Какие формы правового регулирования земельных отношений использовали на кубани во 2 половине 19

Обновлено: 29.04.2024

Совместное пользование и совместная обработка земли способствовали сплочению казачества. Социальная организация (община) регулировала отвод земель, их перераспределение, следила за использованием пашни, сенокосных и пастбищных угодий, держала в поле зрения вдов, стариков, малоимущие и нерадивые семьи, вовремя оказывала помощь либо принимала меры в случае, если участок оставался необработанным.

Для выработки общих правил землепользования и упорядочения поземельных отношений на Кавказской линии в 1820 г. была образована комиссия. Но ее предложения по закреплению паевых наделов за казаками не получили поддержки. В начале 40-х гг. XIX в. земельные споры стали возникать внутри станичных общин, между станицами и полками. В 1837 г. такие споры на Кубанской линии велись между черноморскими и донскими казаками.

В юрте каждой станицы имелись запасные земли, на них нарезались паи для новых членов организации. Свободные запасные земли сдавались в аренду – в отличие от общественных станичных земель, которыми казаки пользовались без ограничений. Каждый казак по достижении 16-летнего возраста получал земельный пай, казачьи вдовы – половину пая, вдовы с сиротами – полный пай. На сенокосных угодьях лучшей земли выделялось по одной десятине, худшей – по 2–3 десятины. Переход к паевому землепользованию тормозили чиновники и казачья верхушка, для которых свободная заимка была выгоднее.

Общей тенденцией казачьего общинного землепользования было обезземеливание казачества вследствие роста войскового населения и отвлечения земель для иногородних и прочих нужд [10].

Положения 1842 и 1845 гг., определявшие права казаков на землю, не способствовали единообразию поземельных отношений в казачьих войсках. В каждом полку были свои правила землевладения. В 1856 г. наделение казаков и их детей земельными паями проводилось с учетом социального статуса. Разница в наделах колебалась от 7 до 1500 дес.

Для казаков и иногородних введены ограничения на приобретение земельных участков: разрешалось приобретать участки, размеры которых не превышали 8 дес. на душу м. п. или 30 дес. на домохозяйство. Земельный надел по Кубанскому казачьему войску составлял в среднем 12 дес. на душу м. п. и 40 дес. – на домохозяйство.

К 1917 г. обеспеченность землей казаков и иногородних сравнялась и составляла 1,3 дес. на душу м. п. (у иногородних было прежде 0,4 дес.). Реформы в сфере землевладения и землепользования привели не только к изменениям уклада жизни казачества, но и подрывали казачью общину изнутри. Социальный состав казаков и иногородних в начале ХХ в. был представлен соответственно: зажиточные 23,8 % и 11,8 %, середняки – 51,6 % и 31,8 %, бедняки – 24,6 % и 56,4 % [15]. На душу м. п. у казаков приходилось 5,3 дес, из них удобной – 3,7, леса – 0,7, неудобной – 0,9 [16].

Иногородние в казачьих станицах оказались в более выгодном положении, чем казаки. Они владели земельными паями, возводили на приобретенных землях торговые и промышленные заведения, строили дома и хозяйственные постройки, выпасали на общественных землях домашний скот, на общих основаниях пользовались лесными угодьями и водоемами (за исключением промышленных целей)… Но повинностей по войску и станицам не несли.

Изменения в земельном вопросе были ориентированы на гражданское развитие казачьих войск. Положительный момент – значительное расширение возможностей казачьих организаций и их членов. Последующие законодательные земельные акты принимались, как правило, в пользу гражданского населения, большая часть казачества так и не получила землю в частную собственность и продолжала пользоваться ею на правах общинников (за службу).

В начале ХX в. земли в Кубанском казачьем войске делились на три категории – юртовые (станичные), войсковые, офицерские (чиновничьи). Станичным организациям принадлежало 78,4 %, войску – 19,3 %, офицерам и чиновникам – 7,1 %, церквам – 0,9 %. Основная часть земель находилась в станичных наделах. Фактическое землевладение казачьей верхушки было выше указанных норм, причем ей принадлежали на правах потомственной и пожизненной собственности лучшие участки.

В начале XX в. казенные и войсковые земли кубанских казаков находились в ведении Министерства государственного имущества и войскового правления и составляли 1 944 940 дес. На душу казачьего м. п. в войске приходилось от 16 до 30 дес. (в зависимости от качества почвы и характера местности), насчитывалось 225 крупных землевладельцев, которые владели 177 713 дес. лучших земельных угодий и широко использовали наемный труд. Среди казаков безземельных было 0,7 % [22].

Капиталистические отношения ломали сословные перегородки. Во всех сферах жизнедеятельности казачества наблюдалась значительная трансформация. Относительно неплохая обеспеченность надельной землей большей части казачества позволяла сдавать землю в аренду, получать необходимые денежные средства для ведения хозяйства и военной экипировки. Посаженная и арендная плата становились главной доходной статьей станичных общин. По мере сокращения паевых наделов наблюдался заметный рост казачьей бедноты, все чаще стала практиковаться аренда из-за нужды.

Общинно-коллективистские функции казачьей общины под регуляцией государственных структур были сведены в значительной мере к решению бытовых вопросов. Система управления сочетала новые, насаждаемые государством, и традиционные формы самоуправления. В основе землевладения и землепользования казаков лежала круговая порука, обязывавшая их отбывать воинскую повинность в полном вооружении за собственный счет. Реформы 1860–70-х гг. уравняли казаков в вопросах землепользования с гражданским населением, уменьшились их паевые наделы, сократились общественные земельные фонды. Сокращение земельных наделов усилило тяготы военной службы казаков, привело к ухудшению хозяйственно-экономической базы.

Список использованных источников

1. Щербина Ф.А. История земельной собственности у казаков // Кубанский сборник. Т. 1. – Екатеринодар, 1883. – С. 90.
2. Щербина ФА. Указ соч. – С. 89.
3. Омельченко И.Л. Терское казачество. – Владикавказ, 1991. – С. 150.
4. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Т. 2. – Екатеринодар, 1913. – С. 627.
5. Там же. – С. 107.
6. Положение о Черноморском войске. – СПб., 1842. – С. 37.
7. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Т. 2. – Екатеринодар, 1913. – С. 638.
8. ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 1316. Л. 3об.
9. ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 1316. Л. 6.
10. Лукомец М.И. Землевладение и землепользование на Кубани (1792–1925). – Краснодар, 1992. – С. 299.
11. ПСЗ. 2-е изд. Т. 44. № 47847.
12. Бентковский И. Положение о заселении предгорий Западной части Кавказского хребта // Кубанский календарь. – Екатеринодар, 1900. – С. 17.
13. ГАКК. Ф. 318. Он. 1. Д. 512. Л. 38об.
14. Ратушняк В.Н. Земледелие и землепользование // Очерки истории Кубани с древнейших времен до 1920 г. – Краснодар, 1996. – С. 353.
15. Чернопицкий П.Г. Деревня Северокавказского края в 1920–1929 гг. – Ростов-на-Дону, 1937. – С. 30, 89.
16. Отчет начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска за 1915 год. – Екатеринодар, – С. 26, 27, 28.
17. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 194. Л. 43.
18. ГАКК. Ф. 252. Оп. 2. Д. 2108. Л. 104.
19. Омельченко Л.И. Указ. соч. С. 18.
20. ГАКК. Ф. 574. Оп. 1. Д. 1437. Л. 1.
21. ГАКК. Ф. 574. Оп. 1. Д. 4505. Л. Зоб., 4, 40.
22. ГА КЧР. Ф. 6. Оп. 6. Д. 45. Л. 24, 27.

Читайте также: