Примат какого права международного или отечественного признала наша страна

Обновлено: 24.04.2024

Совет федерации одобрил закон, который дает Конституционному суду (КС) России право признавать невозможным исполнение в России решений международных судов, если они нарушают верховенство российской Конституции. Таким образом, Конституция получает приоритет над международными правовыми инстанциями. Насколько это возможно и зачем нужен такой закон — спорили наши эксперты…

Вопросы:

Может ли российский закон стать важнее международных судов?

В Конституции ясно написано, что при противоречии между международным договором, который заключила Российская Федерация, и национальным законом, приоритет — за международным договором, и это совершенно очевидно, потому что договор — это то, что заключается по обоюдному согласию двух или нескольких сторон. Если не хочешь исполнять договор — есть процедура выхода из него, она предусмотрена Венской Конвенцией, к которой присоединилась и Россия. Но ситуация, при которой мы из договора выходить не будем, но и выполнять его не станем. Ну, это, на мой взгляд, нонсенс.

Разберемся с понятиями. Международное право — это право, которое регулирует межгосударственные отношения. К вопросу о приоритете тех или иных соглашений, которые подписывает Российская Федерация, это имеет очень отдаленное отношение. В Конституции сказано, что Конституция Российской Федерации обладает верховенством и высшей юридической силой на всей территории Российской Федерации.

Находится ли закон о приоритетности КС в рамках международных правовых норм?

Получается, что нет. Есть сложности, потому что в Конституции записано, что противоречия между международным договором и национальным законом, но не сказано, есть ли противоречия между международным договором и Конституцией, потому что Конституция — акт действия и высшей юридической силы. Могут быть вообще противоречия? По общему правилу конечно их быть не может, потому что принцип международного права является составной частью российской правовой системы. В 17 статье Конституции записано, что права человека ограждаются соблюдением этих международных норм. Когда ЕСПЧ рассмотрел какое-то дело и решил его не в пользу страны, а в пользу гражданина этой страны, меня очень забавляет, что наши депутаты, народные избранники, возмущаются в таких случаях позиции Европейского суда. Каждый раз, когда ЕСПЧ выносит решение против страны и в пользу гражданина этой страны, они должны радоваться, когда Европейский суд встает на стражу их граждан! В большей части бывает, что суд вообще не ставит под сомнение сам закон, а говорит о его применении в конкретном случае. ЕСПЧ рассматривает конкретные дела, а КС рассматривает вопрос о соответствии и несоответствии национальных законов, но не конкретные дела. И мне очень интересно, каким образом, когда ЕСПЧ решил конкретный вопрос, КС будет решать конкретный вопрос. У них абсолютно разные компетенции. Я, как правовед, здесь развожу руками.

Зачем нужен этот закон?

Но могут быть коллизии вот какого плана: когда ставился вопрос в КС о конституционности национального закона. Такие могут быть сюжеты. В частности, это было по делу офицера Маркина, отца трех детей. В нашем законе не предусмотрено гендерного равенства. Вот матери-военнослужащей представляется отпуск по уходу за детьми, а мужчине — нет. Он обратился в КС с заявлением о признании этого закона неконституционным. А КС, рассмотрев этот закон, заявил, что он Конституции не противоречит. ЕСПЧ же, рассмотрев жалобу Маркина, сказал, что нарушается Европейская Конвенция, которую подписывала и Россия, что это нарушает принципы равенства, прописанные в Конвенции. И тогда возник спор. ЕСПЧ не рассматривает вопрос о конституционности российских законов, международным органам наплевать, что внутри государства происходит. Он сказал, что именно Конвенция нарушена. Но, в конечном счете, наши признали, что Европейский суд прав. В Великобритании вот такая ситуация: там есть запрет заключенным, которые отбывают наказание в местах лишения свободы на голосование. И вот один осужденный обратился в Европейский суд. И ЕСПЧ решил, что это необоснованное ограничение. В Англии были сильные возмущения по этому поводу, и они не собираются менять закон. То есть такие случаи возможны, но единичны и исключительны! В Конституции должно быть что-то, что войдет в прямое противоречие с толкованиями ЕСПЧ. Такие случаи действительно могут быть, но никакого отношения они вообще не имеют к тому, на что направлен этот закон. А он направлен на то, что если нам не нравится какое-то решение ЕСПЧ, в таком случае можно обращаться в КС, и что он будет делать? Конвенцию признавать неконституционной?

Если вы посмотрите тот закон, то поймете, что он не о приоритете КС над решениями международных судов. Этот закон на случай, если правительство, орган исполнительной власти, полагает, что оно не может исполнить решение международного суда. Например, если правительство не может исполнить решение международного суда, например, ЕСПЧ, который просит наделить граждан, отбывающих уголовное наказание, избирательными правами. У нас в Конституции сказано, что лица, отбывающие наказание по уголовным статьям и находящимся в местах лишения свободы, таких прав не имеют. Это положение содержится во второй главе Конституции, то есть изменить это положение мы не можем. Так вот если правительство оказывается в такой ситуации, оно полагает, что в силу тех или иных конституционных положений у него нет возможности исполнить решение ЕСПЧ, правительство должно обращаться в Конституционный суд. Потому что только Конституционный суд может вынести окончательный вердикт, является ли решение ЕСПЧ исполнимым с точки зрения конституционного правопорядка России или не является, а не самостоятельно определять, будем или не будем мы исполнять то или иное решение. У правительства в любом случае таких полномочий нет. Оно в любом случае должно предпринять все усилия для того, чтобы решение международного суда исполнить. И в случае, когда оно приходит к выводу, что у них такой возможности нет, оно должно обратиться в Конституционный суд, который окончательно скажет, исполнимо это решение с точки зрения положения о верховенстве Конституции Российской Федерации, либо оно не исполнимо. В этом смысл этого закона.

Одна из поправок в основной закон страны, озвученная президентом Путиным в числе первых, говорит о приоритете национального права над международным. Эту норму активно восприняли патриоты и многие парламентарии, а эксперты считают, что подобная норма уже действует примерно пять лет. Есть и те, кто считает, что это нарушение международных норм, которые приведут к изоляции. Впрочем, как отмечают эксперты, многие западные страны сами активно используют подобные нормы в своих интересах. О сложных хитросплетениях международного и национального права – экспертное мнение кандидата юридических наук Максима Лихачева.

«В первоначальном тексте Конституции 1993 года была, есть и остается часть четвертая статьи 15, которая предусматривает, что определенные нормы международного права являются частью отечественной правовой системы и если в договоре предусмотрены иные правила, чем в законе, то применяются правила договора. Эта норма закрепляет обусловленный приоритет норм международных договоров над отечественным законодательством. В июле 2015 года Конституционный суд принял постановление, в котором расставил точки над i в вопросе о том, что пользуется приоритетом: Конституция или нормы международного права. КС определенно и однозначно ответил, что несомненный приоритет за нормами Конституции. Нынешняя поправка в ст.79 Конституции в этом смысле ничего нового в отечественную правовую систему не привносит, она немного расширяет ту трактовку, которая была дана КС. Новая поправка предполагает, что Россия участвует в межгосударственных объединениях, речь идет о таких структурах, как, например, Совет Европы и Европейский суд по правам человека, при условии соблюдения установленных Конституцией прав человека и гражданина и основ конституционного строя. И второе предложение в ст.79 в новой редакции предполагает, что если решение межгосударственного органа противоречит основам российской Конституции, то приоритет мы отдаем российской Конституции.

Для чего эти поправки российскому государству. Я предполагаю, что речь идет о том, чтобы зацементировать то положение, которое было зафиксировано в 2015 году в конституционном законе, возвести это правило о приоритете Конституции над международным правом в ранг конституционной ценности. Что это дает? Это значительно сужает гибкость российского подхода в этой части. Одно дело, когда речь идет о возможном отступлении от закона, и совершенно другое, когда речь идет об отступлении от Конституции. Например, мы не можем исполнить то или иное постановление ЕСПЧ, потому что этого требует Конституция, а сейчас это будет именно прямое требование Конституции.

Тем не менее, мы обязаны соблюдать все требования международных договоров, относительно которых дали своё согласие. Если нас что-то не устраивает, всегда остается возможность из этого соглашения выйти. Однако это связано с политическими и репутационными издержками, поэтому Россия на это не идет, например, не выходит из Совета Европы.

Или другая ситуация, когда ЕСПЧ принимает решение о том, что российское государство должно выплатить компенсацию участникам несанкционированного митинга или же крупные суммы, в рамках условно говоря, дел, подобных делу Юкоса. С точки зрения Европейской конвенции, страна не может отказаться от исполнения решения, Конвенция обязывает государства выполнять постановления ЕСПЧ. Есть контрольный механизм за исполнением решений в рамках Комитета министров. Он может быть активирован. Почему он используется исключительно редко – думаю, ответ и тут лежит в политической плоскости.
Может ли Россия отказаться от исполнения решения Суда с точки зрения национального права? Да, может, в рамках конституционной поправки. Хотя Россия могла это с 2015 года: например, именно такое решение принято по делу Анчугова, Гладкова и по делу Юкоса, когда КС сказал, что мы не можем исполнить постановление ЕСПЧ.

Фото: ФедералПресс / Елена Сычева

После ультиматума Путина в СМИ и среде экспертов нередко высказывалось мнение, что список

Обсуждая проект договора с США и соглашения с НАТО стоит говорить не столько об ультиматуме России,

Подведу итоги года. 1. Прорыв реальной инфляции на рынки США, То что в общем то долго ждали, что

Двусторонние пакты о ненападении имеют мало общего (по логике, формату и срокам действия) с

Добавить новость в:

Но в итоге, когда прочитали текст и послания, и поправок стало понятно, что и куда вносится, т.е. не в ст. 15, как многим преждевременно показалось, а в ст. 79 Конституции РФ. На этом вроде бы и все, чего там обсуждать.

Тем не менее, на мой взгляд, неопределённость в понимании осталась в силу опять же малой освещенности этой темы и меньшего к ней интереса по сравнению с другими поправками.

Собственно, упрощенно приоритет международного права означает, что международные нормы ставятся выше норм, содержащихся в законодательстве конкретной страны, в нашем случае России, и применяются в случае коллизии с нормами национального законодательства.

Каким образом эта идея вообще появлялась, и как закреплено у нас международное право в системе действующего парового регулирования РФ?

Нынешняя система международного права сложилась по итогам Второй мировой войны и её основы закреплены в Уставе Организации Объединенных Наций, который содержит общие принципы и цели международного права и которые разделяются РФ как членом ООН.

Следующим основополагающим документом является Всеобщая декларация прав человека и вытекающие из неё Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах, Международный пакт о гражданских и политических правах, принятые на генеральных ассамблеях ООН.

Кроме того, существует еще масса конвенций, международных договоров, к которым также присоединилась Российская Федерация.

Данная же конституционная норма вытекает прежде всего из принципа обязательности международных договоров, закрепленных в Венской Конвенции о праве международных договоров.

Нет, абсолютным он не является – абсолютным верховенством обладает лишь Конституция РФ.

В соответствии со ст. 79 Конституции РФ Российская Федерация может участвовать в межгосударственных объединениях и передавать им часть своих полномочий в соответствии с международными договорами, если это не влечет ограничения прав и свобод человека и гражданина и не противоречит основам конституционного строя Российской Федерации.

Соответственно, эти межгосударственные объединения в лице своих органов могут принимать решения, обязательные для исполнения участниками данный объединений.

В связи с этим и вносятся изменения, которые назрели в практике в результате появления различных решений международных органов (судов), которые противоречат Конституции РФ, а, следовательно, нарушают суверенитет Российской Федерации.

В чем основная проблема любого правоприменения – это толкование, которое в некоторых случаях может быть не однозначным, а, кроме того, может изменяться со временем в силу конъюнктурных и политических причин. А мы понимаем, что международное право из всех отраслей права максимально политизировано.

Надо отметить, что данная проблема озвучена не вдруг и она уже начала решаться:

«По итогам рассмотрения дела Конституционный Суд Российской Федерации принимает одно из следующих постановлений:

1) о возможности исполнения в целом или в части в соответствии с Конституцией Российской Федерации решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека, принятого на основании положений международного договора Российской Федерации в их истолковании межгосударственным органом по защите прав и свобод человека, в связи с которым был подан запрос в Конституционный Суд Российской Федерации;

Апелляции к международному праву являются важной частью официальной риторики Российской Федерации.

Упрекая другие правительства в нарушении норм международного права, руководители страны утверждают, что наше государство соблюдает международное право, защищает его, отстаивает его принципы. Формулировки, касающиеся как нарушений права, так и задач по его усовершенствованию и защите, повторяются из года в год и могут показаться привычными. Однако, рассматривая динамику заявлений первых лиц государства, мы обнаружим некоторые сдвиги не столько в самом их содержании, сколько в интонации.

Разумеется, заявления и оценки нельзя оторвать от повода, по которому они были сделаны. Но тем более примечательно, с одной стороны, беспокойство по поводу адекватности международного права, которое было высказано уже в период первого президентства Путина, а с другой – настойчивое, раз за разом, обращение к теме права.

Это находит выражение в публичных обсуждениях, участники которых менее связаны формальными обязательствами, чем официальные лица, и в парламентских дебатах. Дискуссии, в которых нередко подчеркивалось, что международное право бессильно, нарушается и является по сути дела правом сильного, обострились в 2014 г. в связи с конфликтом вокруг Украины и присоединения Крыма.

Спор о примате

Расхождения велики, но они не носят стратегического характера. Конечно, изменения в Конституции, тем более в ее первой главе – дело очень серьезное, и отсутствие Федерального закона означает, что до сих пор не было столь острой нужды созывать Конституционное собрание, так что можно было обойтись и без закона. Конституционное собрание могло бы принять и новую Конституцию, а не только вносить принципиальные изменения в старую, но об этом пока речи вообще нет. Спор – если мы вправе говорить здесь о споре – идет не о том, надо ли отказываться от примата международного права, а лишь о том, надо ли для этого совершать столько трудных и очень решительных шагов. Одна точка зрения состоит в том, что делать этого не нужно, потому что текущие задачи можно решать и по-другому. Противоположная позиция: откладывать больше нельзя, положения первой главы Конституции мешают утверждению суверенитета России.

Это не значит, что проблемы не существует. Напротив, проблема есть, и, несомненно, существует связь между некоторым разочарованием в международном праве, которое можно обнаружить в высказываниях первых лиц, и дискуссиями об изменениях в Конституции и значении международных договоров России. Зафиксируем прежде всего, что предметом обсуждения является, конечно, не в точности одно и то же международное право. Есть регуляции, касающиеся межгосударственных отношений, и регуляции внутренних дел государства, в которых оно соглашается решающим образом учитывать международные стандарты и обязательства. Разумеется, между тем и другим имеется связь. Когда вопрос ставится о том, является ли какое-либо дело государства внутренним, вмешательство извне аргументируют как раз тем, что внутренняя жизнь современных стран не является всецело внутренней, и, если нормы или действия государства внутри собственных границ нарушают нормы и стандарты права, внешнее принуждение к их соблюдению может зайти достаточно далеко. Собственно, об этом и говорит российский МИД: России достаточно выйти из международных договоров, сложить с себя обязательства. Если нет обязательств, подтверждает Минюст, нет их нарушения, так что и отказ от приоритета международного права не нужен, и Конституция не пересматривается, и ограничения, налагаемые международными обязательствами, больше не будут нам мешать.

Нужна ли отсылка к международному праву?

Право как язык национального интереса

Эта конструкция государства уже встречалась в истории, и нет оснований предполагать, будто она не сможет быть реализована еще раз с тем или иным успехом, разумеется, и с поправкой на современные обстоятельства. Она предполагает эффективность полицейского порядка и ту степень солидаризации граждан, которая необходима для рационального и эффективного действия как внутри страны, так и вовне. Сильная сторона такой конструкции – рационализация действий государства. Расчет, исходящий из правильно понятого интереса и оставляющий побоку все остальные соображения ради большой стратегии, – вот что такое государственный резон.

Однако здесь, возможно, скрываются подводные камни, заметить которые не так уж трудно. Мы не будем говорить о том, что международные обязательства представляют собой сложную систему. Вероятно, никто и не собирается ставить их под сомнение в комплексе. Насколько возможно убрать только мешающие и оставить только полезные, судить, конечно, должны эксперты. В любом случае, это трудная и большая работа с пока не отчетливо видимым результатом. Но что означает перепозиционирование страны в смысле отказа от той риторики права вообще и прав человека в частности, о котором речь шла выше? Чисто риторическое изменение чревато далеко не риторическим эффектом. Право – помимо всего остального, что можно еще было бы сказать о нем, – это важнейший ресурс международной коммуникации. Язык, на котором может быть сформулирован национальный интерес. Интерес, о котором говорят только как об интересе, поданный как резон эгоизма, рискует остаться неудовлетворенным.

Еще раз: проблема совсем не в том, чтобы увидеть и показать корыстные интересы, скрытые в чужой риторике права. Просто за пределами этой риторики не остается ничего, кроме моментального соотношения сил, которое может быть изменено, никого ни к чему не обязывает и в любом случае не может быть нашей единственной надеждой. Не только с оппонентами, но и с потенциальными союзниками невозможно говорить, если нет общего языка. Вопрос теперь стоит так: может ли быть надежным средством межгосударственной коммуникации язык интереса? Применительно к той или иной моментальной констелляции положительный ответ очевиден. Но за пределами сиюминутной конфигурации интересов, в которой можно выиграть, по-прежнему нужен язык, представляющий права и право в качестве всеобщих, а не переопределяемых каждой стороной ad hoc понятий. Интерес России в последнее время не был представлен на языке права в качестве всеобщего или был представлен неудачно. Однако любой возможный отказ от языка права не повысит, а понизит шансы на успех в будущем.

Читайте также: