Акмеизм статья н гумилева наследие символизма и акмеизм как декларация акмеизма

Обновлено: 18.05.2024

Акмеизм объединил поэтов, различных по идейно-художественным установкам и литературным судьбам. Общее, что объединяло акмеистов, – поиски выхода из кризиса символизма.

Содержание

В 1912 г . на одном из собраний “Цеха” был решён вопрос об акмеизме как о новой поэтической школе. Названием этого течения подчёркивалась устремлённость его приверженцев к новым вершинам искусства. Основным органом акмеистов стал журнал “Аполлон” (ред. С. Маковский), в котором публиковались стихи участников “Цеха”, статьи-манифесты Н. Гумилёва и С. Городецкого. Новое течение в поэзии противопоставило себя символизму, который, по словам Гумилёва, “закончил свой круг развития и теперь падает” или, как более категорично утверждал Городецкий, переживает “катастрофу”.

Акмеизм объединил поэтов, различных по идейно-художественным установкам и литературным судьбам. Общее, что объединяло акмеистов, – поиски выхода из кризиса символизма.

Гумилёв декларировал “нецеломудренность” познания “непознаваемого”, “детски мудрое, до боли сладкое ощущение собственного незнания”, самоценность “мудрой и ясной” окружающей поэта действительности. Таким образом, акмеисты в области теории оставались на почве философского идеализма.

Это течение, зародившиеся в эпоху реакции, выразило присущее определённой части русской интеллигенции состояние “социальной усталости”, стремление укрыться от бурь “стекающего времени” в эстетизированную старину, “вещный мир стилизованной” современности, замкнутый круг интимных переживаний. В произведениях акмеистов – поэтов и писателей – крайне характерно разрабатывается тема прошлого, точнее – отношение прошлого, настоящего и будущего России. Их интересуют не переломные эпохи истории и духовных катаклизмов (темы символистов), а эпохи бесконфликтные, которые стилизовались под идиллию гармонического человеческого общества.

Новизна эстетических установок акмеизма была ограниченной и в критике того времени явно преувеличена.

Гумилёв и Городецкий были теоретиками и основателями акмеизма.

Николай Гумилёв - Наследие символизма и акмеизм

Мы не решились бы заставить атом поклоняться Богу, если бы это не было в его природе. Но, ощущая себя явлениями среди явлений, мы становимся причастны мировому ритму, принимаем все воздействия на нас и в свою очередь воздействуем сами. Наш долг, наша воля, наше счастье и наша трагедия — ежечасно угадывать то, чем будет следующий час для нас, для нашего дела, для всего мира, и торопить его приближение. И как высшая награда, ни на миг не останавливая нашего внимания, грезится нам образ последнего часа, который не наступит никогда. Бунтовать же во имя иных условий бытия здесь, где есть смерть, так же странно, как узнику ломать стену, когда перед ним — открытая дверь. Здесь этика становится эстетикой, расширяясь до области последней. Здесь индивидуализм в высшем своем напряжении творит общественность. Здесь Бог становится Богом Живым, потому что человек почувствовал себя. достойным такого Бога. Здесь смерть — занавес, отделяющий нас, актеров, от зрителей, и во вдохновении игры мы презираем трусливое заглядывание — что же будет дальше? Как адамисты, мы немного лесные звери и во всяком случае не отдадим того, что в нас есть звериного, в обмен на неврастению.

Русский символизм направил свои главные силы в область неведомого. Попеременно он братался то с мистикой, то с теософией, то с оккультизмом. Некоторые его искания в этом направлении почти приближались к созданию мифа. И он вправе спросить идущее ему на смену течение, только ли звериными добродетелями оно может похвастать, и какое у него отношение к непознаваемому. Первое, что на такой допрос может ответить акмеизм, будет указанием на то, что непознаваемое, по самому смыслу этого слова, нельзя познать. Второе — что все попытки в этом направлении — нецеломудренны. Вся красота, все священное значение звезд в том, что они бесконечно далеки от земли и ни с какими успехами авиации не станут ближе. Бедность воображения обнаружит тот, кто эволюцию личности будет представлять себе всегда в условиях времени и пространства. Как можем мы вспоминать наши прежние существования (если это не явно литературный прием), когда мы были в бездне, где мириады иных возможностей бытия, о которых мы ничего не знаем, кроме того, что они существуют? Ведь каждая из них отрицается нашим бытием и в свою очередь отрицает его. Детски-мудрое, до боли сладкое ощущение собственного незнания, — вот то, что нам дает неведомое. Всегда помнить о непознаваемом, но не оскорблять своей мысли о нем более или менее вероятными догадками — вот принцип акмеизма. Это не значит, чтобы он отвергал для себя право изображать душу в те моменты, когда она дрожит, приближаясь к иному; но тогда она должна только содрогаться. Разумеется, познание Бога, прекрасная дама Теология, останется на своем престоле, но ни ее низводить до степени литературы, ни литературу поднимать в ее алмазный холод акмеисты не хотят. Что же касается ангелов, демонов, стихийных и прочих духов, то они входят в состав материала художника и не должны больше земной тяжестью перевешивать другие взятые им образы.

Всякое направление испытывает влюбленность к тем или иным творцам и эпохам. Дорогие могилы связывают людей больше всего. В кругах, близких к акмеизму, чаще всего произносятся имена Шекспира, Рабле, Виллона и Теофиля Готье. Подбор этих имен не произволен. Каждое из них — краеугольный камень для здания акмеизма, высокое напряжение той или иной его стихии. Шекспир показал нам внутренний мир человека; Рабле — тело и его радости, мудрую физиологичность; Виллон поведал нам о жизни, нимало не сомневающейся в самой себе, хотя знающей все, — и Бога, и порок, и смерть, и бессмертие; Теофиль Готье для этой жизни нашел в искусстве достойные одежды безупречных форм. Соединить в себе эти четыре момента — вот та мечта, которая объединяет сейчас между собою людей, так смело назвавших себя акмеистами.


Учи.Дома запускает бесплатный марафон в котором каждый день. В течении 5 дней утром ты будешь получать одно задание по выбранному предмету, а вечером его решение. Твоя задача, успеть выполнение задание до того как получишь ответ.

Бесплатно, онлайн, подготовка к ЕГЭ

Предварительный просмотр:

Олимпиадные задания для 6 класса

Задание 1 Расставьте ударения в следующих словах: статуя, призывник, средства, инструмент, километр, столяр, шофер, договор, квартал, звонишь, каталог, понял.

Задание 2 . Сколько раз звук [г] встречается при чтении предложения: На вокзале его встретил друг.

Замените данные словосочетания фразеологизмами

1)очень мало 2)бежать быстро 3) очень темно 4) очень похожий

Задание 4 В каких словах нет приставки?

1) Подогнуть, 2) подушка, 3) подозрение, 4) подоконник, 5) подолбить, 6)надоумить, 7) намерение, 8) надрывать, 9) надувать, 10) надломить.

Указать существительные мужского рода.

1) Маэстро, 2) авеню, 3) депо, 4) метро, 5) спираль, 6) кашне, 7) шоссе,

Разберите по членам предложения, укажите падежи имён существительных: Солнце закрыло облако. На горизонте туристы увидели большой город. Айсберг – плавучая ледяная гора.

Расставьте пропущенные буквы и недостающие знаки препинания.

Народные сказки песни посл..вицы з..гадки пог..ворки г..ворят о высоком иску(с,сс)тве народа о талантливом его обращении с родным словом. Изучая народную реч(?), можно убедит(?)ся в том, что те законы художестве(н,нн)ого слова, которыми поль зуемся мы и по сей день, уже изд..вна существова ли в ус(?)ном народном творчестве.

Пр..слушайтесь к таким стари(н,нн)ым народным изр..чениям:

Вслушайтесь, и вы убедитесь, что, кроме риф мы, эти посл..вицы скр..плены и повт..рением опре деле(н,нн)ого звука (Bс. Рождественский.)

Ответы к олимпиадным заданиям

СтАтуя, призывнИк, срЕдства, инструмЕнт, киломЕтр, стляр, шофЕр, договОр, квартАл, звонИшь, каталОг, пОнял.

(по 1 баллу за каждый правильный ответ)

За каждый правильно подобранный фразеологизм по 2 балла (всего 8 баллов)

2,7 по 2 балла за каждый правильный ответ

1,8 по 2 балла за каждый правильный ответ

По 1 баллу за каждый член предложения и по 1 баллу за определение падежа

имён существительных (всего 19 баллов).

Оценивание работы проводится в соответствии с нормами оценивания контрольных диктантов. Максимальное количество баллов – 5

Максимальное количество баллов – 50

Предварительный просмотр:

Цели урока: дать понятие об акмеизме; выделить основные черты его поэтики; дать краткую характеристику творчества поэтов-акмеистов.

Методические приёмы: лекция

  1. Организационный момент
  2. Тема, постановка целей (на сегодняшнем уроке мы выделим основные черты поэтики акмеизма, познакомимся с творчеством поэтов – акмеистов).
  3. Вступительное слово

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Иной характер носил акмеизм А. Ахматовой , лишенный тяготения к экзотическим сюжетам и пестрой образности. Своеобразие творческой манеры Ахматовой как поэта акмеистического направления составляет запечатление одухотворенной предметности. Посредством поразительной точности вещного мира Ахматова отображает целый душевный строй. В изящно обрисованных деталях Ахматова, по замечанию Мандельштама, давала «всю огромную сложность и психологическое богатство русского романа 19 века

Подушка уже горяча

Вот и вторая свеча

Гаснет, и крик ворон

Становится всё слышней.

Я эту ночь не спала,

Поздно думать о сне…

Как нестерпимо бела

Штора на белом окне.

Не говоря прямо о сокровенном, позволяет окружающим предметам "дошептать" за нее, дополнить впечатление:

"Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,
А я знала - их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: "С мною умри!".

Перчатка с левой руки - это и признак волнения героини и дурной знак, к которым часто прислушивалась Ахматова, обыгрывая в своей поэзии:

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи,-
На головах царей божественная пена,-
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер - всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Просторен мир и многозвучен,

И многоцветен радуг он,

И вот Адаму мир поручен,

Назвать, узнать, сорвать покровы

И праздных тайн, и ветхой мглы –

Вот первый подвиг. Подвиг новый-

Живой земле воспеть хвалы

Рассматривая поэзию акмеистов, сложно найти что-то общее. Но тем не менее можно выделить основные черты поэзии акмеизма. Во-первых, внимание к красоте окружающего мира, к мельчайшим деталям, к далеким и непознанным местам. При этом акмеизм не стремиться познать иррациональное. Он помнит о нем, но предпочитает оставлять нетронутым. Что же касается непосредственно стилистических особенностей, то это стремление к простым предложениям, нейтральной лексике, отсутствию сложных оборотов и нагромождения метафор. Однако при этом поэзия акмеизма остается необычайно яркой, звучной и красивой.

Творческие судьбы поэтов, так или иначе связанных с акмеизмом, сложились по-разному: Н. Клюев впоследствии заявил о своей непричастности к деятельности содружества; Г. Иванов и Г. Адамович продолжили и развили многие принципы акмеизма в эмиграции; на В. Хлебникова акмеизм не оказал сколько-нибудь заметного влияния. В советское время поэтической манере акмеистов (преимущественно Н. Гумилева) подражали Н. Тихонов, Э. Багрицкий, И. Сельвинский, М. Светлов.

Для внимательного читателя ясно, что символизм закончил свой круг развития и теперь падает. И то, что символические произведения уже почти не появляются, а если и появляются, то крайне слабые, даже с точки зрения символизма, и то, что все чаще и чаще раздаются голоса в пользу пересмотра еще так недавно бесспорных ценностей и репутаций, и то, что появились футуристы, эго-футуристы и прочие гиены, всегда следующие за львом. На смену символизма идет новое направление, как бы оно ни называлось, акмеизм ли (от слова ακμή – высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора), или адамизм (мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь), - во всяком случае требующие большего равновесия сил и более точного знания отношений между субъектом и объектом, чем то было в символизме. Однако чтобы это течение утвердило себя во всей полноте и явилось достойным преемником предшествующего, надо, чтобы оно приняло его наследство и ответило на все поставленные им вопросы. Слава предков обязывает, а символизм был достойным отцом.

Русский символизм направил свои главные силы в область неведомого. Попеременно братался он то с мистикой, то с теософией, то с оккультизмом. Некоторые искания в этом направлении почти приближались к созданию мифа. И он вправе спросить идущее ему на смену течение, только ли звериными добродетелями оно может похвастать и какое у него отношение к непознаваемому. Первое, что на такой вопрос может ответить акмеизм, будет указанием на то, что непознаваемое, по самому смыслу этого слова, нельзя познать. Второе – что все попытки в этом направлении – нецеломудренны. Вся красота, все священное значение звезд в том, что они бесконечно далеки от земли и ни с какими успехами авиации не станут ближе. Всегда помнить о непознаваемом, но не оскорблять своей мысли о нем более или менее вероятными догадками – вот принцип акмеизма. Это не значит, чтобы он отвергал для себя право изображать душу в те моменты, когда она дрожит, приближаясь к иному; но тогда она должна только содрогаться. Разумеется, познание Бога, прекрасная дама Теология, останется на своем престоле, но ни низводить ее до степени литературы, ни литературу принимать в ее алмазный холод акмеисты не хотят.

Примечания

эго-футуристы – одна из группировок футуризма, возникшая в Петербурге в 1911 г. во главе с Игорем Северяниным (наст. фамилия – Лотарев, 1887 – 1941)

гиены – хищные животные, питающиеся падалью.

теософия – учение о возможности соединения человеческой души с божеством.

теология – систематизированное изложение религиозного учения.

Вопросы и задания

2. Можно ли из текста статьи понять, как акмеисты относились к футуристам?

4. Как Гумилев определяет позицию акмеистов по отношению к символистам?

6. Чем отличается от символистского, по Гумилеву, отношение акмеистов к мистике, к непознаваемому?

Пощечина общественному вкусу

Читающим наше Новое Первое Неожиданное.

Только мы – лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.

Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов.

Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. с Парохода современности.

Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней.

Кто же, доверчивый, обратит последнюю Любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражение мужественной души сегодняшнего дня?

Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с черного фрака воина Брюсова? Или на них зори неведомых красот?

Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми.

Всем эти Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузьминым, Буниным и проч. и проч. нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным.

С высоты небоскребов мы взирает на их ничтожество.

Мы приказываем чтить права поэтов:

На увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами (Слово-новшество).

2. На непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.

С ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веников сделанный вами венок грошовой славы.

Д. Бурлюк, Александр Крученых, В. Маяковский, Виктор Хлебников

Москва, 1912. Декабрь

Примечания

гиероглиф (устар., правильно – иероглиф) – фигурные знаки, обозначающие целые понятия, слова или слоги. Здесь: условные знаки, неразборчивое, трудное для прочтения письмо.

Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузьминым - Ремизов Алексей Михайлович (1877-1857) – прозаик, близкий к символистам; Аверченко Аркадий Тимофеевич (1881-1925) – писатель-сатирик, прозаик, драматург, журналист; Кузмин (так!) Михаил Алексеевич (1875-1936) – поэт, прозаик, критик, переводчик, композитор, печатавшийся в символистских и акмеистических журналах и сборниках.

Вопросы и задания

2. Обе новые школы полемизируют и со своими современниками. Против кого направлена полемика в статье Гумилева и кого считают своими литературными врагами футуристы?

3. В каком тоне ведется полемика в статье Гумилева и в манифесте футуристов? Чем вы можете объяснить эту разницу?

4. Как формулируют футуристы принципы собственной поэтики? Найдите эти формулировки в манифесте.

Раздел 2

© 2014-2021 — Студопедия.Нет — Информационный студенческий ресурс. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав (0.005)

Акмеизм объединил поэтов, различных по идейно-художественным установкам и литературным судьбам. Общее, что объединяло акмеистов, – поиски выхода из кризиса символизма.

Содержание

В 1912 г . на одном из собраний “Цеха” был решён вопрос об акмеизме как о новой поэтической школе. Названием этого течения подчёркивалась устремлённость его приверженцев к новым вершинам искусства. Основным органом акмеистов стал журнал “Аполлон” (ред. С. Маковский), в котором публиковались стихи участников “Цеха”, статьи-манифесты Н. Гумилёва и С. Городецкого. Новое течение в поэзии противопоставило себя символизму, который, по словам Гумилёва, “закончил свой круг развития и теперь падает” или, как более категорично утверждал Городецкий, переживает “катастрофу”.

Акмеизм объединил поэтов, различных по идейно-художественным установкам и литературным судьбам. Общее, что объединяло акмеистов, – поиски выхода из кризиса символизма.

Гумилёв декларировал “нецеломудренность” познания “непознаваемого”, “детски мудрое, до боли сладкое ощущение собственного незнания”, самоценность “мудрой и ясной” окружающей поэта действительности. Таким образом, акмеисты в области теории оставались на почве философского идеализма.

Это течение, зародившиеся в эпоху реакции, выразило присущее определённой части русской интеллигенции состояние “социальной усталости”, стремление укрыться от бурь “стекающего времени” в эстетизированную старину, “вещный мир стилизованной” современности, замкнутый круг интимных переживаний. В произведениях акмеистов – поэтов и писателей – крайне характерно разрабатывается тема прошлого, точнее – отношение прошлого, настоящего и будущего России. Их интересуют не переломные эпохи истории и духовных катаклизмов (темы символистов), а эпохи бесконфликтные, которые стилизовались под идиллию гармонического человеческого общества.

Новизна эстетических установок акмеизма была ограниченной и в критике того времени явно преувеличена.

Гумилёв и Городецкий были теоретиками и основателями акмеизма.

Николай Гумилёв - Наследие символизма и акмеизм

Мы не решились бы заставить атом поклоняться Богу, если бы это не было в его природе. Но, ощущая себя явлениями среди явлений, мы становимся причастны мировому ритму, принимаем все воздействия на нас и в свою очередь воздействуем сами. Наш долг, наша воля, наше счастье и наша трагедия — ежечасно угадывать то, чем будет следующий час для нас, для нашего дела, для всего мира, и торопить его приближение. И как высшая награда, ни на миг не останавливая нашего внимания, грезится нам образ последнего часа, который не наступит никогда. Бунтовать же во имя иных условий бытия здесь, где есть смерть, так же странно, как узнику ломать стену, когда перед ним — открытая дверь. Здесь этика становится эстетикой, расширяясь до области последней. Здесь индивидуализм в высшем своем напряжении творит общественность. Здесь Бог становится Богом Живым, потому что человек почувствовал себя. достойным такого Бога. Здесь смерть — занавес, отделяющий нас, актеров, от зрителей, и во вдохновении игры мы презираем трусливое заглядывание — что же будет дальше? Как адамисты, мы немного лесные звери и во всяком случае не отдадим того, что в нас есть звериного, в обмен на неврастению.

Русский символизм направил свои главные силы в область неведомого. Попеременно он братался то с мистикой, то с теософией, то с оккультизмом. Некоторые его искания в этом направлении почти приближались к созданию мифа. И он вправе спросить идущее ему на смену течение, только ли звериными добродетелями оно может похвастать, и какое у него отношение к непознаваемому. Первое, что на такой допрос может ответить акмеизм, будет указанием на то, что непознаваемое, по самому смыслу этого слова, нельзя познать. Второе — что все попытки в этом направлении — нецеломудренны. Вся красота, все священное значение звезд в том, что они бесконечно далеки от земли и ни с какими успехами авиации не станут ближе. Бедность воображения обнаружит тот, кто эволюцию личности будет представлять себе всегда в условиях времени и пространства. Как можем мы вспоминать наши прежние существования (если это не явно литературный прием), когда мы были в бездне, где мириады иных возможностей бытия, о которых мы ничего не знаем, кроме того, что они существуют? Ведь каждая из них отрицается нашим бытием и в свою очередь отрицает его. Детски-мудрое, до боли сладкое ощущение собственного незнания, — вот то, что нам дает неведомое. Всегда помнить о непознаваемом, но не оскорблять своей мысли о нем более или менее вероятными догадками — вот принцип акмеизма. Это не значит, чтобы он отвергал для себя право изображать душу в те моменты, когда она дрожит, приближаясь к иному; но тогда она должна только содрогаться. Разумеется, познание Бога, прекрасная дама Теология, останется на своем престоле, но ни ее низводить до степени литературы, ни литературу поднимать в ее алмазный холод акмеисты не хотят. Что же касается ангелов, демонов, стихийных и прочих духов, то они входят в состав материала художника и не должны больше земной тяжестью перевешивать другие взятые им образы.

Всякое направление испытывает влюбленность к тем или иным творцам и эпохам. Дорогие могилы связывают людей больше всего. В кругах, близких к акмеизму, чаще всего произносятся имена Шекспира, Рабле, Виллона и Теофиля Готье. Подбор этих имен не произволен. Каждое из них — краеугольный камень для здания акмеизма, высокое напряжение той или иной его стихии. Шекспир показал нам внутренний мир человека; Рабле — тело и его радости, мудрую физиологичность; Виллон поведал нам о жизни, нимало не сомневающейся в самой себе, хотя знающей все, — и Бога, и порок, и смерть, и бессмертие; Теофиль Готье для этой жизни нашел в искусстве достойные одежды безупречных форм. Соединить в себе эти четыре момента — вот та мечта, которая объединяет сейчас между собою людей, так смело назвавших себя акмеистами.

Приветствую вас, дорогие друзья. В эфире рубрика "Душа поэта" и ее ведущая Виктория Фролова с программой, посвященной творчеству личностей, которые вошли в историю мировой литературы как выдающиеся поэты эпохи Серебряного века русской поэзии.

Сады моей души всегда узорны,
В них ветры так свежи и тиховейны,
В них золотой песок и мрамор черный,
Глубокие, прозрачные бассейны.

Растенья в них, как сны, необычайны,
Как воды утром, розовеют птицы,
И – кто поймет намек старинной тайны? –
В них девушка в венке великой жрицы.

И щеки – розоватый жемчуг юга,
Сокровище немыслимых фантазий,
И руки, что ласкали лишь друг друга,
Переплетясь в молитвенном экстазе.

У ног ее – две черные пантеры
С отливом металлическим на шкуре.
Вдали от роз таинственной пещеры
Ее фламинго плавает в лазури.

И не смотрю на мир бегущих линий,
Мои мечты лишь вечному покорны.
Пускай сирокко бесится в пустыне,
Сады моей души всегда узорны.

Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов
Живет в таинственном мерцанье
Ее расширенных зрачков.

Ее душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха,
Пред жизнью дальней и отрадной
Высокомерна и глуха.

Неслышный и неторопливый,
Так странно плавен шаг ее,
Нельзя назвать ее красивой,
Но в ней все счастие мое.

Когда я жажду своеволий
И смел и горд – я к ней иду
Учиться мудрой сладкой боли
В ее истоме и бреду.

Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И четки сны ее, как тени
На райском огненном песке.

Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец;
Создав, навсегда уступил меня року Создатель.
Я продан! Я больше не Божий! Ушел продавец
И с явной насмешкой глядит на меня покупатель.

Летящей горою за мною несется Вчера,
А Завтра меня впереди ожидает, как бездна,
Иду… но когда-нибудь в Бездну сорвется Гора,
Я знаю, я знаю, дорога моя бесполезна.

И если я волей себе покоряю людей,
И если слетает ко мне по ночам вдохновенье,
И если я ведаю тайны – поэт, чародей,
Властитель вселенной, – тем будет страшнее паденье.

И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,
Оно – колокольчик фарфоровый в желтом Китае
На пагоде пестрой… висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.

А тихая девушка в платье из красных шелков,
Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками смотрит без мыслей и слов,
Внимательно слушая легкие, легкие звоны…

Точность в деталях и четкость образов, — что, собственно, и отличает акмеизм от других многочисленных направлений русской поэзии начала двадцатого века, — особенно характерны для творчества Анны Ахматовой. Вот, к примеру, одно из ее стихотворений, и, раз уж мы прочли стихи Гумилева, посвященные ей, давайте вспомним посвящение этого периода Ахматовой — ему:

В ремешках пенал и книги были,
Возвращалась я домой из школы.
Эти липы, верно, не забыли
Нашей встречи, мальчик мой веселый.
Только ставши лебедем надменным,
Изменился серый лебеденок.
А на жизнь мою лучом нетленным
Грусть легла, и голос мой незвонок.
1912. Царское Село.

Гумилев и Ахматова обвенчались в апреле 1910-го года, в 1912 у них родился сын Левушка – как известно, впоследствии ставший опальным историком Львом Гумилевым. В 1918 году они развелись: трудно было двум амбициозным творческим личностям ужиться в рамках брачного союза. Как будто сбылось поэтическое пророчество Ахматовой 1909 года –

И когда друг друга проклинали
В страсти, раскаленной добела,
Оба мы еще не понимали,
Как земля для двух людей мала…

А ведь каждый поэт непременно хотел покорить мир. Но на этом пути неизменно ждут разочарования, смятение души и осознание невозможности достижения горделивых притязаний:

Еще один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Приди, ласкающая тень,
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.

И ты пришла… ты гонишь прочь
Зловещих птиц – мои печали.
О, повелительница ночь,
Никто не в силах превозмочь
Победный шаг твоих сандалий!

От звезд слетает тишина,
Блестит луна – твое запястье,
И мне во сне опять дана
Обетованная страна –
Давно оплаканное счастье.

Надо сказать, что в тот период в литературе появилось не только невероятное количество всяких течений и учений, но и отношение к литературному творчеству и писателям стало каким-то нарочито восторженным, театрально преувеличивавшем значимость тех или иных личностей. Мне кажется, если попробовать подняться над всем этим теоретическим разнообразием, нетрудно будет прийти к выводу, что дробление, я бы даже сказала, расчленение поэтического творчества на составляющие свидетельствует о дробности сознания, без сомнения, творческих личностей.

Я, верно, болен: на сердце туман,
Мне скучно все, и люди, и рассказы,
Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.

Мне чудится (и это не обман):
Мой предок был татарин косоглазый,
Свирепый гунн… я веяньем заразы,
Через века дошедшей, обуян.

Молчу, томлюсь, и отступают стены –
Вот океан весь в клочьях белой пены,
Закатным солнцем залитый гранит.

И город с голубыми куполами,
С цветущими жасминными садами,
Мы дрались там… Ах, да! Я был убит.

Однако, настоящими акмеистами считались всего несколько человек, и Анна Ахматова была самой яркой из всех поэтов этого направления. И, кто знает, возможно, именно ее авторский стиль и вдохновил Гумилева на создание для него так называемой теоретической базы?
* * *
В последний раз мы встретились тогда
На набережной, где всегда встречались.
Была в Неве высокая вода,
И наводненья в городе боялись.

Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине – нелепость.
Как я запомнила высокий царский дом
И Петропавловскую крепость! –

Затем что воздух был совсем не наш,
А как подарок божий – так чудесен.
И в этот час была мне отдана
Последняя из всех безумных песен.

Ну, а в комнате белой, как прялка, стоит тишина.
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.

Помнишь, в греческом доме любимая всеми жена,
Не Елена, другая, как долго она вышивала…

Мандельштам резко и широко взмахивает руками, будто дирижирует невидимым оркестром. Голос его крепнет и ширится. Он уже не говорит, а поет в сомнамбулическом самоупоении:

Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.

Трудно поверить, что Мандельштам, конечно же, не был свидетелем тех античных событий, хотя точность образов у него вполне акмеистическая**. Зато сам Гумилев, как известно, вполне последовательно теорию старался максимально превратить в практику, и если его душа требовала героических поступков – отправлялся в экзотическую Африку охотиться на львов и на живые впечатления. Шел добровольцем в армию и как офицер храбро вел солдат в бой. Не скрывал своего происхождения и верности монархии в большевистском Петербурге.

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала болотный туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Но стоит заметить, что насыщенная жизнь и ее осмысление важны для развития любой личности. А поэты имеют счастливый талант – делиться своим творческим опытом и раскрывать самые разнообразные тайны бытия и нашей собственной души. И вы всегда имеете возможность самостоятельно обращаться к любимым стихотворениям.

Читайте также: