Фонд помоги спасти жизнь кто учредитель

Обновлено: 02.07.2024

За несколько лет из небольшого фонда на Камчатке Юлия создала благотворительную организацию, помогающую детям со всех уголков России и других стран. А недавно она добилась от мэрии Москвы выделения помещений под социальную гостиницу для тяжелобольных детей, чьи семьи не могут себе финансово позволить снимать квартиры в столице на период лечения или реабилитации.

О детстве, юности и помощи другим

У нас семья была большая — четверо детей, всех надо было накормить, одеть, обуть. Мама только из‑за этого и переживала, а не потому, что была немилосердная. Порой она и сама нам помогала сумки собирать.

Мне еще в детском саду понравилась работа воспитателя и то, как эти взрослые женщины заботятся о детях, учат, любят. Я мечтала точно так же заботиться и чтобы меня слушали. Даже старалась помогать нянечкам обувать и одевать детей, которые не умели делать этого сами.

Я поехала в отдел образования города Петропавловска-Камчатского просить, чтобы меня приняли в колледж. Заместитель начальника сначала был в отпуске, потом на больничном, а я ездила почти каждый день, боялась его упустить. Меня уже принимали там как родную: кормили, поили и все время удивлялись моей упертости. Только через месяц я смогла попасть лично на прием к заместителю начальника. Он тогда сказал, что наслышан обо мне и удивлен, что ребенок сам, без родителей так настроен на учебу. Приказом мне разрешили пересдать экзамены, и я поступила.

Пришла в колледж я в середине сентября, когда многие ребята уже учились; они думали, что я из блатных, раз не с начала учебного года. Но быстро поняли, что я простая, и уже через неделю вся группа собиралась у меня в комнате общежития — делать вместе задания, танцевать и готовиться к внеурочной деятельности. Я и в колледже продолжила свою деятельность — помогала нуждающимся студентам где вещами, где продуктами . А многие просто обращались ко мне за душевными советами, за это мне дали прозвище Мать.

О первой помощи онкобольному ребенку

После окончания колледжа я вышла замуж. Устроилась работать по специальности в детский сад. Но с зарплатой воспитателя в 2500 рублей поняла, что не проживу. Пошла работать продавцом в магазин, но о благих делах не забыла, так же старалась помогать: то у бабушек в магазине не брала денег, то мамочкам с детьми, считающих копейки, клала фруктов в пакет.

Ехала я как‑то утром на работу и в автобусе увидела молодую женщину с грудным ребенком на руках. Взгляд у него был необычный — несфокусирован, глазки бегали в разные стороны. Я почувствовала — что‑то не так. Подошла к девушке, и мы разговорились. Оказалось, у Саши, так звали ребенка, еще в роддоме обнаружили врожденную патологию глаз. Девушка рассказала, что сын мучился и днем, и ночью, а причиной оказалась ретинобластома — злокачественная опухоль сетчатой оболочки глаз.

Позже удалось добиться и положительных результатов в лечении ребенка. Саше сделали операцию, удалили один глаз, и мальчик пошел на поправку. Когда его жизни уже ничего не угрожало, я решила помочь добиться собственного жилья для семьи. Как ребенок с инвалидностью, он имел на это законное право. Пришлось, конечно, потратить много и моральных, и физических сил, чтобы на них обратили внимание. Но чудо произошло, Саша и его мама бесплатно получили квартиру. Яна — так звали маму мальчика — устроилась на работу, болезнь отступила, и ребенок вошел в ремиссию. Сейчас Саше уже одиннадцать лет, он хорошо учится, занимает призовые места в олимпиадах по математике.

После того как я помогла этой семье, слухи обо мне разлетелись по всему городу. Ко мне стали обращаться родители с тяжелобольными детьми, которым требовались деньги на лечение. Я старалась брать во внимание всех, пройденный опыт с Сашей подсказывал, к кому идти, как бороться и что просить. В этот момент я поняла, что надо открывать свой фонд и помогать каждому, кто будет стучаться ко мне.

На тот момент на Камчатке, конечно, были свои фонды, и немало, каждый занимался своим направлением, но помощь они оказывали только жителям своего региона. Я же хотела помочь детям со всех уголков России. И я четко осознавала, что если и дальше хочу помогать, то официальный статус фонда поможет мне приходить в управления здравоохранения, социальной защиты и задавать им вопросы, просить помощь у политиков, бизнесменов. Когда ты просто сочувствующий человек, тебе мало кто посодействует и протянет руку помощи твоему подопечному, за которого ты взял ответственность.

С самого начала работы фонда, помимо болеющих деток, мы взялись помогать социально незащищенным и многодетным семьям. Собирали вещи, обувь, игрушки, канцелярию, памперсы. Нам помогали владельцы магазинов, предприниматели. Мы приходили в больницы к детям, устраивали для них праздники, дарили подарки. В 2012 году мы оборудовали игровую комнату и детскую площадку в Камчатской детской краевой больнице. У нас появились подопечные не только из Камчатки, но из Магадана, Владивостока, Орловской области и даже из Украины.

Слава о фонде росла благодаря журналистам, которые освещали наши успехи. В том же 2012 году мы взяли постоянное шефство над 27 детьми. Это были дети с ДЦП, неврологией и, конечно, с онкологией. Она была практически основной заразой в нашем фонде. А через несколько лет мы прочно осели на помощи тяжелобольным детям и уже договаривались с разными врачами о консультациях и на Камчатке, и в Москве, подготавливали и отправляли документы в больницу, где собирался проходить лечение ребенок. Собирали пожертвования на лекарства, обследования и курсы реабилитации, на авиабилеты, если ребенок был из другого города, а ему нужно было лететь, например, в Москву, потому что в его родном городе онкологию не лечат.

Фонд развивался, но моя личная жизнь дала трещину. Муж хоть и поддерживал меня, но не понимал мой душевный порыв отдать детям всю себя. Мы не нашли общего языка и приняли решение развестись.

О травле и войне с соседями

Когда я была рядом с родителями в Москве, то увидела одну из главных проблем, с которыми сталкиваются семьи, приезжающие на лечение в столицу, — жилье . Между процедурами им надо где‑то жить — у многих не хватает денег на еду, одежду, что уж говорить о съемной квартире. Матерям элементарно хочется выйти из стен больницы, прийти домой, нормально помыться, постирать вещи, приготовить своему ребенку хорошую и вкусную еду. Ребенку, который прошел курс химиотерапии, нужно особое питание. В больницах готовить нельзя, а ребенок хочет есть.

Я поняла, что дистанционно управлять делами больше не могу, и в 2015 году переехала в Москву, где у меня стало больше возможностей для работы. Тут удобнее связываться с клиниками и лабораториями, организовывать консультации и обследования. Я наладила контакты с Департаментом культуры города Москвы. Дети получали билеты на спектакли и концерты, и для таких целей нам предоставляли микроавтобус, чтобы наши маленькие подопечные не ездили на общественном транспорте. Мы снимали квартиры, в которых проживали по три-четыре семьи, родители и дети были очень счастливы. После лечения дети бежали к себе домой, в их комнатах всегда был созданный ими уют.

Кажется, все было хорошо, но мы столкнулись с самым страшным, что можно себе представить, — травлей от соседей. В некоторых съемных квартирах проживающие рядом были против нашего соседства.

Другие дети по совету своих родителей убегали от наших, тыкали в них пальцами. После курса химиотерапии у детей иммунитет ослабленный, им нужен покой, а тут такая стрессовая ситуация. Руки опускались. Было страшно выходить из дому, мы не знали, что взбредет в голову таким бесчувственным людям. Никогда не забуду, как к нам приезжал участковый по заявлению от бдительных граждан , что наши квартиры находится в антисанитарных условиях. Родители очень следили за чистотой, в доме всегда были моющие средства, которые нам жертвовали спонсоры. К нам приходили из управляющих компаний, просили показать прописку, паспорта и требовали, чтобы родители с детьми не передвигались по подъезду после семи часов вечера.

Читайте также: