Почему в россии такая судебная система

Обновлено: 08.05.2024

Спору нет, каждый из нас хочет, чтобы в государстве существовал профессиональный и беспристрастный суд. Ведь это гарантия того, что нарушенные права гражданина будут восстановлены, спор разрешён на основании закона, виновное лицо — привлечено к ответственности, а тот, чья вина не подтверждена убедительными доказательствами, не понесёт незаслуженного наказания.

Поскольку существующая судебная система, совершенно не удовлетворяет требованиям профессиональности и беспристрастности, то считаю возможным представить своё видение построения судебной системы в России. А так как, судебная система сама по себе ничего не решает (конкретные решения принимают конкретные судьи), то невозможно не затронуть и проблему комплектования судов теми, кто собственно и должен будет отправлять правосудие. Исходя из этого, рассмотрим два аспекта:

1. Комплектация судейского корпуса. По моему мнению, существуют два основных критерия, которым должны отвечать суды в целом и судьи в частности: профессиональная грамотность и беспристрастность. И если грамотность достигается путём получения соответствующего образования и опыта работы, что вполне достижимо при наличии желания, то беспристрастность это уже нечто иное. Это, скорее, из области профессиональной морали. А мораль, как известно, либо присутствует в характере человека, либо нет. Полуморальных людей не может быть в принципе. Следовательно, чтобы достичь заявленных выше критериев, необходимо:

а) привлекать в судейское сообщество людей уже с наличием определённых моральных качеств, достигших, как минимум, 30-35летнего возраста (поскольку сами по себе стены суда вряд ли сделают справедливого судью из угодливого подлизы или циничного приспособленца);

б) создать для судей такие условия, чтобы они могли эти качества поддерживать, а не испытывать (разумеется, материальное обеспечение, статусные отличия должны быть на достаточно высоком уровне);

в) принять открытую, чёткую и понятную процедуру отрешения от должности судей, которые не справляются в возложенными на них обязанностями по осуществлению правосудия.

Полагаю, что мировые судьи должны избираться населением судебного участка, прямым голосованием, сроком на три-пять лет, в то время как окружные федеральные суды можно укомплектовывать, в порядке назначения, пожизненно, но только за счёт мировых судей, отработавших не менее одного выборного срока на своей должности. Апелляционные суды будут формироваться из числа судей окружных судов и т.д. Таким образом, для судей будет существовать перспектива карьерного роста и при этом будут отбраковываться случайные люди.

Верховный Суд России должен формироваться наполовину из членов судейского сообщества и наполовину из академических специалистов — теоретиков права, поскольку главная функция этого суда, по моему мнению — толкование права и выработка единой правоприменительной практики.

Возможно, стоит ввести, как минимум на 10 лет с момента принятия нового законодательства о судебной системе, практику запрета на занятие должности судьи лицами, ранее работавшими в правоохранительных органах и судах.

По моему мнению, суды общей юрисдикции должны использовать следующую структуру:

Первым звеном этой системы будут мировые суды, которые будут рассматривать те же дела что и сейчас, хотя возможны и изменение подсудности по гражданским дела в сторону расширения.

Второе звено — окружные суды (аналог существующим сейчас городским и районным в городе), которые одновременно будут являться апелляционными для мировых. Окружные суды должны быть созданы в трехпалатном составе: по уголовным, гражданским и хозяйственным (экономическим) делам. Они будут рассматривать уголовные дела по преступлениям средней тяжести, судьями единолично, а по тяжким и особо тяжким преступлениям — коллегиями присяжных заседателей (причём изменить подсудность уголовных дел — передав тяжкие и особо тяжкие на рассмотрение присяжных — можно уже сейчас, без долгих разговоров о коррупции в судах). Подсудность по гражданским делам, в принципе, можно оставить ту же, что и сейчас. Палата по хозяйственным (экономическим) будет рассматривать дела, в настоящее время рассматриваемые арбитражным судом.

Третье звено — апелляционные суды, которые будут рассматривать дела в апелляционной инстанции, поступающие из апелляционного судебного округа, в который будет входить порядка 10-12 окружных судов. На территории субъекта федерации таких судов должно быть несколько, в зависимости от количества окружных судов.

Четвёртое звено — кассационные суды, проверяющие дела в порядке кассационного обжалования, которые будут поступать также из 10-12 апелляционных судов.

Верховный Суд России будет рассматривать дела по обжалованию федеральных нормативных актов, но основной его функцией должна быть выработка единообразного толкования закона на всей территории страны и надзор за единообразным применением закона судами всех звеньев судебной системы и недопущением противоречий в судебной практике.

Границы судебных округов третьего и четвёртого звена могут и не совпадать с административно-территориальным делением, так как здесь решающим фактором должно быть удобство для граждан при обращении в суд, а также количество судов, входящих в апелляционный и кассационный округа соответственно.

Данная статья, разумеется, ни в коей мере не претендует на исключительность по поводу изложенного в ней видения судебной системы. В ней изложены только контуры, основополагающие принципы. Вместе с тем, я полагаю, что дискуссия на эту тему остро необходима, как в юридическом сообществе, так и в обществе в целом, если мы хотим иметь суды, которым будем доверять.


— Приговоры мотивированы. С точки зрения наказания московский городской суд в апелляционном порядке кое-что пересмотрел. Наказания были сочтены чрезмерно суровыми. Но по скорости принятия решений эти приговоры вызывают сомнения. Обычно дела такого рода так быстро не рассматриваются. Кроме того, нет уверенности и в справедливости вынесенных решений. Вся эта неоднозначность улетучилась, если бы эти дела разбирал суд присяжных.

— Если вы находитесь в системе, то у вас есть выбор: либо уходить, либо соблюдать правила игры. Конечно, связь между решением начальства и взломом телефона подчиненной трудно установить, однако с уверенностью можно сказать, что сегодня внутри судебной системы царят чекистские нравы. Привожу в пример случай, когда Верховный суд признал, что в Костромском арбитражном суде ведется наблюдение за судьями, в кабинетах установлены видеокамеры, и председатель суда имеет доступ к этим видеозаписям. Понятно, что хотя формально закон запрещает оперативно-розыскную деятельность в отношении судей, фактически судьи перенимают опыт работы от своих смежников — силовиков. Так что судьям достаточно трудно в таких условиях сохранять независимость.


— То есть остается смириться с таким положением?

— У судьи три пути: смириться, делать карьеру, в том числе идти по чужим головам, или уходить. Еще есть вариант сделать вид, что смиряешься, а на самом деле работать по совести. В наших условиях, когда практически нет оправдательных приговоров, порядочные судьи либо опираются на суд присяжных, либо применяют условные осуждения, наказания в пределах отбытого. Это, по сути, такой эвфемизм в данной системе, когда оправдать нельзя, потому что потом тебе будет плохо, но назначить мягкое наказание можно. Некоторые судьи так и поступают.

— Скажите, даже если будет достигнута некая независимость судей, то что они могут сделать, если законы принимает Госдума? Ведь даже в нынешних условиях разве судьи делают что-то ненормальное? Они всего лишь следуют нормам закона.

— Никакой закон без судьи не работает. Когда я судил, то я в основном просил своих народных заседателей решить дело, как они считают правильным. А когда они говорили, что это решение, наверное, не пройдет, я им говорил, чтобы они решили, а я напишу так, чтобы не отменили. Нельзя думать, что закон предопределяет деятельность судьи на 100%. Закон можно толковать, закон можно определенным образом применить. И всегда найдется возможность истолковать закон в соответствии с интересами права. Право выше закона. Бывают законы людоедские, а судьи отказываются их применять. Кстати, такое было в США с антикоммунистическим законодательством. Практически ни один судья Америки эти жуткие законы не применил, потому что с точки зрения судей свобода слова, свобода объединений гораздо выше воли Конгресса. Поэтому никаких жутких репрессий в отношении коммунистов не последовало.

Если бы наши судьи прониклись идеей, что они являются блюстителями права, а не буквы закона, то все было бы нормально.

Потом, возьмите Уголовный кодекс, он предполагает применение разного наказания. Всегда можно применить наказание низшего предела и необязательно все должно заканчиваться лишением свободы. Так что у судьи есть огромный простор для применения закона. И основной вопрос здесь вот какой: если судьи станут независимыми, то как они используют эту независимость? Проблема заключается в том, что судьи охотно консультируются со своим начальством, чтобы приговор не отменили, чтобы была гарантия того, что судья не будет на плохом счету. Так ли высоко образованы и культурны наши судьи, чтобы в условиях независимости показать действительное правосудие? Вот это еще вопрос.

— С 1 сентября суды перешли на повсеместное аудиопротоколирование и автоматизированное распределение дел между судьями. Ожидается, что это повысит прозрачность разбирательств и непредвзятость приговоров. Как вы считаете, это что-то поменяет?

— Блажен, кто верует. Если все это честно проводить в жизнь, то, разумеется, поменяет. Но тут вот еще какая проблема: фактически у нас очень много малосоставных судов. Это значит, что никакого распределения дел между двумя судьями и произойти не может. Председатель будет распределять дела сам. Да и в судах давно научились обманывать эти системы. В частности, научились внедрять в состав присяжных своих людей, хотя вроде их должна подбирать автоматизированная система. Так что наши судебные деятели гораздо хитрее всяких компьютерных программ.

Стопроцентное протоколирование с помощью средств аудиотехники — это отлично. Это дает очень хорошие плоды на Западе. Но на Западе секретарь судебного заседания от судьи не зависит. Это посторонний человек, который ведет стенограмму судебного разбирательства и одновременно идет аудиозапись, и заставить его что-то фальсифицировать нельзя. У нас секретарь зависит от председателя суда и от своего шефа-судьи. И второе — в законе нигде не сказано, что отсутствие аудиозаписи делает судебное разбирательство недействительным. Достаточно бумажного протокола. А дальше можно составить протокол, что сломалась компьютерная система. То есть случилось что-то, что повлекло утрату аудиозаписей. Значит, будут ловкачи, которые будут избавляться от неугодных аудиозаписей.


— С 1 октября заработали апелляционные и кассационные суды в экстерриториальном режиме. Как вы оцениваете этот шаг с точки зрения судебной системы в целом? Можно ли его рассматривать как первый шаг к масштабной судебной реформе?

— Создание округов — это вовсе не шаг судебной реформы. Это перераспределение власти. Потому что власть у президиумов краевых судов по решению кассационных дел была отчуждена. И тем самым Верховный суд укрепился. При этом он сбросил с себя бремя апелляционного рассмотрения. Верховный суд сохранил численность и уменьшил свою нагрузку, как он с 2010 года и добивается. Так что это аппаратное решение, оно к судебной реформе имеет отдаленное отношение.

— Не осложняет ли такая экстерриториальность судов жизнь гражданам, которым не близко добираться до них?

— Конечно, основной вопрос судебной реформы — стало ли людям лучше и удобнее. А поскольку в данном случае им стало хуже, и большая часть процессов в вышестоящих инстанциях теперь будет идти в лучшем случае в режиме видеоконференций, то это скорее плохо. Назвать это реформой нельзя.

— Еще одни правки, вступившие с 1 октября, предписывают, что представителями физических и юридических лиц в ходе судебного разбирательства могут быть только адвокаты и другие профессиональные юристы. Какую опасность вы видите в этом шаге, не монополизируется ли защита в судах адвокатской средой, которая, в свою очередь, может быть подконтрольна исполнительной власти?

— Минюст пытается реформировать адвокатуру. И адвокатура тоже старается вобрать в себя профессиональных юристов по вполне понятным причинам. Это власть над большим сообществом. И эти процессы могут затрагивать права граждан, особенно это касается гражданских дел. В свое время Конституционный суд даже по уголовным делам счел, что интересы потерпевшего в уголовном процессе может отстаивать любое выбранное им лицо, а не только профессиональный юрист. Связано это с тем, что дел у нас много, а профессиональных юристов мало. И чем их меньше, тем больше будет установлена цена за услуги в суде. Так что это скорее выгодно корпорации адвокатов, чем гражданам. Россия вообще сильно отстает по количеству юристов на душу населения от той нормы, которая принята в европейских странах.

Можно ли этот шаг отнести к судебной реформе? Действительно ли граждане получат возможность за приемлемые цены защищать свои права в суде? Это покажет время. Но если этого не произойдет, тогда, конечно, это не реформа, а скорее развал системы за счет граждан, которые будут страдать от всех этих нововведений. Но адвокатская корпорация на этом выиграет.


— Вы сторонник и один из инициаторов введения суда присяжных. Этот институт время от время подвергается изменениям в новейшей истории России. Последнее такое изменение произошло 1 июня 2018 года: коллегия присяжных получила право рассматривать дела не только областных, но и районных судов. Прошло более года. Эта мера как-то изменила качество судебных решений?

— Количество оправдательных приговоров, выносимых судом присяжных, несколько увеличилось. По итогам 2018 года это более 18%. В обычной судебной системе, то есть когда суды присяжных были в областных судах, оправдательные приговоры составляют примерно 12-14%. Но одновременно уменьшается их количество в судах без присяжных. Но и количество рассмотренных дел с судом присяжных ничтожно мало. В 2018 году было 518 подсудимых, которые предстали перед судом присяжных, а в 2017 их было 499. Вот интересно, новые 2180 районных судов получили право рассматривать дела с помощью присяжных, а количество подсудимых увеличилось на 20 человек. Можно ли это считать реформой? Я думаю, нет.

Система отторгает суд присяжных именно потому, что им сложнее дирижировать. Система не хочет непредсказуемых судебных решений, ей нужно держать руку на горле суда. Если бы не воля президента, проявленная им дважды, то все было бы совсем плохо. Верховный суд уничтожил бы суд присяжных. Но президент велел ввести суд присяжных на уровне районов. После этого начались какие-то подвижки в этом направлении. А до этого суд присяжных всячески ограничивался. Какое-то время тому назад были лишены права на суд присяжных женщины, старики, несовершеннолетние. Частично эти нововведения одобрил Конституционный суд. Скажем, по делу Вадима Филимонова.

Одним словом, на сегодня суд присяжных так и не стал действенным инструментом правосудия. При царе, в начале XX века, было 40 тысяч дел в год с участием суда присяжных. А у нас чуть больше 200 дел. Разве это позволяет как-то суду присяжных влиять? Суд присяжных — это такая состязательная модель правосудия, на которую косятся и ФСБ, и МВД и, конечно, Верховный суд. И пока это есть, перспективы у него слабые.

— Сегодня один из принципов, который реализует власть, — цифровизация. Может ли цифровизация помочь модернизировать судебную систему?

— Цифровизация судов — это еще и откаты. То есть люди вкладываются не в правосудие, а во внешнюю сторону: в движение дел, в работу аппарата, в технологии, которые не создают напрямую правосудия. Причем документооборот, который хорошо ускорять в арбитражных судах, когда судятся юридические лица, не стоит ускорять в делах, которые касаются людских судеб. Люди, как правило, бедные, плохо умеют пользоваться компьютерами, нельзя все ограничивать Садовым кольцом, есть и другая Россия. И кроме того, судья должен видеть живьем истца и ответчика, а не только читать состязательные бумаги. И, наконец, создавать разные цифровые системы — это хорошо, это и дорого, и откаты, но вот кормить всех без исключения подсудимых в зале суда и обеспечивать им человеческие условия во время ожидания решения суда — вот на это почему-то ресурсов нет. Но именно это способствовало бы повышению качества правосудия. При том, что такая практика стоит дешевле, чем цифровизация.


— Концепция судебной реформы была официально одобрена Верховным Советом по предложению Ельцина еще в октябре 1991 года. Сегодня она еще имеет шансы реализации в России?

— Основные ее положения практически не реализованы в основном из-за сопротивления силовых структур. Основная проблема в том, что суд во многом остается придатком карательной машины. И первую скрипку здесь играет тайная полиция — ФСБ. Судьи не хотят ссориться с силовиками. Ведь те, по сути, определяют карьеру судьи. Хотя бы потому что заседают в комиссии при президенте, когда разбираются кандидатуры судей на повышение, на перевод в вышестоящий суд и так далее.

Так что нужна политическая воля, причем первого лица, как это было во времена реформы 1864 года. Также нужно создание независимой структуры внутри исполнительной власти, а лучше в администрации президента, по проведению воли президента в жизнь.

Без этого ничего не было бы, кстати, и при Ельцине. При нем это было сделано, поэтому мы имеем суд присяжных, судебный контроль за арестами, новый статус судьи и так далее. А сейчас, к сожалению, все это свернуто и реформу доверяют в руки врагам реформы. Например, Верховный суд пытался реформировать суд присяжных путем его полного уничтожения. Спасибо, президент вступился и на съезде судей объяснил, что такое суд присяжных, и они сделали вид, что он их просветил.

Это будет сделано, если будет создана независимая структура внутри президентской администрации для проведения в жизнь. Потому что министерство юстиции, министерство внутренних дел и Верховный суд ориентируются не на развитие системы, а на функционирование системы. А тут надо проявлять творческую инициативу, вкладываться в проекты, которые не обязательно увенчаются успехом, надо получать обратную связь — то есть это особая работа по реформированию.


— Какие основные положения были заложены в концепцию реформы?

— Основная идея: судебная власть должна быть независима от законодательной и исполнительной. Эта цель не достигнута. Была идея создания суда присяжных. Эта цель частично достигнута. Далее — создание судебного контроля за арестами. На бумаге это произошло. И суды действительно рассматривают такие вопросы с 1992 года. Кроме того, произошло распространение судебной юрисдикции на множество гражданских дел. До концепции судебной реформы, например, бригадир не мог пожаловаться в суд, если его увольняют. Он мог жаловаться только вышестоящему начальству. Были предложения с изменением судебной статистики. К сожалению, судебная статистика связана с количеством рассмотренных дел и с количеством отмены изменений. Это опасно для судей, потому что их качество работы считают по этим странным количественным показателям. К сожалению, эти идеи были опошлены бюрократией.

Например, была идея несменяемости судей. Идея в общем правильная, но при условии, если назначены достойные люди, у которых есть в голове правовое содержание. А сейчас мы видим, что судейские должности в основном занимают барышни, которые просто получили опыт секретарей в судейской среде, или чиновники правоохранительных органов. Вот отсюда обвинительный уклон, подписание приговоров под копирку, фальсификация и так далее.

Они подчиняются аппаратным правилам, а не правилам правосудия.

И кроме того, это оздоровление инвестиционного климата. Если у тебя могут отобрать имущество в любой момент, или ты вынужден платить не только государственные налоги, но и откаты, да еще отстегивать силовикам, то никто в такой экономике работать не хочет. Так что независимый суд — это гарантия стабильности, безопасности и экономического развития.

Беседовал Евгений Сеньшин

Приведенные мнения отображают позицию только их авторов и не являются позицией Московской Хельсинкской группы.

Буробин Виктор

Мой отец, давно уже ушедший из жизни, был судьей. Начинал в 1953 г., еще при Иосифе Сталине, в одном из судов МВД – существовали тогда и такие, потом был назначен судьей военного трибунала и всю оставшуюся жизнь проработал в системе военных судов.

Из юношеских разговоров и бесед с ним уже во взрослом возрасте остались отрывки воспоминаний о вопросах справедливости, о высоком предназначении суда, о сомнениях и глубоких переживаниях думающего судьи при вынесении судебного решения, о несправедливости правовой системы при коммунистическом режиме, о бесчеловечных законах и неправосудных судебных решениях, о путях развития права и возможных изменениях в судебной системе. Особенно врезался в память его рассказ о том, как председатель военной коллегии Верховного суда Василий Ульрих лично расстреливал приговоренных, в том числе расстрелял народного комиссара юстиции Николая Крыленко.

Председатель ВАС РФ Вениамин Яковлев образно представлял правосудие птицей, одно из крыльев которой – прокуратура, второе – адвокатура, а голова и тело птицы – это и есть суд. И я всегда воспринимал правоведов – судей, адвокатов, прокуроров, следователей – как единую профессиональную корпорацию (хотя, конечно, многие с этим не согласны и адвокату сегодня почти невозможно стать судьей). Полагал и полагаю, что статус юриста должен быть един, как нужны единые требования к получаемому юридическому образованию, этике, к стандартам качества работы. Должны быть сформированы единые квалификационные коллегии – совершенно недопустимо существующее положение, когда в квалификационных коллегиях судей нет никого из профессиональных юристов, кроме собственно судей.

Но главное, из-за чего сегодня маловероятно какое-либо существенное изменение судебной системы и почему адвокаты не идут в судьи, – в стране нет запроса на независимое правосудие. Именно независимое, что всегда выделяло собственно адвокатуру в юридическом сообществе.

Независимый суд появляется, когда он нужен власти. Это происходит лишь там, где есть нормальная политическая конкуренция, сменяемость власти путем выборов, когда правящая элита осознает необходимость собственной защиты в рамках независимого суда, в том числе защиты своей собственности, при смене властных элит. Сейчас же, пока это не осознано, независимый суд не нужен никому, кроме граждан.

Исследователи Института проблем правоприменения подготовили доклад об источниках пополнения судейского корпуса и сообщили, что адвокатский опыт мешает получить рекомендации ККС

Юристы и адвокаты это хорошо чувствуют. Казалось бы, при том, что юристов в стране около 2 млн, мы все могли бы надеяться на то, что судебная корпорация наполнится лучшими из лучших. Но этого не происходит, что показали результаты исследования Института проблем правоприменения об источниках пополнения судейского корпуса.

В судебной системе сегодня очень большое количество вакансий, и только в крупных городах на место судьи претендуют несколько человек, чаще конкурс провести не из кого. Такая неудовлетворенность статусом российской судебной власти и нежелание юристов иных профессий становиться судьями (как выяснили исследователи, около 65% судей пришли из аппарата суда, где кандидат обретает навыки работы в бюрократической системе), помимо отсутствия ее независимости, мне кажется, кроется еще и в ощущении в обществе ее несправедливости. Речь идет именно об ощущении, потому что у каждого из нас могут быть разные представления о справедливости.

А ведь в разговоре о судебной системе очень важно понимать, для чего вообще нужен суд и в чем собственно фундаментальный смысл работы судьи.

Правосудие по самой своей сути может признаваться таковым лишь при условии, что оно отвечает требованиям справедливости и обеспечивает эффективное восстановление в правах, прежде всего, конкретного человека. Не организации, не государства, не партии, не социальных групп, а конкретного человека. У нас же, как представляется, главные цели суда – обеспечение, прежде всего, государственных интересов (под ними могут пониматься и абсолютно ложные интересы олигархов и бюрократии) и единства практики (правильной или неправильной – неважно), а не достижение справедливого правосудия по конкретному делу. Поэтому и показатели судебной отчетности – стабильность и единство судебной практики, а не срез доверия людей к суду.

Конечно же, в такой системе ценностей предложение омбудсмена по делам предпринимателей Бориса Титова, предлагающего установить чуть ли не квоту для приобретения адвокатами статуса судьи, ничего, по сути, не даст, даже если таких адвокатов найдется необходимое число.

Кроме того, юристов пугают запредельные нагрузки судей, которые выдерживают только женщины – их по статистике в судебной системе около 70%. Препятствием также являются слишком широкие полномочия председателей судов. Причем не только при назначении на должности судей и при обеспечении материальными благами, но и при осуществлении правосудия. Иными словами, есть ощущение, что судебная власть построена как закрытая корпорация, основанная на иерархических бюрократических принципах, связанных со стремлением председателей судов быть не первыми среди равных, а управлять судейским корпусом, в том числе набирать послушных судей.

Все это не свойственно сущности правосудия.

Вопросы о том, что можно сделать, чтобы изменить ситуацию, и при каких условиях адвокаты будут стремиться продолжить свою юридическую карьеру в суде, очень сложны. Рецепта нет. Но ясно, что отсутствие в России независимой судебной власти в подлинном ее виде не позволит что-либо существенно изменить.

И это означает, что всем нам можно и нужно делать все от нас зависящее в направлении создания независимой судебной власти именно как власти.


— Приговоры мотивированы. С точки зрения наказания московский городской суд в апелляционном порядке кое-что пересмотрел. Наказания были сочтены чрезмерно суровыми. Но по скорости принятия решений эти приговоры вызывают сомнения. Обычно дела такого рода так быстро не рассматриваются. Кроме того, нет уверенности и в справедливости вынесенных решений. Вся эта неоднозначность улетучилась, если бы эти дела разбирал суд присяжных.

— Если вы находитесь в системе, то у вас есть выбор: либо уходить, либо соблюдать правила игры. Конечно, связь между решением начальства и взломом телефона подчиненной трудно установить, однако с уверенностью можно сказать, что сегодня внутри судебной системы царят чекистские нравы. Привожу в пример случай, когда Верховный суд признал, что в Костромском арбитражном суде ведется наблюдение за судьями, в кабинетах установлены видеокамеры, и председатель суда имеет доступ к этим видеозаписям. Понятно, что хотя формально закон запрещает оперативно-розыскную деятельность в отношении судей, фактически судьи перенимают опыт работы от своих смежников — силовиков. Так что судьям достаточно трудно в таких условиях сохранять независимость.


— То есть остается смириться с таким положением?

— У судьи три пути: смириться, делать карьеру, в том числе идти по чужим головам, или уходить. Еще есть вариант сделать вид, что смиряешься, а на самом деле работать по совести. В наших условиях, когда практически нет оправдательных приговоров, порядочные судьи либо опираются на суд присяжных, либо применяют условные осуждения, наказания в пределах отбытого. Это, по сути, такой эвфемизм в данной системе, когда оправдать нельзя, потому что потом тебе будет плохо, но назначить мягкое наказание можно. Некоторые судьи так и поступают.

— Скажите, даже если будет достигнута некая независимость судей, то что они могут сделать, если законы принимает Госдума? Ведь даже в нынешних условиях разве судьи делают что-то ненормальное? Они всего лишь следуют нормам закона.

— Никакой закон без судьи не работает. Когда я судил, то я в основном просил своих народных заседателей решить дело, как они считают правильным. А когда они говорили, что это решение, наверное, не пройдет, я им говорил, чтобы они решили, а я напишу так, чтобы не отменили. Нельзя думать, что закон предопределяет деятельность судьи на 100%. Закон можно толковать, закон можно определенным образом применить. И всегда найдется возможность истолковать закон в соответствии с интересами права. Право выше закона. Бывают законы людоедские, а судьи отказываются их применять. Кстати, такое было в США с антикоммунистическим законодательством. Практически ни один судья Америки эти жуткие законы не применил, потому что с точки зрения судей свобода слова, свобода объединений гораздо выше воли Конгресса. Поэтому никаких жутких репрессий в отношении коммунистов не последовало.

Если бы наши судьи прониклись идеей, что они являются блюстителями права, а не буквы закона, то все было бы нормально.

Потом, возьмите Уголовный кодекс, он предполагает применение разного наказания. Всегда можно применить наказание низшего предела и необязательно все должно заканчиваться лишением свободы. Так что у судьи есть огромный простор для применения закона. И основной вопрос здесь вот какой: если судьи станут независимыми, то как они используют эту независимость? Проблема заключается в том, что судьи охотно консультируются со своим начальством, чтобы приговор не отменили, чтобы была гарантия того, что судья не будет на плохом счету. Так ли высоко образованы и культурны наши судьи, чтобы в условиях независимости показать действительное правосудие? Вот это еще вопрос.

— С 1 сентября суды перешли на повсеместное аудиопротоколирование и автоматизированное распределение дел между судьями. Ожидается, что это повысит прозрачность разбирательств и непредвзятость приговоров. Как вы считаете, это что-то поменяет?

— Блажен, кто верует. Если все это честно проводить в жизнь, то, разумеется, поменяет. Но тут вот еще какая проблема: фактически у нас очень много малосоставных судов. Это значит, что никакого распределения дел между двумя судьями и произойти не может. Председатель будет распределять дела сам. Да и в судах давно научились обманывать эти системы. В частности, научились внедрять в состав присяжных своих людей, хотя вроде их должна подбирать автоматизированная система. Так что наши судебные деятели гораздо хитрее всяких компьютерных программ.

Стопроцентное протоколирование с помощью средств аудиотехники — это отлично. Это дает очень хорошие плоды на Западе. Но на Западе секретарь судебного заседания от судьи не зависит. Это посторонний человек, который ведет стенограмму судебного разбирательства и одновременно идет аудиозапись, и заставить его что-то фальсифицировать нельзя. У нас секретарь зависит от председателя суда и от своего шефа-судьи. И второе — в законе нигде не сказано, что отсутствие аудиозаписи делает судебное разбирательство недействительным. Достаточно бумажного протокола. А дальше можно составить протокол, что сломалась компьютерная система. То есть случилось что-то, что повлекло утрату аудиозаписей. Значит, будут ловкачи, которые будут избавляться от неугодных аудиозаписей.


— С 1 октября заработали апелляционные и кассационные суды в экстерриториальном режиме. Как вы оцениваете этот шаг с точки зрения судебной системы в целом? Можно ли его рассматривать как первый шаг к масштабной судебной реформе?

— Создание округов — это вовсе не шаг судебной реформы. Это перераспределение власти. Потому что власть у президиумов краевых судов по решению кассационных дел была отчуждена. И тем самым Верховный суд укрепился. При этом он сбросил с себя бремя апелляционного рассмотрения. Верховный суд сохранил численность и уменьшил свою нагрузку, как он с 2010 года и добивается. Так что это аппаратное решение, оно к судебной реформе имеет отдаленное отношение.

— Не осложняет ли такая экстерриториальность судов жизнь гражданам, которым не близко добираться до них?

— Конечно, основной вопрос судебной реформы — стало ли людям лучше и удобнее. А поскольку в данном случае им стало хуже, и большая часть процессов в вышестоящих инстанциях теперь будет идти в лучшем случае в режиме видеоконференций, то это скорее плохо. Назвать это реформой нельзя.

— Еще одни правки, вступившие с 1 октября, предписывают, что представителями физических и юридических лиц в ходе судебного разбирательства могут быть только адвокаты и другие профессиональные юристы. Какую опасность вы видите в этом шаге, не монополизируется ли защита в судах адвокатской средой, которая, в свою очередь, может быть подконтрольна исполнительной власти?

— Минюст пытается реформировать адвокатуру. И адвокатура тоже старается вобрать в себя профессиональных юристов по вполне понятным причинам. Это власть над большим сообществом. И эти процессы могут затрагивать права граждан, особенно это касается гражданских дел. В свое время Конституционный суд даже по уголовным делам счел, что интересы потерпевшего в уголовном процессе может отстаивать любое выбранное им лицо, а не только профессиональный юрист. Связано это с тем, что дел у нас много, а профессиональных юристов мало. И чем их меньше, тем больше будет установлена цена за услуги в суде. Так что это скорее выгодно корпорации адвокатов, чем гражданам. Россия вообще сильно отстает по количеству юристов на душу населения от той нормы, которая принята в европейских странах.

Можно ли этот шаг отнести к судебной реформе? Действительно ли граждане получат возможность за приемлемые цены защищать свои права в суде? Это покажет время. Но если этого не произойдет, тогда, конечно, это не реформа, а скорее развал системы за счет граждан, которые будут страдать от всех этих нововведений. Но адвокатская корпорация на этом выиграет.


— Вы сторонник и один из инициаторов введения суда присяжных. Этот институт время от время подвергается изменениям в новейшей истории России. Последнее такое изменение произошло 1 июня 2018 года: коллегия присяжных получила право рассматривать дела не только областных, но и районных судов. Прошло более года. Эта мера как-то изменила качество судебных решений?

— Количество оправдательных приговоров, выносимых судом присяжных, несколько увеличилось. По итогам 2018 года это более 18%. В обычной судебной системе, то есть когда суды присяжных были в областных судах, оправдательные приговоры составляют примерно 12-14%. Но одновременно уменьшается их количество в судах без присяжных. Но и количество рассмотренных дел с судом присяжных ничтожно мало. В 2018 году было 518 подсудимых, которые предстали перед судом присяжных, а в 2017 их было 499. Вот интересно, новые 2180 районных судов получили право рассматривать дела с помощью присяжных, а количество подсудимых увеличилось на 20 человек. Можно ли это считать реформой? Я думаю, нет.

Система отторгает суд присяжных именно потому, что им сложнее дирижировать. Система не хочет непредсказуемых судебных решений, ей нужно держать руку на горле суда. Если бы не воля президента, проявленная им дважды, то все было бы совсем плохо. Верховный суд уничтожил бы суд присяжных. Но президент велел ввести суд присяжных на уровне районов. После этого начались какие-то подвижки в этом направлении. А до этого суд присяжных всячески ограничивался. Какое-то время тому назад были лишены права на суд присяжных женщины, старики, несовершеннолетние. Частично эти нововведения одобрил Конституционный суд. Скажем, по делу Вадима Филимонова.

Одним словом, на сегодня суд присяжных так и не стал действенным инструментом правосудия. При царе, в начале XX века, было 40 тысяч дел в год с участием суда присяжных. А у нас чуть больше 200 дел. Разве это позволяет как-то суду присяжных влиять? Суд присяжных — это такая состязательная модель правосудия, на которую косятся и ФСБ, и МВД и, конечно, Верховный суд. И пока это есть, перспективы у него слабые.

— Сегодня один из принципов, который реализует власть, — цифровизация. Может ли цифровизация помочь модернизировать судебную систему?

— Цифровизация судов — это еще и откаты. То есть люди вкладываются не в правосудие, а во внешнюю сторону: в движение дел, в работу аппарата, в технологии, которые не создают напрямую правосудия. Причем документооборот, который хорошо ускорять в арбитражных судах, когда судятся юридические лица, не стоит ускорять в делах, которые касаются людских судеб. Люди, как правило, бедные, плохо умеют пользоваться компьютерами, нельзя все ограничивать Садовым кольцом, есть и другая Россия. И кроме того, судья должен видеть живьем истца и ответчика, а не только читать состязательные бумаги. И, наконец, создавать разные цифровые системы — это хорошо, это и дорого, и откаты, но вот кормить всех без исключения подсудимых в зале суда и обеспечивать им человеческие условия во время ожидания решения суда — вот на это почему-то ресурсов нет. Но именно это способствовало бы повышению качества правосудия. При том, что такая практика стоит дешевле, чем цифровизация.


— Концепция судебной реформы была официально одобрена Верховным Советом по предложению Ельцина еще в октябре 1991 года. Сегодня она еще имеет шансы реализации в России?

— Основные ее положения практически не реализованы в основном из-за сопротивления силовых структур. Основная проблема в том, что суд во многом остается придатком карательной машины. И первую скрипку здесь играет тайная полиция — ФСБ. Судьи не хотят ссориться с силовиками. Ведь те, по сути, определяют карьеру судьи. Хотя бы потому что заседают в комиссии при президенте, когда разбираются кандидатуры судей на повышение, на перевод в вышестоящий суд и так далее.

Так что нужна политическая воля, причем первого лица, как это было во времена реформы 1864 года. Также нужно создание независимой структуры внутри исполнительной власти, а лучше в администрации президента, по проведению воли президента в жизнь.

Без этого ничего не было бы, кстати, и при Ельцине. При нем это было сделано, поэтому мы имеем суд присяжных, судебный контроль за арестами, новый статус судьи и так далее. А сейчас, к сожалению, все это свернуто и реформу доверяют в руки врагам реформы. Например, Верховный суд пытался реформировать суд присяжных путем его полного уничтожения. Спасибо, президент вступился и на съезде судей объяснил, что такое суд присяжных, и они сделали вид, что он их просветил.

Это будет сделано, если будет создана независимая структура внутри президентской администрации для проведения в жизнь. Потому что министерство юстиции, министерство внутренних дел и Верховный суд ориентируются не на развитие системы, а на функционирование системы. А тут надо проявлять творческую инициативу, вкладываться в проекты, которые не обязательно увенчаются успехом, надо получать обратную связь — то есть это особая работа по реформированию.


— Какие основные положения были заложены в концепцию реформы?

— Основная идея: судебная власть должна быть независима от законодательной и исполнительной. Эта цель не достигнута. Была идея создания суда присяжных. Эта цель частично достигнута. Далее — создание судебного контроля за арестами. На бумаге это произошло. И суды действительно рассматривают такие вопросы с 1992 года. Кроме того, произошло распространение судебной юрисдикции на множество гражданских дел. До концепции судебной реформы, например, бригадир не мог пожаловаться в суд, если его увольняют. Он мог жаловаться только вышестоящему начальству. Были предложения с изменением судебной статистики. К сожалению, судебная статистика связана с количеством рассмотренных дел и с количеством отмены изменений. Это опасно для судей, потому что их качество работы считают по этим странным количественным показателям. К сожалению, эти идеи были опошлены бюрократией.

Например, была идея несменяемости судей. Идея в общем правильная, но при условии, если назначены достойные люди, у которых есть в голове правовое содержание. А сейчас мы видим, что судейские должности в основном занимают барышни, которые просто получили опыт секретарей в судейской среде, или чиновники правоохранительных органов. Вот отсюда обвинительный уклон, подписание приговоров под копирку, фальсификация и так далее.

Они подчиняются аппаратным правилам, а не правилам правосудия.

И кроме того, это оздоровление инвестиционного климата. Если у тебя могут отобрать имущество в любой момент, или ты вынужден платить не только государственные налоги, но и откаты, да еще отстегивать силовикам, то никто в такой экономике работать не хочет. Так что независимый суд — это гарантия стабильности, безопасности и экономического развития.

Беседовал Евгений Сеньшин

Приведенные мнения отображают позицию только их авторов и не являются позицией Московской Хельсинкской группы.

Читайте также: