Нарушение международного договора это

Обновлено: 02.07.2024

В вышедшем три года назад посте по случаю 50-летия Международных пактов о правах человека 1966 г. (далее – Пакты о правах человека, Пакты) я отмечал, что близкое к 100% участие в обоих Пактах самых разных по политическому режиму и по господствующей религии государств (в том числе и тех, в которых дела с правами человек далеки от идеала) достигнуто за счет определенной мягкости и гибкости в вопросах соблюдения норм пактов, изначально допускающей некий уровень неисполнения. Если бы Пакты предлагали жесткий подход к государствам-нарушителям, то многие страны просто отказались бы в них участвовать.

В этом году отмечается 50-летний юбилей Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. (далее – ВКПМД, Конвенция). Это событие равно как само значение Конвенции для современного международного права стали центральной темой состоявшихся в МГУ 25 октября 2019 г. ежегодных Тункинских чтений. Знакомство с сегодняшней практикой применения положений ВКПМД позволяет сделать вывод, что для многих стран еще одним фактором, повлиявшим на их решение участвовать в Пактах о правах человека, стала предусмотренная нормами Конвенции и широко применяемая на практике возможность делать неограниченное количество разнообразных оговорок к любому договору, в том числе и соглашениям о правах человека. Сделанные при подписании или ратификации соглашения оговорки направлены на исключение или изменение действия положений данного соглашения для государства, заявившего оговорку. Фактически речь идет о присоединении к международному соглашению на собственных условиях, когда сам договор рассматривается как некое меню, из которого можно что-то выбрать, а от чего-то можно отказаться. Именно осознание такой возможности позволило США в 1990-х годах принять решение о ратификации Пакта о гражданских и политических правах 1966 г. (далее также – Пакт) и ряда других универсальных договоров о правах человека, отойдя от принятой в конце 1940-х годов и крайне уязвимой для критики жесткой политики неучастия в таких договорах (об оговорках, сделанных США при присоединении к Пакту, будет сказано ниже).

В прошлом году такой возможностью присоединиться к Пакту о гражданских и политических правах 1966 г. на собственных условиях в виде многочисленных оговорок решил воспользоваться Катар, ставший третьей страной Персидского Залива, ратифицировавшей этот Пакт (после Кувейта в 1996 г. и Бахрейна в 2006 г.). Вполне возможно, это было сделано с целью улучшить свое резюме в преддверии Чемпионата мира по футболу, который пройдет в Катаре в 2022 г. В соответствии с этими оговорками целый ряд ключевых положений Пакта будет применяться Катаром только в том случае, если это не противоречит нормам шариата, конституции и национальному законодательству.

Надо отдать должное Катару, который решил не делать оговорку крайне общего и расплывчатого характера, которую до него заявляли ряд исламских стран, присоединяясь к универсальным конвенциям о правах человека (наподобие оговорки, сделанной Мальдивами к Конвенции об устранении любых форм дискриминации по отношению к женщинам 1979 г.:

В самой Конвенции статусу оговорок посвящено всего лишь несколько положений, которые с разной степенью детализации приводятся во всех отечественных учебниках по международному праву.

В соответствии со статьей 19 не разрешаются оговорки, когда (а) любые оговорки запрещены самим договором, (б) когда договор разрешает лишь определенные оговорки, в число которых данная оговорка не входит и (в) оговорка несовместима с объектом и целями договора.

Статья 20 говорит о принятии оговорок и о возражениях против них. Стоит отметить, что это касается только разрешенных оговорок в смысле статьи 19. Главное состоит том, что разрешенные оговорки не требуют согласия других участников договора, если иное не установлено самим договором. Возражение на оговорку со стороны другого государства не препятствует вступлению в силу договора между государством, сделавшим оговорку, и возражающим против нее, если возражающее государство определенно не заявит об ином.

Статья 21 устанавливает правовые последствия оговорок и возражений против них.

Для сделавшего оговорку государства оговорка изменяет действие положений, в отношении которого она сделана. Так, если Россией была сделана оговорка об исключении для нее действия статьи договора об обязательной юрисдикции Международного Суда ООН (далее – МС ООН), то ни одно другое государство-участник данного договора не может привлечь Россию в качестве ответчика в МС ООН по спорам, вытекающим из этого договора. Возражения на эту оговорку, сделанные другим государством, не отменяют ратификацию данного договора, сделанную Россией, а лишь делают положение об обязательной юрисдикции МС ООН неприменимым в отношениях между Россией и возразившим государством. Иными словами, ни Россия, ни возразившее государство не смогут инициировать разбирательство против друг друга в МС ООН в рамках данного договора. Единственное условие в отношении возражений – это срок. Возражения должны быть заявлены в течение 12 месяцев со дня появления оговорки. Молчание приравнивается к принятию оговорки.

Сейчас указанные выше положения Конвенции в отношении оговорок воспринимаются как данность. Однако так было не всегда (и для многих это может стать сюрпризом). До 1951 г. в международном праве преобладал классический подход к оговоркам, согласно которому сделанные оговорки должны быть приняты всеми остальными участниками договора, и только после этого могут действовать для государства-заявителя. Если хоть одно государство возражало против сделанной оговорки, то считалось, что данный договор для сделавшего оговорку государства в силу не вступил. Иными словами, возражения против оговорки фактически аннулировали сам акт о ратификации договора и государство-заявитель признавался не участвующим в этом договоре.

Ситуация кардинально изменилась в 1951 г. после Консультативного заключения МС ООН по поводу оговорок к Конвенции о предотвращении преступления геноцида и наказании за него 1948 г. (Reservations Case). С запросом о таком заключении обратилась Генеральная Ассамблея ООН в попытке разрешить спор между Генеральным секретарем ООН, выступавшим в качестве депозитария данной Конвенции, и СССР, пытавшимся вручить ему документы о ратификации вместе со сделанными оговорками, одна их которых исключала обязательную юрисдикцию МС ООН по спорам в отношении данной Конвенции и на которую уже поступили возражения от ряда других государств. Отказываясь принять от СССР документы о ратификации, Генеральный Секретарь ООН лишь продолжал последовательную и строгую линию в отношении оговорок, принятую в Лиге Наций, согласно которой требовалось единогласное принятие оговорки всеми остальными участниками договора. В противном случае договор в силу для сделавшего оговорку государства не вступал, несмотря на его ратификацию. СССР оспаривал правомерность такой практики, настаивая на суверенном праве каждого государства делать оговорки.

В своем Заключении, принятым незначительным большинством из 7 судей против 5, МС ООН отошел от классического подхода, заявив, что он не может быть применен к многостороннему договору, особенно к договору о правах человека. По мнению Суда, в этом случае надо найти баланс между, с одной стороны, желанием, чтобы Конвенция охватывала как можно большее количество государств, пусть и со сделанными ими оговорками, и с другой, целостностью и единством самого договора. Если Конвенция ничего не говорит об оговорках, это не значит, что они запрещены. По мнению МС ООН, главное, чтобы сделанные оговорки были совместимы с объектом и целями Конвенции. В случае с Конвенцией о предотвращении преступления геноцида и наказании за него 1948 г. Суд заявил, что государства при ее разработке исходили из максимально широкого в ней участия и не хотели, чтобы возражения к незначительной оговорке (minor reservation) делали эту Конвенцию полностью неприменимой для государства-заявителя оговорки.

Несмотря на первоначальную резко негативную реакцию на позицию МС ООН со стороны Комиссии по международному праву, при разработке Комиссией проекта ВКПМД в итоге был избран подход, предложенный МС ООН, и воплотившийся в указанные выше статьи Конвенции.

Тем не менее, не надо забывать, что как решение МС ООН по делу об оговорках, так и воспринявшая его логику Венская Конвенция 1969 г появились задолго до начала распространения международных судов, поэтому за неимением лучшего решение вопроса, соответствует та или иная заявленная оговорка объекту и целям договора, было отдано на откуп другим государствам –участникам договора. Решение о такой горизонтальной оценке сделанных оговорок далеко не идеальное, так как практика показывает, что государства не всегда возражают на оговорки, даже если они с ней не согласны. Особенно непонятен смысл возражений на оговорку в договорах о правах человека, которые отнюдь не представляют собой набор обязательств сторон по отношению друг к другу, а выражает обязательство государства-участника предоставить некий набор прав индивидам, находящимся на его территории. Полностью за кадром остался вопрос о том, (1) как быть, если лишь часть (но не все) государств-участников договора полагают, что оговорка не соответствует объекту и целям договора, а также (2) что будет с оговоркой в случае признания, что она им не соответствует.

  1. Сама ратификация договора, сделанная заявителем неприемлемой оговорки, все равно будет считаться действительной, и государство-заявитель будет беспрепятственно и полноценно пользоваться этой оговоркой. Этот вариант сегодня отрицается большинством исследователей и не поддерживается ни практикой Комитетов по правам человека, созданных в рамках Пактов, ни региональными судами по правам человека.
  2. Полностью противоположный первому вариант состоит в том, что несовместимая с объектом и целями договора оговоркааннулирует сам акт о ратификации договора, и государство-заявитель признается не участвующим в этом договоре.
  3. В третьем варианте действие оговорки отделяется от действия акта ратификации, оставляя государство-заявителя стороной договора, но при этом лишая его возможности использовать эту оговорку в своих целях. Эта доктрина отделимости оговорок (severability doctrine) была во многом разработана в конце 1980-начале 1990-х годов региональными судами по правам человека и контрольными органами, созданными в рамках универсальных соглашений по правам человека и квази-судебными органами. Они в своих рассуждениях исходили из того, что наличие оговорки к договору о правах человека не дает основания лишать государства-заявителя оговорки права на участие в нем, и тем более лишать граждан этого государства тех прав и свобод, которые гарантируются этим договором.

Говоря о том, кто именно вправе рассматривать вопрос о соответствии оговорок объекту и целям договора, то, как показывает современная практика международных судов (МС ООH, ЕСПЧ, МАСПЧ), все они заявили о своей компетенции рассматривать этот вопрос. Но раз уж пост посвящен Пактам о правах человека 1966 г. и оговоркам к ним, то остановимся на позиции Комитета по правам человека (далее – Комитет), созданного в рамках Пакта о гражданских и политических правах 1966 г.

Столкнувшись к 1994 г. с крайне неприятной для себя реальностью в виде 150 оговорок разной значимости (включая оговорки, которые ограничивали или исключали материальные и процессуальные права, гарантированные Пактом), сделанных 46 из 127 государств-участников Пакта, Комитет оказался вынужден сформулировать свое отношение к этим оговоркам, что и было сделано в 1994 г. в виде Общего комментария (General Comment № 24).

Комитет начал свои рассуждения с того, что Пакт не запрещает оговорки и не указывает, какого вида оговорки допускаются. Оговорки могут исполнять полезную функцию, позволяющую государствам приспособить конкретные элементы в своем внутригосударственном праве к неотъемлемым правам каждого человека, которые закреплены в Пакте. При этом Комитет отметил, что положения ВКПМД относительно роли возражений государств в связи с оговорками являются неприемлемыми для решения проблемы оговорок к договорам о правах человека. Ввиду особого характера договора о правах человека совместимость оговорки с объектом и целями Пакта должна устанавливаться объективно, и Комитет вполне способен выполнить эту задачу.

  1. Деятельность КМП в отношении правового статуса оговорок

Для целей данного поста достаточно будет сказать, что Принципы содержат рекомендацию контрольным органам и судам в отношении недопустимых оговорок. Так, если оговорка будет признана недействительной (invalid) на основании противоречия объекту и целям договора, то заявившее ее государство должно уточнить, готово ли они считать себя стороной договора без учета этой оговорки. Иными словами, государству-заявителю оговорки, которая оказалась неприемлемой, рекомендуется предложить сделать выбор: остаться в договоре, сняв оговорку, либо уйти, если сделанная оговорка является принципиальным условием участия в данном договоре.

Пока неясно, как международные суды и Комитет по правам человека будут применять эти Принципы. Будет ли готов Комитет пожертвовать идеей универсальности Пакта и настоять, чтобы Катар сделал выбор: отозвать сделанные им оговорки или выйти из Пакта? Или повторится ситуация с США, когда оговорка о смертной казни признана неприемлемой, а для США оговорка по-прежнему в силе. Да и выйти из Пакта не так уж просто, как показывает курьезная ситуация с Северной Кореей. Присоединившись к Пакту в 1981 г., она решила выйти из него в 1994 г. после резкой критики со стороны Комитета по правам человека за ситуацию с правами человека в стране. В ситуации, когда сам Пакт вообще не содержит норм о выходе из него, Северная Корея получила от ООН два разных мнения о возможности своего выхода. Комитет по правам человека заявил, что выход из Пакта вообще невозможен, а Генеральный Секретарь ООН сообщил Северной Корее, что выход возможен только согласия всех стран-участниц Пакта (Нидерланды сразу прислали свои возражения в отношении выхода Северной Кореи). Таким образом, Северная Корея по-прежнему остается стороной Пакта, а вопрос о том, насколько запрет выхода повлиял на ситуацию с правами человека в этой стране, остается риторическим. Скорее можно говорить о том, что запрет на выход из договора провоцирует его неисполнение. В любом случае развитие ситуации с оговорками Катара мы увидим в самое ближайшее время.

Право договоров в части оговорок – одна из наиболее сложных сфер международного права МП для понимания, преподавания и применения. Нерешённые доктринальные вопросы о которых говорилось выше, представляют собой настоящий кошмар для практиков, когда оговорки от контр оговорки способны превратить любой международный договор в совокупность из нескольких двусторонних договоров в редакции оговорок и возражений на них. Кроме того, непонятен статус оговорок, которые очевидно противоречат объекту и целям оговорок, но которые не снимаются сделавшим их государством, даже после того, как его попросят то сделать. Все это порождает неприятное для любого континентального юриста чувство правовой неопределенности, Но с этим трудно что-то сделать, принимая во внимание очевидные особенности современного международного права.


8 декабря Президиум ВС РФ утвердил Обзор практики применения судами общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ при рассмотрении уголовных дел. Большая часть положений касались вопроса допустимости доказательств по уголовному делу.

В начале обзора ВС отметил, что анализ практики рассмотрения судами уголовных дел и материалов в порядке уголовного судопроизводства показывает, что российские суды руководствуются прежде всего Конституцией РФ, законодательными актами РФ, предусматривающими возможность судам обращаться к общепризнанным принципам и нормам международного права и международным договорам РФ. Кроме того, суды учитывают разъяснения, содержащимися в постановлениях Пленума ВС РФ от 31 октября 1995 г. № 8; от 10 октября 2003 г. № 5; от 27 июня 2013 г. № 21, а также в других постановлениях, в которых разъяснялись положения норм международного права.

Верховный Суд разъяснил, что в ходе рассмотрения уголовных дел суды применяли нормы международного права при разрешении вопросов как материального, так и процессуального характера, руководствуясь положениями тех международных договоров, которые вступили в силу для РФ и были официально опубликованы. Он обратил внимание, что при толковании международного договора РФ суды принимали во внимание положения Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г., учитывали практику ЕСПЧ, иных международных договорных органов, действующих в сфере защиты прав и свобод человека, формируемую как по делам в отношении РФ, так и третьих государств.

В обзоре отмечается, что нарушение нормы международного права, выразившееся в неприменении нормы, подлежащей применению, или, напротив, применении судом нормы международного права, не подлежащей применению, либо когда судом было дано неправильное толкование такой нормы, являлось основанием для отмены или изменения судебного решения. Кроме того, суды учитывали содержание норм международного права, а также их интерпретацию международными договорными органами при применении уголовного и уголовно-процессуального законодательства РФ, уточнил ВС.

Общие положения

Как отмечается в обзоре, при применении российского законодательства суды должны принимать во внимание согласующееся с законодательством содержание норм международного права. Ссылаясь на одно из определений Алтайского краевого суда, ВС указал, что возложение на условно осужденного исполнения обязанностей, способствующих его исправлению, в полной мере согласуется в том числе с положениями п. 2 ст. 29 Всеобщей декларации прав человека от 10 декабря 1948 г. и п. 3 ст. 2 Протокола № 4 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Так, согласно указанным положениям, каждый человек при осуществлении своих прав и свобод может быть подвергнут только таким ограничениям, какие предусмотрены законом и необходимы в интересах обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других лиц, защиты морали, общественного порядка и предотвращения преступлений.

ВС обратил внимание, что суд должен отказать в удовлетворении ходатайства о проведении следственных действий, связанных с ограничением конституционных прав человека, если будет установлено, что такие действия в обстоятельствах дела не являлись необходимыми (пропорциональными, соразмерными преследуемой социально значимой цели).

Европейский Суд присудил им компенсацию морального вреда и судебных расходов на общую сумму свыше 220 тыс. евро

Верховный Суд призвал нижестоящие инстанции оценивать в том числе и возникновение психоэмоционального стресса у работника из-за ставшего ему известным после увольнения отсутствия надлежащего оформления на работе

Верховный Суд также обратил внимание, что при рассмотрении уголовных дел в отношении несовершеннолетних судам следует руководствоваться общепризнанными нормами международного права и международными договорами РФ, касающимися отправления правосудия в отношении несовершеннолетних.

Уголовно-правовые отношения

В обзоре поясняется, что при назначении наказания суды должны учитывать согласующееся с уголовным российским законодательством содержание норм международного права. ВС в подтверждение данного пункта приводит постановление президиума Тульского областного суда по делу об отсрочке реального отбывания наказания осужденной в виде лишения свободы до достижения ее ребенком 14-летнего возраста. Так, суд ссылался на ч. 1 ст. 82 УК РФ о том, что женщине, имеющей ребенка в возрасте до 14 лет, суд может отсрочить реальное отбывание наказания до достижения ребенком 14-летнего возраста. Внимание было обращено на то, что такое законодательное урегулирование соотносится с требованиями международных актов. Как было отмечено судом, принятые 21 декабря 2010 г. Правила ООН, касающиеся обращения с женщинами-заключенными и мер наказания для женщин-правонарушителей, не связанных с лишением свободы (Бангкокские правила), рекомендуют по мере возможности и целесообразности отдавать предпочтение наказанию беременных женщин и женщин с детьми на иждивении, не связанному с лишением свободы.

Уголовно-процессуальные отношения

ВС подчеркнул, что при определении меры пресечения, которую, исходя из обстоятельств дела, необходимо избрать в отношении подозреваемого и обвиняемого, суды обязаны учитывать положения ст. 5 Европейской конвенции, гарантирующие право лица на свободу и личную неприкосновенность.

Так, изменяя в апелляционном порядке меру пресечения в виде домашнего ареста, избранную в отношении осужденных на меру пресечения в виде запрета определенных действий, Челябинский областной суд обратил внимание на п. 3 и 4 ст. 5 Европейской конвенции в интерпретации ЕСПЧ, отметил Суд. ЕСПЧ распространяет указанные в данной статье Конвенции положения и на домашний арест, в частности на право каждого, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу или на освобождение до суда, поясняется в обзоре.

Верховный Суд также определил, что при избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, а равно при продлении срока ее действия, суды учитывают положения ст. 5 Европейской конвенции, а также правовые позиции, сформулированные ЕСПЧ при толковании указанной статьи Конвенции. Он привел пример, в котором Судебная коллегия по уголовным делам ВС Удмуртской Республики, рассматривая ходатайство следователя о продлении срока содержания обвиняемого под стражей, учла правовые позиции ЕСПЧ. Так, в соответствии с данными позициями тяжесть предъявленного обвинения не может быть единственным и достаточным основанием для оправдания длительных сроков содержания обвиняемого под стражей; аргумент о совершении преступления обвиняемым в группе лиц сам по себе недостаточен для оправдания длительных периодов содержания его под стражей.

Согласно обзору суд, возлагая на осужденного исполнение обязанностей, предусмотренных ч. 5 ст. 73 УК РФ, должен учитывать фактическую возможность исполнения такого решения с учетом требований закона и международного договора РФ.

ВС уточнил, что согласно ч. 1 ст. 392 УПК РФ вступившие в законную силу приговор, определение, постановление суда обязательны для всех органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений, должностных лиц, других физических и юридических лиц и подлежат неукоснительному исполнению на всей территории РФ. Ввиду этого при изложении судебного решения необходимо учитывать, что такое решение должно быть исполнимым в соответствии с российским законодательством и/или нормами международного права.

ВС также обратил внимание, что при рассмотрении вопроса о возобновлении производства по уголовному делу, приостановленному ввиду того, что подсудимый скрылся, суд учитывает реальную возможность участия подсудимого в судебном разбирательстве, гарантированную ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах и ст. 6 Европейской конвенции.

В обзоре разъясняется, что допустимость доказательств по уголовному делу определяется положениями уголовно-процессуального законодательства РФ, общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами РФ. ВС заметил, что Европейский Суд неоднократно подчеркивал, что в его обязанности в принципе не входит решение вопроса о допустимости определенных видов доказательств, например о допустимости доказательств, полученных незаконным с точки зрения национального законодательства образом, или вопроса о виновности или невиновности заявителя.

Европейский Суд указал, что перехваченный в ходе ОРМ разговор подозреваемого с адвокатом не может использоваться в качестве доказательства по уголовному делу

Касательно допустимости доказательств по уголовному делу, ВС в обзоре также сослался на свое Определение от 7 июля 2015 г. № 93-АПУ15-1СП. Так, при рассмотрении данного дела указывалось, что ЕСПЧ признал, что использование особых следственных методов – в частности, агентурных методов – само по себе не нарушает право на справедливое судебное разбирательство. Однако ввиду риска подстрекательства со стороны полиции при использовании таких методов их использование должно быть ограничено четкими рамками. В связи с этим Европейским Суд указал: полиция вправе действовать под прикрытием, но не подстрекать к преступлению, пояснил Верховный Суд. Так, Суд в своем определении пришел к выводу, что в судебном порядке должны быть проверены основания для проведения оперативно-розыскного мероприятия, степень участия полиции в совершении преступления, а также характер провокации или любого рода давления в отношении заявителя.

В заключение обзора ВС указал, что под иными документами, которые допускаются в качестве доказательств согласно п. 6 ч. 2 ст. 74 УПК РФ, понимаются в том числе документы, принимаемые в рамках международных межправительственных организаций, участником которых является Россия, и содержащие сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела (Определение ВС РФ от 24 июля 2019 г. № 53-АПУ19-12).

Эксперты позитивно оценили разъяснения Верховного Суда

Доцент кафедры уголовно-процессуального права Университета им. О.Е. Кутафина, к.ю.н. Артем Осипов считает, что само появление в завершение 2021 г. такого обзора является положительным событием на фоне продолжающихся научно-практических дискуссий относительно правового значения и юридической силы правовых позиций межгосударственных органов по правам человека в правовой системе России.

Эксперт отметил, что большая часть примеров из обзора посвящены вопросам оказания международно-правовой помощи по уголовным делам и, в частности, соблюдению прав лиц, подлежащих экстрадиции. Артем Осипов обратил внимание, что актуальная практика ЕСПЧ показывает, что нарушения прав лиц, подлежащих экстрадиции, являются серьезной и в некоторых аспектах систематической проблемой для многих стран – участниц Совета Европы. В этой связи вполне ожидаемым является присутствие в обзоре примеров, описывающих предмет и стандарт доказывания в ходе рассмотрения судами жалоб на экстрадицию, полагает он.

О президентском законопроекте, предполагающем создание дополнительных гарантий независимости адвокатов при оказании юридической помощи в уголовном судопроизводстве

Читайте также: