Почему в россии попирают права трудящихся
Обновлено: 02.07.2024
В мире слов разнообразных,
Что блестят, горят и жгут, —
Золотых, стальных, алмазных, —
Они были написаны в 1919 году, когда молодая Советская Республика, провозгласившая трудовой народ хозяином страны, а интересы трудящихся — высшими интересами государства, отстаивала победу революции, победу социальной справедливости в борьбе с внутренними врагами и внешней интервенцией. Большевики сумели не просто защитить завоевания, добытые в октябре 1917 года, но и доказать: только общество социализма способно преодолеть такие извечные пороки человечества, как бедность, безработица, социальная разобщённость. И достичь при этом блестящих результатов в экономическом и духовном развитии, обеспечить Советской державе ведущие позиции в мире.
Именно отказ от социализма, предательский развал советской системы привели Россию к утрате этих позиций и к возвращению в нашу жизнь самых страшных и разрушительных пороков: нищеты, промышленной деградации, всепроникающей коррупции, колоссального имущественного раскола. В сегодняшней России Первомай — это не только праздник. Это и напоминание о том, насколько унижен и обманут человек труда, до какой степени его права попраны предельно несправедливой и циничной системой эксплуатации абсолютного большинства в интересах ничтожной группы нуворишей и прислуживающих им чиновников.
Результаты, которые принёс обслуживающий её курс, говорят сами за себя и полностью разоблачают разрушительную сущность политики, терзающей Россию уже более четверти века.
Этот курс привёл к тому, что скрытая безработица, по оценкам специалистов, составляет у нас 20%. Каждый четвёртый выпускник вуза по окончании обучения не может найти никакой работы, каждый второй не может найти работу, соответствующую его специальности. Четверть трудящихся в сегодняшней России не работали по специальности вообще никогда. Люди приобретают знания и профессиональные навыки, они готовы приносить пользу стране и обществу. Но всё это идёт насмарку, потому что они попадают на уродливый, примитивный рынок труда, существующий в интересах тех, кому выгодны отсталость России, её сохранение в роли сырьевого придатка Запада.
Этот курс привёл к тому, что честно работающий человек у нас стал нищим. Такое уродливое явление характерно только для самых отсталых и несправедливых обществ. Даже по официальным данным, почти 20 миллионов наших граждан находятся за чертой бедности. Официально установленный минимальный размер оплаты труда не достигает 12 тысяч рублей в месяц. Работодателям позволено платить трудящимся зарплату, на которую попросту невозможно выжить. Половина работающих получает не более 25 тысяч рублей в месяц, каждый четвёртый — не более 15 тысяч. Если в прошлом году Росстат утверждал, что зарплаты хоть чуть-чуть, но подрастают, то теперь он признаёт: в 2019-м их рост вообще прекратился. А цены, тарифы на услуги ЖКХ и поборы с граждан продолжают стремительно увеличиваться.
Закономерно, что при такой системе самыми социально уязвимыми оказываются семьи с детьми — те, от кого зависит сохранение и укрепление нации, а значит, сохранение страны, её жизнеспособность. Сегодня у нас стали нищими каждая четвёртая семья с двумя детьми и каждая вторая семья, в которой трое и более детей. Это признаёт и официальная статистика. Следовательно, она признаёт и то, что сложившаяся в стране система — это система социального геноцида и вымирания.
Президент в своих посланиях и указах провозглашает важнейшие национальные цели: инновационный прорыв, вхождение России в число пяти ведущих экономик мира, двукратное сокращение бедности. Поставлен и конкретный срок достижения этих целей — ближайшие пять лет. Но как может выполнить такие задачи общество, состоящее из бедных и нищих, из обобранных и униженных?! Общество, с каждым днём всё яснее осознающее, что реальная политика власти, тот курс, на сохранении которого она упорно настаивает, лишает граждан социальных перспектив, заведомо перечёркивает надежды на достойную оценку их труда, на поддержку со стороны государства.
Мы предлагаем программу, которая направлена на изменение этой тупиковой ситуации и будет способствовать экономическому прорыву, повышению конкурентоспособности страны, гармоничному развитию общества. Но начинать нужно с национализации стратегически важнейших отраслей экономики, которая послужит перераспределению национального богатства в пользу большинства. Без этого нельзя победить бедность и оздоровить экономику, сделать её более эффективной.
Начинать следует с принципиальных изменений в Трудовом кодексе в интересах тех, кто работает на благо страны. И с увеличения размера оплаты труда минимум до 25 тысяч рублей в месяц.
Вот в чём истинный смысл нынешней системы либерального рэкета. Той системы, которую её охранители не желают менять даже в условиях самой настоящей войны, объявленной нам Западом. Изменить эту систему можно только общими усилиями Народно-патриотического фронта и Правительства национальных интересов.
Его прогнозы обещают рост ВВП по итогам нынешнего года не более чем на 0,8% вместо опережения среднемировых темпов в 3,5%. Именно такие темпы позволят войти в первую пятёрку мировых экономик. По сути правительство прогнозирует рост реальных доходов в пределах статистической погрешности. Иными словами — никакого реального роста. Зато твёрдо обещает ежегодно наращивать государственный долг, подталкивая страну к банкротству и превращая всех граждан в заложников своей безответственной политики.
Мы противопоставляем этому свою программу развития, предполагающую увеличение налогов на доходы богачей и освобождение малоимущих от всякой налоговой нагрузки, прекращение вывода финансовых ресурсов страны за рубеж, рост инвестиций в промышленность, сельскохозяйственное производство, науку, образование и медицину.
Поздравляю вас всех с прекрасным праздником солидарности! С праздником весны и труда!
Да здравствует трудовой народ, устремлённый в светлое будущее, свободное от олигархии, беззакония и эксплуатации!
Первомай из праздника труда все больше превращается в праздник весны: круг прав работающих граждан все сужается, а отстаивать их зачастую почти невозможно.
Олег Шеин, член комитета Госдумы по труду, соцполитике и делам ветеранов, вице-президент КТР:
«Очевидно, что за последние годы защищать свои права трудящимся стало сложнее. Во-первых, законодательство не улучшилось. Хотя и нельзя сказать, что трудовое право ухудшилось. Оно осталось таким, каким было. Но поскольку вот это право изменилось в худшую сторону еще в начале „нулевых“, то с каждым годом проистекающая из него отрицательная практика заставляет работников все больше и больше отступать. Инерция старого, советского трудового права по мере течения лет исчезает.
Вторая причина: рост неформальной занятости. С 2011 года количество рабочих мест официально сократилось на 5 миллионов. Это не всегда сокращения. Это иногда — и достаточно часто — уход рынка труда в тень. На сегодняшний день, по данным РАНХиГС, доля людей, получающих заработную плату „вчерную“ либо „всерую“, достигла отметки в 33 млн человек. И это отрицательное явление с каждым годом расширяется.
Ярким примером является ухудшение положения женщин. Гендерное неравенство возросло, и если раньше в образовании, например, зарплата мужчин и женщин была одинакова, то в уже в 2017 году зарплата женщин составляла 90% от зарплат мужчин. Таким же образом расширяется разрыв по зарплате в медицине и других сегментах.
Системный кризис, который по разным причинам имеет место в российской экономике, конечно, формирует ситуацию, при которой экономическое положение людей ухудшается, снижаются их доходы. Проблемы в экономике прямо влияют на ситуацию с зарплатой и занятостью.
Что касается нашумевшего заявления губернатора Кемеровской области Сергея Цивилева о „недопустимости митингов и забастовок“, то ему надо в какую-нибудь другую страну уехать. Право на митинги и забастовки является прямой нормой Конституции РФ. Если губернатору Цивилеву не нравится в России, то на планете есть много стран, где действительно запрещены митинги и забастовки.
Анна Очкина, руководитель Центра социального анализа ИГСО, социолог, кандидат философских наук:
«Увеличения прав трудящихся за последние годы точно не произошло. Еще после того, как был принят Трудовой кодекс, произошло сокращение этих прав, прежде всего, на забастовку. Недавняя пенсионная реформа, реформы образования и здравоохранения тоже ударяют по социальным правам.
Нельзя сказать, что трудовой протест в этих условиях затихает или, наоборот, интенсифицируется. Он меняет свою структуру, свою природу. Постоянно где-то происходят протесты против невыплаты зарплаты, например, в строительной отрасли. Заметны отдельные очаги борьбы: например, гуковские шахтеры в Ростовской области добиваются выплаты им долгов по зарплатам и пайкового угля после банкротства и увольнений. Что действительно сократилось — это количество принципиальных акций, которые организовывали независимые профсоюзы.
С другой стороны, МПРА смог отстоять себя против обвинений в экстремизме, отменено решение суда о ликвидации этого профсоюза. Активизировалась деятельность профсоюза медиков „Действие“. Произошла забастовка работников „скорой помощи“ в Уфе. После затишья мы видим, что опять в здравоохранении, пусть точечно, пусть небольшое количество акций, но все-таки они начинаются.
То есть нельзя сказать, что резко сократились возможности отстаивания прав или что они расширились. На трудовую сферу влияют реформы социальной сферы, влияет ситуация в экономике. Единственное, что можно точно сказать: напряженность и последовательность трудового протеста не соответствует тем проблемам, с которыми трудящиеся сталкиваются. Но, опять же, протест во многом уходит из трудовой сферы в сферу социальную: мы видели всплеск протестов против пенсионной реформы, а сейчас видим протесты против мусорной реформы. Происходят протесты в разных регионах против реорганизации и оптимизации учреждений социальной сферы.
Изменилась структура протеста, но ни проблема зарплат — самая принципиальная проблема, — ни проблема рабочих мест, например, для молодежи, не решены. Наоборот, они накапливаются.
Борис Кагарлицкий, директор Института глобализации и социальных движений, кандидат политических наук:
«За последние годы возможностей бороться, по крайней мере, не становится больше. Со времен принятия нового Трудового кодекса в начале правления Владимира Путина профсоюзные права были крайне ограничены. И любые ограничения демократических свобод, включая гонения на интернет, запрет на оскорбления чиновников и т. д., бьют по движению трудящихся. В любом случае эти ограничения свобод могут быть использованы против трудящихся, которые борются за свои права. Ситуация в целом ухудшается.
Но я думаю, что главная проблема в том, что сам трудовой народ в России — если говорить высоким слогом — не особенно активен, не особенно готов защищать себя. Когда трудящиеся массы организованы, когда они готовы бороться, то никакие полицейские или репрессивные меры их не остановят. А если люди пассивны, апатичны, не верят в успех, в возможность чего-то добиться, то они и не добиваются ничего. Люди разобщены, у нас страшный дефицит солидарности, отсутствует даже подобие социального оптимизма, которое должно мотивировать на защиту своих прав. Это приводит к тому, что население смиряется с нарушением своих социальных и трудовых прав.
Как долго это будет продолжаться? Рано или поздно ситуация изменится. Более того, возможно, мы уже находимся на пороге существенных перемен, в том числе в массовой психологии. Но это еще нужно подождать и посмотреть.
Когда же губернатор Кузбасса Сергей Цивилев говорит о „недопустимости митингов и забастовок“, то он выступает вопреки Конституции РФ, которая разрешает, как мы знаем, гражданам России проведение мирных протестных акций. И, кстати говоря, формально право на забастовку у российских трудящихся есть. Хотя здесь мы сталкиваемся с очень типичной для нашей страны ситуации, когда формально право провозглашено, но отобрана любая возможность его практического осуществления.
На данный момент чиновники уже не надеются никого обмануть. Они прекрасно понимают, что большинство народа против них. После пенсионной реформы разрыв между властью и населением стал непреодолимым. Они себя ведут, по сути дела, как оккупационная администрация, причем, как недалекая и не очень разумная, которая не собирается на этой территории долго находиться. Это не значит, что они хотят отсюда уйти. Но они ведут себя как люди, которые не думают о том, что будет через год-два.
- Я поздравляю всех с прошедшим праздником, с Днем Международной солидарности трудящихся. Всех трудящихся, включая менеджеров и даже крупных бизнесменов тоже – в определенном смысле, люди работают.
- И членов правительства.
- Это провокационное заявление. Не уверен, что людей можно назвать трудящимися, учитывая эффективность их деятельности и конечные результаты.
Аудио: Час Делягина
- А обсуждать мы сегодня будем права трудящихся – это угроза для бизнеса? И вообще, как дело обстоит в России с трудом, с правами трудящихся и с интересами бизнеса в этом плане.
- Эта тема безумно актуальна, причем постоянно подогревают интерес к ней не независимые профсоюзы, а постоянно подогревают бизнес-сообщества. Сначала член российского союза промышленников и производителей олигарх Прохоров…Он сначала призвал ввести 12-часовой рабочий день. Потом, правда, выяснилось, что он этого не предлагал, что плохие журналисты все переврали, что вообще он хотел светлого будущего исключительно. Но слово не воробей, вылетит – не поймаешь. После этого возникла уже более сбалансированная, более комплексная идея – отменить Трудовой Кодекс и заменить его какими-нибудь другими законами.
- То есть поменять Трудовой Кодекс?
- Да, это была фантастическая история.
- Рабочих беременных женщин стали лишать денег. Эти разговоры о демографической политике, стимулировании рождаемости и прочей ерунде. Так вот, выяснилось, что Трудовой Кодекс никак их не защищает, хотя они трудящиеся. И этот действующий Кодекс написан работодателями, для работодателей и в интересах работодателей. И вот этот Кодекс сейчас для наших работодателей оказался неприемлем. Он, как выяснилось, предоставляет слишком много прав трудящимся.
- Подождите, я немного не понимаю. С одной стороны, этот Кодекс якобы предоставляет слишком много прав трудящимся. С другой стороны, мы с вами разобрались, что ничего подобного.
- Те слабые права, которые он предоставляет, оказываются для бизнеса чрезмерными. Нынешний бизнес ходит иметь рабочую силу на аутсорсинге. То есть фирма, которая предоставляет рабочую силу практически в аренду. С чем это можно сравнить?
- Тебе нужна уборщица – ты звонишь туда и говоришь: пришлите мне уборщицу.
- Уборщица убралась, пошла отсюда. Или она мне не понравилась – пришлите другую. Самый яркий пример – это бригады таджиков, которые работают у нас в Подмосковье, на дачах никаких прав не имеют. Но вы общаетесь не непосредственно с ними, вы общаетесь с бригадиром, который их набирает, организует, контролирует их работу. Для вас, для работодателя, это предельно удобно. У вас социальных обязательств не возникает в принципе. С другой стороны, для фирмы, которая предоставляет рабочую силу, это тоже очень удобно. Потому что ежели что, эта фирма может представлять из себя четыре стола и четырех человек. Обанкротится. И никаких социальных обязательств опять ни у кого ни перед кем не возникает.
- В этот момент лопается и стирается.
- Его работа без социальных обязательств. То есть одна из идей нашего бизнес-сообщества сегодня – это облегчить предоставление рабочей силы на аутсорсинг, то есть разрешить делать так, чтобы работодатель не имел перед работниками социальных обязательств вообще. Дальше – упрощение увольнения. Сегодня Трудовой Кодекс довольно удовлетворительно защищает права трудящихся. Другое дело, что эти законы не всегда выполняются.
- Но юридически, если я хочу вас уволить, просто так, по сокращению штатов.
- А по сокращению дорого, извините.
Правда, бизнесменов надо тоже понять. Надо отдать должное: мы все не любим российскую судебную систему. Мы все ее страшно ругаем – за дело. Тем не менее, суды при спорах работников с работодателем довольно часто встают на сторону работников. Но если, конечно, это градообразующее предприятие – тогда понятно, что ловить в суде работнику нечего. Потому что против хозяина суд не попрет.
- Вопрос в размере административного ресурса.
- Да. В целом даже слабая защита прав трудящихся, слабая, недостаточная, ничтожная в ситуации, когда независимые профсоюзы, скажем, в Норильске просто работают в подполье годами и не признаются о том, сколько у них членов. Потому что если опубликовать списки, то по этим спискам могут пойти увольнения прямо завтра. Несмотря на все это, куцые, скудные, ничтожные права трудящихся оказываются в сегодняшней России чрезмерными для российских бизнесменов. И государство этих бизнесменов не обуздывает.
- Это так и есть, безусловно. Я думаю, что 30 процентов членов РСПП признается, что они нарушают Трудовой Кодекс.
- А, то есть вы думаете, таким образом проводилось социологическое исследование?
- Конечно, как и все проводится. А спрашивают: вы уже перестали пить коньяк по утрам? Отвечаете: да или нет. Единственный ответ, который возможет в этой ситуации.
- Очухнулись. И сказали: нет.
- Ну что вы, вы мне просто завидуете! Но, вероятно, столько же не входит в РСПП или просто не признается. Да, конечно, нарушают. Зависит, как в ситуации с законом, прости господи, о полиции. Если есть закон, который не выполняется, то проблема заключается, решение проблемы заключается не в исправлении, не в переписывании этого закона.
- Ну да, мы напишем новый, хороший.
- Мы напишем новый закон, который будет хороший, или который будет плохой, и он точно так же не будет выполняться. Вот замечательно. Какой смысл? Сначала нужно добиться того, чтобы законы выполнялись, а потом смотреть, кого они устраивают, кого не устраивают – может быть, да, может быть, баланс интересов должен быть другим. Я считаю, что он должен быть сдвинут в сторону трудящихся. Условно, РСФП считает, что он должен быть сдвинут в сторону бизнеса. Но есть трехсторонняя комиссия, профсоюзы, работодатели, государство как надзирающий – садятся втроем, и начинают разговаривать. Структура малоэффективная, но работающая – пусть идут и работают более эффективно.
Возрастная категория сайта 18 +
Начало здесь. Продолжим рвать хомячьи шаблоны. Выше мы определились, что политика начинается там, где поднимается вопрос о власти. Заставить власть делать то, что она делать не хочет, но то, что выгодно тебе – политика. Забрать власть и сделать то, что ты (социальная группа, к которой ты принадлежишь) хочешь – политика. Все остальное к политике прямого отношения не имеет. Политик – лицо, которое борется за власть. Публичный политик – лицо, добивающееся власти с опорой на социальную базу (часть общества, чьи интересы он представляет). Лицо, которое выражает интересы определенной части общества, но не претендует на власть – не политик. Это может быть журналист, блогер, правозащитник, общественный активист, но не политик. Данное лицо может пропагандировать близкие ему политические идеи, поддерживать ту или иную политическую силу, действовать в интересах партии или политика, рвущегося к власти, но такой человек не становясь политиком, является при этом частью коллективного политического субъекта – вовлеченной в политическую борьбу части общества, объединенной общими интересами.
При демократии политика (борьба за власть и реализация властных полномочий) публична. При авторитарных или тоталитарных диктатурах социум является не субъектом политики, а объектом.
То есть, грубо говоря, его хотелки никого не ебут. Это не значит, что диктатуры нежизнеспособны. Китай и Сингапур показывают, что они не только могут быть живучи, но при этом потрясающе эффективны. В случае Северной Кореи, Туркмении или Гаити – живучи, но неэффективны. Многое зависит от целей диктатуры. Если тоталитарная власть удовлетворяет запросы общества в целом (Южная Корея, сталинский СССР, нацистская Германия), она может действовать и кроваво-жестоко, и даже не очень успешно, сохраняя высочайший уровень легитимности. В ситуации, когда диктатура отвечает интересам только правящей верхушки, со временем неизбежно возникает конфликт интересов между верхами и низами, в котором правящий режим ВСЕГДА ПРОИГРЫВАЕТ, потому что утрачивает источники силы.
Низы, впрочем, выигрывают от этого не всегда, и даже не в половине случаев. В Ливии, например, после свержения Каддафи им лучше не стало. Но это не значит, что ливийцам следовало вечно есть дерьмо. Логика тут предельна простая: если у тебя рак, выбор лежит между операцией сегодня с вероятностью в 50% не дожить до завтра и 100-процентной гарантией инвалидности в случае успеха, либо отказом от операции, что позволит протянуть на обезболивающих еще пару лет. В общем выбор стоит между относительно комфортной смертью и мучительной жизнью.
Никакие логические доводы здесь не действенны. Это тот случай, когда индивид должен принять экзистенциальное решение, то есть не нуждающееся в каком-либо обосновании и аргументации. Он либо видит смысл в продолжении своей жизни, либо его не видит. Я выберу операцию, даже если вероятность выжить не превысит 10%. Другой же сводит счеты с жизнью, будучи молодым, здоровым и богатым из-за неудачного пиздострадания или банальной хандры.
В случае с социумом имеет значение совокупный коэффициент воли к жизни, которую общество проявляет. Если в РФ большинство мечтает лишь о том, чтобы комфортно окончить свои дни в хосписе под телевизионным анестетиком, потуги пассионарного меньшинства окажутся безрезультатными и бессмысленными. Меньшинству будет разумнее съебать с этого тухлого кладбища и интегрироваться в более жизнеспособный социальный организм.
Второй принципиальный момент: власть отжимают только силой. Политика – это всегда силовая борьба. В демократическом обществе сила выражается в поддержке избирателей на выборах и давлении на власть институтов гражданского общества в межвыборный период. Сила – в контроле над массовым сознанием. Сила – в ресурсной базе. Сила – в совокупном интеллектуальном капитале, которым обладает тот или иной коллективный политический субъект. Выборы – всего лишь форма противоборства (далеко не единственная), определяющая сильнейшего.
При тирании выборы не играют абсолютно никакой роли в борьбе за власть, просто потому что власть носит концентрический и монопольный характер. Это, кстати, исключает саму возможность конструктивного взаимодействия между властью и институтами гражданского общества. В конкурентной политической среде профсоюзы могут даже не прибегать ко всеобщей забастовке (она бьет по экономике в целом, то есть негативно отражается на благосостоянии трудящихся), а провести многомиллионную демонстрацию 1 мая, требуя смены политического курса. Консерваторы, находящиеся у власти, воспримут этот меседж однозначно: если они не выполнят требования масс, электорат на ближайших выборах проголосует за лейбористов, и они потеряют власть. Следовательно, надлежит пойти на уступки.
КПРФ имела возможность стать центром консолидации социального протеста в РФ, переведя его в политическую плоскость, но фактически зюгаши выступили в качестве фактора атомизации общества. Суки-коммуняки старательно подмахивали Кремлю, сливая протест против пенсионной реформы в русло пустой говорильни, не подразумевающей никаких ДЕЙСТВИЙ (законодательных, уличных, экономических, пропагандистских). Вот так безлюдно в Москве выглядел коммуняцкий митинг протеста, который с садистским смакованием показали по федеральным телеканалам, с ухмылкой подчеркивая, что на него пожаловало аж целых восемь тысяч человек, из которых в течение первого часа рассосалось почти половина (это платники, которые отметились, получили деньги и отвалили). У людей отобрали пенсии за пять лет - подумаешь, какая мелочь!
А вот так выражают свой протест ливанцы, у которых правительство решило забрать $6 (шесть сраных долларов) за пользование месенджером WhatsApp в месяц. Есть простой путь - перейти на Viber или Telegram. Но уважающие себя граждане почему-то встают с дивана и устраивают маленькую гражданскую войну с правительством. Дело не к конкретном месенджере, а в принципе: ливанцы не желают быть терпилами, которых власть будет грабить по своему хотению. И после этого кто-то еще негодует, что я тухлых рашкован быдлом называю? Признаю, неправ. Слишком уж я нежен к дегенератам.
При фашистском режиме любая оппозиционная политика начинается лишь там, где оппозиция бьет по источникам силы диктатуры, которую можно представить в виде табуретки с четырьмя ножкам – легитимность, насилие, люди и ресурсы. Подробно я рассмотрел этот конструкт здесь. Смысла бороться с последствиями дурного управления, пусть даже методами конструктивного протеста – НЕТ. Продуктивен только деструктивный протест, то есть направленный на смену власти, а не сотрудничество с нею. Типология протеста рассмотрена мною здесь. Исходя из того, что диктатура отказывает гражданскому обществу в политической субъектности, конструктивное сотрудничество с властью невозможно в принципе. Политические требования (подкрепленные решительным действием, конечно) могут носить исключительно деструктивный характер.
Да, в цивилизованном демократическом обществе для решения проблемы бывает достаточно выразить недовольство. Правящая партия, понимая, что рост недовольства угрожает ее господствующему положению, заинтересована погасить недовольство в зародыше и пойдет на диалог с общественниками, пытаясь достичь компромисса. Оппозиция заинтересована расширить свою социальную базу за счет недовольных и будет оказывать на правящее большинство агрессивное давление, облекая недовольство граждан в четко выраженные политические формы. Но, еще раз повторяю, при авторитарной диктатуре нет оппозиции, которая пытается переплавить общественное недовольство в политический капитал, а власть абсолютно не заинтересована в диалоге с обществом, потому что ЕЙ НИЧЕМ НЕ УГРОЖАЕТ ПАССИВНОЕ НЕДОВОЛЬСВО.
Инфантилизм россанского общества выражается в том, что оно категорически отказывается понимать эти азбучные истины. Если протестующим в Шиесе нужен конкретный результат, а не просто возможность потусоваться и выпустить пар недовольства, то требования должны быть предельно конкретными, имеющими четкого адресата. Начать можно, скажем с Архангельского областного собрания депутатов. В их компетенции принять закон, запрещающий ввоз мусора из других регионов. Депутатам дается 30 суток на разработку и принятие законопроекта. С целью давления на власть (политика – это силовое противостояние) протестующие объявляют на этот период кампанию ненасильственного сопротивления и организуют оккупаи, майданы, блокады объектов, перекрытие трасс, марши, митинги, бойкоты, травлю в соцсетях лиц (в первую очередь областных депутатов), отказывающихся публично присоединиться к требованиям общественности и т. д. Все конкретные способы ненасильственного протеста перечислять не стану, их сотни.
Надеюсь, теперь понятно, что те великовозрастные детишки, которые живут в палатках на Шиесе, бренчат на гитарках у костра и постят в Инстаграмме героические селфи, занимаются ерундой. Между гражданским активизмом и политической борьбой – гигантская пропасть, и чтобы прыгнуть через нее, нужна политическая воля, которой у холопов-рашкован нет, даже у недовольных. Я не говорю, что экологический активизм – это плохо. Но активизм, который выполняет исключительно роль свистка для выпуска пара недовольства – однозначное зло.
В политическое русло массовое недовольство переводится только в том случае, если общество формулирует конкретные требования к власти, носящие системный характер. Например, требование отмены выборов вследствие массовых нарушений прав кандидатов со стороны избиркома, изменение избирательного законодательства (список требований прилагается) и проведение выборов по новым правилам в декабре. Здесь все четко и понятно: отменить проведение выборов может Мосгоризбирком или ЦИК, если тот не решится. Изменение выборного регламента находится в компетенции городского парламента.
Я ничего не имею против правозащитников, тем более тех, что работают системно. Я всего лишь констатирую, что политический ландшафт меняется исключительно политическим инструментарием. Правозащита, даже успешная, не устраняет причину болезни. Посадили человека ни за что – правозащитники его отбили. Посадили другого – его опять отбили. Отбили третьего, четвертого, пятого, десятого. Ура-ура, победа! Но ведь фашистский режим никуда не делся, и пока героические общественники титаническими усилиями выдергивают одну жертву из жерновов системы, молох ГУЛАГа пережевывает 50-100 жертв. Если правозащитная борьба не перерастает в политическую, не подпитывает политический протест, она превращается в бесполезный онанизм. Да, первый шаг очень важен, но без второго он утрачивает всякий смысл. (Продолжение следует).
Читайте также: