Политический судебный процесс это

Обновлено: 07.07.2024

Репрессивная политика советского государства оказалась в последнее десятилетие в центре общественного внимания. Произошедшие в стране на рубеже 1980-1990-х годов преобразования привели к ликвидации советской власти и началу глубокой трансформации общественного строя. В этих условиях вполне закономерен интерес к тем событиям и явлениям советской истории, которые ранее в силу господствовавших идеологических установок либо замалчивались, либо изучались только с определенной точки зрения. Реабилитация жертв политических репрессий, открытие многих засекреченных ранее архивных материалов, отказ от коммунистической идеологии положили начало всестороннему и более глубокому осмыслению государственных репрессий, как одного из системообразующих факторов советского политического строя. Их изучение вызвано необходимостью понимания не только причин, но и долговременных последствий регулярного репрессивного воздействия на общество, без чего невозможно преодоление тоталитарных тенденций, сохраняющихся в современной политической культуре и общественном сознании.

Комплексное исследование репрессивной политики советского государства предполагает обращение к различным формам ее реализации, в том числе и посредством судебных органов. В 1920-е и особенно в 1930-е годы политические судебные процессы, проводившиеся как в центре, так и на местах, являлись частью повседневной жизни советского общества. В данном контексте под политическим понимается такой судебный процесс, на котором подсудимый в силу антигосударственного характера совершенного или приписанного ему преступления выступает в качестве противника существующего политического режима. Применительно к советской действительности рассматриваемого периода формальным признаком подобных процессов служило привлечение к уголовной ответственности по статьям, карающим за так называемые контрреволюционные преступления. Использование судебной процедуры не столько в целях защиты от противоправных действий политического характера, сколько для прямого подавления, позволяет говорить о таком явлении как судебные репрессии, которые были составной частью репрессивной политики.

Судебный процесс можно считать политическим и в том случае, когда подсудимых судят за неполитические преступления, но само их привлечение к уголовной ответственности инспирировано властями, преследующими определенные политические цели.

В 1920-1930-е годы происходило становление и развитие системы политического судопроизводства. В реализации репрессивной политики советского государства деятельность судов играла особую роль, поскольку репрессии в этом случае осуществлялись с помощью одного из основополагающих общественных институтов. Отсюда возникает проблема изучения возможностей и последствий трансформации традиционных институтов общества в условиях тоталитаризма.

ГЛАВА 1. Политические судебные процессы 1920х годов

Процесс над партией эсеров (1922 год)

Три четверти века назад в московском Доме Союзов проходил первый после гражданской войны и последний неинсценированный от начала и до конца политический процесс – суд над правыми эсерами.

Кроме того, к суду привлекли дюжину бывших эсеров (так называемая "вторая группа"), роль которых на процессе сводилась к поддержке обвинения. Дело партии эсеров рассматривалось в высшей судебной инстанции того времени - Верховном Революционном трибунале при ВЦИК. Председательское кресло в нем занял член ЦК РКП(б) Георгий Пятаков, государственным обвинителем выступил не менее видный большевик Николай Крыленко. И судья, и прокурор впоследствии сами оказались на скамье подсудимых в еще более неправом суде - но неизвестно, вспомнили ли перед расстрелом, как приговаривали других.

Основная статья, которую трибунал предъявил обвиняемым первой группы, была ст. 60 нового советского УК, согласно которой участие в организации, действующей в целях совершения преступлений, предусмотренных ст. 57 (контрреволюционные действия, направленные на свержение Советской власти), 58 (вооруженные действия) и 59 (пособничество иностранным государствам), каралось смертной казнью.

Загодя и во время всего судебного разбирательства вокруг обвинительного заключения была раздута мощная пропагандистская шумиха: эсеров третировала пресса (особенно отличились Бухарин и Маяковский, Демьян Бедный, карикатуристы Владимир Дени и Борис Ефимов), устраивались демонстрации с кровожадными лозунгами и т.д.

Однако, к защите подсудимых подключился Социалистический интернационал и многие западные левые интеллектуалы. Независимая русская "общественность" тщетно пыталась вещать на процессе устами лучших дореволюционных адвокатов социал-демократического направления. Защитников травили так же, как подсудимых, - советская власть ясно давала понять, что никакой защиты для своих противников терпеть не будет. В ответ на протесты адвокатов по поводу давления на суд Пятаков заявил, что трибунал одобряет демонстрации, исходя из "революционного понимания пролетарского права". Все закончилось тем, что иностранных защитников вынудили покинуть страну, а в отношении русских адвокатов (среди которых были председатель Политического Красного Креста Николай Муравьев и защищавший Бейлиса Александр Тагер) решили не церемониться и просто выслали их из Москвы.

Эсерам пришлось защищаться самим. Они отвергли большинство предъявленных им обвинений и использовали гласный суд как трибуну, выступив с обличениями политики большевизма. Аркадий Альтовский заявил, что большевики превратили Россию "в огромную каторжную тюрьму для народа". Лев Герштейн предсказывал, что коммунистическая власть приведет "не к социализму, а к ужаснейшей реакции". Такого власть тоже стерпеть не могла - с тех пор политических подсудимых стали специально готовить к процессам, и на суде они уже только каялись в преступлениях, придуманных следователями. Традиция поведения на суде, сформированная еще народниками 1870-х, оборвалась до послесталинских времен, когда ее возродили диссиденты.

Конечно, процессом эсеров правящая партия сводила счеты с популярной оппозиционной партией, некогда выигравшей у нее выборы в Учредительное Собрание (11 обвиняемых были депутатами "учредилки"). Цинично закрывая глаза на свои же постановления, власть судила эсеров за грехи, совершенные до объявленных ею амнистий участникам Гражданской войны.

Революционный трибунал приговорил 12 подсудимых к смертной казни, остальных - к тюремному заключению. После того как против смертного приговора была организована международная кампания с участием Анатоля Франса, Фритьофа Нансена, Максима Горького и других "властителей дум", Президиум ВЦИК не отменил, а лишь приостановил его исполнение, поставив его в зависимость от дальнейшего поведения загнанной в подполье партии, то есть превратил "смертников" в заложников. Борьба заключенных вылилась в серию голодовок и закончилась самоубийством одного из них - рабочего Сергея Морозова. Только тогда власти пересмотрели приговор и заменили эсерам смертную казнь на тюремное заключение. Однако, за исключением Альтовского, никто из осужденных больше на свободу никогда не вышел: все они погибли в лагерях и ссылках.

Таким образом, процесс над партией эсеров стал своеобразным прологом в целой серии политических процессов над неугодными режиму общественно-политическими силами и отдельными личностями.

Решением суда 11 человек были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. Инженеры Н. Н. Горлецкий, Н. А. Бояринов, Н. К. Кржижановский, А. Я. Юсевич и служащий С.3. Будный были расстреляны 9 июля 1928 г.[3] . Для шести остальных (Н. Н. Березовский, С. П. Братановский, А. И. Казаринов, Ю. Н. Матов, Г. А. Шадлун и Н. П. Бояршинов) расстрел был заменен 10 годами. Четверо обвиняемых (в том числе два германских подданных) были оправданы и четверо (в том числе один германский подданный) приговорены к условным срокам наказания. Остальные — к лишению свободы сроком от 1 до 10 лет с поражением в правах на срок от 3 до 5 лет.

Согласно материалам обвинительного заключения, разоблаченная советскими рабочими и органами ОГПУ в начеле 1928 года организация вредителей, состоящая из инженеров и техников, работавших до революции в угольной промышленности (Матов, Калганов, Березовский и др.), бывших шахтовладельцев и акционеров (Самойлов, Колодуб и др.), меньшевиков: инженер Калнин, техник Васильев:

«1. охватывала собой не только наиболее крупные рудоуправления Донбасса и руководящий центр Донугля, но имела своих сторонников и активных членов среди высшего руководящего технического персонала каменноугольной промышленности в Москве;

2. была связана с такими же организациями в других отраслях промышленности;

3. одновременно была связана. с органами и деятелями иностранных держав, не имеющими никакого отношения к каменноугольной промышленности, как таковой;

ГЛАВА 2. Политические судебные процессы 1930х годов

В 1937-38 гг. многие из осужденных по делу ТКП были вновь арестованы и приговорены к расстрелу (А.В.Чаянов, А.В.Тейтель — в 1937; А.А.Рыбников, Н.Д.Кондратьев, Л.Н.Юровский — в 1938; Л.Н.Литошенко скончался в лагере в 1943 году).

Приказ от 30 июля 1937 года давал местным руководителям право запросить в Москве разрешение на составление дополнительных списков. Семьи приговоренных к лагерным работам или расстрелянных также могли быть арестованы сверх положенной квоты.

С конца августа Политбюро было буквально завалено просьбами о повышении квот. С 28 августа по 15 декабря 1937 года оно утвердило различные предложения по дополнительному увеличению квот в общем до 22 500 человек на расстрел, 1б 800 – на заключение в лагеря. 31 января 1938 года оно приняло по предложению НКВД квоту на 57 200 человек, из которых следовало казнить 48 000. Все операции должны были быть закончены к 15 марта 1938 года. Но на и этот раз местные власти, которые были с предыдущего года несколько раз подвергнуты чистке и обновлены, сочли уместным продемонстрировать свое рвение. С 1 февраля по 29 августа 1938 года Политбюро утвердило дополнительные цифры на 90 000 человек.

В этой местности были арестованы на протяжении пяти месяцев:

· 420 троцкистов, все кадры, имеющие отношение к политике и экономике и занимающие руководящие должности;

· 120 правых, все значительные местные руководители.

Эти 560 партийных руководителей составляли около 45% местной номенклатуры. Следствием миссии Жданова в Оренбурге стало еще 598 арестованных и расстрелянных. В этой области, как и в других областях, с осени 1937 года большинство политических и экономических руководителей были удалены и заменены новым поколением, так называемыми выдвиженцами: Брежневым, Косыгиным, Устиновым, Громыко, словом, будущим Политбюро 70-х годов.

Возьмем один из рапортов Оренбургского НКВД:

«. – арестованы более двух тысяч членов правой военно-японской организации казаков (из них около 1500 расстреляны);

– около 250 человек арестованы по так называемому польскому делу;

– приблизительно 95 человек были арестованы по делу об уроженцах Харбина;

– 3290 человек [арестованы] в процессе операции по ликвидации бывших кулаков;

Таким образом, если прибавить сюда еще 30 комсомольских работников и 50 курсантов из местного военного училища, всего было репрессировано НКВД за пять месяцев около 7 500 человек, и все это еще до усиленных репрессий, протекавших в период командировки сюда Андрея Жданова. Каким бы впечатляющим ни казался арест 90% кадров местной номенклатуры, он представляет собой лишь незначительный процент от общего числа не разделяемых на категории граждан, репрессированных в ходе специальных операций, одобренных Политбюро и, в частности, Сталиным.

Но дороже всего заплатили поляки. Положение польских коммунистов было особенным: Коммунистическая партия Польши отпочковалась от партии польской социал-демократии Королевства Польского и Литвы, в 1906 году она стала автономной организацией внутри социал-демократической партии России. Связи между русской и польской партиями, одним из руководителей которой до 1917 года был не кто иной как Дзержинский, были очень тесными. Из многочисленных польских социал-демократов карьеру в партии большевиков сделали тот же Дзержинский, Менжинский, Уншлихт (все руководители ВЧКГПУ), Радек. и это только самые известные имена.

За два года Красная Армия лишилась:

- 3 маршалов из 5 (Тухачевский, Егоров, Блюхер, два последних были устранены один за другим в феврале и октябре 1938 года);

- 13 командармов из 15;

- 8 флагманов флота из 9;

- 50 комкоров из 57;

- 154 комдивов из 186;

- 16 армейских комиссаров из 16;

- 25 корпусных комиссаров из 28.

Несмотря на гитлеровскую угрозу, к которой Сталин, по правде говоря, относился значительно менее серьезно, чем такие руководители, как Бухарин или Литвинов (нарком по иностранным делам до апреля 1939 года), он, не колеблясь, пожертвовал большей частью лучших офицеров Красной Армии ради полного её обновления, заполнения такими кадрами, которые ничего не могли помнить из военных эпизодов времен гражданской войны. Они не могли изобличить Сталина как слабого военного руководителя, им не могло прийти в голову что-либо оспаривать, как это мог бы сделать, например, Тухачевский. Они ничего не знали о политических и военных решениях Сталина конца 30-х годов, в особенности, о его поисках путей сближения с нацистской Германией.

Большой террор – внутренняя политика, проводимая высокими партийными инстанциями, т.е. Сталиным, который имел неограниченную полноту власти над своими коллегами из Политбюро, – преследовал две цели.

Таким образом, мы можем констатировать, что практика политических процессов против оппозиции советской власти, начатая в 1922 году с показательного процесса над эсерами, в итоге трансформировалась в массовые сталинские репрессии 1930-х годов, в которых судебная власть выступала в качестве карательного аппарата партии.

Многие историки рассматривают сталинские репрессии как продолжение политических репрессий со стороны большевиков в Советской России, которые начались сразу после Октябрьской революции 1917 года. При этом жертвами репрессий становились не только активные политические противники большевиков, но и люди, просто выражавшие несогласие с их политикой. Репрессии проводились также по социальному признаку (против бывших полицейских, жандармов, чиновников царского правительства, священников, а также бывших помещиков и предпринимателей). Однако ряд исследователей, в основном придерживающихся левых политических взглядов, в том числе марксистов, считающих себя противниками сталинизма, например, троцкисты, считают сталинские репрессии отходом советского руководства от политики большевиков. При этом подчеркивается, что значительная часть жертв сталинских репрессий была членами Коммунистической партии, партийными, советскими, военными и прочими руководящими деятелями.

Однако, какой бы точки зрения мы не придерживались, бесспорным является прежде всего тот факт, что репрессивные действия сталинского правительства привели к нивелированию в массовом и индивидуальном сознании роли права в целом и отдельных правовых институтов (таких как органы судебной власти и др.), что увеличило разрыв между обществом и властью в СССР.

Список литературы

1. Аграновский А. Люди-вредители. Шахтинское дело. М.-Л., 1928.

2. Белковец Л. П. “Большой террор” и судьба немецкой деревни в Сибири (конец 1920-1930-х гг.). Межд. союз нем. культуры. М: Варяг. 1995

3. Викторов Б.А. Без грифа “секретно”: записки военного прокурора. -М.:Юридическая литература. 1990.

4. Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 г. до наших дней. М., 2000.

5. Ивницкий Н. А. Репрессивная политика советской власти в деревне. М.,2000

7. Кислицын С.А. Шахтинское дело. Начало сталинских репрессий против научно-технической интеллигенции в СССР. Ростов-на-Дону, 1993.

8. Куманев В.А. 30-е годы в судьбах отечественной интеллигенции. М., 1991.

9. Курскова Г.Ю. Тоталитарная система в СССР: истоки и пути преодоления. М., 2000.

11. Морозов К. Н. Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922—1926): этика и тактика противоборства / К. Н. Морозов. М.: РОССПЭН, 2005.

12. Попов В. П. Государственный террор в советской России. 1923—1953 гг.: Источники и их интерпретации // Отечественные архивы. 1992. № 2

14. Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998.

[1] Аграновский А. Люди-вредители. Шахтинское дело. М.-Л., 1928. С. 29

[2] Кислицын С.А. Шахтинское дело. Начало сталинских репрессий против научно-технической интеллигенции в СССР. Ростов-на-Дону, 1993. С. 125

[4] Б.Сергеев, В.Плесков. Шахтинцы. История вредительства, суд, приговор. М., 1928. С. 55

[5] Б.Сергеев, В.Плесков. Шахтинцы. История вредительства, суд, приговор. М., 1928. С. 55

[6] .Сергеев, В.Плесков. Шахтинцы. История вредительства, суд, приговор. М., 1928.Б С. 130

[7] .Сергеев, В.Плесков. Шахтинцы. История вредительства, суд, приговор. М., 1928.С. 153

[8] Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С. 105

[10] Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 г. до наших дней. М., 2000. С. 167

Решение о ликвидации Правозащитного центра "Мемориал"* является политической репрессией, заявили правозащитники. Решение Мосгорсуда будет обжаловано в вышестоящих судах, сообщили адвокаты.

Как писал "Кавказский узел", Мосгорсуд сегодня ликвидировал Правозащитный центр "Мемориал"*, активисты, собравшиеся у здания Мосгорсуда, встретили решение о ликвидации "Мемориала"* криками: "Позор!" и "Стыдоба". Прокурор на сегодняшнем заседании в Мосгорсуде обвинил Правозащитный центр "Мемориал"* в участии в протестных движениях, а списки политзаключенных назвал дезинформированием граждан, после чего потребовал ликвидировать организацию. Прокуратура показала истинный характер претензий к "Мемориалу"*, заявил председатель совета организации Александр Черкасов.

28 декабря Верховный суд России принял решение о ликвидации "Международного Мемориала"* и его региональных подразделений. Решение Верховного суда России неправосудно и политически мотивировано, оно будет обжаловано, сообщили адвокаты организации. Организация ищет форматы дальнейшей работы, отметил глава правления "Международного Мемориала" Ян Рачинский. Ликвидация "Международного Мемориала"* является свидетельством подавления свободы слова и отходом от общеевропейских ценностей, а закон об иноагентах используется для постепенного сужения пространства независимого критического мышления и диалога, заявили генсек Совета Европы, председатель ОБСЕ и посол США в России.

Член совета Правозащитного центра "Мемориал"* Олег Орлов назвал судебное решение предсказуемым. "После вчерашнего решения Верховного суда РФ [о ликвидации "Международного Мемориала"*] данное решение Мосгорсуда ожидаемо. Другого и не ждал", – заявил он корреспонденту "Кавказского узла".

Орлов высоко оценил работу адвокатов. "Будем обжаловать. Защита выступила блестяще. Адвокаты доказали, что процесс – политическая репрессия, а претензии прокуратуры вышли за пределы иска. Защита доказала, что вопрос о маркировке – лишь предлог для закрытия ПЦ. По сути, предъявляемые претензии Правозащитному центру "Мемориал"* – те же, что и претензии, предъявляемые советским диссидентам. К слову, реабилитированным. Прокуратура же сегодня выглядела, как обычно, убого", – сказал он.

Решение о ликвидации Правозащитного центра "Мемориал"* – политическое, согласился председатель совета ПЦ "Мемориал"* Александр Черкасов. "Мы изначально говорили, что закон об иностранных агентах неправовой и не подлежит исправлению, а только отмене, поскольку он исходно направлен на удушение гражданских прав", – сказал Черкасов.

Председатель комитета "Гражданское содействие"* Светлана Ганнушкина также отметила, что сегодняшнее решение суда было ожидаемо. "Будем действовать в соответствии с законом. Будем обжаловать. Решение не вступило в законную силу… Видимо, решение о ликвидации Правозащитного центра "Мемориал"* будет принимать Верховный суд – как высшая инстанция", – сказала Ганнушкина.

Защита обязательно обжалует решение, как только получит полный текст, заявила после суда адвокат Мария Эйсмонт. "У нас есть 30 [рабочих] дней для подачи жалобы", – сказала она. Эйсмонт не исключила и подачи иска в ЕСПЧ.

Правозащитный центр не прекратит деятельность даже в случае закрытия – в той или иной форме центр продолжит функционировать, отметил адвокат Михаил Бирюков. "Деятельность "Мемориала"* важна, мы продолжим свою деятельность в той или иной форме. Пока мы не знаем точно, как, так как у нас нет на руках решения", – сказал он.

Адвокат Правозащитного центра "Мемориал"* Илья Новиков отметил, что "не питал иллюзий" после постановления о ликвидации "Международного Мемориала"*. По его словам, время вынесения решения о ликвидации "Мемориала"* было выбрано не случайно – перед Новым годом люди заняты бытовыми проблемами и мало обращают внимание на судебные процессы. "Важно то, что решение не обращено к исполнению немедленно – в отличие, например, от того, как это было с ФБК**. У нас есть месяц на обжалование, но часы еще не тикают, поскольку месяц отсчитывается с момента изготовления решения в полном объеме, нам дали только короткую выписку. Явно документы выдадут после Нового года. Не раньше февраля-марта наступит реальное прекращение деятельности, а поскольку "Мемориал"* к такой ситуации готов, то катастрофой это не станет. Правозащитный центр уже обозначил позицию, что деятельность прекращать не собирается. Катастрофы не случилось, но наметилась плохая тенденция. Куда она приведет, я не берусь судить", – сказал Новиков.

На улице возле здания суда присутствовали сотрудники посольств Эстонии, Финляндии, Швеции, Германии, США. Они выразили негодование решением суда, но беседовать с прессой отказались, сообщил корреспондент "Кавказского узла".

Материалы о преследовании Правозащитного центра "Мемориал"* и "Международного Мемориала"* "Кавказский узел" публикует на тематической странице "Ликвидация "Мемориалов"*".

* организация внесена Минюстом России в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента.

** организация признана Минюстом РФ экстремистской и запрещена на территории России.

Автор: Олег Краснов источник: корреспондент "Кавказского узла"

Репрессивная политика советского государства оказалась в последнее десятилетие в центре общественного внимания. Произошедшие в стране на рубеже 1980-1990-х годов преобразования привели к ликвидации советской власти и началу глубокой трансформации общественного строя. В этих условиях вполне закономерен интерес к тем событиям и явлениям советской истории, которые ранее в силу господствовавших идеологических установок либо замалчивались, либо изучались только с определенной точки зрения. Реабилитация жертв политических репрессий, открытие многих засекреченных ранее архивных материалов, отказ от коммунистической идеологии положили начало всестороннему и более глубокому осмыслению государственных репрессий, как одного из системообразующих факторов советского политического строя. Их изучение вызвано необходимостью понимания не только причин, но и долговременных последствий регулярного репрессивного воздействия на общество, без чего невозможно преодоление тоталитарных тенденций, сохраняющихся в современной политической культуре и общественном сознании.

Комплексное исследование репрессивной политики советского государства предполагает обращение к различным формам ее реализации, в том числе и посредством судебных органов. В 1920-е и особенно в 1930-е годы политические судебные процессы, проводившиеся как в центре, так и на местах, являлись частью повседневной жизни советского общества. В данном контексте под политическим понимается такой судебный процесс, на котором подсудимый в силу антигосударственного характера совершенного или приписанного ему преступления выступает в качестве противника существующего политического режима. Применительно к советской действительности рассматриваемого периода формальным признаком подобных процессов служило привлечение к уголовной ответственности по статьям, карающим за так называемые контрреволюционные преступления. Использование судебной процедуры не столько в целях защиты от противоправных действий политического характера, сколько для прямого подавления, позволяет говорить о таком явлении как судебные репрессии, которые были составной частью репрессивной политики.

Судебный процесс можно считать политическим и в том случае, когда подсудимых судят за неполитические преступления, но само их привлечение к уголовной ответственности инспирировано властями, преследующими определенные политические цели.

В 1920-1930-е годы происходило становление и развитие системы политического судопроизводства. В реализации репрессивной политики советского государства деятельность судов играла особую роль, поскольку репрессии в этом случае осуществлялись с помощью одного из основополагающих общественных институтов. Отсюда возникает проблема изучения возможностей и последствий трансформации традиционных институтов общества в условиях тоталитаризма.

ГЛАВА 1. Политические судебные процессы 1920х годов

Процесс над партией эсеров (1922 год)

Три четверти века назад в московском Доме Союзов проходил первый после гражданской войны и последний неинсценированный от начала и до конца политический процесс – суд над правыми эсерами.

Кроме того, к суду привлекли дюжину бывших эсеров (так называемая "вторая группа"), роль которых на процессе сводилась к поддержке обвинения. Дело партии эсеров рассматривалось в высшей судебной инстанции того времени - Верховном Революционном трибунале при ВЦИК. Председательское кресло в нем занял член ЦК РКП(б) Георгий Пятаков, государственным обвинителем выступил не менее видный большевик Николай Крыленко. И судья, и прокурор впоследствии сами оказались на скамье подсудимых в еще более неправом суде - но неизвестно, вспомнили ли перед расстрелом, как приговаривали других.

Основная статья, которую трибунал предъявил обвиняемым первой группы, была ст. 60 нового советского УК, согласно которой участие в организации, действующей в целях совершения преступлений, предусмотренных ст. 57 (контрреволюционные действия, направленные на свержение Советской власти), 58 (вооруженные действия) и 59 (пособничество иностранным государствам), каралось смертной казнью.

Загодя и во время всего судебного разбирательства вокруг обвинительного заключения была раздута мощная пропагандистская шумиха: эсеров третировала пресса (особенно отличились Бухарин и Маяковский, Демьян Бедный, карикатуристы Владимир Дени и Борис Ефимов), устраивались демонстрации с кровожадными лозунгами и т.д.

Однако, к защите подсудимых подключился Социалистический интернационал и многие западные левые интеллектуалы. Независимая русская "общественность" тщетно пыталась вещать на процессе устами лучших дореволюционных адвокатов социал-демократического направления. Защитников травили так же, как подсудимых, - советская власть ясно давала понять, что никакой защиты для своих противников терпеть не будет. В ответ на протесты адвокатов по поводу давления на суд Пятаков заявил, что трибунал одобряет демонстрации, исходя из "революционного понимания пролетарского права". Все закончилось тем, что иностранных защитников вынудили покинуть страну, а в отношении русских адвокатов (среди которых были председатель Политического Красного Креста Николай Муравьев и защищавший Бейлиса Александр Тагер) решили не церемониться и просто выслали их из Москвы.

Эсерам пришлось защищаться самим. Они отвергли большинство предъявленных им обвинений и использовали гласный суд как трибуну, выступив с обличениями политики большевизма. Аркадий Альтовский заявил, что большевики превратили Россию "в огромную каторжную тюрьму для народа". Лев Герштейн предсказывал, что коммунистическая власть приведет "не к социализму, а к ужаснейшей реакции". Такого власть тоже стерпеть не могла - с тех пор политических подсудимых стали специально готовить к процессам, и на суде они уже только каялись в преступлениях, придуманных следователями. Традиция поведения на суде, сформированная еще народниками 1870-х, оборвалась до послесталинских времен, когда ее возродили диссиденты.

Конечно, процессом эсеров правящая партия сводила счеты с популярной оппозиционной партией, некогда выигравшей у нее выборы в Учредительное Собрание (11 обвиняемых были депутатами "учредилки"). Цинично закрывая глаза на свои же постановления, власть судила эсеров за грехи, совершенные до объявленных ею амнистий участникам Гражданской войны.

Революционный трибунал приговорил 12 подсудимых к смертной казни, остальных - к тюремному заключению. После того как против смертного приговора была организована международная кампания с участием Анатоля Франса, Фритьофа Нансена, Максима Горького и других "властителей дум", Президиум ВЦИК не отменил, а лишь приостановил его исполнение, поставив его в зависимость от дальнейшего поведения загнанной в подполье партии, то есть превратил "смертников" в заложников. Борьба заключенных вылилась в серию голодовок и закончилась самоубийством одного из них - рабочего Сергея Морозова. Только тогда власти пересмотрели приговор и заменили эсерам смертную казнь на тюремное заключение. Однако, за исключением Альтовского, никто из осужденных больше на свободу никогда не вышел: все они погибли в лагерях и ссылках.

Таким образом, процесс над партией эсеров стал своеобразным прологом в целой серии политических процессов над неугодными режиму общественно-политическими силами и отдельными личностями.

Решением суда 11 человек были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. Инженеры Н. Н. Горлецкий, Н. А. Бояринов, Н. К. Кржижановский, А. Я. Юсевич и служащий С.3. Будный были расстреляны 9 июля 1928 г.[3] . Для шести остальных (Н. Н. Березовский, С. П. Братановский, А. И. Казаринов, Ю. Н. Матов, Г. А. Шадлун и Н. П. Бояршинов) расстрел был заменен 10 годами. Четверо обвиняемых (в том числе два германских подданных) были оправданы и четверо (в том числе один германский подданный) приговорены к условным срокам наказания. Остальные — к лишению свободы сроком от 1 до 10 лет с поражением в правах на срок от 3 до 5 лет.

Согласно материалам обвинительного заключения, разоблаченная советскими рабочими и органами ОГПУ в начеле 1928 года организация вредителей, состоящая из инженеров и техников, работавших до революции в угольной промышленности (Матов, Калганов, Березовский и др.), бывших шахтовладельцев и акционеров (Самойлов, Колодуб и др.), меньшевиков: инженер Калнин, техник Васильев:

«1. охватывала собой не только наиболее крупные рудоуправления Донбасса и руководящий центр Донугля, но имела своих сторонников и активных членов среди высшего руководящего технического персонала каменноугольной промышленности в Москве;

2. была связана с такими же организациями в других отраслях промышленности;

3. одновременно была связана. с органами и деятелями иностранных держав, не имеющими никакого отношения к каменноугольной промышленности, как таковой;

ГЛАВА 2. Политические судебные процессы 1930х годов

В 1937-38 гг. многие из осужденных по делу ТКП были вновь арестованы и приговорены к расстрелу (А.В.Чаянов, А.В.Тейтель — в 1937; А.А.Рыбников, Н.Д.Кондратьев, Л.Н.Юровский — в 1938; Л.Н.Литошенко скончался в лагере в 1943 году).

Приказ от 30 июля 1937 года давал местным руководителям право запросить в Москве разрешение на составление дополнительных списков. Семьи приговоренных к лагерным работам или расстрелянных также могли быть арестованы сверх положенной квоты.

С конца августа Политбюро было буквально завалено просьбами о повышении квот. С 28 августа по 15 декабря 1937 года оно утвердило различные предложения по дополнительному увеличению квот в общем до 22 500 человек на расстрел, 1б 800 – на заключение в лагеря. 31 января 1938 года оно приняло по предложению НКВД квоту на 57 200 человек, из которых следовало казнить 48 000. Все операции должны были быть закончены к 15 марта 1938 года. Но на и этот раз местные власти, которые были с предыдущего года несколько раз подвергнуты чистке и обновлены, сочли уместным продемонстрировать свое рвение. С 1 февраля по 29 августа 1938 года Политбюро утвердило дополнительные цифры на 90 000 человек.

В этой местности были арестованы на протяжении пяти месяцев:

· 420 троцкистов, все кадры, имеющие отношение к политике и экономике и занимающие руководящие должности;

· 120 правых, все значительные местные руководители.

Эти 560 партийных руководителей составляли около 45% местной номенклатуры. Следствием миссии Жданова в Оренбурге стало еще 598 арестованных и расстрелянных. В этой области, как и в других областях, с осени 1937 года большинство политических и экономических руководителей были удалены и заменены новым поколением, так называемыми выдвиженцами: Брежневым, Косыгиным, Устиновым, Громыко, словом, будущим Политбюро 70-х годов.

Возьмем один из рапортов Оренбургского НКВД:

«. – арестованы более двух тысяч членов правой военно-японской организации казаков (из них около 1500 расстреляны);

– около 250 человек арестованы по так называемому польскому делу;

– приблизительно 95 человек были арестованы по делу об уроженцах Харбина;

– 3290 человек [арестованы] в процессе операции по ликвидации бывших кулаков;

Таким образом, если прибавить сюда еще 30 комсомольских работников и 50 курсантов из местного военного училища, всего было репрессировано НКВД за пять месяцев около 7 500 человек, и все это еще до усиленных репрессий, протекавших в период командировки сюда Андрея Жданова. Каким бы впечатляющим ни казался арест 90% кадров местной номенклатуры, он представляет собой лишь незначительный процент от общего числа не разделяемых на категории граждан, репрессированных в ходе специальных операций, одобренных Политбюро и, в частности, Сталиным.

Но дороже всего заплатили поляки. Положение польских коммунистов было особенным: Коммунистическая партия Польши отпочковалась от партии польской социал-демократии Королевства Польского и Литвы, в 1906 году она стала автономной организацией внутри социал-демократической партии России. Связи между русской и польской партиями, одним из руководителей которой до 1917 года был не кто иной как Дзержинский, были очень тесными. Из многочисленных польских социал-демократов карьеру в партии большевиков сделали тот же Дзержинский, Менжинский, Уншлихт (все руководители ВЧКГПУ), Радек. и это только самые известные имена.

За два года Красная Армия лишилась:

- 3 маршалов из 5 (Тухачевский, Егоров, Блюхер, два последних были устранены один за другим в феврале и октябре 1938 года);

- 13 командармов из 15;

- 8 флагманов флота из 9;

- 50 комкоров из 57;

- 154 комдивов из 186;

- 16 армейских комиссаров из 16;

- 25 корпусных комиссаров из 28.

Несмотря на гитлеровскую угрозу, к которой Сталин, по правде говоря, относился значительно менее серьезно, чем такие руководители, как Бухарин или Литвинов (нарком по иностранным делам до апреля 1939 года), он, не колеблясь, пожертвовал большей частью лучших офицеров Красной Армии ради полного её обновления, заполнения такими кадрами, которые ничего не могли помнить из военных эпизодов времен гражданской войны. Они не могли изобличить Сталина как слабого военного руководителя, им не могло прийти в голову что-либо оспаривать, как это мог бы сделать, например, Тухачевский. Они ничего не знали о политических и военных решениях Сталина конца 30-х годов, в особенности, о его поисках путей сближения с нацистской Германией.

Большой террор – внутренняя политика, проводимая высокими партийными инстанциями, т.е. Сталиным, который имел неограниченную полноту власти над своими коллегами из Политбюро, – преследовал две цели.

Таким образом, мы можем констатировать, что практика политических процессов против оппозиции советской власти, начатая в 1922 году с показательного процесса над эсерами, в итоге трансформировалась в массовые сталинские репрессии 1930-х годов, в которых судебная власть выступала в качестве карательного аппарата партии.

Многие историки рассматривают сталинские репрессии как продолжение политических репрессий со стороны большевиков в Советской России, которые начались сразу после Октябрьской революции 1917 года. При этом жертвами репрессий становились не только активные политические противники большевиков, но и люди, просто выражавшие несогласие с их политикой. Репрессии проводились также по социальному признаку (против бывших полицейских, жандармов, чиновников царского правительства, священников, а также бывших помещиков и предпринимателей). Однако ряд исследователей, в основном придерживающихся левых политических взглядов, в том числе марксистов, считающих себя противниками сталинизма, например, троцкисты, считают сталинские репрессии отходом советского руководства от политики большевиков. При этом подчеркивается, что значительная часть жертв сталинских репрессий была членами Коммунистической партии, партийными, советскими, военными и прочими руководящими деятелями.

Однако, какой бы точки зрения мы не придерживались, бесспорным является прежде всего тот факт, что репрессивные действия сталинского правительства привели к нивелированию в массовом и индивидуальном сознании роли права в целом и отдельных правовых институтов (таких как органы судебной власти и др.), что увеличило разрыв между обществом и властью в СССР.

Список литературы

1. Аграновский А. Люди-вредители. Шахтинское дело. М.-Л., 1928.

2. Белковец Л. П. “Большой террор” и судьба немецкой деревни в Сибири (конец 1920-1930-х гг.). Межд. союз нем. культуры. М: Варяг. 1995

3. Викторов Б.А. Без грифа “секретно”: записки военного прокурора. -М.:Юридическая литература. 1990.

4. Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 г. до наших дней. М., 2000.

5. Ивницкий Н. А. Репрессивная политика советской власти в деревне. М.,2000

7. Кислицын С.А. Шахтинское дело. Начало сталинских репрессий против научно-технической интеллигенции в СССР. Ростов-на-Дону, 1993.

8. Куманев В.А. 30-е годы в судьбах отечественной интеллигенции. М., 1991.

9. Курскова Г.Ю. Тоталитарная система в СССР: истоки и пути преодоления. М., 2000.

11. Морозов К. Н. Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922—1926): этика и тактика противоборства / К. Н. Морозов. М.: РОССПЭН, 2005.

12. Попов В. П. Государственный террор в советской России. 1923—1953 гг.: Источники и их интерпретации // Отечественные архивы. 1992. № 2

14. Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998.

[1] Аграновский А. Люди-вредители. Шахтинское дело. М.-Л., 1928. С. 29

[2] Кислицын С.А. Шахтинское дело. Начало сталинских репрессий против научно-технической интеллигенции в СССР. Ростов-на-Дону, 1993. С. 125

[4] Б.Сергеев, В.Плесков. Шахтинцы. История вредительства, суд, приговор. М., 1928. С. 55

[5] Б.Сергеев, В.Плесков. Шахтинцы. История вредительства, суд, приговор. М., 1928. С. 55

[6] .Сергеев, В.Плесков. Шахтинцы. История вредительства, суд, приговор. М., 1928.Б С. 130

[7] .Сергеев, В.Плесков. Шахтинцы. История вредительства, суд, приговор. М., 1928.С. 153

[8] Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С. 105

[10] Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 г. до наших дней. М., 2000. С. 167

Фото: ТАСС

Фото: ТАСС

Гласность и открытость судопроизводства – один из основных принципов, на котором должна основываться работа российского суда, и мантра, которую повторяют общественные защитники, адвокаты, подсудимые. Однако российские суды все чаще предпочитают проводить разбирательства в закрытом режиме. Почему это происходит?

Принцип гласности зафиксирован в Уголовно-процессуальном кодексе, разъяснен в Пленуме Верховного суда №35 "Об открытости и гласности судопроизводства и о доступе к информации о деятельности судов". В этих документах зафиксированы основания, по которым заседание может проходить в закрытом режиме: в ходе слушания может оглашаться информация, которая является государственной тайной, дело касается несовершеннолетних или преступлений против половой неприкосновенности, или на заседании затрагиваются интересы обеспечения безопасности участников судебного разбирательства или их близких. В остальных случаях слушание должно быть открытым, и на него имеет право прийти любой человек – от родственника участника процесса до журналиста.

Все эти дела политически мотивированные. Судьи объявляют заседания по ним закрытыми

Тем не менее практически все заседания по делу украинских военнопленных моряков проходят в закрытом режиме. Закрывают заседания и по делам коломенского активиста Вячеслава Егорова, крымских татар, сторонников Вячеслава Мальцева, хотя ни одно из перечисленных дел не секретно и не связано с преступлениями против половой неприкосновенности. Зато все эти дела политически мотивированные. Судьи объявляют заседания по ним закрытыми, опираясь на новую формулировку – тайна следствия. В законе об открытости судопроизводства про тайну следствия нет ни слова, оспорить закрытие заседания адвокаты формально могут, но зачастую смысла в этом уже нет.

На заседании может рассматриваться дело по существу или избираться мера пресечения для обвиняемого. В последнем случае на некоторых заседаниях по избранию или продлению меры пресечения (как правило, это касается политических дел) происходит следующее: следователь заявляет ходатайство – а иногда не заявляет, иногда такое соответствующее решение судья принимает сам – "О рассмотрении дела в закрытом режиме в порядке п. 1 ч. 2 ст. 241 УПК РФ (статьи, в которой оговорены три законные причины закрыть заседание, приведенные выше, и ничего не сказано о тайне следствия. – РС) для сохранения тайны следствия". Прокурор объявляет ходатайство законным и обоснованным.

Заключенного лишают поддержки, журналистов – информации, а адвоката – возможности публично говорить о процессе

Адвокаты и защитники, в свою очередь, обращают внимание на то, что такая формулировка не может быть законным основанием для закрытия заседания, но суд ходатайство удовлетворяет. Защита обжалует постановление суда – безуспешно. Таким образом, на заседание не пускают не только журналистов, но и друзей и родственников подсудимых. Заключенного лишают поддержки, журналистов – информации, а адвоката – возможности публично говорить о процессе. Как отмечают адвокаты, практика, когда заседание по мере пресечения закрывают, характерна для резонансных политических уголовных дел.

– Я считаю, что заседания закрывают, чтобы никто ничего не знал. У нас же теперь после так называемых путинских адвокатских поправок тайной следствия не считается то, что оглашено в открытом судебном заседании. Поэтому самый простой способ – закрыть заседание. Как я люблю говорить для понимания, мы бы не узнали о том, что происходит с Малобродским, если бы все судебные заседания по избранию меры пресечения у него проходили в закрытом режиме, ничего бы общественность не знала. То есть полностью прекращается общественный контроль, – говорит адвокат Анастасия Саморукова. – Кроме того, это и моральное давление на обвиняемых, конечно. Они же содержатся в [СИЗО] "Лефортово" – по тем кейсам, которые я знаю. И, конечно, никаких свиданий у них по нескольку лет нет, и слава богу – если один телефонный разговор в два года. И судебное заседание – единственный вариант посмотреть на своего родственника, помахать рукой жене, улыбнуться детям. Но нет, слушателей же, в том числе и родственников, выгоняют.

"Может быть"

Две женщины – одна в вышиванке, вторая в белых брюках и белой рубахе, на воротнике которой разбросаны голубые и желтые цветы, высокий мужчина с желто-голубыми браслетами, журналисты, представители нескольких посольств стран Восточной Европы, адвокаты, восемь приставов – утром 22 мая 2019 года в коридоре Московского городского суда. Через несколько минут должно начаться заседание по апелляционной жалобе на меру пресечения украинских военнопленных моряков. Они были захвачены российскими пограничниками 25 ноября 2018 года у берегов аннексированного Крыма. Моряки находятся в московском СИЗО-2 уже полгода, им вменяют ч. 3 ст. 322 УК РФ ("Незаконное пересечение границы"). Автозак, в котором их везут на заседание, опаздывает на полчаса.

Родственники украинских моряков в зале суда в Москве. Апрель 2019 года

Практически все заседания по делу украинских моряков проходят в закрытом режиме. Родственники, приезжающие из Украины, чтобы поддержать своих сыновей, братьев и отцов, вынуждены оставаться в коридоре суда.

Адвокат Владимира Терещенко Анастасия Саморукова заглядывает в зал, смеется: "Следователь – там (в зале. – РС), адвокаты – здесь (в коридоре. – РС)".

Мы не можем в угоду какой-то гипотетической возможности жертвовать основополагающим принципом судопроизводства

В зал адвокатов и слушателей пустили спустя час. На большую часть вопросов судьи Светозаровой пленные моряки из стеклянного "аквариума" отвечают: "Согласно 17-й статье Женевской конвенции, я должен сообщить вам только свои имя, фамилию, год рождения, где родился и воинское звание". Приставы не сводят глаз со слушателей, слушатели кивают и улыбаются пленным морякам. Прокурор Юсупова ходатайствует о проведении заседания в закрытом режиме, "так как могут быть разглашены материалы, составляющие тайну предварительного расследования". Следователь Митрюков, к которому судья обращается по имени отчеству – Сергей Сергеевич, поддерживает ходатайство прокурора. Адвокаты моряков возражают, напоминая о принципе гласности судопроизводства.

– Люди, присутствующие здесь, сочувствующие и родственники [моряков], должны знать, на основании чего обвиняемые продолжают находиться под стражей, – подчеркивает адвокат Сергея Попова Гаджи Алиев.

– Я категорически возражаю [против ходатайства прокурора]. Тем более что, как было заявлено в ходатайстве, "могут быть рассмотрены". Вот это "может быть" говорит нам о том, что может быть, а может быть, и нет. Мы не можем в угоду какой-то гипотетической возможности жертвовать основополагающим принципом судопроизводства, а именно гласностью. Общественный контроль – это неотъемлемая часть, в том числе, и судебного процесса. Во-вторых, мы еще ни разу не исследовали в апелляционной инстанции документы повторно, поэтому это "может быть" не основано ни на чем. …Ради "может быть" мы просто не вправе закрывать судебное заседание, – подчеркивает адвокат Владимира Терещенко Анастасия Саморукова

Судья Светозарова отметила, что позиции сторон суду понятны, и удовлетворила ходатайство прокурора, подтвердив, что заседание необходимо проводить в закрытом режиме (в порядке ст. 241 УПК). Приставы оживились, построились в "коридор", чтобы единственным маршрутом слушателей мог быть выход из зала. Женщина в вышиванке выходит из зала со словами: "Вот же спектакль. "

Адвокаты моряков подчеркивают, что в ст. 241 УПК нет строки про тайну предварительного расследования, тем не менее суд в который раз закрывает судебное заседания.

Cудья по собственной инициативе додумала за прокурора, что прокурор на самом деле хочет

– Я каждый раз сталкиваюсь с тем, что суд закрывает заседания "по страже", когда дело ведет ФСБ. У меня сейчас ФСБ ведет два дела (дело военнопленных украинских моряков и дело сторонников Вячеслава Мальцева). По обоим делам все заседания на досудебной стадии идут в закрытом режиме. [Сторона обвинения] ссылается именно на тайну следствия, – рассказывает Анастасия Саморукова. – У нас был случай, когда прокурор попросил закрыть судебное заседание для сохранения охраняемой законом тайны, не называя, какой именно. А судья уже сама в мотивировке написала, что это была именно тайна следствия. Это было одним из доводов апелляционной жалобы: судья по собственной инициативе додумала за прокурора, что прокурор на самом деле хочет. Понятно, что никого [в суде вышестоящей инстанции] этот довод не впечатлил.

При этом ни в одном из процессов я не наблюдаю никакой секретной информации. Грифа "секретно" на деле нет, поэтому секретной информации там нет. В апелляции, например, никакие материалы не оглашаются, но мы и апелляцию слушаем в закрытом режиме. И обжалование бездействия следствия в порядке ст. 125 УПК ("Жалобы на действие/бездействие следователя или прокурора") тоже слушается в закрытом режиме. Это уже вообще за гранью. Если в деле действительно есть информация, которая является охраняемой законом тайной, можно закрывать заседание в части оглашения секретных документов. Мы предлагаем каждый раз этот вариант. Но нет, закрывают всё заседание.

Тайна мусора

В закрытом режиме проходят заседания и по делу Вячеслава Егорова, отца троих детей, экоактивиста. Его обвиняют в неоднократном нарушении правил проведения митингов и собраний – вменяют так называемую "дадинскую" статью, признанную правозащитниками антиконституционной (212.1 УК России). Вячеслав активно борется против свалок в Коломне. Дело ведет Следственный комитет, но активисты и правозащитники высказывают предположение, что к делу имеет отношение ФСБ. Вячеслав Егоров под домашним арестом до 31 июля 2019 года.

Заседание по избранию меры пресечения состоялось 2 февраля 2019 года, и суд провел его в закрытом режиме, так как посчитал недопустимым разглашение "тайны следствия" в ходе заседания.

Вячеслав Егоров и его адвокат Мария Эйсмонт

По словам адвоката Вячеслава Егорова Марии Эйсмонт, на заседании судья Коломенского городского суда Ирина Агафонова разъяснила, как стало возможным закрыть процесс, несмотря на то что закон не предусматривает тайну следствия как причину для проведения заседания в закрытом режиме. Судья сказала буквально следующее: "Суд руководствовался и теми мотивами, что действительно процесс имеет общественный резонанс. В связи с этим суд считает, что данное судебное рассмотрение должно быть проведено в закрытом судебном заседании. Уголовное дело только возбуждено. Проводятся мероприятия по выявлению иных обстоятельств, которые будут существенны для дела. Исходя из материалов, представленных в суд, имеются сведения о причастности Егорова к совершению преступления. Данные материалы будут исследоваться судом. И та общественность, которая, вы считаете, необходимо должна участвовать, может каким-либо образом повлиять на ход расследования. В связи с этим суд закрыл судебное заседание".

Мария Эйсмонт отмечает, что в ее практике ни на одном заседании по избранию или продлению меры пресечения, закрытом из-за "тайны следствия", секретные документы как таковые не оглашались.

Эти решения не основаны на законе, иначе суды бы принимали одинаковые решения

– По Егорову вообще никакие материалы в суде не исследовали. У нас заседание по избранию меры пресечения было закрытым из-за якобы тайны следствия, по первому продлению меры пресечения – открытым, а сейчас, по второму продлению, опять закрытым. При этом материал [оглашаемый на судебных заседаниях] примерно один и тот же. Мы как-то спрашивали следователя, какой из материалов, которые они представляют в суд в обосновании необходимости продлить арест Егорову, является следственной тайной. И следователь Грекова назвала в числе прочих постановления судов. Постановления судов, которые каждый может скачать в интернете с сайтов судов? Это у вас следственная тайна? – рассказывает Мария Эйсмонт. – То, что они проводят заседания то в открытом, то в закрытом режиме, лишь доказывает произвольность принятия решения. И эти решения не основаны на законе, иначе суды бы принимали одинаковые решения. Мое мнение очевидно: как только они (правоохранительные органы. – РС) чувствуют, что дело резонансное, они его закрывают. Моряки – резонансное дело, крымские татары – тоже. Это политически мотивированные резонансные дела.

В закрытом режиме также проходят заседания по делу так называемой второй симферопольской группы крымских татар, в отношении которых после массовых обысков в Крыму 27 апреля возбудили дело по ст. 205.5 УК РФ – за организацию и участие в "Хизб ут-Тахрир" (признана в России террористической организацией). Меру пресечения сторонников Мальцева также продлевают в закрытом режиме. Арест саратовскому активисту и фигуранту дела "Артподготовки" Сергею Рыжову продлевают все в том же закрытом режиме. Все эти процессы политические, и во всех перечисленных случаях, по словам адвоката, судья, закрывая заседания, соглашается с мотивировкой следователя и прокурора – "тайна следствия".

Как можно угрожать свидетелям, если их данные не оглашаются на заседании?

– На этих заседаниях секретных документов как таковых нет. Аргументация "тайна следствия" не основана на законе. Конкретно по моему делу, по делу Рыжова, я считаю, закрытие заседания связано с тем, что на слушания в качестве группы поддержки приходило очень много людей. И, собственно говоря, чтобы избежать присутствия многочисленных слушателей по этому делу, сторона обвинения выходила с таким ходатайством. Чтобы как можно меньшей огласке придать данное дело, чтобы как можно меньше людей смотрело, слушало, говорило об этом. Только с этой целью, – говорит адвокат Сергея Рыжова Светлана Сидоркина. – А с точки зрения закона ходатайства необоснованные абсолютно. В качестве аргумента они говорят не только о засекреченных данных, но и о том, что сведения, которые излагаются, могут повлиять на участников процесса и присутствующие в зале слушатели могут угрожать свидетелям по данному делу. А как можно угрожать свидетелям, если их данные не оглашаются на заседании? Я считаю, что эта тенденция закрывать заседания из-за тайны следствия касается именно политически мотивированных дел, резонансных дел.

По словам юристов, тайна следствия – обтекаемое понятие. С одной стороны, тайной является информация под грифом "секретно", с другой – существует тайна предварительного расследования, информацию о ходе которого адвокат не в праве разглашать. Однако всю информацию, оглашенную на открытом судебном заседании, адвокат имеет право сделать публичной. Если же заседание проходит в закрытом режиме, ни родственники обвиняемого, ни общество не узнают о том, чем руководствуются следователь и прокурор, требуя ареста фигуранта очередного политического дела.

Читайте также: