За что лукашенко уволили из армии

Обновлено: 25.06.2024

Комиссованные солдаты на новое "расписание болезней" смотрят с недовольством: говорят, и до него вокруг "хватало солдат с разными болезнями".

Весенний призыв стартовал в Беларуси: ряды военнослужащих в ближайшие месяцы станут пополнять с учетом новой редакции "расписания болезней". Sputnik выслушал уволенных по состоянию здоровья солдат-срочников и врача: выяснили, насколько тяжело добиться комиссации по состоянию здоровья и как это сделать.

Указ №55 "Об увольнении в запас и призыве на срочную военную службу, службу в резерве" президент Беларуси Александр Лукашенко подписал на этой неделе. С февраля до мая 2020 года в Беларуси станут призывать граждан мужского пола и призывного возраста (от 18 до 27 лет). Грядущий призыв пройдет и с учетом принятого в 2019-м "закона об отсрочках".

Забрали по ошибке! Истории комиссованных солдат

Летом минувшего года в сети гремел спор между комиссованным солдатом-срочником Никитой Болотиным и Министерством обороны: парень рассчитывал на компенсацию ведомством ущерба в размере 10 тысяч рублей (по его мнению, именно столько он смог бы заработать за полгода, проведенные в армии до комиссации).

Никита окончил юрфак ГрГУ имени Янки Купалы и получил приличное рабочее место в Минске. "У меня был контракт на год, так что мотивация служить отсутствовала: хотелось ставку сделать на саморазвитие и карьеру. Различными способами старался избежать армии, хотя бы в резерв попасть, чтобы не терять работу (в этом мне отказали из-за того, что компания частная)", – начинает рассказ Никита Болотин.

Кроме того, ранее у собеседника агентства были диагностированы язвы желудка и 12-перстной кишки: по болезни он даже был освобожден от выпускных экзаменов в школе. По его словам, за время медкомиссии обследований было пройдено немерено.

"Я бывал в своей поликлинике раз тридцать: такая была тягомотина, что устал ходить по врачам – все бессмысленно. Мне сказали, что, судя по "расписанию болезней", я годен, просто пойду в войска послабее. В итоге меня призвали, отслужил я полгода, прежде чем смог доказать, что меня вообще не должны были призывать", – говорит он.

В госпиталь Никита Болотин попал случайно с вирусным заболеванием, разговорился с врачом и рассказал ему, чем болел до армии, – а тот задался вопросом, как в военной части оказался солдат с таким состоянием здоровья.

"Сказал, если я сумею доказать, что действительно болел, меня должны комиссовать. Посоветовал родителям собрать нужные бумаги и подать заявление на новую военно-врачебную комиссию. Так и сделали: меня отправили в военный госпиталь в Минск, где я недели три пролежал, проходя комиссию. Там диагноз, обеспечивающий мне негодность, подтвердился. Я вернулся в Гродно, дождался, пока документы доберутся до части, и уволился со службы", – рассказывает герой.

По его словам, чиновники не сразу признали, что заболевание было у Никиты до службы. Согласно Положению о военно-врачебной экспертизе, речь, вероятнее всего, идет о заболевании, "полученном во время прохождения службы". Эта формулировка касается и тех случаев, когда заболевание было у солдата до призыва, однако через какое-то время развилось – изменило степень тяжести.

"Позже выяснилось, что "недосмотрели" в моей районной поликлинике, там я ходил на дополнительные обследования и осмотры к врачам по направлениям военкомата. Так вот гражданские врачи неправильно передали мой диагноз, сократив его до трех слов, в военкомат. А там не разбирались, приняли все и отправили меня служить", – утверждает собеседник.

Болотин рассказывает, что в Минобороны в результате признали, что призвали парня "по ошибке", но посоветовали искать виновных через другие органы, поскольку это вне компетенции ведомства.

"Я долго боролся за справедливость, а потом мне надоело: я не вижу смысла на этом зацикливаться. Я не удовлетворен тем, как все закончилось, но в целом восстановился после армии, у меня все в порядке. Но я же такой не один: ребятам советую самим все контролировать, не доверять врачам – требовать, чтобы показывали все записи, сверять с расписанием болезней, вести себя уверенно", – говорит Никита.

К слову, Минобороны Беларуси периодически судится с исполнительными комитетами из-за вынесения призывной комиссией неверных медицинских заключений. В таких случаях комитеты принуждают компенсировать материальный ущерб: деньги, потраченные государством на дополнительное обследование непригодного к службе солдата, его содержание и питание, стоимость медикаментов.

"Не лечили: просто ждали, когда спадет опухоль"

Другой собеседник Sputnik, Артем из Слуцка, в армию хоть и не стремился, но был абсолютно здоров и пошел в ВДВ. Он комиссовался из-за травмы: на предпрыжковой подготовке командир роты дал ему нагрузку выше той, что досталась остальным – по словам парня, "из личной неприязни".

"Я прослужил 13,5 месяца, а потом за день до прыжков с парашютом получил серьезную травму – разрыв крестообразной связки левого коленного сустава. К слову, диагноз мне поставили не сразу: в нашей части не было медицинской роты, так что меня отправили в другую. Тамошний врач относился ко всему с безразличием – меня никак не лечили, я просто лежал и ждал, когда спадет отек", – рассказал Дмитрий.

Солдат провел в медроте около месяца: по его словам, врач даже советовал ему разминать колено (нагружать мышцы с порванной связкой), чего он, к счастью, не делал. В результате, несмотря на то, что дискомфорт остался, когда колено вернулось в визуально обычное состояние, его отправили обратно – для продолжения прохождения службы.

"Конечно, колено стало беспокоить меня, я настоял на госпитале. Травматолог поставил диагноз, сразу же назначил мне операцию и оповестил о том, что после нее я буду комиссован. Он же выписал заключение через полтора месяца, после реабилитации", – рассказал Дмитрий.

© Sputnik / Константин Чалабов / Перейти в фотобанк После армейских нагрузок у срочников нередко проявляются заболевания, которые во время призыва не сочли достаточными для отсрочки

После армейских нагрузок у срочников нередко проявляются заболевания, которые во время призыва не сочли достаточными для отсрочки

Операцию парень сделал значительно позже, чем требовалось; травма и сегодня беспокоит его при нагрузках. Кроме того, он потерял почти пять месяцев: "Процесс моей комиссации занял неприлично долгое время: травму я получил 14 августа, а дома был 30 декабря", – качает головой собеседник.

А Максима из Витебска комиссовали спустя 14 месяцев службы из-за найденного в почке камня. "В больнице я оказался с воспалением в ступне, но по жалобам врач направил меня на зонд – обследоваться на гастрит. После моего согласия записал еще на УЗИ сердца, щитовидки и почек. Анализы хорошие были, колик не было, но нашелся камень на 0,1-0,5 миллиметра больше допустимого размера. Мне повезло, врач появился в подходящий момент", – делится Максим.

Парень повторно сдал анализы, сделал рентген, потом полторы недели проходил всех прочих врачей – от травматолога до окулиста. В медпункте больше двух недель ждал прихода документов, а едва получил, за несколько часов сделал обход и покинул пределы военной части. По словам собеседника, он не был рад комиссации спустя две трети уже прожитого срока службы.

"Комиссация ставит крест на некоторых видах работы и вызывает вопросы. С одной стороны, людей, которые уже отслужили, куда охотнее берут на работу. С другой – возникает беспокойство по поводу того, из-за чего человека комиссовали. Я бы сказал, что мне это было на руку на 60%. Но если бы я рвался в МЧС или подобные структуры – был бы существенный повод переживать", – рассуждает собеседник.

Парень откровенничает: к нынешним переменам в плане годности он относится отрицательно, поскольку и без них во время его службы вокруг встречал довольно много солдат с разными болезнями: "Один из таких комиссовался по зрению только тогда, когда оно упало до минус восьми", – вспомнил Максим.

Врач-травматолог: даже хромота не аргумент

Опытом со Sputnik поделилась также травматолог-ортопед частного столичного медцентра: по ее словам, комиссовать срочника по здоровью и правда сложно – так, зачастую с проблемой сталкиваются пациенты с дисплазией, и аргументом часто не становится даже очевидная хромота.

"Распространенная у солдат проблема – когда в функциональном отношении страдает ранее больной тазобедренный сустав (дисплазия); иногда призывники и сами скрывают такой факт в анамнезе. Солдаты много бегают со снаряжением, основная нагрузка идет именно на эти суставы, в итоге появляются боли", – пояснила она.

По словам собеседницы агентства, родители таких ребят настаивают на повторном обследовании, но важно помнить, что доказать негодность призывника куда проще, чем добиться комиссации солдата.

"Иногда на это уходит уйма времени! У меня с ранних лет наблюдался парень, который перенес операцию на тазобедренном суставе. После у него образовались рубцы, но его настолько небрежно посмотрели в военкомате, что не заметили их и признали его годным. Через пару месяцев физических нагрузок он, конечно, захромал.

Его отец приходил к нам неоднократно: мы поднимали все снимки, целый конверт заключений – чтобы он мог предоставить документы, доказать, что сын не симулирует. Ему понадобилось шесть или восемь месяцев, чтобы добиться увольнения парня из армии", – предостерегла она.

Солдаты ограничены – "по статусу и по факту"

В сети работает несколько сервисов, которые консультациями помогают призывникам "грамотно взаимодействовать с военкоматом, основываясь на знании закона, своих прав и обязанностей". Как рассказали в одной из подобных компаний, к ним порой обращаются служащие или их близкие – по вопросам увольнения по болезни.

© Sputnik / Александр Кряжев / Перейти в фотобанк Для комиссации военнослужащий может сделать очень немного, поскольку он сильно ограничен "по статусу и по факту"

Для комиссации военнослужащий может сделать очень немного, поскольку он сильно ограничен "по статусу и по факту"

"В этом случае добиться негодности гораздо труднее, так как военная медицина и экспертиза для срочника – это фактически черный ящик: он может знать, что должно быть в теории (по "расписанию болезней"), и заявить о своих жалобах на здоровье, но вряд ли может как-то влиять на процесс", – поясняет представитель инициативы Кирилл Петренко.

Итог зависит от результатов назначенных исследований, если солдата все же отправят обследоваться. Проходить их по своей инициативе он, очевидно, не может. Развитие событий, по словам собеседника агентства, может быть очень разным. Так, солдату могут поставить однозначно непризывной диагноз, но вместо негодности предоставить только отпуск по болезни "и неясность насчет того, что будет после, если болезнь никуда уходить не собирается".

"Может, ситуация как-то изменится с принятием нового "расписания болезней", но непонятно, как именно: еще недавно не годных призывников сейчас можно отправлять служить", – рассуждает он.

По словам Петренко, со стороны военнослужащего для комиссации можно сделать очень немного, поскольку он сильно ограничен "по статусу и по факту". Формально он может обжаловать заключение военно-врачебной комиссии в независимой комиссии или в суде, но тогда возникает ряд вопросов: в частности, как военнослужащий сможет защитить свою позицию в суде.

"Близкие могут обратиться к начальству воинской части, напрямую в Минобороны. Призывникам, которые могут быть вынуждены доказывать свою негодность в армии, было бы полезно заранее оформить договорные отношения с адвокатом и генеральную доверенность на близкого человека", – советует он.

Как по закону

В Беларуси действует Закон "О воинской обязанности и воинской службе", увольнение с военной службы регламентирует статья 59. "Увольнение с военной службы проводится в отставку, если увольняемые военнослужащие (. ) по состоянию здоровья признаны военно-врачебными комиссиями негодными к военной службе", – сказано в документе.

Для рассмотрения вопроса о комиссации солдата-срочника нужен его рапорт или заявление от родственников. Изложенные там мотивы изучает сперва командир воинской части, затем военный комиссар. При наличии достаточных оснований для досрочного увольнения документы направляются в мобилизационное управление Генштаба Вооруженных Сил или иные штабы оперативных командований, где и принимается окончательное решение.

28 сентября в Минске айтишник Андрей Зельцер выстрелил в силовика при штурме квартиры. Оперативники открыли огонь на поражение. Зельцер погиб.

Сегодня белорусов преследуют уже не только за комментарии. Задерживают за репосты, лайки и подписки на запрещенные телеграм-каналы.

Мы поговорили с белорусами о жизни без лайков и узнали, что думают по этому поводу сами сотрудники МВД Беларуси.


Еще полгода назад белорусы спокойно общались в соцсетях, высказывали свое мнение, охотно шли на контакт с журналистами. После того как за комментарии стали преследовать, люди притихли.

И доверие к журналистам пропало.

Теперь, чтобы расположить к себе человека, уговоров недостаточно. Люди просят предъявить удостоверение, чтобы удостовериться, что с ними общается журналист. Многие предпочитают разговаривать по Скайпу — глаза в глаза. Большинство после долгих раздумий все-таки отказывается от беседы.

Назовем нашего собеседника Иваном. У него еще сохранился аккаунт в соцсетях, где он иногда размещает семейные фотографии, переписывается со знакомыми на бытовые темы.

— Ваших знакомых задерживали за комментарии?

— Из моего окружения за комментарии никого не задерживали. 200 человек, которые попались за негативные отзывы после истории с Зельцером, — мизер. Ведь комментарии оставляли тысячи людей.

— Почему тогда задержали всего двести человек?

— Из этих двухсот задержанных известны имена нескольких человек. Кто все эти люди? Про них говорили по телевизору, может, они каялись на камеру?

— Нет, про них не говорили. Среди них есть знакомые моих знакомых. Это самые простые граждане. Может, конечно, они и писали совсем уж дичь, но я сомневаюсь. Я тоже оставлял комментарий на эту тему, но писал сдержанно. Не исключено, что ко мне тоже еще придут.

— Смотрю, сейчас многие белорусы закрывают свои странички в соцсетях?

— В моем окружении много тех, кто сдержанно относился к происходящему в стране. Эти люди изредка на своих страницах репостили что-то. Но даже они перепугались и закрыли доступ к своим страницам. Более активные пользователи соцсетей закрылись давно. Дело не в ситуации с Зельцером. После того как в стране стали сажать за цвет волос, одежду, за то, что ты просто пришел слушателем в суд, народ понял, что закрыть могут за что угодно. Поэтому лучше не отсвечивать в публичном пространстве и лишний раз перестраховаться. Например, моя 67-летняя мама теперь не носит любимые красные брюки и белую блузку. Хотя она не участвовала ни в каких протестных акциях пенсионеров, вообще не ходила на митинги.

— Люди перестали оставлять комментарии в соцсетях?

— Многие оппозиционные телеграм-каналы в Белоруссии признали экстремистскими. За подписку на них человека могут привлечь к уголовной ответственности. Люди отписались от них?

— Отписались даже от тех каналов, которые еще не попали в черный список. Честно говоря, белорусы уже перестали следить, какие каналы признают экстремистскими. Их слишком много. Сейчас без опаски можно подписаться только на провластные каналы. Мессенджер Телеграм народ на телефоне прячет под левое приложение, чтобы не отсвечивал ярлыком на экране телефона. Фотки с телефона перекачиваем на флешку, которую храним дома до лучших времен.

— На улице к вам может подойти милиционер и проверить содержимое телефона?

— Проверка подписок на телеграм-каналы ведется давно. Началось все в августе 2020 года. Тогда уже людей останавливали, проверяли, есть ли в телефоне Телеграм и на какие каналы подписан человек.

— Если человек отказывался показывать телефон?

— Если отказывался, его забирали для разбирательств. А уже там все всё показывали и рассказывали. У многих сейчас два телефона — один для прогулок, второй для домашнего пользования. Люди стали покупать сим-карты в России, чтобы их не вычислили. В Беларуси симку можно приобрести только по паспорту.

— Люди подчистили свои соцсети?

— Все подчищают свои страницы в соцсети. Например, я удалил много скринов, новостей, фотографий. Но все зачистить невозможно. Проще удалить страницу и сделать новую.

— Что же вы до сих пор не удалили?

— После событий с Зельцером я хотел сменить имя и фамилию, которые указаны в моем аккаунте. Не получилось. Писал письмо в администрацию соцсети. Тишина. Видимо, придется удалять или замораживать страницу.

— Репосты тоже опасно делать?

— Репостить на своей странице я перестал давно, как и многие мои приятели. Зачем? Все и так в курсе происходящего. В августе 2020 года репосты еще имели значение. Нужно было информировать народ. Да и в то время не страшно было репостить и комментировать. Сейчас комментируют в соцсетях только самые отважные, или те, кто живет в других странах или сидят в Сети под вымышленными именами. Хотя последние рискуют, их могут вычислить.

— И много таких смельчаков?

— С каждым днем все меньше. Некоторые наивные еще верят, что за ним не придут, потому что ничего страшного они не совершили. Но это до поры до времени, пока у силовиков не появится новый план по арестам.

— Я смотрю, с незнакомыми людьми белорусы тоже не идут на контакт?

— Да, время сейчас такое. Поэтому диалоги с незнакомцами мало кто ведет. Хотя и со знакомыми нужно быть начеку. Вы видели белорусскую карту доносов? В ней неофициально публикуют данные людей, которые стучат на соседей, родственников. Раньше у нас существовали дворовые чаты, группы по интересам. Сейчас совместных чатов нет. Люди опасаются, что участник чата окажется силовиком или доносчиком. Например, наш чат по дому перестал существовать, когда мы узнали, что глава одного из районов города — наш сосед и он инициировал какие-то вещи, когда шла борьба с БЧБ-флагами. Сначала думали удалить его, но не знали, как он отреагирует. Поэтому все просто вышли из чата. Вот недавно в нашем подъезде кто-то повесил наклейку с БЧБ-символикой. Так соседи тут же позвонили участковому. Проблема в том, если хоть один стукач поселится в доме, все жители ЖК будут под колпаком. После ситуации с Зельцером доносы стали снова актуальны. МВД просило людей сообщать о фактах недоброжелательных отзывов о погибшем сотруднике КГБ.


Андрей Зельцер выстрелил в силовика при штурме квартиры. Кадр из видео

После истории со стрелком Андреем Зельцером мы связались с его знакомыми. Многие рассказали о нем. Ничего особенного в их воспоминаниях не оказалось. Но все собеседники просили не упоминать свои имена. Когда стало известно о задержании 200 человек за комментарии в соцсети, знакомые стрелка попросили меня удалить переписки.

Сейчас мы снова поговорили с одним из бывших приятелей Зельцера. Но уже на другую тему.

— Вы уже отписались от телеграм-каналов, которые признали экстремистскими?

— Для чего приняты такие меры, если все понимают, что люди все равно прочитают, что им нужно?

— Это сделано для того, чтобы к любому можно было прийти и забрать его. Дело в том, что даже если ты не подписан на запрещенный канал, когда надо, тебя могут подписать и забрать. С этой точки зрения выгоднее вообще не иметь учетной записи в Сети. Если учетной записи нет, то сказать, что ты подписан, даже задним числом нельзя.

— Комментарии вы тоже не оставляете в соцсети?

— А что дают сейчас комментарии? Сражаться с армией ботов? Я уверен, что большинство ботов сейчас направлены не на изменение мнений, а на провокации в комментариях. Потом просто правоохранителям остается собрать информацию о человеке и вычислить его. Поэтому сейчас я бы отказался от любой интернет-активности, где есть следы для идентификации человека.

— Возможно, скоро все белорусы так и поступят.

— Скорее всего, ведь речь идет о безопасности. Знаю, что сейчас белорусы приобретают даже сим-карты в РФ или в Европе. Без них теперь никак.

Осенью Чемоданова покинула пост пресс-секретаря МВД Белоруссии. Теперь она возглавляет главное управление идеологической работы и по делам молодежи Мингорисполкома.

Мы поговорили с Ольгой, не считает ли она аресты за комментарии перебором.

— Все правильно делают наши органы, — начала Чемоданова. — К сожалению, установить всех, кто пишет неподобающие комментарии, невозможно. Люди регистрируются с разных мобильных устройств, выдумывают никнеймы. Хитрят. Каждый хочет уйти от ответственности. Я сама проходила потерпевшей по уголовному делу как должностное лицо, в отношении которого в публичной сети Интернет было размещено оскорбление. Причем неоднократно.

— В России много негативных комментариев пишут в адрес должностных лиц. Публичные люди не реагируют.

— Сейчас мы уже понимаем, на что были направлены данные информационные технологии. Понимаем, какую цель преследуют западные администраторы, которые развивали у нас в республике экстремистские телеграм-каналы.

— Мне кажется вы преувеличиваете, речь идет о простых комментариях.

— Все было направлено на то, чтобы дестабилизировать обстановку в Беларуси. Это было как оружие на поражение должностных лиц. Сейчас мы все прекрасно понимаем. В 2020 году подобные вещи велись более активно. И сейчас еще имеют место быть. Но не в том формате и не в тех масштабах, как раньше.

— Неужели вы так сильно пострадали от комментариев?

— Мне много негативных комментариев писали и даже сейчас продолжают. На личное мобильное устройство тоже пишут.

— Люди просто высказывали свое мнение.

— Они высказывали не свое мнение. Такого единообразия мнений не может быть, чтобы всем всё не нравилось. К тому же те, кто оставлял комментарии, — это люди совершенно не компетентные и абсолютно не вникающие в суть дела и проблемы. Некоторые еще делают подобные вещи за определенные финансовые ресурсы и оплату.

— Мне кажется, вы преувеличиваете проблему.

— Надо понимать, какие комментарии ты оставляешь. В любом случае они не должны носить оскорбительный характер. Можно высказать свое мнение, а можно написать прямые оскорбления и угрозы в адрес человека.

— Людей в Белоруссии задерживают не только за прямые угрозы, но за лайки и репосты?

— Не смогу пояснить. Вам надо говорить с людьми, которые отслеживают эти вещи.

— Вы много лет работали в МВД Белоруссии. Расскажите, кто эти люди, которые вычисляют тех, кто пишет комментарии или ставит лайки в соцсетях. Целый штат работает или 2–3 человека?

— Когда я служила в МВД, этим занималось главное управление собственной безопасности по защите сотрудников органов внутренних дел.

— Я ничего не меняла. И не планировала. И соцсети не закрывала. У меня свои принципы. Не собираюсь из-за кого-то или ради чего-то все менять.

— То есть вы считаете, что перебора с задержанием людей за комментарии в Белоруссии нет? Все нормально?

— Мы не это обсуждаем. По поступающим угрозам и оскорблениям у меня имеется четкая реакция.


Несогласных с итогами президентских выборов массово увольняют по всей стране и в совершенно разных отраслях. Увы, в ближайшее время на Zerkalo.io выйдут еще тексты, подобные этому. Если вы хотите поделиться своей историей — пишите в телеграм @zerkalo_editor или на почту [email protected]

Мужчина решил согласиться, чтобы избежать лишних проблем. Считает, что в этом случае причины нашли бы и так. Говорит, потеря работы была сложной финансово, а вот в моральном плане проблемой не стала.

Фото: Reuters

Фото: Reuters

Игорь более 10 лет проработал на одном из минских предприятий, связанных с энергетической отраслью, теперь с этим местом приходится прощаться. В прошлом году молодой человек побывал на сутках на Окрестина и в Жодино, на работе это не осталось незамеченным — еще раньше вызывали на беседу, а недавно прислали уведомление о непродлении контракта.

— Тех, кто сидел на сутках или штрафы получал. Получается, люди уходят незаметно: ну, раз в месяц одному человеку не продлили контракт — вроде бы, ничего страшного в этом нет. Они ищут себе работу заранее.

Сам молодой человек к уходу тоже готовился, начал изучать английский, новость воспринял спокойно:

— Я не переживал вообще никак: некоторые люди сидят — это гораздо хуже! У меня есть друзья, родители, девушка, которые всегда поддержат, если нужна будет помощь. Сегодня я сходил на собеседование на еще одно предприятие, где часть собственности у государства. Там меня рады будут видеть, но мне уже не хочется работать на госкомпании, я планирую искать что-то другое.

Начальство вызывало на разговор и Константина, сотрудника БелАЗа. Мужчина участвовал в акциях протеста. Собеседник рассказывает: руководству нужно или уволить человека, или заставить его это сделать самостоятельно.

— Как я понял, списки пришли из КГБ. Есть время написать по собственному желанию, а потом будут искать, за что уволить. Я не то чтобы ожидал [этого], но не был удивлен — удивляться тут уже нечему. В целом, не вижу для себя значительной проблемы — уволят так уволят. Может, это даже какой-то шанс на что-то новое, — поясняет собеседник.


Он рассказывает, что лично знаком еще с несколькими сотрудниками, с которыми провели подобные беседы, но насколько массовые увольнения намечаются на предприятии, он не знает.

— Может быть, моя позиция легко заменяемая, но в любом случае человека нельзя просто привести и поставить вместо другого — есть минимальный срок обучения, элементарно нужно включиться в делопроизводство. Также есть определенные проекты, на них заняты конкретные люди, другой человек прийти и продолжить их не всегда может — из одной головы в другую же не переложить. Хотя бы полгода-год человеку нужно, чтобы влиться.

— Больше информации о причинах увольнения никакой нет. Опять же, на меня не составлялся протокол, поэтому о моем задержании никто [на работе] не знал. Тогда были еще люди, которых тоже задерживали, и руководство к ситуации отнеслось, скажем, нейтрально. Сейчас вместе со мной уволили еще одного человека.

При этом, рассказывает Владислав, он продолжает работать в том же месте, но уже по договору подряда. За то, что не будет засчитываться стаж, парень не переживает.

— У меня замечательное руководство, люди с большой буквы. Мы посмеялись с этой ситуации, сказали: переводим на подряд. Я просто забрал трудовую и все, ничего страшного со мной не случилось, ничего плохого мне не говорили, делаю то же самое, что и раньше. А то, что не идет в стаж, — ну, сейчас такие пенсии, эти триста-четыреста рублей или сколько там? Надеюсь, я выстрою свою жизнь так, что мне она и не пригодится.


По словам мужчины, подобные разговоры коснулись и рядовых рабочих, и специалистов среднего звена, и руководителей.

Как и некоторые другие собеседники, Алексей воспринял увольнение спокойно и уходит, несмотря на такой большой стаж, легко.


Несогласных с итогами президентских выборов массово увольняют по всей стране и в совершенно разных отраслях. Увы, в ближайшее время на Zerkalo.io выйдут еще тексты, подобные этому. Если вы хотите поделиться своей историей — пишите в телеграм @zerkalo_editor или на почту [email protected]

Мужчина решил согласиться, чтобы избежать лишних проблем. Считает, что в этом случае причины нашли бы и так. Говорит, потеря работы была сложной финансово, а вот в моральном плане проблемой не стала.

Фото: Reuters

Фото: Reuters

Игорь более 10 лет проработал на одном из минских предприятий, связанных с энергетической отраслью, теперь с этим местом приходится прощаться. В прошлом году молодой человек побывал на сутках на Окрестина и в Жодино, на работе это не осталось незамеченным — еще раньше вызывали на беседу, а недавно прислали уведомление о непродлении контракта.

— Тех, кто сидел на сутках или штрафы получал. Получается, люди уходят незаметно: ну, раз в месяц одному человеку не продлили контракт — вроде бы, ничего страшного в этом нет. Они ищут себе работу заранее.

Сам молодой человек к уходу тоже готовился, начал изучать английский, новость воспринял спокойно:

— Я не переживал вообще никак: некоторые люди сидят — это гораздо хуже! У меня есть друзья, родители, девушка, которые всегда поддержат, если нужна будет помощь. Сегодня я сходил на собеседование на еще одно предприятие, где часть собственности у государства. Там меня рады будут видеть, но мне уже не хочется работать на госкомпании, я планирую искать что-то другое.

Начальство вызывало на разговор и Константина, сотрудника БелАЗа. Мужчина участвовал в акциях протеста. Собеседник рассказывает: руководству нужно или уволить человека, или заставить его это сделать самостоятельно.

— Как я понял, списки пришли из КГБ. Есть время написать по собственному желанию, а потом будут искать, за что уволить. Я не то чтобы ожидал [этого], но не был удивлен — удивляться тут уже нечему. В целом, не вижу для себя значительной проблемы — уволят так уволят. Может, это даже какой-то шанс на что-то новое, — поясняет собеседник.


Он рассказывает, что лично знаком еще с несколькими сотрудниками, с которыми провели подобные беседы, но насколько массовые увольнения намечаются на предприятии, он не знает.

— Может быть, моя позиция легко заменяемая, но в любом случае человека нельзя просто привести и поставить вместо другого — есть минимальный срок обучения, элементарно нужно включиться в делопроизводство. Также есть определенные проекты, на них заняты конкретные люди, другой человек прийти и продолжить их не всегда может — из одной головы в другую же не переложить. Хотя бы полгода-год человеку нужно, чтобы влиться.

— Больше информации о причинах увольнения никакой нет. Опять же, на меня не составлялся протокол, поэтому о моем задержании никто [на работе] не знал. Тогда были еще люди, которых тоже задерживали, и руководство к ситуации отнеслось, скажем, нейтрально. Сейчас вместе со мной уволили еще одного человека.

При этом, рассказывает Владислав, он продолжает работать в том же месте, но уже по договору подряда. За то, что не будет засчитываться стаж, парень не переживает.

— У меня замечательное руководство, люди с большой буквы. Мы посмеялись с этой ситуации, сказали: переводим на подряд. Я просто забрал трудовую и все, ничего страшного со мной не случилось, ничего плохого мне не говорили, делаю то же самое, что и раньше. А то, что не идет в стаж, — ну, сейчас такие пенсии, эти триста-четыреста рублей или сколько там? Надеюсь, я выстрою свою жизнь так, что мне она и не пригодится.


По словам мужчины, подобные разговоры коснулись и рядовых рабочих, и специалистов среднего звена, и руководителей.

Как и некоторые другие собеседники, Алексей воспринял увольнение спокойно и уходит, несмотря на такой большой стаж, легко.

НАСЛЕДСТВО ОТ РАЗВАЛА СОЮЗА

В августе Александру Григорьевичу исполнится 57 лет. 19 декабря 2010 г. он в четвертый раз был избран президентом. А к власти в республике 10 июля 1994 г. он пришел в возрасте 39 лет – уникальный случай на постсоветском пространстве. Белорусскому суверенитету к тому времени исполнилось всего три года. Кстати, молодого президента стали называть Батькой уже вскоре после того, как он взял бразды правления в свои руки. Лукашенко знает, что его так за глаза именуют в республике, да и на международном уровне – ему задавали соответствующий вопрос в рамках одной из пресс-конференций, – и относится он к этому спокойно.


Что было на тот момент в руках Лукашенко для защиты независимости страны? Достаточно вспомнить перестроечные лозунги горабачевской эпохи о необходимости так называемой конверсии, чтобы представить, какой масштаб это приняло в Беларуси, десятилетия являвшейся площадкой по производству высокоточных приборов и техники – главным образом электроники и оптики, предназначенной, в том числе, для космоса и военных нужд. Многие предприятия перешли буквально на выпуск кастрюль и даже туалетной бумаги. Одновременно шло уничтожение боевой техники самой крупной группировки войск ВС СССР – Белорусского военного округа. Наконец, заканчивался вывоз в Россию ядерного оружия во исполнение достигнутых ранее международных договоренностей.

НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ БЕЛАРУСИ

Главком Лукашенко и его армия

Лукашенко сохранил потенциал ОПК Беларуси, но по ряду направлений армия страны зависит от поставок из России

ЧТО ДЕЛАТЬ С АРМИЕЙ?

С огромной армией, доставшейся в наследство от Белорусского военного округа ВС СССР (численность войск округа достигала 280 тыс. военнослужащих), надо было что-то делать.

Генералитет и офицеры ждали, какие шаги предпримет вновь избранный президент и главнокомандующий. Многим военным импонировал Лукашенко, и, наверное, большинство из них отдали за него свои голоса на выборах.

Выпускник двух академий (им. Фрунзе и Генерального штаба), он прошел путь от взводного до командира корпуса, служил в Группе советских войск в Германии, на Дальнем Востоке и в ставшей суверенной Беларуси. За годы службы у Мальцева созрело много разумных идей по улучшению положения дел в войсках.

Методологической основой фундаментальных армейских преобразований стали разработанные новые редакции Концепции национальной безопасности и Военной доктрины страны, а также ряд других важных документов. Целью реформирования стало приведение войск в соответствие с характером современной военно-политической обстановки, потенциальной войны и вооруженной борьбы, степенью возможных военных угроз и экономическими возможностями государства.

ДЕДОВЩИНУ ИЗЖИЛИ ПОЛНОСТЬЮ

Осенью 2005 г. министр обороны Леонид Мальцев докладывал главнокомандующему, парламентариям и общественности о завершении реформирования Вооруженных Сил республики и о перспективах их дальнейшего развития. За пятилетку реформ белорусское войско сократилось до 50 тыс. гордящихся своей службой в армии военнослужащих (плюс 15 тыс. человек гражданского персонала). Была создана система стратегического сдерживания. Усовершенствована система управления войсками. Сформированы силы специальных операций. Выработан порядок информационного обеспечения Вооруженных Сил. Усовершенствованы подходы в деле комплектования войск и подготовки младших военных специалистов. Подчеркивалось, что все мероприятия, запланированные нормативными документами для реализации, выполнены полностью, точно и в срок. С тех пор идет шлифовка этих основных наработок.

Ныне белорусские Вооруженные Силы имеют самый низкий уровень преступности среди армий мира. Достигнутый по завершении реформ показатель остается практически на прежнем уровне. Коэффициент преступности (количество правонарушений на 1 тыс. военнослужащих) в 2005 г. составлял 3,4, в то время как в 1994-м – 10,9. В 2008 г. (последние официальные данные) индекс преступной активности в белорусских Вооруженных Силах составил 3,6.

А вот официальные данные по суицидам. Если в 1994 г. количество самоубийств в белорусской армии было самым большим – 42 случая на 100 тыс. военнослужащих, то в 2008 г. оно сократилось почти в 4 раза, причем все они связаны исключительно с болезненными состояниями, а не с неуставными взаимоотношениями. По данным белорусского Минобороны, если в 2008 г. в целом по стране лишали себя жизни примерно 3 человека из 10 тыс., то в армии этот показатель составлял около 1 на 10 тыс. человек – в три раза меньше.

С ЗАБОТОЙ ОБ ОФИЦЕРАХ И СОЛДАТАХ

Завершая рассказ о подходах Лукашенко к реформированию армии, нельзя не отметить, что преобразования эти происходили при одновременной повышенной заботе о социальных нуждах военнослужащих.


Леонид Мальцев – творец белорусской военной реформы

Проблема жилья решается по разным направлениям: Минобороны создает жилищно-строительные кооперативы (офицер получает кредит в банке под 5% годовых на 20 лет, и половину стоимости его квартиры оплачивает военное ведомство), строится служебное жилье. Понятно, что многие белорусские офицеры вынуждены квартиры снимать. Но за поднаем жилья даже в Минске офицеру выплачивают всю стоимость арендной платы, а не 15-20-ю ее часть, как в Российской армии. Есть и перспектива создания ипотечно-накопительной системы. Но на нее пока мало желающих, – вполне устраивает и сегодняшний принцип обеспечения служивого жильем.

Что касается денежного содержания, то офицеры им довольны. Уже с первых лет реформы они получали в 1,3-1,5 раза больше, чем их коллеги на аналогичных должностях в Российской армии. Достойно обеспечиваются и военные пенсионеры.

К 2007 г. стало заметно, что Минск явно стремится к расширению своих возможностей на международном рынке вооружений. Наблюдатели отмечали, что в республике довольно активно (если не сказать агрессивно) начали заниматься информационной раскруткой созданного в 2003 г. национального Госкомвоенпрома, используя не только крупные поводы (скажем, международные выставки вооружения и военной техники MILEX, что проходят в Минске), но и различные удобные случаи. Например, визиты в страну венесуэльского лидера Уго Чавеса или прием президентом китайского министра обороны генерал-полковника Цао Ганчуаня.

Ныне в состав Госкомвоенпрома входят более 100 предприятий и организаций, а координирует он деятельность 261 предприятия и организации, связанных с производством продукции военного назначения. В ведении ГВПК находятся более 30 заводов, 15 НИИ и КБ. При этом 69% производимой продукции и оказываемых услуг реализуется для силовых структур Беларуси. Доля российского Минобороны и организаций ОПК РФ составляет 5%, остальные 26% – в интересах других стран.

Амбиции же у Минска в плане экспорта вооружения и военной техники довольно велики. Госкомвоенпром не хочет идти по пути одноразовых контрактов, а желает действовать в алгоритме поставка – сервисное обслуживание – обучение – сопровождение. Тем более, что визитная карточка ОПК Беларуси – это высокое качество, надежность, оперативность и самые современные разработки.

Помимо России, Минск активно развивает военно-техническое сотрудничество с Алжиром, Вьетнамом, Египтом, Индией, Китаем, ОАЭ, Сирией. В эти страны поставляются автоматизированные системы управления войсками и оружием, прежде всего для ВВС и войск ПВО, проводятся модернизация и капитальный ремонт бронетанковой техники. На международные рынки продвигаются белорусские варианты модернизации самолетов МиГ-29, Су-27, вертолетов Ми-8, Ми-24. По заданиям заказчиков из дальнего зарубежья выполняются опытно-конструкторские и научно-исследовательские работы.

В РАМКАХ РЕГИОНАЛЬНОЙ ГРУППИРОВКИ ВОЙСК

Начиная реформирование армии и переоснащение ее современными образцами вооружения Лукашенко понимал, что Беларуси в одиночку не устоять против потенциальных внешних угроз. Нужна была тесная военная кооперация с Россией. И в начале 2000-х он инициировал создание в рамках Союзного государства региональной группировки войск (РГВ). Сейчас ее численность составляет более 200 тыс. белорусских и российских военнослужащих, группировка является военной составляющей ОДКБ на западном направлении. Лукашенко разумно полагал, что рано или поздно Москва начнет переоснащать свою армию и, по логике вещей, должна поставить оружие и белорусской армии, полностью входящей в РГВ.

Читайте также: