Список личного состава судов флота строевых и административных учреждений морского ведомства 1916
Обновлено: 18.05.2024
Вопрос о политической роли вооруженных сил и о структуре управления ими напрямую связан с подбором их личного состава. В дореволюционное время командный состав флота был сравнительно однороден: в расчет следовало принимать только офицеров. Нижние чины, служившие в штабах и учреждениях, составляли лишь обслуживающий персонал, который не имел возможности влиять на принятие решений. После революции ситуация изменилась, в учреждениях морского ведомства появились комиссары – большей частью выходцы из матросов или профессиональных революционеров. Выдвиженцы из этих же групп заняли часть командных должностей. Командный состав флота в послереволюционное время стал менее однородным с точки зрения его происхождения и пополнения, следовательно, его изучение усложняется.
Это учебное заведение было небольшим: ежегодный выпуск составлял до 1910 г. 80–90 мичманов, затем количество выпускников в год увеличилось до 120[75]. Чтобы ликвидировать некомплект офицеров, в 1913 г. открываются временные гардемаринские классы в Севастополе.
Незначительное число флотских офицеров производилось в чины из юнкеров флота (аналог вольноопределяющихся сухопутной армии), молодых людей, получивших среднее или высшее образование, добровольно прослуживших на матросских должностях 2–3 года и сдавших экзамен на чин прапорщика запаса по морской части или более сложный экзамен на чин мичмана.
Офицеры инженеры-механики и кораблестроители проходили обучение в Морском инженерном училище императора Николая I (МИУ). Сюда принимали всех молодых людей, имевших среднее образование и выдержавших установленный экзамен. В 1906–1912 гг. из МИУ выпускалось около 30 инженеров-механиков и кораблестроителей в год[76].
Корпус офицеров по Адмиралтейству был наиболее пестрым по своему составу и самым многочисленным (после строевых офицеров).
Во время Первой мировой войны Морской корпус и гардемаринские классы в Кронштадте и Севастополе продолжали выпускать мичманов, имевших солидное военно-морское образование, про учившихся по 2–3 года. В 1914 г. было сделано два выпуска из МКК (обыкновенный – летом и ускоренный – в декабре), в общей сложности – 260 мичманов, в 1915 г. было выпущено еще 173, а в 1916–1917 гг. – 400 мичманов.
Летом 1917 г. была намечена серьезная реформа системы военно-морских учебных заведений. Согласно постановлению Адмиралтейств-совета от 22 июня, предполагалось постепенно упразднить как общие, так и специальные классы МК и Морской кадетский корпус в Севастополе, а единственным учреждением для подготовки строевых офицеров оставить ОГК, которые планировалось передислоцировать в Севастополь[84]. Впрочем, эту реформу провести не успели.
В ОГК и КГФ принимали лиц с высшим образованием, а выпускали мичманов или подпоручиков по Адмиралтейству (в случае малоуспешной сдачи экзаменов)[88].
В июле 1916 г. в Ораниенбауме была открыта Школа прапорщиков по Адмиралтейству, в которую принимали лиц со средним образованием. Выпуски прапорщиков по морской и механической частям состоялись в октябре 1916 г. и марте 1917 г. В апреле – мае 1917 г. школа была переведена в Петергоф[92] и переименована в Школу мичманов военного времени берегового состава. Тогда же состоялся первый выпуск мичманов военного времени берегового состава. В сентябре выпущены мичманы военного времени по механической части и мичманы берегового состава, а в конце того же месяца – третья группа мичманов военного времени, уже без обозначения специальности[93]. В конце ноября 1917 г. школа находилась в процессе ликвидации, в ней числилось 105 гардемарин, уволенных в отпуск до 31 декабря[94]. Школу окончательно расформировали 18 февраля 1918 года[95].
Подготовка морских летчиков первоначально велась в сухопутных авиационных школах. Недостатки этого пути пополнения кадров заставили открыть 10 августа 1915 г. Офицерскую школу морской авиации на Гутуевском острове в Петрограде. В начале 1917 г. школа была переименована в Ораниенбаумскую. В связи с тем что зимой летать на гидросамолетах в Петрограде было невозможно, осенью 1916 г. открыли отделение школы в Баку. В январе 1917 г. морские авиационные школы были выведены из подчинения сухопутному ведомству и подчинены морскому, а Бакинское отделение стало самостоятельной Бакинской школой морской авиации. Одновременно в этих школах обучалось небольшое количество курсантов: по 20–25 офицеров и 15–20 нижних чинов. Летом 1917 г. была создана Школа воздушного боя в Красном Селе (ее штат был утвержден 17 июня[98]), предназначенная для переподготовки летчиков широкого профиля в истребителей. В конце лета ввели четкие правила производства в офицеры-морские летчики. Обучавшиеся в течение 6–9 месяцев слушатели производились в чин мичмана[99].
Таким образом, в чине подпоручика по Адмиралтейству оставались только офицеры тыловых учреждений. Эта реформа помогла разделить офицеров боевого и тылового состава и ввести на флоте тот же порядок чинопроизводства офицеров запаса и военного времени, что и в армии.
В дореволюционном флоте сложились достаточно напряженные отношения между матросами срочной службы, с одной стороны, и, с другой стороны, сверхсрочнослужащими, а также кондуктурами (промежуточная категория между унтер-офицерами и офицерами, наподобие современных мичманов и прапорщиков российских Вооруженных сил). Подыгрывая настроениям матросов срочной службы и призванных из запаса в июле 1917 г., флотское руководство упразднило категории кондуктуров[102] и сверхсрочнослужащих[103]. Те из них, кому исполнилось 44 года, могли немедленно уволиться в отставку (таких оказалось 310 чел.), потому что на военной службе находились в то время военнообязанные до 43-летнего возраста. Оставшиеся на службе кондукторы были произведены в мичманы военного времени или в подпоручики по Адмиралтейству (546 чел.), в классные фельдшеры (303 чел.) или переименованы в старшие специалисты (1052 чел.)[104]. В мичманы военного времени были произведены и многие сверхсрочнослужащие унтер-офицеры.
Для оценки численности офицерского корпуса флота важно установить, какие потери были понесены им в военное время.
За время войны (август 1914 – сентябрь 1917) потери русского флота убитыми, умершими и пропавшими без вести составили 140 офицеров[107]. Потери среди нижних чинов составляли к 15 января 1918 г. 2931 человек убитыми и умершими от ран и болезней, 181 матрос пропал без вести, 197 человек попали в плен. Еще 636 матросов числились ранеными[108]. Судя по тому, что это число невелико, можно предположить, что подразумеваются раненые, не вернувшиеся в строй к моменту составления справки (15 января 1918 г.). Вероятно, в число 140 погибших и пропавших без вести офицеров не входят те, кто был убит матросами или покончил с собой во время Февральской революции или в течение 1917 г.
Обращает на себя внимание то, что соотношение погибших и умерших офицеров и матросов (примерно 1:21) отличается от соотношения офицеров и матросов в составе флота (примерно 1:16–17). Как представляется, причина такого положения кроется в том, что на береговых должностях числилось достаточно большое количество офицеров при не столь значительном числе нижних чинов, а соотношение погибших офицеров и матросов примерно соответствует их соотношению в корабельных командах.
Бросается в глаза недопустимая небрежность С. В. Волкова, которая оставляет читателя в полной уверенности, что убийства офицеров на Черном море происходили в марте 1917 г. В действительности же они имели место почти год спустя, в декабре 1917 – марте 1918 г. В основном, расправы над офицерами происходили в Севастополе 16–17 декабря 1917 г. Это прямо следует из биографических статей мартиролога того же автора, изданного в 2004 г. С. В. Волков учел 49 офицеров и генералов, убитых на Черноморском флоте в конце 1917 – начале 1918 гг.
К сентябрю 1917 г. на флоте числились 7151 офицер и около 300 зауряд-прапорщиков. Ожидалось, что к 1 января 1918 г. численность офицеров достигнет 8050 чел., а для полного укомплектования флота будет необходимо 8500 офицеров[119]. В действительности на 1 января 1918 г. на флоте насчитывалось 8060 офицеров (без зауряд-прапорщиков)[120].
В результате, к ноябрю 1917 г. морской офицерский корпус был неоднороден. Он включал в себя офицеров, окончивших Морской корпус до войны и прошедших через сито сословного отбора (36 % от числа всех офицеров); окончивших МИУ до 1914 г., где им был привит соответствующий корпоративный дух (14 % офицеров морского ведомства); кадровых офицеров по Адмиралтейству (9 %); офицеров военного времени из числа студентов и гимназистов, прошедших ускоренное обучение в различных формах, бывших кондукторов и сверхсрочнослужащих, гражданских штурманов и пароходных механиков (38 %). Еще 3 % составили офицеры строительной части, судебного ведомства и сухопутного гарнизона Ревеля, связанные с морским ведомством чисто формально[121]. Таким образом, около 60 % офицеров морского ведомства к концу 1917 г. были кадровыми (сюда включены также строевые офицеры, инженеры-механики и офицеры по Адмиралтейству). В принципе, к кадровым офицерам можно было бы отнести окончивших МКК и ОГК в военное время, так как они учились там по 2 1 /2 года – ненамного меньше, чем до начала Первой мировой войны. Впрочем, включение этой категории повысит процент кадровых офицеров незначительно.
Морской офицерский корпус сохранил свое кадровое ядро в несравнимо большей степени, чем сухопутный, тогда как армейское кадровое офицерство было в большинстве уничтожено в боях Первой мировой войны[128]. Учитывая происхождение большинства офицеров и их длительную службу монархии, логичным было бы предположить массовый переход морских офицеров на сторону антисоветских формирований. Действительно, если мы обратимся к зарубежным параллелям, например, к истории гражданской войны в Испании, то увидим, что там из 19 адмиралов на стороне Республики остались двое (10 %), из 31 капитана 1 ранга – двое (6 %), из 65 капитанов 2 ранга – семеро (11 %) и из 128 капитанов 3 ранга – тринадцать (10 %). В общей сложности из 243 старших офицеров и адмиралов на стороне законного, но составленного из представителей левых политических сил, правительства оказались всего 24 человека (10 %)[129].
Практически во всех европейских странах флотский офицерский корпус был более закрытой корпорацией по сравнению с сухопутным. В тех странах, где для поступления в военно-морские учебные заведения не существовало формальных сословно-профессиональных ограничений, присутствовали ограничения неформальные. Так, в Великобритании взималась высокая плата за обучение в военно-морских училищах, которая делала чин флотского офицера недоступным для выходцев из низов[133].
Благодаря тому, что в свое время были сделаны обстоятельные подсчеты, представляется возможным оценить поведение русских морских офицеров различных категорий в годы Гражданской войны. В РГА ВМФ хранятся справки о численности бывших офицеров разных чинов и корпусов, состоящих на службе в Красном Флоте на 1 января 1918 г.[134] и на март 1921 г.[135] К сожалению, эти справки составлены не по единому формуляру, поэтому возникают некоторые вопросы при интерпретации содержащихся в них сведений. Вместе с тем представляется, что приведенные в справках цифры ни в коем случае не являются вымышленными. Во-первых, указанные справки составлены весьма тщательно, о чем свидетельствует то обстоятельство, что бывшие офицеры в них разбиты на группы в соответствии с их чинами и специальностями. Во-вторых, как будет показано ниже, советское руководство весьма внимательно относилось к использованию и учету бывших офицеров, а принадлежность к офицерскому корпусу в целом и к одной из его категорий в частности выступала критерием профессиональной пригодности специалиста. Справка за 1 января 1918 г. позволяет оценить максимальное число офицеров русского флота с некоторыми уточнениями относительно окончивших военно-морские учебные заведения в 1918 году.
Читайте также: