Что такое церковный суд история 6

Обновлено: 18.05.2024

Собственные суды имеют многие религиозные конфессии, действующие на территории России, в том числе и Русская православная церковь. Такие суды относятся к категории третейских судов, рассматривающих дела, связанные с внутрицерковной деятельностью и взаимоотношениями, как правило, на основании норм канонического права. Причем, рассматриваются только дела, не относящиеся к юрисдикции уголовного и гражданского судов. Но так было не всегда.

Полномочия церковного суда в Древней Руси были необычайно обширны. По уставам о церковных судах великих князей Владимира и его сына Ярослава, все взаимоотношения в обыденной жизни, которые касались религии, семейных отношений и нравственности, были отданы на рассмотрение церковных судов. Князья установили, что не будут вмешивается в дела, переданные на рассмотрение церкви, введя тем самым разделение церковной и светской судебных систем. По существу, до петровского времени, когда произошло глубокое реформирование всей государственной структуры, судебная власть церкви сохранялась в пределах, определенных еще великим князем Владимиром.

В первую очередь церковь отстаивала свое исключительное право на преследование преступлений против веры, к которым относились:
— совершение языческих обрядов;
— пребывание в ереси и расколе;
— склонение православного к переходу в другую веру;
— осквернение храмов и святынь;
— богохульство, святотатство и поругание православной веры;
— непосещение богослужений, несоблюдение религиозных обрядов и постов;
— занятия волшебством, волхованием, ведовством и др.

К середине XVII века, когда высшей церковной судебной инстанцией стал Патриарший разряд, в его производстве находились гражданско-правовые дела следующих категорий:
— споры по действительности духовных завещаний;
— тяжбы о разделе наследства, оставленного без завещания;
— тяжбы о неустойках по брачным сговорам;
— споры между женой и мужем о приданом;
— споры о рождении детей от законного брака;
— дела об усыновлениях и о праве наследования усыновленных;
— дела о душеприказчиках, которые женились на вдовах умерших;
— дела по челобитьям господ на беглых холопов, принявших постриг или женившихся на свободных.

Особо рассматривались вопросы, связанные с незаконными браками, разводами и повторными женитьбами. Так, причинами, позволяющими совершить официальный развод, считались: доказанные прелюбодеяния, неспособность к брачному сожитию в дееспособном возрасте, невозможность мужа содержать (прокормить) жену и растрата её приданого. Независимо от воли супругов расторгались незаконные браки, особенно при недозволенных степенях родства и двоеженстве. Вступать в брак позволялось только трижды, при этом, получить разрешения на второй и третий браки было непросто. Регулировалась и половая жизнь супругов, которая категорически запрещалась во время постов. В то же время, обладая деньгами или властью, все эти проблемы можно было легко решить, что и продемонстрировал Иван Грозный.

В 1918 году, после издания декрета об отделении церкви от государства, церковные суды стали рассматривать только преступления, связанные с внутрицерковными отношениями.

Рассмотрение дел в епархиальных судах является закрытым, допускается присутствие только лиц, участвующих в деле. Теперь суды рассматривают всего 4 категории дел.
По отношению к клирикам (священнослужителям) — дела по обвинению в совершении деяний, влекущих за собой канонические прещения в виде временного или пожизненного запрещения в священнослужении, извержения из сана, отлучения от Церкви.
По отношению к монашествующим, а также послушникам и послушницам — дела по обвинению в совершении деяний, влекущих за собой временное отлучение от церковного общения или отлучение от Церкви.
По отношению к мирянам, относящимся к разряду церковно-должностных лиц, — дела по обвинению в совершении деяний, влекущих за собой временное отлучение от церковного общения или отлучение от Церкви.
Иные дела, которые по усмотрению епархиального архиерея требуют исследования в суде.

Судебная система, хотя и утратила значительную часть своих полномочий, существует в Русской православной церкви уже более тысячи лет. Завидное постоянство.

Начнем с того, что писать статью на эту тему — идея не моя. Было предложено, я согласился, и, признаюсь честно, довольно охотно. О чем еще быстрее пожалел. Потому как, в обычном режиме погружаясь в тему, я обнаружил слишком много вопросов, на которые не могу ответить и которые не умею сформулировать. Более того, я понял, что даже некоторые вопросы, на которые у меня есть ответы, я не считаю себя компетентным освещать — есть по ним специалисты. Единственно, что могу себе позволить — это изложить некоторые общие размышления по теме и осторожно поделиться скудным, хотя и насыщенным опытом, высказав несколько рекомендаций с ограниченной ответственностью.

Итак, отвлеченные размышления.

К сожалению, земные суды и в самом деле бывают страшны порой не для преступников, а для их жертв, потому что в них заседают… люди. И как все люди, судьи тоже бывают разными. Они могут быть честными, неподкупными, умными, проницательными, а могут быть и наоборот, глупы, порочны, продажны или, как нынче принято говорить, коррумпированы. Горе тому, чья судьба зависит от судей неправедных, которые ни Бога не боятся, ни людей не стыдятся (Лк. 18; 2).

Но если суд не карательная инстанция, тогда что он есть?

Он есть инстанция обличающая. Опять же, не в том смысле обличения, как это принято понимать, из-за распространенной подмены в обыденном словоупотреблении. Обличение — это не оскорбление, не обвинение и не выставление на позор. Бывает, что это все с обличением совмещается, но сущности обличения не составляет. Обличение — это высвечивание, выявление, прояснение, становление доступным для познания и понимания.

Возможно, читающему эти строки на первый взгляд, может показаться, что мы смешали понятия суда Божия и суда земного. Нет, просто, говоря о сущности суда истинного, справедливого, пусть и земного, неизбежно соотносишь его с Божиим судом. Правда издревле считалась обитательницей небес, а мораль — даром Божиим, потому что если не по сверхъестественному Откровению, то, как минимум, интуитивно во все времена люди понимали, что любые возвышенные ценности преходящего мира только тогда могут оберегаться от подмен и злоупотреблений, когда они возводятся к своим духовным, неизменным, вечным источникам, к их Первоисточнику — Богу. Насколько это осуществимо в земных реалиях и как осуществляется — вопрос отдельный. Опять же, о каких реалиях речь? Одно дело — суд в государстве языческом или секулярном (что, по сути, одно и то же), другое — в государстве, претендующем называться христианским. Одно — государственный суд в христианской стране, другое дело (в ней же или вне ее) — суд церковный.

И вот тут мы сталкиваемся с одной важной проблемой: какова концептуальная основа церковного суда? Существует ли она, или просто есть специфические условия, в которых сформировался церковно-канонический корпус, и есть наша реальность, к которой он применяется в зависимости от практической надобности? Это подчинение церковной жизни римскому праву или не более чем его применение в церковной ограде? Должно ли церковное судопроизводство делать не более, чем поправку (и должно ли вообще) на объективное положение дел в церковной среде, общий уровень нравственности, церковно-правовой грамотности, на заимствованные из мира, распространенные и укоренившиеся стереотипы сознания, в том числе и в области корпоративной этики, а также на этно-культурную, историческую (в том числе церковно-историческую) и политическую специфику региона, или толерантно (в медицинском, наихудшем, смысле) приспосабливаться ко всему этому?

Получается, уже пальцем наугад не ткнешь, да и 55 АП уже не используешь, как прежде, в качестве универсальной дубины, не думая.

Если же целью управления церковного является взаимодействие всех членов Церкви (каждого согласно своему призванию и положению) в свободном и осознанном устроении христианской жизни ко спасению, то удобней это осуществлять именно так: основываясь на заповедях Христовых и руководствуясь святыми канонами таким образом, чтобы они не подменяли любви во Христе, а ограждали ее от злоупотреблений. Так что, получается, при уважительном отношении к людям, если видеть в них собратьев во Христе, носителей образа Божия, церковно-судебная система не только не воспринимается как законническая колода для церковного управленца, но еще и помогает ему в пастырском и архипастырском служении.

Если же под Церковью понимается богочеловеческий организм, тогда и корпус канонического права видится принципиально иначе, и отношение к церковно-судебной системе — в корне иное.

Суд, как уже было сказано выше, инстанция, в которой разбираются: тщательно, в контексте церковного веро- и нравоучения и с учетом разнообразных условий (в том числе и общего уровня нравственности и благочестия) исследуются обстоятельства дела, заслушиваются все стороны, взвешиваются аргументы и не просто подбирается применимый канон — самое главное — ищутся пути для уврачевания как болезненной ситуации в целом, так и ее участников.

Это все была теория, теперь — практика.

В полемике, развернувшейся на просторах русского сегмента Всемирной паутины, не раз задавался вопрос о том, почему с этой информацией он обратился к немаленькой аудитории своего ЖЖ, а не в Церковный суд. В частности, Игорем Гасловым о. Андрею была напрямую предложена помощь в подготовке документально аргументированных обращений в Общецерковный суд. Ответа на это предложение не последовало. Возможно, причина в том, что о. Андрей, как он сам неоднократно объяснял, не видит в Положении о церковном суде Русской Православной Церкви (далее — Положение) формальных оснований для таких заявлений со своей стороны. При этом о. Андрей ссылается на статью 34-ю Положения, в которой сказано, что на архиерея может подавать в суд только его клирик.

Так что механизм решения проблем есть. Другое дело, что можно понять и тех, кто опасается обращаться в Общецерковный суд. Пока будет тянуться время с подачи заявления до передачи дела в производство (а вдруг и до этого не дойдет?), а потом до самого заседания (а собирается Общецерковный суд нечасто), этого клирика по месту канонической прописки раз десять успеют заставить пожалеть о своем опрометчивом поступке и отозвать жалобу. Рычагов для этого достаточно. Да и откуда истец знает, какое в Патриархии к нему будет отношение, когда он туда явится, да и чего ему ждать хорошего, если его жалобу на своего правящего архиерея или апелляцию на утвержденное им решение Епархиального суда, или на лично им наложенное прещение будут рассматривать тоже архиереи? Где гарантия, что у них не возобладает корпоративная солидарность. Уверяю вас, что еще и не такие мысли у него будут вертеться в голове. И что же ему тогда делать?

Ну, во-первых, гарантию, как говорится, дает только страховой полис, а Бог — надежду. Во-вторых, на тему терзания смутными сомнениями я позволю себе чуток поделиться опытом.

В 2010 г. мне пришлось обратиться в Общецерковный суд с апелляцией на архиерейский указ о моем запрещении в священнослужении. Ситуация интересна как раз тем, что если читать Положение поверхностно, может показаться, что подавать апелляцию в Общецерковный суд можно лишь на решение Епархиального суда, но не на указ архиерея, а у меня именно такая ситуация и была: Синод ЭПЦ МП не вынес никакого постановления по моему вопросу (отцы между собой решили, что не все так просто и необходимо, прежде чем что-то решать, со мной еще поговорить), и тогда архиерей запретил меня своей властью.

Я незамедлительно съездил в Москву и подал апелляцию на имя Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, который, спустя некоторое время, направил ее в Общецерковный суд.

С момента вручения мне указа о запрещении до судебного заседания прошло полгода. Что такое запрещение в священнослужении и как это пережить — тема особая и сейчас нам на нее отвлекаться не по формату, но скажу одно: если бы не поддержка добрых людей, я вполне мог бы свихнуться или познать сладость диабетических осложнений. За эти полгода мне неоднократно советовали отозвать апелляцию, признать все, что угодно и как угодно, только добиться снятия запрета, потому что если дело таки дойдет до суда, это может вообще закончиться для меня лишением сана.

Надо отметить, что уговаривали меня не какие-нибудь недоброжелатели, а наоборот, люди очень хорошо ко мне относящиеся, да еще к тому же и хорошо информированные, поэтому предостережение о перспективе лишиться сана я принял всерьез и с трудно подавляемым ужасом. Более того, чем ближе к суду, тем настойчивее звучали эти голоса. Даже Игорь Гаслов, который, спасибо ему, помогал в составлении апелляции, и тот изо всех сил убеждал меня отступить, считая дело безнадежным.

Он каким-то непостижимым образом умудряется сочетать братскую любовь с чиновничьей деловитостью. Формально это был допрос, но осуществлялся он с такой доброжелательной недемонстративной корректностью и сосредоточенным вниманием, с настолько неподдельно искренним стремлением вникнуть, разобраться и установить истину; при этом он вел беседу не только в спокойном настроении, ровно, обстоятельно, без лишних эмоций, но именно в мирном Христовом духе… Это было неожиданно.

Выходил я из его кабинета с надеждой, что и судьи проявят такое же понимание, хотя прекрасно отдавал себе отчет, что им это будет сделать нелегко. Дело не только в корпоративной солидарности, которой могут быть не чужды судьи в архиерейском сане, но еще и в том, что их решения, как я понимаю, не должны быть слишком тревожными для собратьев-архипастырей. Между тем, всякое судебное решение, вынесенное ими в пользу священника, конфликтующего со своим владыкой — это (как минимум) тревожный звонок для тех архиереев, которые привыкли чувствовать себя абсолютными хозяевами душ и телес подвластных им клириков. Поэтому от судей, кроме объективности (не говоря уже о мудрой и милосердной справедливости), требуется изрядная, скажем так, дипломатичность и немалое мужество.

Итоги.

Не вдаваясь в подробности дальнейших событий, начнем подводить итоги в виде нескольких замечаний и выводов.

Апелляция на архиерейский указ о запрещении? Как можно.

Что священнослужитель может подавать в Общецерковный суд первой инстанции жалобу на своего правящего архиерея (как, например, в случае с о. Павлом Адельгеймом в 2010 г.), это ясно следует из текста Положения; что может подавать апелляцию на решение Епархиального суда — об этом тоже предельно ясно сказано. А вот может ли он подавать апелляцию на указ своего правящего архиерея?

Обратите внимание на контекст: речь об апелляциях на архиерейские личные указы.

Чтобы ни у кого не закралось сомнение, что это административный произвол, попирающий соборно принятое Положение, вчитаемся в содержание 3-ей статьи:

1. Полнота судебной власти в Русской Православной Церкви принадлежит Архиерейскому Собору Русской Православной Церкви, именуемому в дальнейшем тексте настоящего Положения „Архиерейский Собор“. Судебная власть в Русской Православной Церкви осуществляется также Священным Синодом Русской Православной Церкви, именуемым в дальнейшем тексте настоящего Положения „Священный Синод“, и Патриархом Московским и всея Руси.

Осуществляемая Общецерковным Судом судебная власть проистекает из канонической власти Священного Синода и Патриарха Московского и всея Руси, которая делегируется Общецерковному суду.

2. Полнота судебной власти в епархиях принадлежит епархиальным архиереям.

Епархиальные архиереи самостоятельно принимают решения по делам о совершении церковных правонарушений в случае, если данные дела не требуют исследования.

Если дело требует исследования, епархиальный архиерей передает его в епархиальный суд.

Причем делегирование делегированию — рознь. Одно дело, когда Патриарх или Синод делегируют судебную власть Общецерковному суду, состоящему из архиереев, и совсем другое, когда архиерей делегирует свою судебную власть Епархиальному суду, состоящему из священников, не обладающих полнотой судебной власти даже в рамках своих приходов. Если Общецерковный суд — это как малый архиерейский собор, то суд епархиальный — что-то вроде консультативного совета при правящем архиерее.

Думаю, все предельно ясно.

Судебный процесс.

Следующее, что надо иметь в виду: производство в Общецерковном суде закрытое не только от любопытствующей публики, но и от сторон, каждая из которых дает показания отдельно. Это сделано в интересах уязвимой стороны, но содержит некоторое неудобство: каждая сторона не в курсе, что о ней говорит противная, и не может опровергнуть ложь, если кто-то из судей не сочтет нужным прямо задать соответствующий вопрос. Кстати, не надо тушеваться, если вопрос будет задан в риторической форме и в обвинительном тоне.

Из того, что судья архиерей, еще не следует, что он страдает комплексом власти, и аргументированное, корректное парирование высказанного им обвинения воспримет как личное оскорбление. Все владыки, заседающие в Общецерковном суде — доброжелательные, опытные и мудрые архипастыри, способные внимательно выслушивать и анализировать информацию. Не надо путать строгость с жестокостью, цепенеть и терять дар речи, но если по какой-то причине судья что-то понял превратно, соберитесь, помолитесь, успокойтесь и внесите ясность. Главное, сами не бойтесь переспрашивать, если не все поняли или не расслышали что-нибудь.

А что потом?

Так стоит ли.

А вот это уже вопрос не столько здравого смысла, сколько совести. В любом случае, предпочтительней всего примирение в досудебном порядке. И для этого надо сделать все… нравственно приемлемое. Если же ничего из этого не получается, возможны варианты: апеллировать или нет. Если репрессированный клирик предпочитает ждать, что ситуация сама изменится к лучшему, или надеется преклонить архиерея на милость, стараясь не раздражать его, кажущимися безнадежными попытками искать правды в Москве — это его личный выбор, если речь идет об апелляции на судебное решение, и он будет прав, что бы ни решил.

Если же мы говорим о целесообразности обращаться в Общецерковный суд первой инстанции по причинам, затронутым о. Андреем Кураевым, то вопрос уже не в том, удастся ли до суда дожить и после него выжить, а в том, кто ты, если можешь что-то предпринять против мерзости, но, по малодушию, пассивно в ней соучаствуешь, помалкивая о фактах, покрывая растлителей и насильников, попустительствуя укоренению порока, карьерному возвышению его носителей, а также их размножению путем кадрового почкования?

Положение и состав Общецерковного суда были приняты еще на Архиерейском соборе летом 2008 года. Однако первое заседание суд провел только спустя два года. Председатель суда митрополит Екатеринодарский и Кубанский Исидор и еще четверо судей: митрополит Черновицкий и Буковицкий Онуфрий, архиепископ Суздальский и Владимирский Евлогий, архиепископ Полоцкий и Глубокский Феодосий и епископ Дмитровский Александр — приняли присягу перед крестом и Евангелием.

Митрополит Исидор призвал следовать словам Его Святейшества Патриарха Кирилла, сказанным в ходе Архиерейского совещания: "Авторитет пастырей и архипастырей ослабляется несправедливыми действиями, а не их исправлением. По долгу Патриаршего служения скажу: произвола в жизни Церкви быть не должно. Никакой личный конфликт не должен приводить к необоснованным репрессиям клирика или, наоборот, личные симпатии — к тому, что нарушитель церковного порядка будет освобождаться от ответственности".

Также владыка Исидор напомнил, что со времени своего создания Общецерковный суд регулярно осуществлял консультативные функции в отношении епархиальных церковных судов.

На первом заседании Общецерковного суда было рассмотрено четыре дела. Ход судебного заседания и материалы дела не разглашаются. Все делопроизводство при подготовке заседания и во время заседания суда осуществляется Управлением делами Московской патриархии. Там пока не смогли сообщить "Огоньку" решения, которые вынесены, поскольку все они должны быть рассмотрены и утверждены Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом. Известно только, что все четыре дела не касались взаимоотношений служителей церкви с мирянами, а имели отношение исключительно к деликатным внутренним вопросам. Нам пообещали сразу же сообщить о вынесенных решениях, как только их утвердит Патриарх.

"Огонек" обратился с просьбой рассказать о новом в истории Русской православной церкви институте к отцу Владиславу (Цыпину), председателю историко-правовой комиссии РПЦ, которая несколько лет разрабатывала положение и другие необходимые документы, регламентирующие работу Общецерковного суда.

— Чем было вызвано то, что Общецерковный суд провел свое первое заседание только спустя два года после образования?

— Здесь речь не идет о каких-то проблемах или трудностях. Общецерковный суд — это апелляционная инстанция по делам клириков и мирян, лишь для архиереев (высший чин в православной церкви) — это суд первой инстанции. Епархиальные суды уже работают давно, но очевидно дел, которые мог бы рассмотреть Общецерковный суд, пока немного и возникают они еще довольно редко.

Что касается апелляционных дел, тут есть следующая коллизия. Если клириков отлучают от служения, извергают из сана или запрещают служение пожизненно, то такие решения епархиальная власть принимает не окончательно и они утверждаются Патриархом. После утверждения такого решения Патриархом мало остается надежды на пересмотр дела Общецерковным судом. Отлучение же мирян от церкви — такие дела исключительно редки.

Епархиальные суды начали появляться после 2000 года. Вначале в отдельных епархиях, после Собора 2004 года — в большинстве епархий, сейчас, думаю, почти во всех епархиях есть суды. Только там, где мало священников и не хватает кадров, там дела рассматривает епархиальный совет. Но я не знаю, как много у епархиальных судов дел. Если дело ясное, то часто, ознакомившись с документами, архиерей принимает решение без созыва суда. Суд необходим тогда, когда надо установить факт.

— Каков был смысл в образовании Общецерковного суда, если есть суд Архиерейского собора, епархиальные суды?

— Архиерейский собор созывается раз в четыре года, а созывать его специально — очень затратно и избыточно. Поэтому если возникает вопрос по архиерею, почему бы не рассмотреть это дело на Общецерковном суде.

— В какой степени обычные граждане, не служители церкви, могут быть вовлечены в рассмотрение дел Общецерковным судом?

— Крайне редко. Это могут быть апелляции в связи с отлучением от церкви. Есть дела о возможном временном отлучении от церкви. Они тоже применяются крайне редко, но в известных случаях применяются, особенно если речь идет о мирянах, которые занимают церковные должности и когда пребывание на этой должности становится нетерпимым.

— А, скажем, споры между служителями церкви и жителями деревни, где эта церковь расположена, могут рассматриваться церковным судом? Например, земельные споры.

— Для церковных судов предусмотрена возможность рассмотрения разного рода тяжебных дел, но не в буквальном смысле слова. Любой мирянин может обратиться в церковный суд. Но церковный суд не может вторгаться в юрисдикцию гражданских государственных судов. Он не может обязать священника или мирянина передать имущество, выплатить компенсацию и так далее. Это возможно только в порядке третейского суда для тех, кто сам хочет подчиниться воле церкви, но обязательной силы с точки зрения государства за решениями церковного суда быть не может. Поэтому если кто-то хочет взыскать с церковного учреждения или клирика какой-то долг, то он может написать что-то вроде иска и в церковный суд, но церковный суд не уполномочен и не имеет средств к принуждению в подобных вопросах, в отличие от суда государственного.

Отец Владислав (Цыпин), председатель историко-правовой комиссии РПЦ

— Тогда какие тяжбы между мирянами и священнослужителями может рассматривать, регулировать Общецерковный суд?

— Это дела, связанные с какими-то внутрихрамовыми отношениями. Но главное, чтобы оба человека хотели и были готовы подчиниться решению церковного суда.

— Иногда в газетных публикациях создание церковного суда сравнивают с шариатским судом у мусульман. Насколько такое сравнение возможно?

— Такие сравнения безосновательны. Именно потому, что шариатские суды — это суды не по духовным делам, как мы бы их обозначили, а по вполне гражданским и уголовным делам. Такое невозможно в церковном суде не только из-за того, что церковь отделена от государства, но еще и потому, что церковные суды никогда такие дела не решали. Когда-то в России, в синодальный период, Святейший синод был еще и правительственным учреждением, какие-то его решения принимались им как правительственным учреждением и были обязательны для исполнения под принуждением со стороны государства. Но принципиально церковная власть не может быть властью уголовной и сама по себе, по своей природе гражданскими делами не занимается. Это суд религиозного характера.

— Если сравнивать с церковными судами других конфессий, например с Высшим судом католической церкви, насколько они сильно отличаются от Общецерковного суда РПЦ?

— В католической церкви совершенно другие масштабы. Там суд всей католической церкви, а у нас на уровне поместной церкви — Русской православной, а не Вселенской православной. И там существует давняя судебная традиция. В православной же церкви, включая и Русскую, до XX века нигде не существовало самостоятельных, отдельных судебных учреждений. Судебные дела в старой России в синодальную эпоху рассматривались на высшем уровне — в Святейшем синоде, на епархиальном уровне — в духовных консисториях, но не было отдельных судебных учреждений. Более половины всех дел, которые рассматривал Синод, по сути были судебными. Ведь и бракоразводный процесс — это тоже судебное дело, и все они проходили через Синод, в противном случае брак не расторгался. Но тогда все решал Синод, он же принимал и законодательные акты, регулировавшие церковную жизнь, занимался назначениями и перемещениями священнослужителей по церковной иерархии и административной структуре и еще принимал разные судебные решения. Теперь появилось отдельное судебное учреждение в рамках РПЦ.

— В старой России, как вы говорите, разводов было тысячекратно меньше, чем сейчас. Зато в современной России растет число венчаний — церковных браков. Расторжение таких браков тоже может рассматривать Общецерковный суд теперь?

— Сейчас такие решения принимает архиерей. В Положении о церковном суде есть упоминание прочих дел. К таким делам можно отнести и бракоразводные процессы. Если архиерей сочтет, что дело сложное, он может передать его для рассмотрения в епархиальный суд. Но по инерции, поскольку раньше таких судов не было, все решения по бракоразводным процессам принимает архиерей и, как правило, лично. Для современной России венчание сейчас не является экзотикой, я думаю, до половины молодоженов венчаются. Но, к сожалению, и прекращение церковного брака тоже уже не редкость. Дел таких много, возможно, их будут рассматривать церковные суды. Обязательно такие дела рассматривают, если речь идет о втором церковном браке. В этом случае необходимо расторгнуть первый брак, но архиерей рассмотрит этот вопрос только после того, как и в гражданском порядке первый брак фактически распадется. Если этого не произошло, то и дело рассматривать не будут.

— А каково число людей, которые фактически могут попасть под юрисдикцию церковного суда?

— Если говорить о священнослужителях, то сейчас их число приближается к 30 тысячам человек. Но это на всю Русскую церковь, ведь около половины от этого числа священнослужителей находится за пределами России — на Украине, в Белоруссии. Если же к этому добавить монахов, монахинь, послушников, церковных работников, церковнослужителей, в конце концов, певчих церковных хоров и так далее, то оценить общее количество людей, которые могут обратиться в церковный суд, трудно. Я думаю, не менее 100 тысяч человек, но это слишком приблизительная цифра. Ну и миряне теоретически подпадают под юрисдикции церковного суда, а мирян в нашей церкви десятки миллионов.

П оложение и состав Общецерковного суда были приняты еще на Архиерейском соборе летом 2008 года. Однако первое заседание суд провел только спустя два года. Председатель суда митрополит Екатеринодарский и Кубанский Исидор и еще четверо судей: митрополит Черновицкий и Буковицкий Онуфрий, архиепископ Суздальский и Владимирский Евлогий, архиепископ Полоцкий и Глубокский Феодосий и епископ Дмитровский Александр — приняли присягу перед крестом и Евангелием.

Мы обратились с просьбой рассказать о новом в истории Русской православной церкви институте к протоиерею Владиславу Цыпину, председателю историко-правовой комиссии РПЦ, которая несколько лет разрабатывала положение и другие необходимые документы, регламентирующие работу Общецерковного суда.

— Каков был смысл в образовании Общецерковного суда, если есть суд Архиерейского собора, епархиальные суды?

— А каково число людей, которые фактически могут попасть под юрисдикцию церковного суда?

Читайте также: