Обвинительный приговор суда во франции выносится кем

Обновлено: 28.04.2024

В последнее время судебные репортажи стали популярным жанром. Я, например, с интересом следил за перипетиями известных дел, описываемых в наших СМИ, — рассмотрение в судах дел Политковской, Навального, Немцова, Улюкаева, Серебренникова. В каждом из них наблюдалась примерно одна и та же картина: "тщетно бьющиеся с произволом" адвокаты, "непробиваемый" суд, практическое отсутствие интриги. Но это все громкие процессы, а как обстоят дела в обыденности? В обыденности, говорят адвокаты, все еще хуже. Так ли это? На этой неделе у меня появилась возможность лицезреть ту самую обыденность на заседании одного из районных судов Москвы, и вот какие впечатления я оттуда вынес.

Вначале оговорюсь — я присутствовал на заседании не инкогнито, вел запись с разрешения судьи. Дело это еще рассматривается по первой инстанции, поэтому идентифицирующие его детали я скрою. Однако все основано на реальных событиях, и запись заседания у меня есть. Пишу это только в качестве неких наблюдений обывателя, который немного знает кухню предварительного расследования изнутри и еще находится под впечатлением взятого не так давно интервью Сергея Пашина, в котором в числе прочего говорилось об истоках обвинительного уклона в российских судах.

Сюжет этого дела тривиальный: у подсудимого была знакомая, которая начала употреблять наркотические средства, и в один прекрасный момент она попадает в поле зрения наших правоохранительных органов. С ее слов, по обвинению в краже золота у своей мачехи. Далее (опять же, с ее слов, она была ключевым свидетелем на заседании) ей предлагают поучаствовать в оперативной закупке в обмен на непривлечение по ст. 158 УК РФ. Она вспоминает про своего знакомого, который ей неоднократно привозил аспирин под видом мефедрона (с ее слов, так он ее "отучал" от наркотиков, видимо, еще и зарабатывал, поскольку делал это небезвозмездно), и решает убить двух зайцев: парня вряд ли посадят за аспирин, думает она, и мне будет хорошо. В общем, они договариваются о встрече, ее предварительно досматривают, снабжают диктофоном и двумя купюрами по 1000 руб., которые предварительно оперативниками ксерокопируются. Все это, естественно, в присутствии двух понятых женского пола. Во время встречи парень дает ей какой-то сверток, она ему — деньги, после чего девушка берет сигарету. Это условный сигнал, после которого оперуполномоченные задерживают парня. В результате у парня обнаруживают вовсе не аспирин, а мефедрон, что с успехом показывает экспертиза.

По версии следствия, в доказательственной базе комплект — показания девушки, таксиста, который якобы подвозил парня, аж четырех понятых (две женщины, при которых происходил досмотр девушки и непосредственное задержание, и два мужчины, присутствовавшие на досмотре задержанного), очная ставка с признательными показаниями, заключение экспертизы (эксперты из ЭКО МВД, как полагается).

Однако адвокат обращает внимание на некоторые нестыковки. Во-первых, он утверждает, что таксист допрошен не тот, который подвозил парня, а "тот самый таксист" вместе с подсудимым заезжал в аптеку и был свидетелем того, как парень растолок аспирин, после чего упаковал его в сверток. Во-вторых, он добивается показаний девушки и знающих эту пару людей, что подсудимый неоднократно подсовывал ей аспирин вместо наркотиков, а сами "наркотики" при задержании не имели характерного запаха. Более того, девушка признается на суде в том, что на нее надавили и показания она давала под угрозой привлечения к ответственности по ст. 158 (см. выше про золото мачехи). Ну и, наконец, адвокат получает сведения, что на одном из ключевых доказательств обвинения — протоколе очной ставке — подписи подсудимого подделаны, а самой очной ставки не было. Об этом, кстати, девушка тоже открыто заявляет на суде.

Адвокат, будучи уверенным в том, что парня "закрыли ради палки", закидывает суд ходатайствами: о вызове и допросе "того самого таксиста", личность которого он установил, о проверке показаний подсудимого на месте с выездом в аптеку, в которой он якобы купил аспирин по дороге на встречу, о запросе детализации переговоров между таксистом и парнем, о приобщении протоколов сделанных им опросов свидетелей, якобы знавших о ситуации, а также проведении почерковедческой экспертизы в части подписи, выполненной на протоколе очной ставки.

В удовлетворении всех ходатайств суд отказывает. Судья считает, что оснований для приобщения протоколов адвокатского опроса нет, поскольку неясно, где, когда и при каких обстоятельствах проводились эти опросы, информации о таксисте недостаточно, тем более что есть добытые в установленном процессуальном порядке показания другого таксиста, которые не опровергнуты; также нет никаких оснований полагать, что новые свидетели выскажут что-то значимое по делу, — ведь уже установлено, что был звонок, встреча, передача свертка, его осмотр и упаковка при понятых, экспертиза, наконец.

Показания же главной свидетельницы судья решает проверить путем сопоставления с показаниями ее же, данными на следствии, а также показаниями других свидетелей — понятых и оперуполномоченных, бывших на задержании. Девушка, надо сказать, стоит на своем, — она утверждает, что после передачи свертка оперуполномоченные в ходе осмотра вскрывали пакет, и она не ощутила характерного запаха мефедрона, парень же кричал при этом во всеуслышание, что это аспирин. Показания остальных свидетелей разделились: дознаватель, при которой вскрывался пакет, говорит, что порошок девушка-приманка при вскрытии не нюхала, одна из понятых утверждает, что нюхала и даже говорила, что это не наркотик, т.ак как запах не тот; вторая вообще мало что показала — не смогла даже вспомнить, что присутствовала на предварительном досмотре девушки перед направлением ее на встречу, однако показания, данные следователю, подтвердила. Оба мужчины-понятые показали, что у парня изъяли 2 тысячи, один из них при этом припоминал, как парень кричал, что это не за наркотик, а второй ничего не припоминал, но согласился с тем, что сказал на следствии, а в зачитываемых из дела показаних все как один утверждали, что парень в ходе досмотра признавал, что это деньги за наркотики. Оперуполномоченный, который брал объяснения у девушки после задержания, показал, что со слов коллег узнал о ее задержании по ст. 158, но что происходит с тем делом, он не знает.

Что в итоге имеет суд: две диаметрально противоположные версии, каждая из которых до конца не опровергнута. Есть спорные показания ключевого свидетеля и показания, данные вразнобой остальными свидетелями на суде, однако при этом стройные и как под копирку данные показания на предварительном следствии, после зачитывания которых, а также волшебного вопроса судьи: "Каким показаниям верить, в каком случае Вы помнили обстоятельства лучше — тогда или сейчас?" — все как один заявляют, что тогда, конечно, лучше помнили, а сейчас все уже забылось, ведь больше года прошло, лишь некоторые несущественные детали приходят на ум: у кого-то козырек телефонной будки, на которую был положен сверток, а у кого-то слезы задержанного. В итоге с неизбежностью понимаешь, что каждый такой допрос прирастает показаниями в пользу обвинения, а позиция защитника продолжает висеть на ниточке противоречивых показаний ключевой свидетельницы, которым суд в силу их противоречивости уже не склонен доверять. Показания про фальсификацию подписей в протоколе очной ставки суд решает проверить путем вызова составлявшей протокол сотрудницы, и я уже примерно представляю, что она скажет. Напор защитника на то, что есть позиция Конституционного Суда, по которой адвокатский опрос должен быть приобщен к делу в качестве доказательства, упираются в глухую стену судебного непонимания.

Что-то мне говорит о том, что зерно сомнения, посеянное защитой в этом деле, так и не прорастет. И виной тому вовсе не "произвол", о котором твердит адвокат, — нет, на суде все выглядит вполне пристойно, судья сам порой помогает подсудимому формулировать вопросы и вообще ведет процесс профессионально, однако после каждого нового намека на возможную фальсификацию доказательств усиливается ощущение неприятия доводов защиты со стороны председательствующего, что подтверждается и сутью его действий в процессе. И с точки зрения существующей системы я его очень даже понимаю. Так, может быть, дело в самой системе?

Хочу проследить, каков будет приговор, напишу позже про него. Интересно все-таки, как в итоге будут "биться" показания основного и второстепенных свидетелей, будут ли проведены те действия, о которых ратует защита, проверены версия с аптекой, ситуация с уголовным делом в отношении свидетельницы по ст. 158, с подделкой подписи в следственных документах и обратится ли в итоге судья к известному принципу in dubio pro reo.

Состязательность отпадает, потому что обвиняемый признает свою вину или начинает сотрудничество со следствием. И хотя закон как бы идет навстречу тем, кто содействует правосудию, так ли выгодно такое рассмотрение самому обвиняемому?

Факты и размышления, изложенные в статье, точно помогут вам понять, что представляет собой особый порядок рассмотрения уголовных дел. Возможно, даже помогут сориентироваться, так ли это нужно в вашем конкретном случае.

Однако каждое дело индивидуально, и при решении данного вопроса вы должны руководствоваться советами опытного юриста и, в конечном итоге, своей головой. Если вы еще не нашли специалиста, который будет защищать вас в суде, рекомендуем сделать это как можно скорее.

Особый порядок рассмотрения уголовного дела: что это?

Уголовный процесс предполагает состязательность сторон обвинения и защиты. Цель — выяснить, виновен ли подсудимый в совершении конкретного преступления.

В этом одно из отличий от гражданского судопроизводства: последнее может не иметь состязательности (приказное производство), и здесь неважно, виновны вы действительно или нет. Если хотите удовлетворить требования истца даже просто при нежелании спорить — пожалуйста, никто препятствовать не будет.

В судопроизводстве, регулируемом нормами УПК, не так: если вы признаете себя виновным, добровольно беря на себя чужую вину, суд не вынесет обвинительный приговор, не будучи уверенным в справедливости такого решения. То есть здесь цель не разрешить спор, а именно докопаться до истины и назначить справедливый приговор (в идеале).

Зная это, проще понять феномен особого порядка рассмотрения уголовного дела в суде первой инстанции, установленного в 2009 году разделом 10 Уголовного процессуального кодекса.

Предполагается, что есть 2 порядка вступления в такое производство: согласие обвиняемого с предъявленным ему обвинением и заключение досудебного соглашения о сотрудничестве сторон защиты и обвинения (главы 40 и 40.1 УПК соответственно).

Но принцип один: обвиняемый признает свою вину (прямо или косвенно, как в случае с досудебным соглашением) в обмен на некоторое смягчение приговора, что значительно облегчает и ускоряет работу суда и нагрузку на судебную систему в целом.

Суд не углубляется в детали дела, не исследует доказательства и обстоятельства (кроме, например, тех, что характеризуют личность обвиняемого), так как стороны отказываются от состязания.

Именно поэтому здесь важно согласие каждой участвующей стороны. Особый порядок по уголовным делам не применяется к несовершеннолетним ввиду их недееспособности. Также в обоих случаях подсудимый освобождается от уплаты судебных издержек. Чтобы лучше разобраться, чем одна процедура отличается от другой, рассмотрим каждую отдельно.

Особый порядок вследствие признания обвиняемым своей вины

Особый порядок рассмотрения уголовного дела вследствие признания обвиняемым своей вины регулируется статьями 314–317 УПК. Такое рассмотрение доступно исключительно по инициативе подсудимого, что логично. Однако не всегда можно признать свою вину и просить особого порядка.

В УПК говорится, что для этого преступление, в котором лицо обвиняется, не должно относиться к категории особо тяжких. Формулировка статьи 314 касается не категории преступления, а максимально возможного срока за него — 10 лет. А под эту категорию подпадают преступления небольшой тяжести, средней тяжести и тяжкие, согласно статье 15 УК РФ.

Второе условие — наличие согласия на переход к такому порядку стороны обвинения: государственного обвинителя (прокурора), потерпевшего и частного обвинителя, которым является потерпевший в делах частного и частно-публичного обвинения (это может быть клевета, насилие, побои, телесные повреждения без потери потерпевшим трудоспособности и другие).

И особо выделено законодателем: обвиняемый должен пойти на этот шаг добровольно, предварительно проконсультировавшись со своим защитником, и должен осознавать характер и последствия своего ходатайства.

А последствия у такого ходатайства серьезные: вынесение обвинительного приговора. Это единственный исход для уголовного дела, которое рассматривается в особом порядке. Казалось бы, можно обжаловать. Но границы обжалования значительно сужены: вы не сможете оспорить выводы суда, основанные на фактических обстоятельствах, а фактически — не сможете изменить обвинительный приговор на оправдательный.

Доступные основания для обжалования в апелляции по статье 389.15 УПК: нарушение судьей норм УПК, некорректное применение норм УК, вынесение несправедливого приговора. Это означает, что вы потенциально сможете добиться только смягчения приговора, но не более.

Здесь важно отметить, что суд, имея обоснованные подозрения в невиновности обвиняемого, может отменить особый порядок рассмотрения уголовного дела и перейти к общему. Последний, в свою очередь, имеет, как минимум, два варианта исхода: вынесение обвинительного или оправдательного приговора.

Суд отказывает в ходатайстве об особом порядке и в том случае, если не соблюдены специальные условия, изложенные выше. Замена на общий порядок происходит не только по инициативе суда, но и по заявлению самого обвиняемого, прокурора или потерпевшего (то есть до вынесения приговора можно передумать).

Ходатайство заявляется во время ознакомления с материалами дела, что будет отмечено в протоколе процедуры, или во время предварительного слушания, если без его проведения нельзя обойтись (правила статьи 229 УПК).

Если дело начинают рассматривать в особом порядке, то за основу берут общий порядок и немного его меняют.

Во-первых, рассмотрение без обвиняемого и его защитника не допускается. Порядок действий в заседании такой:

оглашается обвинение (прокурором или частным обвинителем);
судья выясняет, понятно ли подсудимому обвинение, согласен ли он с ним, желает ли перехода к особому порядку, понимает ли, что это будет означать для него;
исследуются отягчающие и смягчающие обстоятельства, а также те, что позволяют определить личные качества подсудимого (хотя могут и не быть исследованы);
выносится обвинительный приговор и разъясняется право на его обжалование — только если никто не возражает и у суда достаточно доказательств виновности лица.

Многие обвиняемые, которые соглашаются на особый порядок по уголовному делу, делают такой выбор исходя из того, что судьи в этом случае не имеют права назначить более двух третей объема наказания (срока, размера штрафа и т.д.). Однако, действительно ли это то, ради чего стоит признавать свою вину?

Практика показывает, что судьи относительно редко назначают сроки, превышающие две трети максимального — защитникам обычно удается добиться смягчения. Поэтому в данном контексте это очень сомнительный плюс процедуры.

А на фоне минусов — вынесения исключительно обвинительного приговора и невозможности сменить его на оправдательный в порядке апелляционного пересмотра — тем более стоит очень тщательно все обдумать.

Решение ходатайствовать о начале такой процедуры целесообразно делать, когда вы виновны, плюс много отягчающих дело обстоятельств и вам железобетонно грозит большой срок.

Особый порядок рассмотрения уголовного дела в связи с заключением досудебного соглашения

Несколько по иному дела обстоят с особым порядком, когда он вводится в связи с заключением досудебного соглашения. Оно предполагает, что обвинение и защита договариваются о том, каким образом будет смягчена ответственность лица, если он совершит специальные действия в помощь следствию.

Введение особого порядка по уголовным делам предусматривает составление двух документов:

подписанного защитником письменного ходатайства подозреваемого на имя прокурора о заключении соглашения;
самого соглашения, в котором конкретно перечислены действия, которые лицо обязуется осуществить.

Они должны способствовать расследованию, раскрытию личностей соучастников, поискам пропавшего в результате преступления имущества. Между ходатайством и ответом на него от прокурора может пройти максимум три дня.

При этом сам заявитель также должен уложиться в специальные сроки: с начала уголовного преследования и до завершения предварительного следствия (потому соглашение и называется досудебным).

Возникает логичный вопрос: должен ли обвиняемый признать свою вину, чтобы заключить досудебное соглашение? В законе такого требования не содержится. Однако конструкция этого механизма не предусматривает возможности вынесения оправдательного приговора или прекращения процедуры по реабилитирующим основаниям.

Тому подтверждение — специальное указание статьи 317.7 УПК, согласно которому, порядок проведения судебного заседания в этом случае идентичен порядку, предусмотренному для особого рассмотрения дел в связи с признанием своей вины.

Пункт 5 самой статьи гласит, что после проведения всех необходимых процедур судья выносит обвинительный приговор. Поэтому рассчитывать на то, что за активной помощью следствию последует оправдательный приговор, не приходится.

Несмотря на то, что исход такой же, как был описан нами в предыдущем пункте, он более вариативен. Наказание может быть более мягким (данная мысль в законе не конкретизируется), может выражаться в виде условного осуждения. Еще один вариант — освобождение от отбывания наказания. Эти условия более лояльны, чем для тех, кто просто признал свою вину, потому что, грубо говоря, их нужно заслужить.

Хотя суд, как и в первом случае, не исследует фактические обстоятельства и доказательства, он исследует то, насколько подсудимый выполнил все условия и обязанности, которые взял на себя в досудебном соглашении.

Последовательность действий при судебном рассмотрении похожа на ту, что была представлена нами ранее. Отличие: обвинитель описывает, как лицо выполняло взятые на себя требования, затем сам подсудимый делает то же самое. Упор в исследовании именно на это, поэтому суду важно выяснить:

как именно и в каком объеме содействовал следствию подсудимый;
как повлияло и какую ценность для раскрытия преступления имело содействие подсудимого;
были ли обнаружены какие-либо преступления или возбуждены другие уголовные дела в результате сотрудничества с подсудимым;
имелась ли вследствие такого сотрудничества угроза личной безопасности самого подсудимого, его родственников и других близких лиц, и какова была ее степень — то есть, как сильно рисковал подсудимый, содействуя правосудию, и какие меры государственной защиты потребовалось применить;
обстоятельства, характеризующие личность подсудимого, а также те, что смягчают и отягчают наказание.

Отдельно нужно сказать о пересмотре таких приговоров. Их апелляционное обжалование проходит в том же порядке, что и в случае с признанием лицом своей вины.

Однако, согласно статье 317.8 УПК, по таким приговорам может быть подана кассационная жалоба, если будет обнаружено, что приговоренный предоставил ложную информацию, чем нарушил условия досудебного соглашения.

Нельзя однозначно сказать, будет ли обвиняемому или подозреваемому выгоден особый порядок рассмотрения — это зависит от совокупности обстоятельств уголовного дела.

Бывает так, что подозреваемый намеренно идет на досудебное соглашение в целях затягивания сроков — это может позволить избежать наказания по преступлениям небольшой тяжести, период давности по которым относительно короткий.

Бывает, что невиновный специально берет на себя вину, например, покрывая своего близкого человека — для этого установлена возможность перехода к общему порядку по инициативе суда.

В любом случае, особый порядок по уголовным делам более выгоден суду, нежели другим сторонам процесса.

Поручите задачу профессионалам. Юристы выполнят заказ по стоимости, которую вы укажите. Вам не придётся изучать законы, читать статьи и разбираться в вопросе самим.

Первая, негласная часть процесса вооружает представителя господствующего класса — прокурора — необходимыми средствами обвинения, резко стесняя средства защиты обвиняемого. Вторая, гласная часть процесса должна создавать представление о равенстве сторон перед беспристрастным судом.

Обратимся к более подробному рассмотрению построения отдельных стадий французского уголовного процесса. По мысли законодателя, их совокупность образует ряд последовательных действий различных агентов власти, направленных на раскрытие и доказательство факта преступления, изобличение и осуждение виновного в нем лица.

Уголовное преследование

Одним из основных принципов построения уголовного процесса по Code d'instruction criminelle является подчеркиваемое всеми авторами отделение функции уголовного преследования от функций расследования и разрешения уголовных дел по существу. Такое отделение объясняется в теории стремлением обеспечить полноту, всесторонность и беспристрастность расследования и разбирательства дел, которые были бы невозможны при объединении этих функций с уголовным преследованием, то есть деятельностью, имеющей обвинительный характер.

Без большой погрешности можно утверждать, что во Франции существует монополия прокурорского преследования.

В самом деле, частного обвинения там не существует. Возбуждение преследования по жалобе потерпевшего для прокуратуры необязательно . Только в том случае, когда потерпевший заявляет о предъявлении гражданского иска, прокурор обязан передать дело для расследования следственному судье. Но и при этом он может сразу дать заключение об отсутствии оснований для возбуждения дела. Практика показывает, что при наличии такого заключения прокурора следственный судья, по общему правилу, не возбуждает дела.

Только по делам, подсудным судам исправительной и простой полиции, потерпевший-истец имеет право непосредственного вызова обвиняемого в суд. Суд обязан в таких случаях выслушать в судебном заседании заключение прокурора.

Закон 1810 года предоставил общему собранию апелляционного суда по докладу одного из его членов право предлагать генеральному прокурору возбудить уголовное преследование. Однако этот закон никогда не имел реального значения, и в течение почти века было лишь несколько случаев использования апелляционным судом указанного в законе права.

Чем руководствуется французский прокурор, возбуждая уголовное преследование или отказываясь от его возбуждения?

Буржуазная теория различает два принципа, на которых может быть построено должностное уголовное преследование. Первый называется принципом законности. Его выражением является обязанность прокурора возбуждать уголовное преследование по каждому совершившемуся и подлежащему наказанию преступлению, независимо от соображений о тех или других затруднениях или неудобствах, могущих быть результатом возбуждения преследования.

Однако с первых же лет действия Уголовно-процессуального кодекса (1808 г.) ряд циркуляров министерства юстиции предписывал чинам прокуратуры возбуждать уголовные дела, особенно по маловажным преступлениям, только в случае действительного и явного нарушения общественного порядка. Вопрос о наличии, или отсутствии такого нарушения решается по усмотрению прокурора, на действия которого по уголовному преследованию могут быть принесены жалобы лишь по начальству в порядке прокурорской подчиненности.

Поэтому следует признать более правильным взгляд, согласно которому французская прокуратура в области возбуждения уголовного преследования действует на основе принципа целесообразности, а не на основе принципа законности .

Естественным практическим следствием этого является та произвольность решений прокуратуры, на которую постоянно • указывалось в литературе. С одной стороны, зачастую возбуждается преследование по пустяковым делам, с другой стороны, прокуратура часто остается пассивной при наличии нарушений, имеющих общественное значение, если возбуждение дела затрагивает интересы лиц, близких к правительству или местной администрации.

Нарекания на пристрастность прокуратуры, располагающей монополией обвинения, весьма многочисленны. Гнейст подчеркивал в 1874 году, что пристрастность французской прокуратуры особенно проявляется в делах о преступлениях в печати против избирательного права и преступлениях должностных

Однако необходимо указать, что закон ограничивает усмотрение прокуратуры моментом возбуждения уголовного преследования. Если же прокуратура приняла решение о возбуждении уголовного преследования и в соответствии с этим направила дело либо следственному судье для производства расследования, либо непосредственно в суд (трибунал исправительной полиции), она не имеет права ни взять назад обвинение, ни прекратить дело. Придя к выводу об отсутствии данных для дальнейшего ведения дела или для поддержания обвинения, чины прокуратуры могут только заявлять о своем мнении судье или суду (conclusions, requisitoire de поп lieu, d'absolution).

Предварительное следствие

Следственный судья, подчиненный дисциплинарному надзору прокурора и апелляционного суда, приступает к следствию по предложению прокурора, с ведома которого он производит главные следственные действия. Он имеет право лично производить обыски и выемки (а также поручать их производство полицейским агентам), назначать меры пресечения, запрещать арестованному сношения с внешним миром

Основными чертами предварительного следствия в течение почти всего XIX в. были: а) Отсутствие состязательности. Следствие производилось опытным следственным судьей; благодаря профессиональной привычке он был склонен в каждом обвиняемом видеть виновного и старался довести его до сознания рядом повторяющихся допросов. В то время как прокурор знакомился с ходом следствия и выдвигал перед следственным судьей свои требования о производстве дополнительных действий, обвиняемый не мог ни присутствовать при совершении следственных действий, ни знакомиться с сущностью собранных против него улик, ни пользоваться помощью защитника.

Он мог только представлять в обвинительную камеру суда свои заявления и возражения против действий следователя в письменном виле.

б) Тайна следствия. Все оно проводилось п£>и закрытых дверях без допущения к ознакомлению с актами обвиняемого и потерпевшего — гражданского истца.

в) Строгая письменность. Каждое действие следственного судьи — допрос, осмотр, обыск — должно подробнейшим образом протоколироваться.

г) Стеснение личной свободы обвиняемого. Обвиняемый рассматривался не как сторона в процессе, а как объект исследования. По общему правилу, при обвинении в тяжком преступлении обвиняемый все время предварительного следствия находился в заключении .

Говоря о предварительном следстбии, мы должны помнить, что, как было указано, выше, при создании Процессуального кодекса 1808 года префекты департаментов (и префект полиции Парижа) получили широкие следственные полномочия. Согласно ст. 10 Процессуального кодекса 1808 года они имеют право расследовать преступления, проступки и нарушения, собирать доказательства и передавать виновных судам. Префекты имеют право поручать производство соответствующих следственных действий подчиненным им агентам полиции. Комиссары полиции, мэры и их помощники, а также полевые и лесные сторожа по делам о нарушениях, а последние и по делам о некоторых проступках составляют ПРОТОКОЛЫ, удостоверяющие наличие проступка или .нарушения. Некоторые из таких протоколов имеют безусловно обязательную силу судебного доказательства. Эти агенты допрашивают свидетелей и имеют право задерживать обвиняемых и препровождать их вместе с протоколами в распоряжение прокурора.

Данные, собранные агентами полиции по делам о проступках и нарушениях, служат достаточным основанием для того, чтобы прокурор направил соответствующее дело в суд исправительной или простой полиции без производства предварительного следствия .

Защита на предварительном следствии

Особенно обострилась борьба за допущение защитника на предварительное следствие в 90-х годах как часть общей борьбы за демократические права граждан.

Несколько скандальных процессов вскрыли явные злоупотребления следственных судей Мировую известность приобрело дело невинно осужденного военным судом капитана Дрейфуса, якобы продавшего Германии военные секреты Франции. В 1896 году в печати были опубликованы данные о том, что обвинение Дрейфуса было заведомо недобросовестно выдвинуто руководством военного министерства. В стране началось возглавляемое писателем Э. Золя общественное движение за пересмотр дела невинно осужденного Дрейфуса.

В разгар этого движения был, наконец, принят закон о допущении защитника к участию на предварительном следствии. Согласно закону 8 декабря 1897 г. защитник может быть допущен после первого допроса обвиняемого. Однако участие его на предварительном следствии весьма ограничено. Он может присутствовать лишь при тех следственных действиях, в которых принимаёт участие обвиняемый, то есть при допросе обвиняемого и при очной ставке его с другими участниками процесса. О назначении каждого такого следственного действия защитник должен быть извещен следственным судьей не позже, чем за 24 часа и может ознакомиться до начала указанного действия с письменными материалами дела. Без разрешения следственного судьи защитник не имеет права задавать вопросов участникам названных следственных действий. Он может получать личные свидания со своим подзащитным для консультаций и составлять от его имени заявления и жалобы на действия следственного судьи.

Защитнику также должны сообщаться важнейшие постановления следственного судьи по вопросу об изменении меры пресечения, окончании следствия и пр.

Таким образом, допущение защитника к участию в предварительном следствии не превратило эту стадию процесса в состязательную. Оно установило только возможность контроля со стороны защитника за соблюдением следственным судьей гарантированных законом прав обвиняемого2.

Как показал опыт, принятие закона 1897 года не оказало сколько-нибудь заметного влияния на усиление реальных гарантий прав обвиняемого в этой стадии процесса.

Предание суду

Предание суду по делам, подсудным суду присяжных, сохранило в самом чистом виде ревизионно-розыскной порядок. Процессуальный кодекс 1808 года создал контроль высшей судебной власти над обвинительной деятельностью прокурора в лице обвинительной камеры апелляционного суда. Таково было ее первоначальное назначение. Впоследствии эта задача постепенно умалилась. Поскольку прокуратура оказалась весьма энергичным органом, в полной мере охраняющим интересы господствующего класса, контрольная деятельность обвинительной камеры ослабела. Камера не стала органом защиты прав обвиняемого, как об этом говорят некоторые французские процессуалисты '.

Следственный судья, находя, что законченное следствие дает основание для предания суду, направляет дело в прокуратуру. Генеральный прокурор при апелляционном суде докладывает дело в 10-дневный срок камере предания суду (chambre de la mise en accusation), являющейся одним из отделений апелляционного суда. Здесь рассмотрение дела происходит в закрытом заседании. Обвиняемый, его защитник и потерпевший, который предъявил гражданский иск, могут только представить в письменном внде свои заявления (ст. ст. 217—225 Кодекса 1808 г.).

Обвинительный акт делится на две части: экспозэ (то есть тисательная часть) и резюмэ (заключительная часть). В первой части должны быть подробно описаны все обстоятельства 1реступления с точным указанием на личность обвиняемого. 3 заключительной части должно быть кратко формулировано обвинение в совершении определенного преступления .

По общему правилу, если обвиняемый предается суду с присяжными, камера предания суду постановляет о его аресте.

Это уменьшает грозящее обвиняемому наказание, но повышает шансы на осуждение, так как суд исправительной полиции состоит из одних постоянных судей без присяжных.

Во всех случаях подсудности дела другому суду, а не ассиз- ному (суду с присяжными), прокуратура дает свое заключение следственному судье, окончившему расследование, и этот последний направляет дело со своим постановлением в суд простой или исправительной полиции. Соответствующий суд обязан принять дело к рассмотрению без особой процедуры предания обвиняемого суду.

Судебное разбирательство

Основными принципами судебного рассмотрения дела являются гласность, устиость и состязательность. Гласность состоит в разбирательстве дел при открытых дверях и в возможности печатать в газетах отчеты о ходе заседаний. Соблюдение устности есть безусловное требование для аосизного суда. Здесь ни одно письменное показание ни в коем случае не может быть оглашено перед присяжными до устного допроса соответствующего лица. Состязательность понимается в том смысле, что обвиняемый должен быть ознакомлен со всеми материалами обвинения и формально имеет возможность защищаться против них. В ассизном суде обязательны назначение защитника и участие прокурора. Соблюдение этих принципов подлежит проверке в кассационном порядке, и их нарушение согласно закону влечет отмену приговора.

Состязательность французского судебного разбирательства, выражающаяся в участии в нем прокурора и обвиняемого с его защитником, отнюдь не означает полного процессуального равенства сторон.

По основному правилу французского процесса в каждом уголовном деле прокуратура считается главной стороной (partie principale), которая предъявляет суду известные требования и домогается их удовлетворения. Эта деятельность прокуратуры обосновывается задачей охраны закона и публичных интересов.

Более широкие полномочия прокурора по сравнению с защитником в стадии судебного разбирательства объясняются во французской процессуальной теории тем, что прокурор является одновременно и обвинителем, и органом надзора за законностью. В этом последнем качестве он имеет ряд преимуществ перед обвиняемым и его защитником. Первым из них является активное участие генерального прокурора апелляционного суда или прокурора, назначенного к выступлению по данному делу в ассиз- ном суде, в составлении совместно с президентом суда списка свидетелей и экспертов, вызываемых к судебному разбиратель-. • ству. Допрос этих лиц производится в порядке, указанном прокурором .

Вторым преимуществом прокурора являлся особый порядок >гачала судебного следствия в ассизном суде. Здесь после оглашения определения о предании суду и обвинительного акта прокурор имел право произнести вступительную речь (expose) с из- ожением обстоятельств дела. Эта вступительная речь прокурора 1ало-помалу вышла из употребления ввиду постоянных нарека- щй на то, что она являлась настоящей обвинительной речью, фоизнесенной еще до рассмотрения доказательств и отличав-

шейся резкостью и преувеличениями Однако по делам очень сложным по сущности обвинения и числу подсудимых вступительная речь иногда произносится.

Третьим преимуществом прокурора является право непосредственного допроса свидетелей и экспертов, тогда как подсудимый и его защитник задают им все вопросы через председателя президента.

Особенно резко выступает преимущество прокурора как стража законности в том, что он, считая показания какого-либо свидетеля заведомо ложными, имеет право тут же обратиться к президенту с предложением об аресте свидетеля. В случае отказа президента сделать соответствующее распоряжение прокурор имеет право, действуя как в случае flagrant delit, подвергнуть такого свидетеля временному аресту для привода (mandat d'amener).

Наконец, прокурор имеет право допрашивать подсудимого, который, хотя формально и является стороной, обязан отвечать на вопросы противной стороны.

Французская форма построения судебного разбирательства, в отличие от английской, состоит в резком отделении поверки судом доказательств по делу от прений сторон.

Вторым весьма существенным отличием французского судебного следствия от английского состязательного следствия является подробный допрос подсудимого, производимый президентом. Только после него допрос ведут стороны.

Такое построение судебного разбирательства на практике превращает председателя во второго обвинителя, имеющего в то же время возможность произвольного сокращения прав защиты. Пристрастность французских председателей, их резко обвинительная тенденция не раз отмечались в процессуальной литературе .

Ввиду такой активности председателя в судебном следствии участие в нем прокурора обычно бывает более пассивным.

Прокуратура как бы сберегает свои силы для заключительных прений, которые можно считать важнейшим моментом ее деятельности в ассизном суде

Близкие к этой характеристике описания обвинительных приемов французской прокуратуры дают и специалисты по уголовному процессу. Мы находим их у английского автора Сти- фена, у немецкого процессуалиста Миттермайера, у наших соотечественников Владимирова, Муравьева, Кони .

Характеристика защитительной речи во французском суде присяжных во многом совпадает с приведенной выше характери- ! стикой речи прокурора. Господствующие в этой речи театральность и громкие фразы вошли в поговорку. На речь защитника во Франции смотрят, как на произведение искусства. Бурное цветистое красноречие, блеск цитат и пафос нередко заменяют здесь деловой анализ обстоятельств дела, а вместо подкрепления выводов фактами, приведенными в логическую систему, защитник часто стремится загипнотизировать присяжных, возбуждая их чувства.

Во французской судебной практике нередко отмечались случаи крайне резкого тона защитника в отношении прокурора и взаимных перебранок сторон.

После речей сторон могут быть допущены реплики прокурора и гражданского истца, но закон требует, чтобы последнее слово было обязательно предоставлено обвиняемому или его защитнику (ст. 335 кодекса 1808 г.). Отказ в предоставлении этого последнего слова защите является безусловным основанием к отмене приговора.

В судебной практике принято, чтобы после реплики защитника президент ассизного суда обратился к подсудимому с вопросом, не желдет ли он дополнить чем-либо защиту.

Соблюдение основных предписанных законом процессуальных форм должно быть отмечено в протоколе судебного заседания.

Смотрите также:

Революция во Франции в отличие от Значение Французской революции XVIII в. не ограничивается.

Обстоятельства дела

Ходатайства были отклонены судьей, который посчитал, что Борис Ольхов использовал в них оскорбительные формулировки, после чего вынес ему замечание. Судья также направил в Адвокатскую палату Московской области частное постановление, в котором просил привлечь защитника к дисциплинарной ответственности. В отношении адвоката было возбуждено дисциплинарное производство, по итогам которого Борису Ольхову было вынесено замечание.

В октябре 2017 г. Главное следственное управление СК РФ по Московской области возбудило уголовное дело в отношении адвоката за неуважение к суду, выразившееся в форме оскорбления судьи, по ч. 2 ст. 297 УК РФ. В дальнейшем следствие переквалифицировало действия адвоката, предъявив ему обвинение по ч. 1 ст. 298.1 УК РФ – клевета в отношении судьи.

По версии следствия, спорными высказываниями адвокат распространил заведомо ложные, не соответствующие действительности сведения, затрагивающие репутацию, профессиональные и моральные качества судьи Ступинского горсуда Московской области С., опорочив его честь и достоинство как человека и лица, отправляющего правосудие, одновременно нарушив нормальную деятельность суда и умалив авторитет судебной власти РФ. В обоснование своей позиции гособвинение опиралось на три проведенные по делу экспертизы. В квартире обвиняемого был произведен обыск, в отношении него была избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде.

Суд первой инстанции оштрафовал адвоката на 200 тыс. руб.

В ходе рассмотрения уголовного дела в Каширском городском суде Московской области подсудимый не признал своей вины.

Суд заслушал, в том числе, показания потерпевшего, свидетелей, принимавших участие в уголовном процессе по делу, в ходе которого были поданы спорные заявления об отводе. Судом также были исследованы письменные доказательства, в том числе два спорных заявления об отводе судьи, протоколы судебных заседаний, подтверждающие факт оглашения адвокатом заявлений об отводе судьи, заключения трех лингвистических экспертиз.

Довод защиты о том, что обвиняемый воспользовался своим процессуальным правом на отвод судьи, был отвергнут в силу того, что подсудимый допустил в своих высказываниях утверждения о недобросовестном поведении потерпевшего. Суд отметил, что они не соответствовали действительности и были направлены на подрыв репутации, профессиональных и моральных качеств С. и авторитета судебной власти в целом, так как оглашались в судебном заседании в присутствии иных, помимо участников процесса, лиц. Со ссылкой на положения Закона об адвокатуре суд указал, что его нормы не предусматривают право сторон (в том числе адвоката) на допущение высказываний в процессуальных документах об утверждениях в адрес судьи, касающихся его профессиональной репутации.

Апелляция вернула дело в прокуратуру

Не согласившись с приговором суда, защита подсудимого и он сам обжаловали его в апелляционную инстанцию – Московский областной суд. В апелляционных жалобах, в частности, указывалось на несоответствие выводов суда фактическим обстоятельствам дела; отсутствие в приговоре разъяснений, какие именно действия обвиняемого являются клеветой; нарушение прав подсудимого на защиту в связи с освобождением судом потерпевшего от дальнейшего участия в судебных заседаниях.

Также защита указала на отсутствие прямого умысла по распространению каких-либо порочащих судью сведений у Бориса Ольхова, который реализовывал своими действиями свои процессуальные права по заявлению отвода судье. По мнению защитников адвоката, суд первой инстанции допустил нарушение ряда положений закона, включая нормы международного права, в том числе ст. 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, гарантирующей право на выражение мнения.

Изучив обстоятельства дела, апелляционный суд выявил, что предъявленное Борису Ольхову обвинение не соответствует признакам ст. 298.1 УК РФ, поскольку в нем не приведены обстоятельства, свидетельствующие о заведомом характере изложенных сведений. Обвинительное заключение и приговор также не содержат таких обстоятельств.

В этой связи Мособлсуд вынес апелляционное постановление, которым частично удовлетворил жалобы подсудимого и его защиты. Апелляция отменила обвинительный приговор и вернула дело в прокуратуру для устранения препятствий рассмотрения его судом. При этом избранная в отношении Бориса Ольхова мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении была оставлена в силе.

Борис Ольхов и его защитники прокомментировали решение апелляции

В Мособлсуде интересы Бориса Ольхова представляли член Комиссии по защите прав адвокатов АП МО Денис Ковалёв и адвокат АП МО Михаил Мещеряков. В судебном заседании доводы защиты поддержал советник ФПА РФ, первый вице-президент АП Московской области Михаил Толчеев.

По мнению адвоката, апелляционное постановление не является революционным, так как наиболее существенным доводам защиты о невозможности привлечения адвоката к ответственности за мнение, высказанное им при осуществлении защиты, а также о нарушении ст. 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод в постановлении оценки не дано.

Читайте также: