Что значит так точно дьяк в приказах поседелый

Обновлено: 04.07.2024

Свидетельство и скидка на обучение каждому участнику

17.10.2018 Урок № 39

Планируемые результаты:

Предметные: умение определять историзмы и архаизмы в тексте художественной литературы и объяснять их значение

- метапредметные: способность использовать родной язык как средство получения знаний по другим учебным предметам; применение полученных знаний, умений и навыков анализа языковых явлений на межпредметном уровне (на уроках иностранного языка, литературы и др.);

- личностные: осознание эстетической ценности русского языка; уважительное отношение к родному языку, гордость за него; потребность сохранить чистоту русского языка как явления национальной культуры; стремление к речевому самосовершенствованию.

Организационный момент.

Слайд 1. ВПР № 8.

Словарная работа. Слайд 2.

Вет_ран, г_раж, ген_рал, девяност_, з_главие, ил_юстрац_я, искус_ный, ис_кус_тво.

Слайд 3 Ветеран, гараж, генерал, девяносто, двести, заглавие, иллюстрация, искусный, искусство.

Проверка домашнего задания.

Актуализация знаний. Слайд 4.

- На слайде картинки. Как называются эти предметы?

- Давайте вспомним, как называются такие слова?

- Дайте определение устаревшим словам.

3. Формулирование темы и целеполагание.

Устаревшие слова могут быть двоякого рода.

На доске листочки.

Давайте посмотрим на данные группы слов и определим, чем они отличаются.

КАФТАН ЧЕЛО (ЛОБ)

ВЕРЕТЕНО РЫБАРЬ (РЫБАК)

ТРЕУГОЛКА ЗЕНИЦА (ГЛАЗ)

- Чем же отличаются эти группы слов?

- Как мы можем назвать слова из 1 группы слов? Мы можем встретить эти слова сейчас в нашей жизни? Такие слова называются историзмами.

- Как назовем 2 группу слов? Мы встречаем сейчас данные слова? А чем они заменены? Такие слова называются архаизмами.

- Как вы думаете, какова же тема нашего урока?

- Какую цель поставим перед собой? Какие задачи поставим на уроке?

4. Изучение нового материала.

1. Историзмы – это такие устаревшие слова, которые обозначают явления и предметы, ушедшие из жизни:

1) Названия старых мер длины, веса: аршин, вершок, сажень.

2) С таринной одежды и обуви: армяк, кафтан, камзол.

3) Н азвания учреждений и должностных лиц: вече, управа, воевода, исправник.

4) Л иц по профессии, занятию: стрелец, стражник, ратник, приказчик.

5 ) Старых учебных заведений и учащихся: бурса, институтка, курсистка.

6) Бытовые понятия: корчма, лабаз, алтын, целковый .

2. Архаизмы – это такие устаревшие слова, которые имеют синонимы в современном русском языке: чело – лоб, ланита – щека, око – глаз, перст – палец, воитель - воин, рыбарь - рыбак , вотще - напрасно, понеже - потому что, вельми - очень, присно - постоянно, стезя – дорога, десница - правая рука, шуйца – левая, агнец - ягненок, ведать - знать, внимать - слушать, врата - ворота, глас - голос, грясти - идти, длань - ладонь, днесь - сегодня, дщерь - дочь, зело - очень, зреть - смотреть, кормчий - рулевой.

Толкование слов:

Терем ( Большой энциклопедический словарь ) (от греч. Teremnon – жилище) – в Древней Руси верхний жилой ярус богатых хором, палат; были и отдельные терема (над воротами, на высоком подклете).

Душегрейка ( Толковый словарь Ожегова ) –и, ж. (устар.). Женская теплая кофта, обычно без рукавов, со сборками по талии.

Чупру́н ( Большой толковый словарь русского языка. – 1-е изд-е: СПб.: Норинт С. А. Кузнецов. 1998) , -а́; м. нар.-разг. Прядь волос, спадающая на лоб; чуб (обычно у мужчины). Перед нею усердные слуги; Она бьёт их, за чупрун таскает (Пушкин).

Барин ( Толковый словарь Ожегова ), -а, мн. Господа, -од и (прост.) баре и бары, м. 1. В дореволюционной России: человек из привилегированных классов (помещик, чиновник), а также обращение к нему. Сидеть барином (перен.: бездельничать; разг.). Жить барином (перен.: жить в достатке и праздности; разг.). 2. Перен. Человек, к-рый не любит трудиться сам и предпочитает перекладывать работу на других (разг.). || ж. барыня, -и; тин. И ласк. Барынька, -и, ж. (к 1 знач.). || прил. Барский, -ая, -ое. Барская усадьба. Барская прихоть.

Дворяни́н , -а, мн. –я́не, -я́н, м. Лицо , принадлежащее к дворянству.

Физминутка. Когда я называю историзмы – вы хлопаете, когда архаизмы – топаете.

Работа в парах.

Задание № 2: подберите к данным устаревшим словам современные (используйте слова для справок), запишите получившиеся пары:

(1) Внимать, (2) глагол, (3) глас, (4) грядущее, (5) десница, (6) днесь, (7) изречь, (8) лик, (9) око, (10) перст, (11) рок, (12) сей, (13) стезя, (14) трапеза, (15) токмо, (16) тщетно, (17) уповать, (18) уста, (19) чадо, (20) чета.

Слова для справок : слово, будущее, сегодня, сказать, глаз, палец, этот, путь, обед, напрасно, надеяться, губы, пара, слушать, голос, правая рука, лицо, судьба, только, ребенок.

(1) Внимать – слушать, (2) глагол – слово, (3) глас – голос, (4) грядущее, (5) десница – правая рука, (6) днесь – сегодня, (7) изречь – сказать, (8) лик – лицо, (9) око – глаз, (10) перст – палец, (11) рок – судьба, (12) сей – этот, (13) стезя – путь, (14) трапеза – обед , (15) токмо – только, (16) тщетно – напрасно, (17) уповать – надеяться, (18) уста – губы, (19) чадо – ребенок, (20) чета – пара.

Задание № 3. Выполняем по вариантам. Выпишите слова по вариантам. 1) архаизмы; 2) историзмы, устно объясните их значение:

1). Собором положили в последний раз отведать силу просьбы. 2). Так точно дьяк в приказах поседелый спокойно зрит на правых и виновных. 3). Вчерашний раб, татарин, зять Малюты, зять палача и сам в душе палач, возьмет венец и бармы Мономаха. 4). Смотрит в поле, инда очи разболелись глядючи . 5). Любовь и дружество до вас дойдут сквозь мрачные затворы, как в ваши каторжные норы доходит мой свободный глас . 6). В сенях, на лестницах появились, протирая опухшие глаза, боярские дети из мелкопоместных, худородных – стольники , приписываемые Софьей к Петрову дворцу. 7). Мушкетов бы прислали неломаных и огневого зелья к нам. 8). Раскольники читали соловецкие тетради.

Эта книга придумана для людей, уставших от темной массы деловых текстов с их бесчисленными 'в соответствии', 'вместе с тем' и 'представляется целесообразным'.

Для тех, кто желает немного освежить восприятие окружающей действительности благодаря нежной мелодии простых человеческих слов.

Составитель по своему субъективному усмотрению самым кощунственным образом отобрал из пушкинских произведений наиболее изысканные, известные или необычные фрагменты, дополнив их кратчайшими изложениями сюжетов и наиболее значимых биографических фактов [1] .

Пушкин – странный человек.

С одной стороны – поэт, прозаик и драматург, именуемый то 'великим', то 'величайшим', 'солнце русской поэзии', 'наше всё', автор 'энциклопедии русской жизни'.

С другой стороны – 'тунеядец' и 'отщепенец', неясное 'пятно с бакенбардами', 'маленький Пушкин с большим пистолетом', прокравшийся в большую поэзию 'на тоненьких эротических ножках' (согласно сочным характеристикам Абрама Терца).

Отпрыск нетитулованного дворянского рода, наделенный дивным даром переваривать в литературу любые впечатления, переживания и житейские обстоятельства.

Странный автор, память о котором надежно завалена венками, бюстами, пошлыми анекдотами и необходимостью писать нелепейшие школьные сочинения.

Выпускник престижного Лицея, предлагавший царю 'уничтожить экзамены, так как в России все продажно'.

Друг каторжников, называвший правительство 'единственным европейцем в России'.

Книголюб и книгочей, признававший 'сладостное внимание женщин' почти единственной целью всех своих усилий.

Покойник, приглядевшись к писаниям которого его давний приятель Баратынский вдруг с запоздалым удивлением обнаружил: 'Пушкин – мыслитель! Можно ли было это ожидать?'

О Пушкине написано много – гораздо больше, чем он сам успел написать за всю свою не слишком долгую жизнь.

Существуют пухлые биографии Пушкина, усердные авторы которых умудряются обходиться без текстов поэта.

Существуют многочисленные научные исследования, разжевывающие в девятнадцати томах без абзацев значение каких-нибудь трех пушкинских строк.

Наконец, существуют изумительные по обширности и точности компиляции, в которых можно найти любую цитату из пушкинского наследия и у которых только один существенный недостаток – их невыносимо скучно читать.

С учетом всех этих печальных особенностей составитель постарался ограничиться минимумом собственных слов и лишних пояснений, бессмысленных и неуместных в суетливую эпоху общедоступного Интернета.

Нет никаких причин для того, чтобы начинать чтение этой книги с первых ее страниц.

Можно начать с последнего периода жизни поэта и оптимистично продвигаться в обратном направлении.

А можно начать с середины его творческого пути, основываясь на сделанном им самим в 1825 году признании: 'Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития. Я могу творить'.

1799–1812 годы. Детство в Москве. Поступление в Лицей

СОБЫТИЯ

Родился в Москве 26 мая 1799 года в семье чиновника Московского комиссариата, светского острослова и поэта- любителя Сергея Львовича Пушкина (1771–1848) и Надежды Осиповны, урожденной Г аннибал (1775–1836).

С 1806 года проводит каждое лето у бабушки в подмосковном селе Захарове.

В 1809 году написаны первые стихи (на французском языке).

В июне 1811 года дядя Василий Львович Пушкин (1766 – 1830) привозит племянника в Петербург.

Пушкин поступает в учрежденный императором Царскосельский лицей, где проводит следующие шесть лет, проживая в комнате № 14.

Самый ранний из известных автографов Пушкина – запись в альбоме одноклассника князя А.М. Г орчакова, сделанная в 1811 или 1812 году.

1813 год. Царскосельский лицей

Так и мне узнать случилось,

Что за птица Купидон;

Сердце страстное пленилось;

Признаюсь – и я влюблен!

И, хоть по уши влюбленный,

Но с тобою разлученный,

Всей надежды я лишен.

(незавершенная поэма)

Нечистый дух искушает одиноко живущего монаха, подкинув в его келью юбку. Помолившись, монах берет искусителя в плен, хочет посадить его в бутылку и кинуть в колодец, но поддается соблазну и соглашается с помощью нечистой силы совершить путешествие в Иерусалим.

Но, лира! стой! – Далеко занесло…

Бесить попов не наше ремесло.

Одушеви перо мое, любовь!

Исполнившись геройскою отвагой,

Опять беру чернильницу с бумагой…

1814 год. Царскосельский лицей

Воспоминания в Царском Селе

Навис покров угрюмой нощи

На своде дремлющих небес…

Здесь каждый шаг в душе рождает

Воспоминанья прежних лет…

О, громкий век военных споров…

И ты промчался, незабвенный!

И вскоре новый век узрел

И брани новые, и ужасы военны;

Страдать – есть смертного удел…

И быстрым понеслись потоком

Враги на русские поля.

Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком,

Дымится кровию земля…

Края Москвы, края родные,

Где на заре цветущих лет

Часы беспечности я тратил золотые,

Не зная горести и бед…

К другу стихотворцу

За лаврами спешишь опасною стезей…

Страшися участи бессмысленных певцов,

Нас убивающих громадою стихов.

Все с удовольствием тогда тебя прочтут.

Но мнишь ли, что к тебе рекой уже текут

За то, что ты поэт, несметные богатства,

Что ты уже берешь на откуп государства,

В железных сундуках червонцы хоронишь

И, лежа на боку, покойно ешь и спишь?

Не так, любезный друг, писатели богаты;

Судьбой им не даны ни мраморны палаты,

Ни чистым золотом набиты сундуки:

Лачужка под землей, высоки чердаки —

Вот пышны их дворцы, великолепны залы.

Поэтов – хвалят все, питают – лишь журналы;

Катится мимо их Фортуны колесо;

Родился наг и наг ступает в гроб Руссо;

Камоэнс с нищими постелю разделяет;

Костров на чердаке безвестно умирает,

Руками чуждыми могиле предан он:

Их жизнь – ряд горестей, гремяща слава – сон.

'Как в церкви вас учу, так вы и поступайте,

Живите хорошо, а мне – не подражайте'.

Подумай обо всем и выбери любое:

Быть славным – хорошо, спокойным – лучше вдвое.

Красавице, которая нюхала табак

Какая странная во вкусе перемена!

… Ах, отчего я не табак.

Раз, полунощной порою,

Сквозь туман и мрак,

Ехал тихо над рекою

Дружку друг любил;

Был ей верен две недели,

В третью изменил.

'Как могу счастливым быть?

Я не в силах вечно пить'.

'Вот тебе совет полезный:

Миг блаженства век лови…'

Дома буду горевать

И Наташу вспоминать.

К Н.Г. Ломоносову

Расправит счастье паруса.

Под вечер, осенью ненастной,

В далеких дева шла местах

И тайный плод любви

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Воротынский
Ужасное злодейство! Полно, точно ль
Царевича сгубил Борис?

Шуйский
А кто же?
Кто подкупал напрасно Чепчугова?
Кто подослал обоих Битяговских
С Качаловым? Я в Углич послан был
Исследовать на месте это дело:
Наехал я на свежие следы;
Весь город был свидетель злодеянья;
Все граждане согласно показали;
И, возвратясь, я мог единым словом
Изобличить сокрытого злодея.

Воротынский
Зачем же ты его не уничтожил?

Шуйский
Он, признаюсь, тогда меня смутил
Спокойствием, бесстыдностью нежданной,
Он мне в глаза смотрел, как будто правый:
Расспрашивал, в подробности входил —
И перед ним я повторил нелепость,
Которую мне сам он нашептал.

Воротынский
Не чисто, князь.

Шуйский
А что мне было делать?
Все объявить Феодору? Но царь
На всё глядел очами Годунова,
Всему внимал ушами Годунова:
Пускай его б уверил я во всём,
Борис тотчас его бы разуверил,
А там меня ж сослали б в заточенье,
Да в добрый час, как дядю моего,
В глухой тюрьме тихонько б задавили. — Кремлёвские палаты (1598 года, 20 февраля)

Другой
Вся Москва
Сперлася здесь; смотри: ограда, кровли,
Все ярусы соборной колокольни,
Главы церквей и самые кресты
Унизаны народом.
Послушай! что за шум?
Народ завыл, там падают, что волны,
За рядом ряд… ещё… ещё… Ну, брат,
Дошло до нас; скорее! на колени!

Народ (на коленах. Вой и плач)
Ах, смилуйся, отец наш! властвуй нами!
Будь наш отец, наш царь!

Один (тихо)
О чём там плачут?

Другой
А как нам знать? то ведают бояре,
Не нам чета. — Девичье поле. Новодевичий монастырь

Пимен (пишет перед лампадой)
Ещё одно, последнее сказанье —
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от бога
Мне, грешному. Недаром многих лет
Свидетелем господь меня поставил
И книжному искусству вразумил;
Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдёт мой труд усердный, безымянный,
Засветит он, как я, свою лампаду —
И, пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет,
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро —
А за грехи, за темные деянья
Спасителя смиренно умоляют.
На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мною —
Давно ль оно неслось, событий полно,
Волнуяся, как море-окиян?
Теперь оно безмолвно и спокойно,
Не много лиц мне память сохранила,
Не много слов доходят до меня,
А прочее погибло невозвратно…
Но близок день, лампада догорает —
Ещё одно, последнее сказанье. — Ночь. Келья в Чудовом монастыре (1603 года)

Григорий
Старик сидит да пишет — и дремотой,
Знать, во всю ночь он не смыкал очей.
Как я люблю его спокойный вид,
Когда, душой в минувшем погруженный,
Он летопись свою ведёт .
Ни на челе высоком, ни во взорах
Нельзя прочесть его сокрытых дум;
Всё тот же вид смиренный, величавый.
Так точно дьяк, в приказах поседелый,
Спокойно зрит на правых и виновных,
Добру и злу внимая равнодушно,
Не ведая ни жалости, ни гнева.
Мне снилося, что лестница крутая
Меня вела на башню; с высоты
Мне виделась Москва, что муравейник;
Внизу народ на площади кипел
И на меня указывал со смехом,
И стыдно мне и страшно становилось —
И, падая стремглав, я пробуждался…
И три раза мне снился тот же сон.
Не чудно ли?
Как весело провёл свою ты младость!
Ты воевал под башнями Казани,
Ты рать Литвы при Шуйском отражал,
Ты видел двор и роскошь Иоанна!
Счастлив! а я от отроческих лет
По келиям скитаюсь, бедный инок!
Зачем и мне не тешиться в боях,
Не пировать за царскою трапезой?
Успел бы я, как ты, на старость лет
От суеты, от мира отложиться,
Произнести монашества обет
И в тихую обитель затвориться.

Пимен
Не сетуй, брат, что рано грешный свет
Покинул ты, что мало искушений
Послал тебе всевышний. Верь ты мне:
Нас издали пленяет слава, роскошь
И женская лукавая любовь.
Я долго жил и многим насладился;
Но с той поры лишь ведаю блаженство,
Как в монастырь господь меня привел.
Подумай, сын, ты о царях великих.
Кто выше их? Единый бог. Кто смеет
Противу их? Никто. А что же? Часто
Златый венец тяжел им становился:
Они его меняли на клобук.
А Феодор? На престоле
Он воздыхал о мирном житие
Молчальника. Он царские чертоги
Преобратил в молитвенную келью;
Там тяжкие, державные печали
Святой души его не возмущали.
Бог возлюбил смирение царя,
И Русь при нём во славе безмятежной
Утешилась — а в час его кончины
Свершилося неслыханное чудо:
К его одру, царю едину зримый,
Явился муж необычайно светел,
И начал с ним беседовать Феодор
И называть великим патриархом.
И все кругом объяты были страхом,
Уразумев небесное виденье,
Зане святый владыка пред царем
Во храмине тогда не находился.
Когда же он преставился, палаты
Исполнились святым благоуханьем,
И лик его как солнце просиял —
Уж не видать такого нам царя.
О страшное, невиданное горе!
Прогневали мы бога, согрешили:
Владыкою себе цареубийцу
Мы нарекли. — там же

Царь
Достиг я высшей власти;
Шестой уж год я царствую спокойно.
Но счастья нет моей душе. Не так ли
Мы смолоду влюбляемся и алчем
Утех любви, но только утолим
Сердечный глад мгновенным обладаньем,
Уж, охладев, скучаем и томимся.
Я думал свой народ
В довольствии, во славе успокоить,
Щедротами любовь его снискать —
Но отложил пустое попеченье:
Живая власть для черни ненавистна,
Они любить умеют только мёртвых.
Безумны мы, когда народный плеск
Иль ярый вопль тревожит сердце наше!
Бог насылал на землю нашу глад,
Народ завыл, в мученьях погибая;
Я отворил им житницы, я злато
Рассыпал им, я им сыскал работы —
Они ж меня, беснуясь, проклинали!
Пожарный огнь их домы истребил,
Я выстроил им новые жилища.
Они ж меня пожаром упрекали!
Вот черни суд: ищи ж её любви.
Ах! чувствую: ничто не может нас
Среди мирских печалей успокоить;
Ничто, ничто… едина разве совесть.
Так, здравая, она восторжествует
Над злобою, над темной клеветою. —
Но если в ней единое пятно,
Единое, случайно завелося,
Тогда — беда! как язвой моровой
Душа сгорит, нальётся сердце ядом,
Как молотком стучит в ушах упрёк,
И всё тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах…
И рад бежать, да некуда… ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста. — Царские палаты [1]

Григорий
Пока не буду в Литве, до тех пор не буду спокоен.

Варлаам
Что тебе Литва так слюбилась? Вот мы, отец Мисаил да я, грешный, как утекли из монастыря, так ни о чём уж и не думаем. Литва ли, Русь ли, что гудок, что гусли: всё нам равно, было бы вино… да вот и оно. — Корчма на литовской границе

Пушкин
Что пользы в том, что явных казней нет,
Что на колу кровавом всенародно
Мы не поем канонов Иисусу,
Что нас не жгут на площади, а царь
Своим жезлом не подгребает углей?
Уверены ль мы в бедной жизни нашей:
Нас каждый день опала ожидает,
Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы,
А там в глуши голодна смерть иль петля.
Знатнейшие меж нами роды — где?
Где Сицкие князья, где Шестуновы,
Романовы, отечества надежда?
Заточены, замучены в изгнанье.
Дай срок: тебе такая ж будет участь.
Легко ль, скажи! мы дома, как Литвой,
Осаждены неверными рабами;
Всё языки, готовые продать,
Правительством подкупленные воры.
Зависим мы от первого холопа,
Которого захочем наказать.
Вот — Юрьев день задумал уничтожить.
Не властны мы в поместиях своих.
Не смей согнать ленивца! Рад не рад,
Корми его; не смей переманить
Работника! — Не то, в Приказ холопий. — Москва. Дом Шуйского

Шуйский
Перед тобой дерзну ли я лукавить?
И мог ли я так слепо обмануться,
Что не узнал Димитрия? Три дня
Я труп его в соборе посещал,
Всем Угличем туда сопровождённый.
Вокруг его тринадцать тел лежало,
Растерзанных народом, и по ним
Уж тление приметно проступало,
Но детский лик царевича был ясен
И свеж и тих, как будто усыплённый;
Глубокая не запекалась язва,
Черты ж лица совсем не изменились.
Нет, государь, сомненья нет: Димитрий
Во гробе спит.

Царь (спокойно)
Довольно; удались.

Шуйский уходит.
Ух, тяжело. дай дух переведу —
Я чувствовал: вся кровь моя в лице
Мне кинулась и тяжко опускалась…
Так вот зачем тринадцать лет мне сряду
Всё снилося убитое дитя!
Да! да — вот что! теперь я понимаю.
Но кто же он, мой грозный супостат?
Кто на меня? Пустое имя, тень —
Ужели тень сорвёт с меня порфиру,
Иль звук лишит детей моих наследства?
Безумец я! чего ж я испугался?
На призрак сей подуй — и нет его.
Так решено: не окажу я страха, —
Но презирать не должно ничего…
Ох, тяжела ты, шапка Мономаха! — Царские палаты [2]

Самозванец
Что вижу я? Латинские стихи!
Стократ священ союз меча и лиры,
Единый лавр их дружно обвивает. — Краков. Дом Вишневецкого

Курбский
Вот, вот она, вот русская граница!
Святая Русь! Отечество! Я твой!
Чужбины прах с презреньем отрясаю
С моих одежд, пью жадно воздух новый:
Он мне родной! теперь твоя душа,
О мой отец, утешилась и в гробе.
Опальные возрадуются кости!
Блеснул опять наследственный наш меч,
Сей славный меч — гроза Казани темной,
Сей добрый меч — слуга царей московских!
В своём пиру теперь он загуляет
За своего надёжу — государя. — Граница литовская (1604 года, 16 октября)

Царь выходит из собора. Боярин впереди раздаёт нищим милостыню.
Юродивый. Борис, Борис! Николку дети обижают.
Царь. Подать ему милостыню. О чём он плачет?
Юродивый. Николку маленькие дети обижают. Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича.
Бояре. Поди прочь, дурак! схватите дурака!
Царь. Оставьте его. Молись за меня, бедный Николка. (Уходит.)
Юродивый (ему вслед). Нет, нет! нельзя молиться за царя Ирода — богородица не велит. — Площадь перед собором в Москве

Басманов
Всегда народ к смятенью тайно склонен:
Так борзый конь грызёт свои бразды;
На власть отца так отрок негодует;
Но что ж? конем спокойно всадник правит,
И отроком отец повелевает.

Царь
Конь иногда сбивает седока,
Сын у отца не вечно в полной воле.
Лишь строгостью мы можем неусыпной
Сдержать народ. Так думал Иоанн,
Смиритель бурь, разумный самодержец,
Так думал и его свирепый внук.
Нет, милости не чувствует народ:
Твори добро — не скажет он спасибо;
Грабь и казни — тебе не будет хуже. — Москва. Царские палаты

Царь
Умираю;
Обнимемся, прощай, мой сын: сейчас
Ты царствовать начнёшь… о боже, боже!
Сейчас явлюсь перед тобой — и душу
Мне некогда очистить покаяньем.
Но чувствую — мой сын, ты мне дороже
Душевного спасенья… так и быть!
Я подданным рождён и умереть
Мне подданным во мраке б надлежало;
Но я достиг верховной власти… чем?
Не спрашивай. Довольно: ты невинен,
Ты царствовать теперь по праву станешь.
Я, я за всё один отвечу богу…
Ты с малых лет сидел со мною в Думе,
Ты знаешь ход державного правленья;
Не изменяй теченья дел. Привычка —
Душа держав. Я ныне должен был
Восстановить опалы, казни — можешь
Их отменить; тебя благословят,
Как твоего благословляли дядю,
Когда престол он Грозного приял.
Со временем и понемногу снова
Затягивай державные бразды.
Теперь ослабь, из рук не выпуская… — там же

Пушкин
Я сам скажу, что войско наше дрянь,
Что казаки лишь только сёлы грабят,
Что поляки лишь хвастают да пьют,
А русские… да что и говорить…
Перед тобой не стану я лукавить;
Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?
Не войском, нет, не польскою помогой,
А мнением; да! мнением народным.
Димитрия ты помнишь торжество
И мирные его завоеванья,
Когда везде без выстрела ему
Послушные сдавались города,
А воевод упрямых чернь вязала?
Ты видел сам, охотно ль ваши рати
Сражались с ним; когда же? при Борисе!
А нынче ль. Нет, Басманов, поздно спорить
И раздувать холодный пепел брани:
Со всем твоим умом и твёрдой волей
Не устоишь; не лучше ли тебе
Дать первому пример благоразумный,
Димитрия царём провозгласить
И тем ему навеки удружить? — Ставка

Мосальский
Народ! Мария Годунова и сын её Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мёртвые трупы.
Народ в ужасе молчит.
Что ж вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!
Народ безмолвствует. — Кремль. Дом Борисов. Стража у крыльца (конец)

Хрущев
Все ждут тебя. Недавно двух бояр
Борис казнил за то, что за столом
Они твоё здоровье тайно пили. — Краков, дом Вишневецкого

Ни голосу Великого Собора [Земский собор 1598 года с бо́льшим, чем в предшествующих соборах, числом выборных.] .

Его сестру напрасно умоляли

Благословить Бориса на державу;

Как он тверда, как он неумолима.

Знать, сам Борис сей дух в нее вселил;

Что, ежели правитель в самом деле

Державными заботами наскучил

И на престол безвластный не взойдет?

Скажу, что понапрасну

Лилася кровь царевича-младенца;

Что если так, Димитрий мог бы жить.

Ужасное злодейство! Полно, точно ль

Царевича сгубил Борис?

Кто подкупал напрасно Чепчугова?

Кто подослал обоих Битяговских

С Качаловым? Я в Углич послан был

Исследовать на месте это дело:

Наехал я на свежие следы;

Весь город был свидетель злодеянья;

Все граждане согласно показали;

И, возвратясь, я мог единым словом

Изобличить сокрытого злодея.

Зачем же ты его не уничтожил?

Он, признаюсь, тогда меня смутил

Спокойствием, бесстыдностью нежданной,

Он мне в глаза смотрел, как будто правый:

Расспрашивал, в подробности входил —

И перед ним я повторил нелепость,

Которую мне сам он нашептал.

А что мне было делать?

Все объявить Феодору? Но царь

На все глядел очами Годунова,

Всему внимал ушами Годунова:

Пускай его б уверил я во всем,

Борис тотчас его бы разуверил,

А там меня ж сослали б в заточенье,

Да в добрый час, как дядю моего,

В глухой тюрьме тихонько б задавили.

Не хвастаюсь, а в случае, конечно,

Никая казнь меня не устрашит.

Я сам не трус, но также не глупец

И в петлю лезть не соглашуся даром.

Ужасное злодейство! Слушай, верно,

Губителя раскаянье тревожит:

Конечно, кровь невинного младенца

Ему ступить мешает на престол.

Перешагнет; Борис не так-то робок!

Какая честь для нас, для всей Руси!

Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,

Зять палача и сам в душе палач,

Возьмет венец и бармы Мономаха…

Так, родом он незнатен; мы знатнее.

Ведь Шуйский, Воротынский…

Легко сказать, природные князья.

Природные, и Рюриковой крови.

А слушай, князь, ведь мы б имели право

Ведь в самом деле!

Когда Борис хитрить не перестанет,

Давай народ искусно волновать,

Пускай они оставят Годунова,

Своих князей у них довольно, пусть

Себе в цари любого изберут.

Не мало нас, наследников варяга,

Да трудно нам тягаться с Годуновым:

Народ отвык в нас видеть древню отрасль

Воинственных властителей своих.

Уже давно лишились мы уделов,

Давно царям подручниками служим,

А он умел и страхом, и любовью,

И славою народ очаровать.

(глядит в окно)

Он смел, вот всё — а мы… Но полно. Видишь,

Народ идет, рассыпавшись, назад —

Пойдем скорей, узнаем, решено ли.

Неумолим! Он от себя прогнал

Святителей, бояр и патриарха.

Они пред ним напрасно пали ниц;

Его страшит сияние престола.

Да вот верховный дьяк

Выходит нам сказать решенье Думы.

Молчать! молчать! дьяк думный говорит;

(с Красного крыльца)

В последний раз отведать силу просьбы

Над скорбною правителя душой.

Заутра вновь святейший патриарх,

В Кремле отпев торжественно молебен,

Предшествуем хоругвями святыми,

С иконами Владимирской, Донской,

Воздвижется; а с ним синклит, бояре,

Да сонм дворян, да выборные люди

И весь народ московский православный,

Мы все пойдем молить царицу вновь,

Да сжалится над сирою Москвою

И на венец благословит Бориса.

Идите же вы с богом по домам,

Молитеся — да взыдет к небесам

Усердная молитва православных.

Народ расходится.

Теперь они пошли к царице в келью,

Туда вошли Борис и патриарх

Упрямится; однако есть надежда.

Агу! не плачь, не плачь; вот бука, бука

Тебя возьмет! агу, агу. не плачь!

Нельзя ли нам пробраться за ограду?

Нельзя. Куды! и в поле даже тесно,

Не только там. Легко ли? Вся Москва

Сперлася здесь; смотри: ограда, кровли,

Все ярусы соборной колокольни,

Главы церквей и самые кресты

Послушай! что за шум?

Народ завыл, там падают, что волны,

За рядом ряд… еще… еще… Ну, брат,

Дошло до нас; скорее! на колени!

(на коленах. Вой и плач)

Ах, смилуйся, отец наш! властвуй нами!

Будь наш отец, наш царь!

О чем там плачут?

А как нам знать? то ведают бояре,

Ну, что ж? как надо плакать,

Так и затих! вот я тебя! вот бука!

(Бросает его об земь. Ребенок пищит.)

Заплачем, брат, и мы.

Я также. Нет ли луку?

Нет, я слюнёй помажу.

Да кто их разберет?

Венец за ним! он царь! он согласился!

Борис наш царь! да здравствует Борис!

БОРИС, ПАТРИАРХ, БОЯРЕ.

Ты, отче патриарх, вы все, бояре,

Обнажена моя душа пред вами:

Вы видели, что я приемлю власть

Великую со страхом и смиреньем.

Сколь тяжела обязанность моя!

Наследую могущим Иоаннам —

Наследую и ангелу-царю.

О праведник! о мой отец державный!

Воззри с небес на слезы верных слуг

И ниспошли тому, кого любил ты,

Кого ты здесь столь дивно возвеличил,

Священное на власть благословенье:

Да правлю я во славе свой народ,

Да буду благ и праведен, как ты.

От вас я жду содействия, бояре,

Служите мне, как вы ему служили,

Когда труды я ваши разделял,

Не избранный еще народной волей.

Не изменим присяге, нами данной.

Теперь пойдем, поклонимся гробам

Почиющих властителей России,

А там — сзывать весь наш народ на пир,

Всех, от вельмож до нищего слепца;

Всем вольный вход, все гости дорогие.

(Уходит, за ним и бояре.)

(останавливая Шуйского)

Да здесь, намедни,

Нет, не помню ничего.

Когда народ ходил в Девичье поле,

Теперь не время помнить,

Советую порой и забывать.

А впрочем, я злословием притворным

Тогда желал тебя лишь испытать,

Верней узнать твой тайный образ мыслей;

Но вот — народ приветствует царя —

Отсутствие мое заметить могут —

О т е ц ПИМЕН, ГРИГОРИЙ спящий.

(пишет перед лампадой)

Еще одно, последнее сказанье —

И летопись окончена моя,

Исполнен долг, завещанный от бога

Мне, грешному. Недаром многих лет

Свидетелем господь меня поставил

И книжному искусству вразумил;

Когда-нибудь монах трудолюбивый

Найдет мой труд усердный, безымянный,

Засветит он, как я, свою лампаду —

И, пыль веков от хартий отряхнув,

Правдивые сказанья перепишет,

Да ведают потомки православных

Земли родной минувшую судьбу,

Своих царей великих поминают

За их труды, за славу, за добро —

А за грехи, за темные деянья

Спасителя смиренно умоляют.

На старости я сызнова живу,

Минувшее проходит предо мною —

Давно ль оно неслось, событий полно,

Волнуяся, как море-окиян?

Теперь оно безмолвно и спокойно,

Не много лиц мне память сохранила,

Не много слов доходят до меня,

А прочее погибло невозвратно…

Но близок день, лампада догорает —

Еще одно, последнее сказанье.

(пробуждается)

Все тот же сон! возможно ль? в третий раз!

Проклятый сон. А все перед лампадой

Старик сидит да пишет — и дремотой,

Знать, во всю ночь он не смыкал очей.

Как я люблю его спокойный вид,

Когда, душой в минувшем погруженный,

Он летопись свою ведет; и часто

Я угадать хотел, о чем он пишет?

О темном ли владычестве татар?

О казнях ли свирепых Иоанна?

О бурном ли новогородском Вече?

О славе ли отечества? напрасно.

Ни на челе высоком, ни во взорах

Нельзя прочесть его сокрытых дум;

Все тот же вид смиренный, величавый.

Так точно дьяк, в приказах поседелый,

Спокойно зрит на правых и виновных,

Добру и злу внимая равнодушно,

Не ведая ни жалости, ни гнева.

Тебя и днесь, и присно, и вовеки.

Ты все писал и сном не позабылся,

А мой покой бесовское мечтанье

Тревожило, и враг меня мутил.

Мне снилося, что лестница крутая

Меня вела на башню; с высоты

Мне виделась Москва, что муравейник;

Внизу народ на площади кипел

И на меня указывал со смехом,

И стыдно мне и страшно становилось —

И, падая стремглав, я пробуждался…

И три раза мне снился тот же сон.

Младая кровь играет;

Смиряй себя молитвой и постом,

И сны твои видений легких будут

Исполнены. Доныне — если я,

Невольною дремотой обессилен,

Не сотворю молитвы долгой к ночи —

Мой старый сон не тих, и не безгрешен,

Мне чудятся то шумные пиры,

То ратный стан, то схватки боевые,

Безумные потехи юных лет!

Как весело провел свою ты младость!

Ты воевал под башнями Казани,

Ты рать Литвы при Шуйском отражал,

Ты видел двор и роскошь Иоанна!

Счастлив! а я от отроческих лет

По келиям скитаюсь, бедный инок!

Зачем и мне не тешиться в боях,

Не пировать за царскою трапезой?

Успел бы я, как ты, на старость лет

От суеты, от мира отложиться,

Произнести монашества обет

И в тихую обитель затвориться.

Не сетуй, брат, что рано грешный свет

Покинул ты, что мало искушений

Послал тебе всевышний. Верь ты мне:

Нас издали пленяет слава, роскошь

И женская лукавая любовь.

Я долго жил и многим насладился;

Но с той поры лишь ведаю блаженство,

Как в монастырь господь меня привел.

Подумай, сын, ты о царях великих.

Кто выше их? Единый бог. Кто смеет

Противу их? Никто. А что же? Часто

Златый венец тяжел им становился:

Они его меняли на клобук.

Царь Иоанн искал успокоенья

В подобии монашеских трудов.

Его дворец, любимцев гордых полный,

Монастыря вид новый принимал:

Кромешники в тафьях и власяницах

Послушными являлись чернецами,

А грозный царь игуменом смиренным.

Я видел здесь — вот в этой самой келье

(В ней жил тогда Кирилл многострадальный,

Муж праведный. Тогда уж и меня

Сподобил бог уразуметь ничтожность

Мирских сует), здесь видел я царя,

Усталого от гневных дум и казней.

Задумчив, тих сидел меж нами Грозный,

Мы перед ним недвижимо стояли,

И тихо он беседу с нами вел.

Он говорил игумену и братье:

«Отцы мои, желанный день придет,

Предстану здесь алкающий спасенья.

Ты, Никодим, ты, Сергий, ты, Кирилл,

Вы все — обет примите мой духовный:

Прииду к вам, преступник окаянный,

И схиму здесь честную восприму,

Так говорил державный государь,

И сладко речь из уст его лилася,

И плакал он. А мы в слезах молились,

Да ниспошлет господь любовь и мир

Его душе страдающей и бурной.

А сын его Феодор? На престоле

Он воздыхал о мирном житие

Молчальника. Он царские чертоги

Преобратил в молитвенную келью;

Там тяжкие, державные печали

Святой души его не возмущали.

Бог возлюбил смирение царя,

И Русь при нем во славе безмятежной

Утешилась — а в час его кончины

Свершилося неслыханное чудо:

К его одру, царю едину зримый,

Явился муж необычайно светел,

И начал с ним беседовать Феодор

И называть великим патриархом.

И все кругом объяты были страхом,

Уразумев небесное виденье,

Зане святый владыка пред царем

Во храмине тогда не находился.

Когда же он преставился, палаты

Исполнились святым благоуханьем,

И лик его как солнце просиял —

Уж не видать такого нам царя.

О страшное, невиданное горе!

Прогневали мы бога, согрешили:

Владыкою себе цареубийцу

Давно, честный отец,

Хотелось мне тебя спросить о смерти

Димитрия-царевича; в то время

Ты, говорят, был в Угличе.

Привел меня бог видеть злое дело,

Кровавый грех. Тогда я в дальний Углич

На некое был послан послушанье;

Пришел я в ночь. Наутро в час обедни

Вдруг слышу звон, ударили в набат,

Крик, шум. Бегут на двор царицы. Я

Спешу туда ж — а там уже весь город.

Гляжу: лежит зарезанный царевич;

Царица мать в беспамятстве над ним,

Кормилица в отчаянье рыдает,

А тут народ, остервенясь, волочит

Вдруг между их, свиреп, от злости бледен,

Является Иуда Битяговский.

И вмиг его не стало. Тут народ

Вслед бросился бежавшим трем убийцам;

Укрывшихся злодеев захватили

И привели пред теплый труп младенца,

И чудо — вдруг мертвец затрепетал —

И в ужасе под топором злодеи

Покаялись — и назвали Бориса.

Каких был лет царевич убиенный?

Да лет семи; ему бы ныне было

(Тому прошло уж десять лет… нет, больше:

Двенадцать лет) — он был бы твой ровесник

И царствовал; но бог судил иное.

Сей повестью плачевной заключу

Я летопись мою; с тех пор я мало

Вникал в дела мирские. Брат Григорий,

Ты грамотой свой разум просветил,

Тебе свой труд передаю. В часы,

Свободные от подвигов духовных,

Описывай, не мудрствуя лукаво,

Все то, чему свидетель в жизни будешь:

Войну и мир, управу государей,

Угодников святые чудеса,

Пророчества и знаменья небесны —

А мне пора, пора уж отдохнуть

И погасить лампаду… Но звонят

К заутрене… благослови, господь,

Своих рабов. подай костыль, Григорий.

Борис, Борис! все пред тобой трепещет,

Никто тебе не смеет и напомнить

О жребии несчастного младенца, —

А между тем отшельник в темной келье

Здесь на тебя донос ужасный пишет:

И не уйдешь ты от суда мирского,

Как не уйдешь от божьего суда.

ПАТРИАРХ, ИГУМЕН Чудова монастыря.

И он убежал, отец игумен?

Убежал, святый владыко. Вот уж тому третий день.

Пострел, окаянный! Да какого он роду?

Из роду Отрепьевых, галицких боярских детей. Смолоду постригся неведомо где, жил в Суздале, в Ефимьевском монастыре, ушел оттуда, шатался по разным обителям, наконец пришел к моей чудовской братии, а я, видя, что он еще млад и неразумен, отдал его под начал отцу Пимену, старцу кроткому и смиренному; и был он весьма грамотен: читал наши летописи, сочинял каноны святым; но, знать, грамота далася ему не от господа бога…

Уж эти мне грамотеи! что еще выдумал! буду царем на Москве! Ах он, сосуд диавольский! Однако нечего царю и докладывать об этом; что тревожить отца-государя? Довольно будет объявить о побеге дьяку Смирнову али дьяку Ефимьеву; эдака ересь! буду царем на Москве. Поймать, поймать врагоугодника, да и сослать в Соловецкий на вечное покаяние. Ведь это ересь, отец игумен.

Читайте также:

  
• Образец заполнения справки для получения кредита в оао асб беларусбанк
  
• Ученический договор может содержать иные условия определенные
  
• Где взять кредит без справок
  
• Как написать заявления об утрате свидетельства о государственной регистрации ооо
  
• Одна из стадий заключения международных договоров пролонгация