Трансгендерным людям хотят запретить не только заключать браки но и менять пол в документах

Обновлено: 07.05.2024

В сентябре депутаты Госдумы рассмотрят поправки, ужесточающие Семейный кодекс. Законопроект, в частности, предусматривает запрет на однополые браки и браки между людьми, сменившими пол, а также — на усыновление детей такими семьями. По замыслу автора поправок сенатора Еленой Мизулиной, люди, сделавшие трансгендерный переход, лишатся права получать новые свидетельства о рождении. Сейчас однополые браки, заключенные в других странах, в России должны признаваться, что позволяет геям и лесбиянкам реализовывать свои семейные права. Законопроект же окончательно поставит крест на законных отношениях для всех представителей ЛГБТ и людей, у которых в свидетельстве о рождении значился не тот пол, с которым они сейчас себя олицетворяют. Представители сообщества рассказали The Insider о том, как рассматриваемые поправки повлияют на их жизнь.

Эрика Аскарова, парикмахер и блогер, трансгендерная женщина

Трансгендерность — это такое состояние, когда пол твоего тела и твое внутреннее самоощущение своего пола находятся в конфликте. Я, мой муж и все мои трансгендерные друзья родились такими. Трансгендерных людей в мире меньше 1%, части из них вообще нет смысла раскрывать себя, и вы по ним никогда не догадаетесь.

У каждого трансгендерного человека есть свое понимание гармонии между внешним и внутренним, к которой они стремятся. Вопрос о том, когда ты себя почувствовал человеком другого пола, мне кажется некорректным. Для ответа на этот вопрос сначала нужно определить границы пола, в чем принципиальные отличия женщин и мужчин. Через изучение трансгендерных, гомосексуальных и интерсекс-людей можно приблизиться к этому пониманию. И уйти от разного рода гендерных стереотипов. Я с детства знала, что я женщина, вот и все. И это не зависело от того, как я выглядела, одевалась, как ко мне относились окружающие. Мне было это неважно. Есть люди, которым в принципе надоели гендерные рамки. Можно быть трансгендерным человеком и при этом быть довольным своей внешностью и телом.

Эрика Аскарова и ее муж

Я в своем окружении не сталкиваюсь с хейтом. Меня уважают. Нельзя сказать, что мы с мужем сильно отличаемся от всех остальных людей — все чем-то отличаются друг от друга: внешностью, полом, расой, возрастом, как только не отличаются. И каждый по-своему уникален. У нас очень много друзей, коллег, клиентов. И к нам относятся как к обычным людям. Есть, конечно, негативные реакции в интернете по поводу нашего YouTube-канала, но на нашу жизнь это никак не влияет.

Мы с будущим мужем познакомились в Питере в августе 2019-го. Я приехала к подруге отдохнуть, посмотреть город. А мой муж приехал проходить психиатрическую комиссию, чтобы получить справку для коррекции пола. Я взяла у него интервью для своего канала. В процессе разговора мы так разоткровенничались, потом пошли гулять и вот так постепенно влюбились в друг друга. И через какое-то время он стал намекать, что из меня получится хорошая жена, мы стали обсуждать свадьбу. Нас еще стали подкалывать, что мы могли не менять документы — и так могли бы пожениться, и что у нас могут быть свои дети. Свадьба была в декабре в одном из самых красивых ЗАГСов Казани. У сотрудниц никаких вопросов не возникло. Там проходило параллельно около двадцати свадеб, и мы ничем не отличались от других пар.

Справка: исследования подтверждают, что трансгендерность обоснована объективными различиями в строении мозга. Так, например, исследователи из бельгийского Льежского университета выяснили, что активность мозга и его структура у подростков—трансгендеров больше похожа на таковую у пола, с которым те себя ассоциируют, нежели на структуру и активность мозга, характерную для их биологического пола. Ранее бразильские ученые выяснили, что у трансгендеров наблюдаются отличия в объеме островковой доли – области мозга, играющей ключевую роль в восприятии собственного тела, обработке сенсорной информации и самоосознании.

Мы думали, что российские СМИ не будут писать о нашей свадьбе, потому что испугаются обвинений в пропаганде. Но одна из моих клиенток увидела наши свадебные сторис и поняла, что это яркая история. Она мне позвонила и сказала, что хочет написать про нас, а за ней еще множество журналистов. У нас не было цели кого-то раздражать, но и цели молчать тоже не было. Я считаю, что у нас есть такие же права, как и у всех остальных людей. К чему привела эта шумиха вокруг свадьбы? Мы стали популярнее и появилась монетизация на моем YouTube-канале, клиентов стало в два раза больше, появились полезные связи.

Когда мы только поженились, нам говорили, что какие-то консервативные деятели хотят писать заявление о том, что наша свадьба оскорбляет чьи-то там чувства. И что они хотят бороться за то, чтобы наш брак расторгли. Мы тогда с мужем обсудили этот момент и решили, что это не имеет для нас значения, так как мы любим друг друга не из-за того, что мы в браке.

Поправки Мизулиной меня не удивили, но стало очень грустно за наши знакомые пары, где один трансгендер, а другой нет. Взять например некоторых трансгендерных девушек, которые встречаются с парнями и хотят выйти замуж за них. Если информация о ее трансгендерности станет достоянием гласности, вопрос как отреагирует семья молодого человека. И это настоящая трагедия. Я думаю, что очень много трансгендерных людей переедет за границу, кто-то откажется от транс-перехода и будет страдать. И мне кажется, что эти поправки создадут обширную почву для коррупции. То есть будут платить сотрудникам ЗАГСа. чтобы они не смотрели на свидетельство о рождении. Подобные ксенофобные законы приводят к тому, что людям, отличающимся от большинства, еще сложнее принять себя. Люди все больше не любят себя, не принимают, закрываются от окружающих. В нашей стране гораздо ужаснее быть трансгендером или геем, чем преступником.

Мы с мужем не питаем иллюзий по поводу жизни в России, здесь давно борются с инакомыслием, свободой. Нас не устраивает экономическая ситуация, социальная… Мы бы не хотели здесь воспитывать своего ребенка. И мы думаем о том, чтобы уехать. Что можно сделать, чтобы поправки не приняли? Я на сайте Российской общественной инициативы подала заявку на создание петиции. Я считаю, что нужно говорить про ЛГБТ и показывать, что мы обычные люди. Я убеждена, что самые ярые гомофобы и трансфобы, ненавистники — это те, кто не может признать подобного в себе. Признать и принять. Про трансгендеров российское общество вообще мало что знает. Некоторые думают, что сделав трансгендерный переход, человек становится полностью идентичным мужчине или женщине, которые ничего не меняли. Просвещение на эту тему практически не ведется.

Игорь Кочетков, историк, правозащитник, гей

Игорь Кочетков и его муж

Это не значит, что вас приглашают в российский ЗАГС, дарят вам цветы и сертификат на квартиру. Это означает, что признаются те правовые последствия вашего брака, о которых вы сами заявите, например налоговые льготы. В июне я получил на своего супруга налоговый вычет, используя сертификат о браке, заключенном в США. Тем самым Федеральная налоговая служба признала мой брак с мужчиной. Мы заключили брак в 2017 году в Нью—Йорке и сразу стали обсуждать, как наш опыт можно использовать в России — либо для изменения отношения общества к однополым бракам, либо в изменении правового статуса однополых браков. До этого мы были в отношениях шесть лет. И поскольку я занимаюсь правозащитой, то и в случае с браком я увидел определенные возможности. Почитав законодательство, посоветовавшись с юристами на эту тему, мы пришли к выводу, что ничего нам не мешает это сделать.

Традиционалистский дискурс госпожа Мизулина продвигает как минимум с 2013 года. Нужно это прежде всего ей лично, работу с хорошей зарплатой терять не хочется. Исходя из слов своих источников я понимаю, что многим в той же Госдуме эти предложения Мизулиной поперек горла. Если эти поправки будут приняты, важно понимать, что это отразится не только на ЛГБТ—сообществе. В этом законопроекте заложен очень опасный принцип. В пояснительной записке авторы говорят, что недостаток нынешнего семейного законодательства заключается в том, что семья в нем рассматривается как частное дело ее членов и закон защищает интересы отдельных членов семьи. А по мнению создателей этого законопроекта, семья — это не частное дело, а институт, который устанавливается государством в интересах общества. С точки зрения Всеобщей декларации прав человека, люди создают семью на основе добровольности и равноправия. Они основывают семью, они сами решают, какая это должна быть семья. А Елена Борисовна и другие авторы поправок считают, что нет, семья нужна для того, чтобы гарантировать политическую стабильность в стране и что государство должно за вас решать, какой может быть семья.

Мизулина почему-то считает, что семья нужна для того, чтобы гарантировать политическую стабильность в стране

Группа сенаторов во главе с Еленой Мизулиной внесла в Госдуму пакет законопроектов, изменяющих семейное законодательство. Одно из изменений касается свидетельства о рождении: в него планируют добавить графу "пол". При этом внесение исправлений в запись акта о рождении не допускается. Таким образом, трансгендеры попадут в ситуацию, когда у них будет два пола одновременно: один – по паспорту, другой – в свидетельстве о рождении. Также законодатели предлагают внести "запрет на брак между лицами одного пола" в Семейный кодекс.

Контролировать исполнение нормы обяжут сотрудников ЗАГСов. Они получат право требовать у желающих вступить в брак не только паспорта, но и свидетельства о рождении. Если поправки примут, трансгендерные люди в России не смогут вступать в брак даже после того, как их физический пол изменится. Невозможным станет для таких пар и усыновление детей.

В сообществе трансгендерных людей законодательные инициативы вызвали растерянность и панику.

"В России мы всегда в состоянии страха"

Почти все, кто согласился рассказать свои истории, просили не называть их настоящие имена и фамилии. Кто-то опасается негативной реакции и даже преследования со стороны окружающих, другие боятся, что огласка может создать им дополнительные сложности во взаимоотношениях с российскими властями. многие трансгендеры готовятся к эмиграции из страны.

44-летняя Ксения Васильева из Москвы подала документы на визу и ждет момента, когда откроют границы с Европой. По словам Васильевой, ее знакомые, трансгендерные люди, узнав о внесенном в парламент законопроекте, "тоже готовятся покинуть страну".

Родителям было так стыдно перед соседями, что они разыграли спектакль. И теперь есть номинальная могила на кладбище – под моим прежним, мужским именем

– В пять лет я поменялась с девочкой: она мне – платье, я ей – велосипед. Дома меня сильно избили за это. И долгое время я думала, что со мной что-то не так. Информации тогда вообще никакой не было, а в моем случае все усугублялось тем, что я люблю девушек. Школу я закончила только благодаря бабушке. Она сказала родителям: если они выгонят меня из дома раньше, чем я получу аттестат, она отречется от моей матери. Бабушка меня хоть и не понимала, но приняла. Но она рано умерла. А из дома меня выгнали сразу после окончания школы. От меня отказались все родные. Родителям было так стыдно перед соседями, что они разыграли спектакль. И теперь есть номинальная могила на кладбище – под моим прежним, мужским именем, чтобы они могли всем говорить, что их сын умер, – рассказывает Ксения.

После школы Васильева трижды пыталась совершить трансгендерный переход – привести тело и гендерную роль в соответствие со своей гендерной идентичностью. Начинала пить гормоны и бросала, пыталась идти на компромиссы, пока не поняла, что выбора нет.

– Для меня обращение ко мне в желаемом гендерном маркере – не блажь, а необходимое условие для того, чтобы я вообще могла жить. Я откладывала до последнего, и это уже стало приводить к суицидальным попыткам. Я напивалась, пыталась отрезать себе половые органы. Знакомый психолог мне сказал, что я или умру, или приму себя той, какая я есть на самом деле. Документы я поменяла пять лет назад.

При этом чиновники ЗАГСа вынудили Васильеву, по ее словам, сделать операцию по хирургической коррекции пола, которая ей самой была не очень нужна.

– До 2018 года почти все российские ЗАГСы настаивали на операции. В голове у сотрудников была одна мысль: "Пол – это то, что у человека между ног". И только в 2018 году, после утверждения Минюстом регламента выдачи справки о смене пола, ЗАГСы стали присваивать маркер, не требуя операции, – поясняет Ксения Васильева.

Трансгендерное сообщество, по выражению Васильевой, в эти дни "гудит":

– Этот законопроект затронет не менее полутора миллионов людей, по самым скромным подсчетам. Люди в сильной панике, в раздрае, не понимают, что делать дальше. Законопроект направлен на "защиту семейных ценностей". Но поправки затронут всех трансгендерных персон. Думаю, это приведет к большому количеству суицидов. Моя подруга, еврейских кровей, живущая за границей, охарактеризовала этот законопроект так: "Начало холокоста".

Васильева считает, что в России ненависть, нетерпимость к ЛГБТ-сообществу культивируется властями.

– В России мы всегда находимся в состоянии страха. Когда прихожу в какое-то помещение – в бар или в клуб – я сажусь всегда спиной к стене. И желательно, чтобы при этом я видела вход в зал. Все это насаждается сверху. Опора нынешнего режима – это постоянный поиск врага, внешнего и внутреннего, – говорит Ксения, сравнивая наступление на права ЛГБТ с "маленькой победоносной войной", которая должна отвлечь внимание от внутриполитических проблем и стагнации в экономике.

Не совсем гражданин, не совсем человек…

37-летний журналист из Саратова Ник Лухминский – единственный, кто согласился говорить, не скрывая своей настоящей фамилии. Ник рассказывает, что еще в десять лет понял, что "приписанный от рождения гендер" ему не подходит. Через несколько лет решился поговорить с родителями, но они принялись его запугивать:

– Сказали, что гормональная терапия и тем более операция – это страшно вредно и якобы сразу меня убьет. Это сильно на мне отразилось. Долгие годы я ощущал себя неудобно в своем собственном теле, заключал внутренние сделки с самим собой. Только сейчас страхи стали исчезать. Я принимаю гормоны, и это совершенно потрясающие ощущения! Чувствую себя лучше, чем когда мне было 20 лет, и испытываю удовольствие от того, что живу. Сожалею, что не начал гормональную терапию в подростковом возрасте.

Родители переход Ника не приняли, и теперь он общается с ними крайне редко. Друзья и коллеги отреагировали по-разному: кто-то спокойно, кто-то с иронией. В будущем году Ник планировал сделать следующий шаг – оформить новый паспорт.

– Но новый законопроект – это, в принципе, сужение поля легальности. Меня официально признают не совсем гражданином и не совсем человеком. И дальше, думаю, последуют другие законы, ограничивающие все, что только можно. Под удар попадут самые уязвимые группы. Я жду ужесточения в ближайшее время абортного законодательства. Неминуемо будут урезаться социальные гарантии. Это все идет одним пакетом, – полагает Ник.

По словам Лухминского, отсутствие возможности узаконить отношения с партнером, с которым они вместе уже 16 лет, не сильно ухудшит качество его жизни. Уезжать из страны он тоже не собирается, хотя его беспокоит политика "гомофобии и трансофобии", увеличивающая агрессию в обществе.

– Мне нравится темпоральный дайвинг. Можно, например, представить, что я нахожусь в Европе 17-го века – а современная Россия хорошо ей соответствует – и мне некуда эмигрировать. Значит, нужно что-то сделать на той части суши, где я нахожусь, чтобы тут все тоже стало нормально. Другого способа, кроме распространения информации, не существует. Все, что я могу реально сделать, – это постепенно переубеждать людей, объяснять, что трансгендерность – это нормально, – говорит Лухминский.

Хотят отвлечь народ – бьют по меньшинствам

21-летний Райнер Оливер учится на психолога. Родился он в Египте, но в шестилетнем возрасте, после развода родителей, приехал с матерью жить в Москву.

– Для меня всегда было более-менее очевидно ощущение себя в другом гендере. Но в детстве ты не понимаешь нюансов, а в подростковом возрасте не хочешь быть изгоем среди сверстников. В 15 лет я стал задумываться, что дальше. Постепенно приходило осознание, что мне некомфортно в этом теле, с этим голосом и документами. В 19 лет я рассказал о намерении совершить переход своей девушке и нашему общему другу. С девушкой вскоре после этого мы расстались, после четырех лет отношений, а друг отреагировал хорошо, спросил, как теперь ко мне обращаться. Недавно я начал гормонозаместительную терапию. Отец, а мы с ним видимся крайне редко, не задает никаких вопросов, хотя видит, что я меняюсь. Мама до сих пор старается принять меня. Она боится и реакции общества, и того, что ее ребенок теперь другой. Мы каждый раз обговариваем с ней, с кем я могу общаться, с кем нет. Она не может представить меня своим старым знакомым как сына, потому что они знают, что у нее дочь, – рассказывает Райнер.

С началом перехода он почувствовал, что "все наконец становится на свои места".

– В присутствии людей, от которых чувствую какую-то опасность, я эту тему не поднимаю. Понимаю: если со мной что-нибудь случится, в полиции даже дело не возбудят. Мне проще сказать знакомым по прошлой жизни, что у меня какое-то неведомое заболевание, из-за которого изменяется внешность, чем начать объяснять, что я – трансгендерный человек. Когда я иду по улице, то боюсь, что мне сзади может кирпичом прилететь, и оглядываюсь на все четыре стороны. Этот страх живет на подсознательном уровне, – продолжает Райнер Оливер.

По его словам, о законопроекте он узнал день назад.

Удар по меньшинствам всегда происходит в такие моменты, когда власть хочет отвлечь людей от чего-то, будь то коронавирус или новая Конституция

– Для меня это, конечно, трагедия. Я делаю сейчас новый паспорт. Потрачу на оформление столько денег, а потом его у меня отберут? Мало этого, меня лишат возможности сочетаться браком с любимым человеком. Это больше всего покоробило. Давайте держать нас как кроликов в клетке! Мы же понимаем, с чьей подачи Мизулина всякую ерунду предлагает. Удар по меньшинствам всегда происходит в такие моменты, когда власть хочет отвлечь людей от чего-то, будь то коронавирус или новая Конституция. Заодно президент намеревается упрочить авторитет среди жителей маленьких городов, которые подобные нормы одобрят. У нас гомофобное общество, гомофобная риторика государства, гомофобная новая Конституция. И все новые законы направлены на то, чтобы настроить людей друг против друга, – заключает Райнер Оливер.

Вскоре он собирается познакомиться с родителями своей новой девушки, с которой встречается полгода. И о своем переходе рассказывать им не собирается: "Иначе они начнут думать: вот, с каким-то извращугой дочка встречается! Наше общество не понимает, что трансгендеры – это обычные люди".

Эти инициативы – зверство

22-летний Владимир Фигнер учится в одном из столичных вузов на ветеринарного врача.

– Эта новость оставила бы меня равнодушным, поскольку я не сторонник брака и не планирую усыновлять детей, но у моей любимой женщины иные взгляды. Она все же хотела бы отношения узаконить. Но вряд ли она меня отвергнет только из-за этого. Опять же, ограничится ли дело только этим законопроектом? Не последует ли за ним каскад новых ограничений? – задается вопросом Владимир.

В процессе трансгендерного перехода находится уже почти три года и в ближайшее время планирует "завершить эту историю", получив новый паспорт.

24-летний москвич Максим с новыми документами живет уже год, и полтора года – на гормонотерапии. Он признается, что ему повезло: окружение "более-менее толерантное", родители "помогают и стараются принять"; с агрессией, вербальной или физической, он тоже не сталкивался. Законопроект, обсуждаемый в Госдуме, Максима огорчил.

– Как я понял, вся эта каша со свидетельствами о рождении заварена как раз для недопущения браков. Чтобы при заключении брака ЗАГС мог потребовать свидетельство о рождении, узнать по нему акушерский пол молодоженов и отказаться от регистрации брака между транс-женщиной и цис-мужчиной, или наоборот. Но может оказаться так, что из-за этого у транс-людей возникнут проблемы вообще со всеми документами. В любом случае, инициативы с браками и усыновлением – это уже зверство. Но лично у меня наибольшие опасения вызывает самый последний пункт законопроекта, в котором сказано, что ранее измененные свидетельства о рождении подлежат восстановлению. Это может обернуться тем, что уже сменивших по документам пол транс-людей заставят вернуть все как было. Если так получится, то жить в России в качестве трансгендерного человека вообще будет невыносимо. Придется выбирать: либо отказаться от транс-перехода вообще, либо всю жизнь иметь документы, не соответствующие внешности. А вместе с ними и множество проблем – от трудностей с трудоустройством до риска подвергнуться физическому насилию. А еще я планировал через пять лет переехать в Канаду и надеялся, что во всех канадских документах у меня изначально будет стоять мужской пол. Если меня тут заставят вернуть женский паспортный пол, то в Канаде мне придется начинать всю процедуру трансгендерного перехода с нуля, что может растянуться на годы, – рассказывает Максим.

Еще одна собеседница, Ева Соколовская, близка к отчаянию.

– Государство само признало меня женщиной, а теперь хотят лишить вообще какого-либо права на брак. Я не смогу выйти замуж за мужчину, если примут этот закон, и не смогу жениться, потому что в паспорте – женский пол. Детей я не могу родить, и если этот закон примут, то не смогу взять опеку или усыновить. Государство лишит меня права на создание семьи по всем пунктам. Что мне остается делать в этой жизни? Либо уехать и России, либо страдать до конца дней от одиночества.

Два имени и два пола

Юрист проекта правовой помощи трансгендерным людям Татьяна Глушкова делает акцент на том, что законопроект, рассматриваемый Госдумой, не только необоснованно ограничивает права трансгендеров, но и может полностью заблокировать доступ к смене документов для тех, кто планирует или осуществляет трансгендерный переход. Сейчас процедура выглядит так: сначала нужно поменять свидетельство о рождении, внеся изменения в актовую запись о рождении, а потом на основании нового свидетельства о рождении поменять все остальные документы.

– В законопроекте написано, что изменения в актовую запись о рождении не вносятся и заключение о внесении изменений в актовую запись не составляется. Раз не составляется заключение и не вносятся изменения, то на основании чего человеку, который имеет одну только справку о смене пола, менять свои документы? А если паспорт все-таки можно будет поменять, то возникнет абсурдная ситуация, когда у человека будет юридически два имени и два пола – в свидетельстве о рождении и в паспорте. Сложно понять, что это: или скрытая воля на запрет по смене документов, или необразованность, юридическая неграмотность тех, кто работал над формулировкой законопроекта? – говорит Татьяна Глушкова.

Поскольку под полом авторы законопроекта понимают тот пол, который приписан человеку при рождении, гетеросексуальный брак для трансгендерного человека, с учетом его новой гендерной идентичности, окажется невозможен, как и совместное с супругом усыновление или опекунство. Но одиночное усыновление или опекунство, по мнению Татьяны Глушковой, по-прежнему теоретически может остаться доступным, хотя "исключить проверки органами опеки свидетельства о рождении будет нельзя". Юрист отмечает, что, согласно законопроекту, выданные ранее свидетельства о рождении будут аннулированы. Их заменят прежними. Что будет при этом с документами, которые были выданы на их основе, а также с заключенными ранее браками, тоже остается неясным.

– Человек мог сменить документы в каком-нибудь 2004 году, женился и живет счастливо в браке много лет, воспитывая усыновленных или биологических детей. Внесение изменений в статью 14 Семейного кодекса (запрет браков между "лицами одного пола") откроет путь для признания этих браков недействительными в судебном порядке. Станет ли прокуратура массово обращаться в суды по этому поводу – неизвестно. Принятие этого законопроекта в предложенном нам виде нарушит не только права трансгендерных людей, но и права детей, воспитывающихся в таких семьях. Очевидно, что об этих существующих семейных отношениях авторы законопроекта вообще не думали. Законопроект написан людьми, которые не знают, что такое трансгендерный переход и как он осуществляется ни фактически (социально и медицински), ни юридически, – уверена Татьяна Глушкова.

Тем временем на сайте change.org была создана петиция с требованием отклонить законопроект "о запрете трансгендерным людям на брак и усыновление детей". "В целях укрепления института семьи" сенаторы намерены запретить россиянам создавать семьи и лишить российских детей из детских домов шансов на опекунство и последующее усыновление в любящих семьях. Это нарушает права тысяч людей на благополучную жизнь в России. Единственное, что им остается, – это просить убежища в других странах. Также подобные дискриминационные практики приводят к росту насилия в отношении гомосексуальных и трансгендерных россиян", – пишут авторы петиции. Законопроект они называют "позором современной России". На данный момент петицию поддержало свыше восьми тысяч человек.

Между тем замглавы комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей Оксана Пушкина заявила РБК, что поправки в Семейный кодекс, предложенные сенатором Еленой Мизулиной и рядом ее коллег, противоречат Конституции России. "Предложенные сейчас изменения прямо противоречат 19-й статье Конституции, которая гарантирует равные права и свободы гражданам независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения", – заявила Пушкина.

После того как новая Конституция закрепила стандарт российского брака в виде союза мужчины и женщины, законотворцы решили копнуть глубже и внедрить государственный контроль над телом россиянина.

Моя любимая тема — это туалет. Очень большое количество трансгендерных людей вынуждены составлять специальные карты, где отмечены туалеты, которые не обозначены как мужские или женские. Гендерно-нейтральные туалеты — большая роскошь и ценность, потому что для нас — это возможность спокойно пописать. Когда у меня физиологическая потребность, мне не важно, в какой туалет идти, но я думаю об опасности. Я чаще выберу женский. Там на меня скорее всего могут наругаться, косо посмотреть, особенно если со мной заговорят и услышат, что у меня достаточно низкий голос. Но если я пойду в мужской туалет, там уже угрозы могут быть посерьёзнее, вплоть до случаев нападения.

В 2014 году погиб наш близкий друг в результате суицида. Наверно, в этот момент я решил, что хочу менять ситуацию с внутренней гомофобией, отчасти в его память, отчасти, чтобы таких историй больше не повторялось. Хотя они повторяются и будут повторяться.

Я бы хотел стать родителем в будущем, но для меня единственно комфортный способ завести детей — это стать приёмным родителем. Потому что возможность стать биологическим родителем потребует сильных медицинских вмешательств, это будет психически тяжело, да и организм может не выдержать: придется на протяжении нескольких лет отменять важные для меня телесные изменения, на которые я решился в рамках перехода.

Истории с суррогатным материнством для меня кажутся этически сомнительными, потому что я не хочу использовать чужое тело для получения ребенка. Казалось бы — усыновление или удочерение, при всех сложностях процесса воспитания приемного ребенка — идеальный вариант. Но трансгендерным людям и сейчас крайне сложно стать приёмными родителями в России — пришлось бы скрывать свой опыт перехода и значительную часть своей жизни… а в случае принятия законопроекта мы будем вынуждены жить с несоответствием между документами, и факт трансгендерности будет легко раскрыть. В прошлом году гомосексуальной паре с детьми пришлось бежать из России, когда стало известно, что они воспитывают приемных детей; было расследование против представителей опеки — якобы усыновление детей гомосексуальными мужчинами было незаконно (хотя такого закона нет, все было законно). Открытому трансгендерному человеку — не важно, состоит ли он в браке и в каком — опека вряд ли отдаст ребенка. В итоге выбор: либо быть собой, либо быть родителем. Государство ставит нас в условия, где чем-то приходится жертвовать.

Я состою в отношениях 11 лет. Если мой партнёр попадет в реанимацию, меня к нему не пустят, хотя я его ближайший человек. Если бы у нас была возможность оформить отношения, мы бы это сделали. Мне кажется, что законодатели используют страх общественности перед ЛГБТ-людьми, чтобы протянуть другие вещи, опасные нововведения, которые коснутся всех. Например, в законопроекте есть ограничения для опеки по изъятию детей из опасных ситуаций.

Алексей, художник, воспитывает 16-летнюю дочь

Около семи лет работаю на фрилансе, я художник, также занимаюсь редактурой. Не скажу, что это очень много денег приносит. Я имею небольшой пассивный доход, который помогает в самые тяжелые времена держаться на плаву.

Долгое время я вел двойную жизнь. У меня было две страницы в социальных сетях, в компьютерных играх я представлялся своим мужским именем. Самое сложное в переходе для меня было то, что я могу причинить беспокойство своей семье, что я могу причинить им боль и тревогу, повысить их уровень беспокойства обо мне. Моя мама справилась лучше, чем я ожидал. Не было особо слёз, не было агрессии или неприятия, она расстроилась, потому что подумала, что это ее вина. Мне удалось ее убедить в том, что все в порядке, и нет ее какой-то вины в плане воспитания. Она видела, как я мучился до каминг-аута, то есть у меня на фоне нервных переживаний отказывала рука, потом нога. Я лежал в неврологии. Для мамы даже стало каким-то облегчением узнать, что происходит, но она расстроилась, что я не начал переход раньше — тогда я бы меньше мучился.

В моих новых документах не вписан ребенок. Я не вписываю, потому что так на меня нельзя будет давить, я в большей безопасности. Но как родителя меня это травмирует, получается, что в моих документах нет ребенка, а в документах ребенка нет меня, там остались мои старые паспортные данные. У меня 16-летняя дочь. У нас хорошие отношения и традиционная для России семья — бабушка, родитель и ребенок.

Дочь ходит в частную школу. Там нет собраний. Вопросы решаются по телефону или в письменном виде. Я не знаю, буду ли я совершать каминг-аут в школе, либо мы как-то замнём этот момент. У меня есть беспокойство на этот счет, но так как это частная школа, думаю, будет проще, чем в государственной.

Виктор, математик

Если брать моих друзей, то у меня не было каминг-аута как такового. С подросткового возраста я говорил о себе так, как говорю, указывал, как ко мне нужно обращаться. Если было что-то не так, поправлял. Иногда доходило до конфликтов. Но я всегда считал, что если человек игнорирует мое самоопределение, мне не нужно с ним общаться.

У меня религиозная семья. Ещё в школе я совершил каминг-аут как гомосексуальная персона. Каминг-аут как трансгендерный человек я совершил недавно, буквально этой весной. Меня поддержали. Нормальный мир шире, чем мы думали.

Я занимаюсь математикой. Мне хватает на жизнь и чтобы откладывать подушку безопасности. Я работаю репетитором со взрослыми — старшая школа и студенты. Если я понимаю, что наше взаимодействие вызывает у меня дискомфорт и не ладится, я могу от него отказаться. Я чаще всего вынужден представляться паспортным именем. С карантином я перешел на удаленку. Было несколько случаев, когда я изначально представлялся желаемым именем и в силу голоса меня не считывали как девушку.

В новых законопроектах меня травмировало то, что ограничения распространяются на конкретную группу общества. Я понимаю, что только ленивый не сравнил это с фашизмом и нацизмом. Это плохо, когда мы ограничиваем локальную социальную группу в базовых естественных правах человека. Я не знаю, чем это закончится, но как начало это выглядит очень тревожно. И если бы я даже был вне этой группы, я бы все равно забеспокоился из-за самого факта.

Читайте также: