В чем по мнению автора выражается внутренняя связь морали и права

Обновлено: 25.06.2024

39. Во все времена философы и юристы уделяли боль­шое внимание вопросу о соотношении права и морали (2). Еще и сегодня ряд видных авторов высказывает мысль о том, что "естественное право — это по сути право в сжатом виде.

право в себе", соответствующее "природе, которой захотело наделить себя человечество" и "элемен­тарной социальной физике" (3). В традиционных учениях

(1) CAtias, "Quelle positivite? Quelle notion de Droit?" Arch. Philo, du Droit, XXVII, pp. 209 et s., n° 18.

(2) См. выше, n os 16 et s., 24 et s. См. также, например, Ph. Jestaz "Pouvoir juridique et pouvoir moral" Me Gill Law Jojurnal, Vol. 32, Sept. 1987, p. 833 et s.; V Petev "Wie moralisch ist das Recht?" Archiv für Rechts und Sozialphilosophie LXXIV 3 1988, p. 348 et s.

(3) Ph. Jestaz, art. Precite Rev. Tr. Dr. Civ., 1983, pp. 233 et s.

естественного права граница между правом и моралью раз­мыта: цель закона — реализовать справедливость, а пред­ставление о справедливости восходит часто к божествен­ному откровению. Так думал святой Августин, и церков­ное право в значительной мере восходит к "заповедям, дан­ным в откровении". Мусульманское право, где оказались смешанными религиозные или моральные правила и по­зитивные правила, восходит к Корану, своду высказыва­ний из слова Божия, и к откровению пророка. Право у индусов также несет на себе печать религии брахманов и истин, данных в откровении (1).

Даже в тех правовых системах, которые основаны глав­ным образом на позитивных правилах, порожденных орга­нами государственной власти, считается, что право должно максимально закрепить решения, считающиеся справедли­выми; и каждый стремится преуспеть в этом — в преде­лах свободы толкования закона или его применимости к конкретным фактам, свободы, которую предоставляет сам закон.

Справедливость — это понятие морального поряд­ка, учитывать которое пытается каждый в меру своих воз­можностей. Законодатель подталкивает, а иногда и обязы­вает к этому судебную власть, хотя для французского пра­ва такое явление остается пока большой редкостью (2). Ж. Рипер считал, что между юридическим правилом и прави­лом морали не существует различий природного свойства, и утверждал, что право, даже в наиболее технических своих частях, всегда руководствуется моральным законом (3). Жос- серан пошел дальше, он отрицал существование какой-либо

(1) См., например, G. Marty et P. Raynaud, op. cit. n° 5; см. также "Dimensions religieuses du droit", Arch. Philo, du Droit, T.XVIII (1973).

(2) Напр., ст. ст. 565, 1135 или 1244 Гражданского кодекса Фран­ции, неосновательное обогащение и т.д.; G. Marty et P. Raynaud, op. cit., n° 127; о справедливости см. P. Sanz de Alba, Quelques aspects de 1 equite:These Aix, 1980.

(3) G. Ripert, La regie morale dans les obligations civiles ( 1949), n° s 13—18.

границы между правом и моралью, поскольку, по его мне­нию, право — это не что иное как "мораль, наделенная способностью принуждения" ( 1 ).

В противоположность вышеизложенным мнениям Кант (2), отрицавший метафизическую основу всяких трансцен­дентных моральных систем, выводит моральное правило из автономной воли человека. Так, по мнению Канта, мо­раль имеет происхождением не что иное как "внутренний голос" каждого человека, а не приказ извне, в то время как право есть правило жизни, выведенное и применяемое под прессом социального фактора. Для Канта, как и для его предшественников, сферой, интересующей право, оставались только действия, "внешний мир", а не побудительные при­чины, вдохновляющие такие действия, в то время как мо­раль соотносилась со сферой мотивов, управляющих пове­дением человека, с его "внутренним миром", а не с конкрет­ными действиями. Мы видим, таким образом, слабую сто­рону этого анализа — его чрезмерную категоричность.

Предпочтительным выглядит такой подход, который (например, у Рипера) (3) допускает необходимость фор­мирования власти права на основе позитивной концепции, но при этом соглашается с другой необходимостью — при­звать мораль к разработке правового порядка, даже если при этом не удастся ограничиться общей и зыбкой идеей справедливости.

Таким образом, есть возможность, избег­нув противоречий, с одной стороны, признавать существо­вание отношений между фактами социального порядка и правом (4) и ролью органов государственной власти и, с другой стороны, страстно желать безусловно необходи­мой конвергенции права и морали.

( 1 ) Josserand, De l'esprit des droits et de leur relativite (1927),n°

(2) CM. P. Roubier, op. cit., n° 6.

(3) G. Ri pert, ibidem.

(4) См. ниже, n 148 et s.

Рубье справедливо заметил, что "принципиального про­тиворечия между правом и моралью нет", однако, если рас­сматривать право как такое право, целью которого становит­ся порядок в обществе, а морали отводить роль такой мора­ли, которая стремится к индивидуальному совершенству, юридическая оценка оказывается "объективной и двусто­ронней", в то время как моральная оценка — "субъективной и односторонней". Из этого Рубье выводил безусловные и принципиальные отличия между правом и моралью (1).

40. Прежде всего право и мораль отличаются друг от друга своими источниками. Мораль происходит из религи­озных заповедей, социальной этики, социологических или биологических наблюдений или из опыта индивидуального познания, а юридические правила или правовые нормы яв­ляются результатом предписаний уполномоченных органов государственной власти и, по замыслу, должны представ­лять волю народа.

У права и морали различные конечные цели. Цель морали — совершенствование человека, в то время как право стремится не более чем к надлежащей организации жизни в обществе. В центре внимания морали — долг человека перед самим собой, перед его идеями, его религи­ей, его ближним, и она обращается к внутреннему миру человека, в то время как право интересуют только поступ­ки людей в рамках жизни в обществе. Правовое суждение, или приговор, выносится не "судом совести", но в зале судебных заседаний.

В качестве главного отличия, что иногда не бесспорно (2), называется характер правовой санкции и санкции в сфере морали.

Уважение к праву гарантируется понима­нием того, что за нарушением последует санкция на соци­альном уровне; мораль же предусматривает санкции лишь на уровне сознания индивида, что выражается внутренним

(1) P. Roubier, ibidem.

(2) M. Vïrally, op. cit., p.77; см. также выше n° 34.

гипотетическим суждением или осуждением со стороны окружающих. Это отличие не может быть поглощено тем фактом, что в традиционных обществах нарушение мораль­ных правил вызывает соответствующую реакцию общества и что, наоборот, репрессии правового порядка могут выра­жаться некоторой популярной акцией, некоторым обще­ственным осуждением или, что имеет место в ряде обществ, в исключении из церкви, изгнании или других санкциях религиозного порядка. С момента, когда позитивное право закрепило подобные санкции, они становятся правовыми санкциями, потому что они организуются членами обще­ства. Наконец, право и мораль имеют отличия техничес­кого порядка. Мораль более субъективна, размыта и пе­ременчива, и ей для того, чтобы обеспечить нормальную организацию социальных отношений и правовую безопас­ность, столь необходимую для любого человеческого обще­ства, не достает силы принуждения, четкости и реализма.

Однако и юридические правила, если они и обеспе­чивают такую организацию социальных отношений, не яв­ляются исключительными факторами, которые этому спо­собствуют.

При всем глубоком взаимодействии морали и права, получивших жизнь от од­ного и того же социального прародителя и равным образом являющихся нормативно-ценностными регуляторами, необходимо вместе с тем видеть, что-то и другое — это две са­мостоятельные, значительно отличающиеся друг от друга, "суверенные" нормативные системы.

Три характерные черты, отличающие мораль и право, являются наиболее существенными:

во-первых, мораль устремлена к той цели, чтобы идеалы справедливости, добра, иные моральные требования воздействовали на человека преимущественно изнутри, его сознание, его духовный мир при помощи стимулов сознания и общественного мнения. Право же — преимущественно регулятор внешний, он призван регламентировав людские поступки главным образом путем установления формально-определенных, писаных норм, содержащихся, законах, иных нормативно-обязательных документах, поддерживаемых властью;

во-вторых, мораль — это область "чистого" сознания, замкнутая на духовной жизни людей и не требующая обязательного внешнего, объективированного выражения (хотя закрепление моральных требований в известных документа) прежде всего религиозных писаниях, канонах, усиливает силу их воздействия). Право же — институционный регулятор; оно в развитом обществе выступает как писаное право, входя­щее в жизнь общества в виде объективированной реальности, устойчивой догмы, не зависящей от чьего-либо усмотрения (что является предпосылкой самой возможности стабилизи­рующего действия права — предпосылкой законности);

и в-третьих, содержание морали самым непосредственным образом сосредоточено на долге, обязанностях, от­ветственности людей за свои поступки. Право же призвано в первую очередь "говорить о правах", оно сфокусировав; на субъективных правах отдельных лиц, нацелено на то чтобы определять и юридически обеспечивать статус субъ­ектов, их юридические возможности и, следовательно, обу­словленную правом свободу их поведения.

На последней из указанных особенностей морали и права хотелось бы сделать акцент. Ведь широко распро­странено и порой считается чуть ли не аксиоматическим, общепринятым мнение о том, что мораль — регулятор бо­лее мягкий, более человечный, уступчивый и покладистый, нежели право с его суровыми процедурами и санкциями. И будто бы только она, мораль, достойна высоких, даже пре­восходных оценок. И будто бы именно морали уготована наиболее значительная перспектива в будущем, в решении судьбы человека и человечества.

В действительности же картина здесь иная.

Как это ни парадоксально, на самом деле суровые и жесткие черты права во многом коренятся не в чем ином как в морали, в ее бескомпромиссных, нередко максимали­стских, предельных требованиях, безоглядных императи­вах. Все дело лишь в том, что эти требования и императивы, когда они "выходят" на власть, получают карательное подкрепление от власти, которая использует — нередко по вольному усмотрению, по максимуму — свои карательные, принудельно-властные прерогативы, облекая собственные веления в юридическую форму. Не меньшую жесткость, во всяком случае в историческом плане, получает мораль в церковно-религиозной сфере. И именно тут, в области ка­рательной деятельности государства и церковной непреклонности, когда вступают в действие уголовное и админи­стративное право, другие примыкающие к ним подразделе­ния системы права (а в прошлом — средневековое канони­ческое право карательно-инквизиторского толка), оказы­вается, что право в рассматриваемом ракурсе, напомню — в основном уголовное право, действительно, выступает в виде некоего "минимума морали".

Напротив, если уж уместно говорить о праве с позиции его гуманистического, человеческого предназначения, его миссии в утверждении либеральных начал в жизни людей, то эта сторона юридического регулирования находится в ином измерении, в иной плоскости по отношению к той, где право ближайшим образом, хотя и через власть, контакти­рует с моралью. Причем именно в том измерении, в той плоскости, которые являются исконными для права, отно­сятся к его изначальной сущности.

Это и есть "право как право", призванное выражать и обеспечивать упорядоченную и оцивилизованную свободу людей, свободу личности во всех сферах жизни общества. Эта же сторона юридического регулирования, хотя и является предметом оценки с точки зрения общепризнанных элемен­тарных моральных норм, все же не может быть выведена из морали, не может быть охарактеризована в качестве такого регулятивного явления, основой которого является мораль.

Таким образом, мораль и право — это две особые, ду­ховные, ценностно-регулятивные социальные области, занимающие самостоятельные ниши в жизни общества.

И в данной связи — еще такой вывод. Бытующий взгляд о некоем превосходстве морали, о якобы присущем ей пер­венстве в отношении права[63] не имеет сколько-нибудь серьезных оснований. Более того, нужно полностью отдавать себе отчет: негативные стороны характерны не только для юридического регулирования (в частности, крайняя, порой дельная формализация правовых установлений, их зависимость от усмотрения власти), но в не меньшей мере и для морали как нормативно-ценностного регулятора. Наряду с общепринятой и передовой моралью существует и порой сохраняет крепкие позиции мораль отсталая, архаичная фиксирующая порядки, отвергнутые историей и прогрессом. Главное же — идея первенства морали, ее безгранич­ного господства может внести неопределенность в общес­твенную жизнь, стать оправдательной основой для произвольных действий.

Увы, следует признать, что этическая идеология, возвеличивающая мораль как регулятор человеческих поступков, остается в сегодняшней действительности серьезной и в чем-то тревожной реальностью. В науке и общественном мнении еще не осознано то решающее обстоятельство в со­отношении права и морали, в соответствии с которым пер­вое (право) является естественной и надежной обителью прав, а второе (мораль) обителью обязанностей — долга, долженствования, ответственности.

С учетом этого обстоятельства, а также максималист­ской императивности морали, ее известной неопределенно­сти, расплывчатости, ее прямой зависимости от многих факторов духовной и политической жизни — с учетом все­го этого сама идея приоритета морали над правом может вести и на практике ведет к ряду негативных последст­вий — к утверждению идей патернализма, вмешательства всесильного государства во имя добра и справедливости в частную жизнь. С этой точки зрения справедливыми пред­ставляются суждения Ю.Г. Ершова в отношении "морали­стической законности", когда "нравственные представления о принципах права способны подменить право разнообраз­ными и противоречивыми представлениями о добре и зле, справедливом и несправедливом"[64].

Впрочем, некоторые другие выводы из идеологии пре­восходства морали — предмет особого разговора, и об этом — далее.

А сейчас следует сказать о другой стороне проблемы. Сказать еще раз в связи с рассматриваемым вопросом о значимости, незаменимости права. В том числе — и при сопоставлении с моралью. Не случайно ведь государственная власть, поддерживая своей карательной мощью определенный крут моральных требований и императивов, облекает их в юридическую форму. Таким путем не только приводятся в действие достоинства права (всеобщая нормативность, определенность содержания, государственная гарантированность), но и при режиме законности упорядо­чивается властно-принудительная деятельность государства, да плюс к тому — дается престижное "правовое оправдание" всей карательно-репрессивной политике.

На весьма примечательную сторону достоинств права обратил внимание Фихте. По его обоснованному мнению, право способствует усвоению основополагающих начал мо­рали вот с какой стороны: "Если он (человек) и не постигает морального мира путем сознания своих обязанностей, но он все же его несомненно постигает путем требования осу­ществления своих прав. То, чего он от себя, может быть, никогда не потребует, он потребует от других по отноше­нию к себе"[65].

Читайте также: