Возможно ли обращение взыскания третьих лиц на предмет лизинга по обязательствам лизингополучателя
Обновлено: 19.04.2024
1. Правовая система признает разные формы предоставления финансирования.
2. У такой формы, как выкупной лизинг, есть признаваемые правом особенности:
2.1. если должник (лизингополучатель) нарушает свои обязательства, что служит основанием расторжения договора (выкупного лизинга), имущество, служащее обеспечением (предмет лизинга), остается в собственности кредитора (лизингодателя), а не включается в конкурсную массу;
2.2. если должник не завершил расчеты по договору выкупного лизинга, лизинговая компания вправе расторгнуть договор лизинга и определить завершающую обязанность одной из сторон договора;
2.3. сохранение права собственности и получение средств от последующей продажи предмета лизинга позволяют лизингодателю покрыть свои убытки от расторжения
договора, минуя установленный Законом о банкротстве порядок получения удовлетворения кредиторами своих требований;
2.4. у лизингодателя есть специальные правомочия, позволяющие в отсутствие платежей от должника или за счет должника получить удовлетворение своих требований.
3. Поэтому само по себе совершение подобных платежей не свидетельствует об оказании предпочтения, так как не является предпочтением такое исполнение, которое может быть законно получено и при наличии дела о банкротстве.
4. До совершения платежных операций руководитель должника находится в состоянии принятия управленческого решения:
4.1. осуществить платежи (в том числе с отступлением от очередности удовлетворения требований иных кредиторов) и получить право собственности на лизинговое имущество (которое затем может быть включено в конкурсную массу и продано с торгов); либо
4.2. отказаться от дальнейшего обслуживания лизингового договора, расторгнуть его и определить завершающую обязанность одной из сторон.
5. Цель статьи 61³ Закона о банкротстве состоит в восстановлении равенства кредиторов при расчетах за счет имущества должника.
6. Сохранение возможности использования лизингового имущества должником и (или) выкупа предмета лизинга в определенных случаях может приводить к увеличению стоимости активов должника.
7. Поэтому вопрос о действительности лизинговых платежей должен решаться с учетом того, какое управленческое решение на момент его принятия, с точки зрения руководителя должника, интересов иных кредиторов и конкурсной массы, являлось объективно оправданным исходя из ожидаемого финансового результата.
8. Например, отступление от очередности и совершение лизинговых платежей в целях выкупа оборудования может иметь смысл и отсутствует целесообразность в признании платежей недействительными, если:
8.1. при помощи данного оборудования должник впоследствии планирует вести свою производственную деятельность, выйти из кризиса и восстановить платежеспособность;
8.2. оценочная стоимость имущества на момент выкупа (либо если впоследствии сумма вырученных на торгах в банкротстве средств) превышала размер платежей, совершенных в период предпочтения, и должник рассчитывал впоследствии реализовать это имущество, покрыв названные расходы.
9. Если после выкупа лизингового имущества за счет оспариваемых платежей конкурсный управляющий реализовал выкупленное лизинговое имущество, а денежные средства поступили в конкурсную массу:
9.1. оспаривание операций по перечислению лизинговых платежей может привести к двойному взысканию в пользу должника, что является несправедливым исходом;
9.2. если по приведенным выше критериям суд придет к выводу о наличии оснований для
удовлетворения требования [о признании лизинговых платежей недействительными сделками], оспариваемые платежи могут быть признаны недействительными в любом случае только в пределах разницы между суммой таких платежей и размером вырученных на торгах по продаже объектов лизинга средств.
Это разъяснение является следствием наличия в правовой системе следующих норм:
(1) лизингодатель приобретает право собственности на лизинговое имущество (ч. 1 ст. 665 ГК РФ);
(2) предмет лизинга, переданный во временное владение и пользование лизингополучателю, является собственностью лизингодателя (п. 1 ст. 11 Закона о лизинге);
(3) право лизингодателя на распоряжение предметом лизинга включает право изъять предмет лизинга из владения и пользования у лизингополучателя в случаях и в порядке, которые предусмотрены законодательством и договором (п. 3 ст. 11 Закона о лизинге);
(4) изъятие имущества путем обращения взыскания на него по обязательствам собственника производится на основании решения суда, если иной порядок обращения взыскания не предусмотрен законом или договором — иными словами, только по обязательствам собственника имущества на имущество обращается взыскание;
(5) на предмет лизинга не может быть обращено взыскание третьего лица по обязательствам лизингополучателя (п. 1 ст. 23 Закона о лизинге);
(6) все имущество должника, имеющееся на дату открытия конкурсного производства и выявленное в ходе конкурсного производства, составляет конкурсную массу — иными словами, только имущество должника включается в конкурсную массу (п. 1 ст. 131 Закона о банкротстве);
(7) право собственности на имущество, которое имеет собственника, может быть приобретено другим лицом на основании договора купли-продажи, мены, дарения или иной сделки об отчуждении этого имущества (п. 2 ст. 218 ГК РФ).
Таковы положения действующих законов. Основная задача суда – применять их в соответствии со смыслом, заложенным в них законодателем. И эту задачу в данном деле Верховный суд выполнил.
Дальше можно критиковать закон и требовать его изменения. Подобные суждения возлагают на их авторов бремя обоснования таких инициатив.
При этом следует считать манипуляциями, не имеющими ничего общего с аргументацией, следующие доводы:
(1) раз предмет залога включается в конкурсную массу, то и предмет лизинга тоже должен. Нет, не должен;
(2) лизинг – это обход правил о включении обеспечительного актива в конкурсную массу должника.
С одной стороны, нужно напомнить, что институты залога и банкротства в нашей стране после краха социалистической экономики введены почти одновременно законами 1992 г., а институт лизинга (предполагающего приобретение актива кредитором в свою собственность, что исключает обращение взыскания на него по долгам должника) – спустя всего три-четыре года (Временное положение о лизинге 1995 г. и часть вторая ГК РФ 1996 г.).
Не будет также лишним напомнить, что согласно Закону о банкротстве 1992 г. заложенное имущество не включалось в конкурсную массу (п. 4 ст. 26). Включение предмета залога в конкурсную массу должника было предусмотрено лишь Законом о банкротстве 1998 г. Поэтому упреки в изобретении российской ипостаси лизинга в целях обхода правил о включении обеспечительного актива в конкурсную массу должника не учитывают российскую историю этих институтов.
С другой стороны, альтернативные залогу вещные обеспечительные конструкции появляются именно с целью преодоления недостатков регулирования залога, препятствующих полноценной реализации его обеспечительной функции. И коль скоро это так, нужно в появлении таких конструкций видеть проявление потребностей оборота, а не попытку обхода закона.
Наконец, раз уж законодатель счел нужным присоединиться к Кейптаунской конвенции (которая регулирует лизинг и продажу в кредит с удержанием титула за продавцом наряду с залогом), — значит, эти конструкции — не обход закона, а его развитие;
(3) во Франции, Германии (и далее по тексту, включая Утопию, Лилипутию, Блефуску и Швамбранию) с предметом лизинга при банкротстве лизингополучателя поступают не как в России, а потому нам срочно нужно переподковаться.
Нет, как минимум, не срочно.
Сторонники изменения регулирования в этом крайне важном практическом вопросе должны обосновать это изменение, а именно:
(а) определить критерии эффективности системы регулирования банкротства, доказав, что это обоснованные критерии;
(б) проранжировать хотя бы наиболее развитые страны (например, из "двадцатки") по указанным критериям;
(в) выяснить, есть ли измеримая в величинах, отличных от статистической погрешности, причинная связь между игнорированием прав лизингодателя в банкротстве (там, где это на самом деле есть – с цитатами из законов и практики высших судов) и фантастической эффективностью (если она обнаружится) лидирующих систем конкурсного права.
И только тогда будет повод обсуждать, следует ли за обретение аналогичных преимуществ заплатить разрушением модели лизинга, сложившейся в России за четверть века и показывающей свою эффективность как темпами развития, так и устойчивостью.
За время с 1995 г. у всех участников рынка сложилось ясное понимание правил: если лизингополучатель просрочивает внесение двух платежей подряд, лизингодатель вправе расторгнуть договор, изъять и реализовать актив, а при получении сверхприбыли – вернуть ее в качестве сальдо лизингополучателю. Это все знают, и все согласны так работать. Благодаря таким характеристикам модели лизинговые компании могут предоставлять финансирование как клиентам, которые не могут получить традиционное кредитование, поскольку не проходят по риск-политикам банков, так и более респектабельным клиентам, но на приобретение активов, которые в качестве предмета залога (с учетом залогового режима) не вызывают энтузиазма у банков.
Принимаемые рынком характеристики модели лизинга позволяют бизнесу получать инвестиции.
Для разрушения работающей модели, принимаемой рынком, одних кабинетных соображений о высшей справедливости явно недостаточно.
И последнее: даже если в какой-то момент противники лизинга и апологеты превосходства залога докажут, что разрушение лизинга – это благо, в котором отчаянно и неотложно нуждается российский правопорядок, умножение на ноль права собственности лизингодателя потребуется всё-таки отложить.
Цивилизованные представления о развитии права и самостоятельной ценности его предсказуемости предполагают, что подобные новеллы, во-первых, должны приниматься парламентом (каким бы убогим они был), а во-вторых, в силу основополагающих принципов действия во времени норм, регулирующих договорные отношения, такие новые правила не должны касаться договоров, заключенных до введения в действие деструктивного закона.
Читайте также: