И дочку я не выбирала. Но я не буду придираться. Потому что для меня ее ответ значил, что я справилась с рассказом об удочерении. Ангелина не считает, что в ее жизни случилась трагедия. И не считает себя хуже других. Наоборот! Она уверена в себе и своих родителях. Она клевая, родители выбрали и любят именно ее — самую лучшую!
Ведь что обычно хранят в тайне? Что-то плохое. А усыновление — не плохо, усыновление — это хо-ро-шо! Точнее, нормально. Так бывает. Для меня очень важно, что Лина воспринимает всю эту историю как норму. Так случилось у нас и во многих других семьях. Где-то детки рождаются у мам с папами, а кто-то ищет своих детей и находит.
Кстати, еще одно подтверждение, что усыновление – это хорошо, празднование Дня аиста. Это день, когда малыш появился в семье. Мы с Ангелиной празднуем его пятого декабря, когда познакомились и подписали согласие на усыновление. Празднуем точно так же, как и день ее рождения — с гостями, подарками и тортом. По секрету скажу: другие дети Лине даже немного завидуют, ведь у нее не один день рождения в году, а два.
Усыновление ребенка — процесс сложный, напряженный, полный надежд и совершенно меняющий привычный уклад жизни. Кто-то вмиг обретает семью, узы которой крепче любых кровных связей, а кто-то тратит годы, пытаясь шаг за шагом выстроить отношения, но так и не находит точек соприкосновения.
Родители усыновили моего старшего брата. Все родные и знакомые были уверены, что они не смогут вырастить нормального человека, что ничего хорошего из этого не выйдет. Потому что ГЕНЫ. В итоге мой брат закончил школу с золотой медалью, а университет с красным дипломом. Это единственный человек, который всегда меня поддержит и независимо от ситуации остается добрым и искренним. Я очень ценю и уважаю своего уже давно родного брата. Гены — это одно, а любовь и воспитание — совсем другое дело. © Подслушано / VK
Мы бездетно прожили 8 лет и поняли, что готовы на усыновление. Хотели двух пацанов 2–3 лет. Нам почему-то сразу предложили 6-летнего, рассказали немного о его судьбе несчастной. Мы хотели отказаться, ведь даже то, что услышали, было жутким. Но когда мы с мужем увидели фото, переглянулись — наш. На фотке не было красавчика — лысое лопоухое нечто с беззубой улыбкой. Но нам вдруг стали неважны ни история его, ни его состояние, ни прошлые и будущие проблемы. Было четкое ощущение, что наш.
Наша семья 8 лет назад усыновила 4-летнего мальчика. Родители потратили все деньги, которые они копили на машину, чтобы оформить бумажки, забрать, одеть, обуть. Мама ушла с работы, чтобы помочь ему адаптироваться к новой обстановке. Мы вкладывали в него все свои силы и душу. А теперь нет никакого желания любить его и хотеть быть ему родными. Он ворует дома, в школе у друзей, обманывает по-крупному и в мелочах, учится на одни двойки. Ленивый и самовлюбленный, а ведь он еще не вошел в переходный возраст. Ни во что не ставит своих родителей и считает, что все ему обязаны. 8 лет нервов и ругани. © Подслушано / VK
Дочку мы удочерили, когда ей было 8 лет, у нас уже был 13-летний сын. Больше детей я иметь не могла, но очень хотела. Вот тогда в детдоме мы и увидели эту прекрасную девочку, чья семья погибла в ужасном несчастном случае. Сейчас ей уже 19, но она так никогда и не назвала меня мамой. Все хорошо, но до сих пор такое ощущение, будто она у нас в гостях, не как дома. Все ее отношения с нами выглядят просто как благодарность. Но я-то хочу, чтобы она чувствовала себя родной, знала, что это и ее дом тоже. В голове крутятся слова, которые она выкрикнула 11 лет назад во время нашей первой ссоры, что у нее уже есть родители и других больше никогда не будет. А ведь мы так любим ее. © Подслушано / VK
Двое из наших детей — усыновленные братья. Я бы соврал, если бы сказал, что мы с женой никогда не задумывались, правильно ли поступили, взяв детей из детдома. Но мы абсолютно точно никогда не жалели об этом. Поначалу ребятам было трудно приспособиться. Но сейчас они поняли, что на самом деле их любят, и успокоились.
Конечно, приемные дети всегда будут чувствовать некоторую боль. Они могут помнить свое прошлое, при этом не имея возможности вернуться к нему и полностью избавиться от него. И это самая трудная часть, связанная с усыновлением. Но разве бывают дети, у которых нет никаких проблем? Конечно нет. Так что я не сожалею об усыновлении. Я, наоборот, так благодарен своим детям, что даже не могу выразить этого словами! © William Spencer / Quora
Моя младшая дочь пришла к нам жить, когда ей было 10 лет. Вернее, это моя средняя дочь привела ее на ночевку, которая длится вот уже 13 лет. В своем возрасте девочка прошла через многое. С ее появлением я впервые в жизни поняла, что должна любить кого-то, не ожидая ответа. Что она может никогда не полюбить нас в ответ. Что она, возможно, никогда не будет верна нам как семье. Но только приемная дочь помогла мне узнать себя по-настоящему.
Пожалуйста, не поймите меня неправильно, я люблю своих биологических детей всеми фибрами души и отдала бы за них жизнь, но приемную дочь я люблю, может быть, чуточку больше. Она изменила нашу жизнь и научила нас быть максимально открытыми и честными. Сегодня все мои четверо детей дружные и сплоченные, как банда. Мы — ее семья, а она — наша. © Renee LaCoste Long / Quora
По статистике на 2016 год, более 148 тысяч детей из детских домов воспитывалось в приемных семьях. Пять тысяч из них вернулись обратно в детдом. Отказавшиеся от приемных детей женщины рассказали, каково это – быть матерью неродного ребенка и что подтолкнуло их к непростому решению.
Ирина, 42 года
В семье Ирины воспитывалась дочь, но они с мужем хотели второго ребенка. Супруг по медицинским показаниям больше не мог иметь детей, пара решилась на усыновление. Страха не было, ведь Ирина работала волонтером и имела опыт общения с отказниками.
— Я пошла вопреки желанию родителей. В августе 2007 года мы взяли из дома малютки годовалого Мишу. Первым шоком для меня стала попытка его укачать. Ничего не вышло, он укачивал себя сам: скрещивал ноги, клал два пальца в рот и качался из стороны в сторону. Уже потом я поняла, что первый год жизни Миши в приюте стал потерянным: у ребенка не сформировалась привязанность. Детям в доме малютки постоянно меняют нянечек, чтобы не привыкали. Миша знал, что он приемный. Я доносила ему это аккуратно, как сказку: говорила, что одни дети рождаются в животе, а другие — в сердце, вот ты родился в моем сердце.
Ирина признается, маленький Миша постоянно ею манипулировал, был послушным только ради выгоды.
— В детском саду Миша начал переодеваться в женское и публично мастурбировать. Говорил воспитателям, что мы его не кормим. Когда ему было семь, он сказал моей старшей дочери, что лучше бы она не родилась. А когда мы в наказание запретили ему смотреть мультики, пообещал нас зарезать.
Миша наблюдался у невролога и психиатра, но никакие лекарства на него не действовали. В школе он срывал уроки и бил сверстников. У мужа Ирины закончилось терпение и он подал на развод.
— Я забрала детей и уехала в Москву на заработки. Миша продолжал делать гадости исподтишка. Мои чувства к нему были в постоянном раздрае: от ненависти до любви, от желания прибить до душераздирающей жалости. У меня обострились все хронические заболевания. Началась депрессия.
По словам Ирины, Миша мог украсть у одноклассников деньги, а выделенные ему на обеды средства спустить в игровом автомате.
После девяти лет жизни в семье Миша вернулся в детский дом. Спустя полтора года юридически он все ещё является сыном Ирины. Женщина считает, что ребенок до сих пор не понял, что произошло, он иногда звонит ей и просит что-нибудь ему купить.
— У него такое потребительское отношение ко мне, как будто в службу доставки звонит. У меня ведь нет разделения — свой или приемный. Для меня все родные. Я как будто отрезала от себя кусок.
После случившегося Ирина решила выяснить, кто настоящие родители Миши. Оказалось, у него в роду были шизофреники.
— Он симпатичный мальчишка, очень обаятельный, хорошо танцует, и у него развито чувство цвета, хорошо подбирает одежду. Он мою дочь на выпускной одевал. Но это его поведение, наследственность все перечеркнула. Я свято верила, что любовь сильнее генетики. Это была иллюзия. Один ребенок уничтожил всю мою семью.
Светлана, 53 года
В семье Светланы было трое детей: родная дочь и двое приемных детей. Двое старших уехали учиться в другой город, а самый младший приемный сын Илья остался со Светланой.
— Илье было шесть, когда я забрала его к себе. По документам он был абсолютно здоров, но скоро я начала замечать странности. Постелю ему постель — наутро нет наволочки. Спрашиваю, куда дел? Он не знает. На день рождения подарила ему огромную радиоуправляемую машину. На следующий день от нее осталось одно колесо, а где все остальное — не знает.
После нескольких обследований у невролога Илье поставили диагноз – абсансная эпилепсия. Для заболевания характерны кратковременные отключения сознания.
Спустя год ссор с приемным сыном Светлана попала в больницу с нервным истощением. Тогда женщина приняла решение отказаться от Ильи и вернула его в детский дом.
— Год спустя Илья приехал ко мне на новогодние праздники. Попросил прощения, сказал, что не понимал, что творит, и что сейчас ничего не употребляет. Потом уехал обратно. Уж не знаю, как там работает опека, но он вернулся жить к родной матери-алкоголичке. У него уже своя семья, ребенок. Эпилепсия у него так и не прошла, чудит иногда по мелочи.
Евгения, 41 год
Евгения усыновила ребенка, когда ее родному сыну было десять. От того мальчика отказались предыдущие приемные родители, но несмотря на это, Евгения решила взять его в свою семью.
— Ребенок произвел на нас самое позитивное впечатление: обаятельный, скромный, застенчиво улыбался, смущался и тихо-тихо отвечал на вопросы. Уже потом по прошествии времени мы поняли, что это просто способ манипулировать людьми. В глазах окружающих он всегда оставался чудо-ребенком, никто и поверить не мог, что в общении с ним есть реальные проблемы.
Евгения стала замечать, что ее приемный сын отстает в физическом развитии. Постепенно она стала узнавать о его хронических заболеваниях.
— Свою жизнь в нашей семье мальчик начал с того, что рассказал о предыдущих опекунах кучу страшных историй, как нам сначала казалось, вполне правдивых. Когда он убедился, что мы ему верим, то как-то подзабыл, о чем рассказывал (ребенок все-таки), и вскоре выяснилось, что большую часть историй он просто выдумал. Он постоянно наряжался в девочек, во всех играх брал женские роли, залезал к сыну под одеяло и пытался с ним обниматься, ходил по дому, спустив штаны, на замечания отвечал, что ему так удобно. Психологи говорили, что это нормально, но я так и не смогла согласиться с этим, все-таки у меня тоже парень растет.
Учась во втором классе, мальчик не мог сосчитать до десяти. Евгения по профессии преподаватель, она постоянно занималась с сыном, им удалось добиться положительных результатов. Только вот общение между матерью и сыном не ладилось. Мальчик врал учителям о том, что над ним издеваются дома.
— Нам звонили из школы, чтобы понять, что происходит, ведь мы всегда были на хорошем счету. А мальчик просто хорошо чувствовал слабые места окружающих и, когда ему было нужно, по ним бил. Моего сына доводил просто до истерик: говорил, что мы его не любим, что он с нами останется, а сына отдадут в детский дом. Делал это втихаря, и мы долго не могли понять, что происходит. В итоге сын втайне от нас зависал в компьютерных клубах, стал воровать деньги. Мы потратили полгода, чтобы вернуть его домой и привести в чувство. Сейчас все хорошо.
Сын довел маму Евгении до сердечного приступа, и спустя десять месяцев женщина отдала приемного сына в реабилитационный центр.
— С появлением приемного сына семья стала разваливаться на глазах. Я поняла, что не готова пожертвовать своим сыном, своей мамой ради призрачной надежды, что все будет хорошо. К тому, что его отдали в реабилитационный центр, а потом написали отказ, мальчик отнесся абсолютно равнодушно. Может, просто привык, а может, у него атрофированы какие-то человеческие чувства. Ему нашли новых опекунов, и он уехал в другой регион. Кто знает, может, там все наладится. Хотя я в это не очень верю.
Анна (имя изменено)
Наталья Степанова
— Маленький Славка мне сразу полюбился. Одинокий и застенчивый малыш выделялся из ребячьей толпы в социальном центре помощи детям. Мы забрали его в первый же день знакомства. Однако уже через две недели забили тревогу. Внешне спокойный и добрый мальчик неожиданно стал проявлять агрессию к домашним питомцам. Сначала Слава повесил на кухне новорожденных котят, предварительно обмотав их проволокой. Затем объектом его внимания стали маленькие собачки. В итоге на счету малолетнего душегуба оказалось не менее 13 загубленных жизней. Когда началась череда этих жестоких поступков, мы сразу же обратились к детскому психологу. На приеме специалист нас успокоила и посоветовала уделять Славе больше времени и дать понять, что мы любим его. Мы пошли навстречу и летом уехали в деревню, подальше от шумного города. Но там ситуация стала ещё хуже. На очередной консультации психолог объяснила нам, что Славке необходима специализированная помощь. А так как я в положении, мы решили, что сына лучше отдать обратно в детский дом. Мы до последнего надеялись, что у мальчика вскоре пройдет агрессия, а вместе с ней и желание убивать. Последней каплей терпения стали три тела растерзанных щенят. Словно по сценарию фильма ужасов, в очередной раз воспользовавшись отсутствием взрослых, малыш в одиночку жестоко забил четвероногих до смерти.
Эти девушки счастливо вышли замуж, родили ребенка и даже не одного, строят карьеру, ходят на фитнес. Словом, ведут самую обычную жизнь. И все же одно отличие есть – все они воспитывают приемных детей.
Эти девушки счастливо вышли замуж, родили ребенка и даже не одного, строят карьеру, ходят на фитнес, флиртуют по аське с коллегами, собираются осваивать очередной иностранный и с понедельника попробовать новую диету. Словом, ведут самую обычную жизнь. И все же одно отличие есть – все они воспитывают приемных детей.
– Нифигасе! — заявляет мне приятель, которого я не видела пару лет. — Ты? Почему?! Я думал, этим занимаются только тетки под сорок, уставшие лечиться от бесплодия. Или одинокие страшилки вроде Кати Пушкаревой! Ну ты даешь!
– Ты героиня, — уверенно говорит он. — Это так. благородно. Я тобой горжусь! — Тут глаза его застилает скупая мужская слеза, и он повторяет: — Ты – герой!
АЛЕКСАНДРА МАРОВА, журналист
Вопреки опасениям никакой волокиты и препон нам с мужем не встретилось. Напротив: как только сотрудники учреждений, которые нам нужно было посетить, слышали, для чего мы собираем документы, они тут же находили возможность сделать все как можно быстрее. И даже дали много полезных советов: как сократить время подготовки всех бумажек. Нам очень хотелось забрать Диану до Нового года – устроить праздник себе и ей. Но, увы, не получилось. Получилось позже, и все равно это был настоящий праздник.
ЮЛИЯ ЯКОВЛЕВА, библиограф
На тот самый Новый год, когда Аля забирала свою Диану, восьмилетний Юлин Антон попросил у Деда Мороза сестричку.
«Мы с папой посмеялись: мол, Дед Мороз, конечно, подумает, но не надейся, что это случится слишком скоро. О втором ребенке мы размышляли уже давно. Но после восьми лет, прошедших после первых родов, трудно решиться снова изменить свою жизнь. Тем мамам, которые делают между детьми перерывы поменьше, наверное, легче в этом смысле. В общем, я все медлила, все находила для себя причины, почему это должно произойти не сейчас.
Однажды я поучаствовала в утреннике для детей из дома ребенка. Долго сомневалась, стоит ли идти. Ведь там должно быть столько горя, такие несчастные должны быть дети. Нет, я этого не выдержу. Уж кто-кто, а я, сентиментальная, чувствительная, которая даже телевизор переключает, когда показывают сюжеты на подобные темы, точно не смогу не разрыдаться еще на пороге. И что тогда с меня толку? Какой спектакль? Все это почти сразу же забылось, как только я оказалась там. Сколько там симпатичных девчонок и мальчишек, улыбчивых, ласковых, практически домашних. Острая надуманная жалость проходит, остается желание делать для них что-то хорошее, приходить к ним, тискать, водить на прогулки.
ЕВГЕНИЯ СОЛОВЬЕВА, президент общественной организации
«Когда родился мой ребенок, я беспечной туристкой гуляла по Парижу и заглядывала в чужие коляски. Когда он один лежал в больнице, я плескалась в Средиземном море, обещая привезти к нему на следующий год свою третью детку.
Я знала, что у меня будет мальчик, и все-таки я ошибалась. Думая о своем ребенке, мы имели в виду того пузожителя, который в это время пребывал во мне, и не догадывались об уже родившемся малыше, для которого все эти месяцы были мучительно трудными.
Прошло уже несколько лет, как Матвей появился в нашей семье. Это потрясающим ребенком: нежный, красивый, интересный. Это такое счастье – наш третий!
Начиналась она как место для встреч тех, кто усыновил и может помочь сделать это другим. А эффект не замедлил сказаться: к концу года стало понятно, что в два раза больше новосибирцев усыновили и взяли под опеку детей.
А Тоха. В общем, второй раз документы собрались легче, все проходило без драм и нервов, и уже через месяц детей у нас стало четверо, а те родители с девочкой стали нашими друзьями.
ПОЛЕЗНЫЕ АДРЕСА
Благодарим сеть магазинов NATI за помощь в проведении съемки.
У Екатерины восьмилетняя дочка и сын, которому два года. Женщина не вынашивала ни ее, ни его. Иметь кровных детей Екатерина не может. Виной тому роковая ошибка врачей.
Потом ненависть прошла. А вот мысли о материнстве не покидали.
— Подобный шаг — это ведь решение двух человек.
— Как происходит процесс усыновления?
— Если вернуться назад и вспомнить эту процедуру, то возникает ощущение, что я детей украла, — настолько это несложный процесс. Приносишь пачку бумажек, которые довольно легко собрать: о доходе, о наличии жилплощади, причем достаточно иметь договор аренды. Нужно также доказать, что ты здоров и не планируешь умереть в ближайшие пару лет, что сможешь прокормить ребенка и в целом адекватен. Приносишь все это в отдел опеки и попечительства — и все! Когда находишь ребенка, все эти бумаги относишь в суд, судья решает, насколько ты хорош, и выдает тебе ребенка в обмен на бумажки. Мне кажется, это просто обмен бумажек на живого человека.
— Но ведь перед этим еще выбираешь ребенка…
— Это миф. Никто не выведет вам нескольких детей. Если все идет нормально, то никто не показывает нескольких детей. Вам дают направление на знакомство с одним конкретным ребенком, и пока вы не подпишете согласие на усыновление или отказ, следующего направления не получите.
— Екатерина, как состоялось знакомство с вашим будущим ребенком?
— Первая встреча незабываемая. Когда я ехала знакомиться с дочкой, она была совсем крошкой, ей было три с половиной месяца. И я очень переживала, что она мне не понравится. Самый главный страх был, что мне придется подписать отказ. И когда ее, укутанную в одеялко, внесли в маленькую тесную комнату, где мы с мужем ждали знакомства, я сразу подумала: хорошенькая. И пока мне рассказывали про медицину, про всякие нюансы, я была как в тумане. Мне было все равно. Я понимала, что это — моя дочь.
— А потом у вас появился и сын, которого вы взяли новорожденным.
— Сначала мне показали его фотографию, и лучше бы не показывали. Мне сказали, что ребенок — бурят и у него. сифилис. Мне было все равно, но мой молодой человек — очень славянской внешности, и одной из установок было, чтобы ребенок был похож на него. На фотографии я видела, что малыш сильно отличается. Но когда увидела мальчика вживую, поняла, что разница преувеличена.
Кстати, диагноз мальчика, который мог оттолкнуть потенциальных родителей, в итоге вообще не подтвердился.
— Это чувство, что он родной, не сразу появляется? Нужно себя убедить, что ребенок — твой?
— Не нужно себя заставлять. Очень редко бывает, что мы с первого взгляда начинаем испытывать любовь к кому-то. Думаю, это вообще миф. Чаще всего любовь возникает в процессе заботы, совместных переживаний. Так же и с ребенком. Мы тратим время и силы на ребенка, и постепенно это взращивает любовь.
— Ваши дети знают, что они — не кровные дочь и сын?
— Знают. Я считаю, обязательно нужно приемным детям рассказывать их историю, потому что правда всегда лучше лжи.
К ЧИТАТЕЛЯМ
Если вы стали очевидцем ЧП или чего-то необычного, сообщите об этом в редакцию:
Редакция: (383) 289-91-00
Возрастная категория сайта 18 +
Читайте также: