Какие суждения по мнению сократа заведомо ложный

Обновлено: 13.05.2024

OCR: Ихтик (г. Уфа)

История этических учений: Учебник / Под ред. А.А. Гусейнова. - М.: Гардарики, 2003. - 911 с.

ISBN 5-8297-0167-7 (в пер.)

доктор философских наук, профессор В.В. Соколов; доктор философских наук, профессор А.В. Разин

А.А. Гусейнов (Предисловие, разд. четвертый, разд. седьмой, гл. I § 1, 2, 3 гл. III § 2, Приложение); А.И. Кобзев (разд. первый), В.К. Шохин (разд. второй); А.В. Смирнов (разд. третий); А.Г. Гаджикурбанов (разд. пятый); Р. Г. Апресян (разд. шестой, разд. седьмой, гл. II § 1, 2, 3, 5); А.П. Скрипник (разд. седьмой, гл. II § 4); Т.А. Кузьмина (разд. седьмой, гл. II, § 6); Л.В. Максимов (разд. седьмой, гл. II § 7); А.В. Прокофьев (разд. седьмой, гл. III § 1); Е.В. Петровская (разд. седьмой, гл. III § 3); В.Н. Назаров (разд. восьмой)

Представляет собой первую в нашей стране систематизацию этики во всем разнообразии ее важнейших философско-культурных традиций и исторических эпох. Предметом рассмотрения в ней является философская этика. Этические учения распределены авторами по основным философским самостоятельным культурным регионам (Китай, Индия, арабо-мусульманский мир, Европа, Россия), а внутри регионов - по школам и этапам развития, что составляет структуру книги.

Для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлению и специальности “Философия”.

В оформлении переплета использован фрагмент картины Фернана Леже “Дерево” (1925)

(номер страницы предшествует странице) - прим. сканировщика

Раздел первый. Китай…………………………..7

Глава I. Китайская философия как суперэтика…………….7

Глава II. Четыре главные этические программы………….. 12

§ 1. Конфуцианство (жу цзя): этика ритуальной благопристойности и человеколюбивого самосовершенствования…… 12

§ 2. Даосизм (дао цзя): индивидуалистический натурализм - этика природосообразного недеяния …………… 17

§ 3. Моизм (мо цзя): религиозно-популистский утилитаризм - этика объединяющей любви и взаимной пользы ……..22

§ 4. Легизм (фа цзя): законнический этатизм - этика тотальной власти…………………………..26

Глава III. Категориальные основы китайской этики ………..32

§ 1. Категория “благопристойность” (ли3) как единство этики и ритуала…..;………………………32

§ 2. Категория “благодать” (дэ): магическая сила и моральный императив …………………………..38

§ 3. Категории “путь” (дао), “орудийные предметы” (ли2) и “великий предел” (тай цзи): синергия неба и человека в благом абсолюте………………………..52

§ 4. Категория “гуманность” (жэнь1): любовь к людям и гармония мира……………………………67

§ 5. Категория “должная справедливость” (и): бескорыстная ответственность и соответствие смыслу…………..70

Глава IV. Конфуцианская антропология……………….75

§ 1. Концепция природы человека от Конфуция до Хань Юя … 75

§ 2. Концепции природы и чувственности от Сюньцзы до Чжу Си……………………………..87

§ 3. Концепция природы и чувственности, выработанная Ван Янмином……………………………93

§ 4. Эволюционная преемственность представлений о человеческой природе в конфуцианстве и категория “предопределение” (мин)…………………………99

Раздел второй. Древняя и средневековая Индия………….109

Глава I. Предварительные понятия………………….109

§ 1. “Ценности”, блага и цели…………………. 110

§ 2. Границы этического……………………. 122

§ 3. Оценки “извне” и “изнутри”……………….. 125

Глава П. Этическая дидактика …………………… 130

§ 1. Аретология индийских религий……………… 130

§ 2. Моральные нормы совершенства…………….. 139

§ 3. Моралистическая афористика и “наглядная проповедь” … 154

§ 4. Этика и индийские пути к “освобождению”……….. 166

Глава III. Этическое теоретизирование ……………… 174

§ 1. Дискуссионное пространство эпохи первых философов … 174

§ 2. Философия нравственности и безнравственности шраманского периода……… 179

§ 3. Философская этика буддистов и мимансаков………. 187

§ 4. Индия и современная философская этика………… 198

Раздел третий. Классическая арабо-мусульманская мысль……204

Глава I. Этика в арабо-мусульманской культуре………….. 204

§ 1. Понятия “мусульманская этика” и “этика в мусульманских обществах”………. 204

§ 2. Соотношение этики и права в арабо-мусульманской культуре ……………………………… 211

§ 3. Системообразующие принципы мусульманской этики …. 215

Глава II. Намерение-и-действие как предмет мусульманской этики . 216

§ 1. Предмет мусульманской этики. Намерение и действие … . 216

§ 2. Правильность намерения-и-действия…………… 222

§ 3. Основные классификации намерений-и-действий в мусульманской этике……………………….. 223

Глава III. Благо и зло. Утилитаристская классификация намерений-и-действий ……………………….. 224

§ 1. Понимание блага и зла в мусульманской этике……… 224

§ 2. Утилитаристская классификация намерений-и-действий . . 236

Глава IV Пригодность. Апроприаторная классификация намерений-и-действий ……………………….. 239

§ 1. Апроприаторная классификация намерений-и-действий………..239

§ 2. Обоснование интересов и их соотношение……….. 242

Глава V. Состояние и предрасположенность. Аффективная классификация намерений-и-действий……………… 252

§ 1. Аффективная классификация намерений-и-действий….. 252

§ 2. Мусульманский этос…………………….. 261

Глава VI. Общие черты мусульманской этики…………… 274

§ 1. Отличительные черты мусульманской этики в контексте общих особенностей ислама……….. 274

§ 2. Макропроблемы мусульманской этики……………278

§ 3. Основные жанры, в которых обсуждалась этическая проблематика ……………………..283

Глава VII. Философская разработка мусульманской этики в каламе, исмаилизме и суфизме ………..285

§ 1. Калам и ранняя мусульманская мысль: ригоризация этики…..285

§ 2. Исмаилизм: императивная этика совершенствования……..290

§ 3. Суфизм: этика “растерянности” …………………293

Глава VIII. Этика в мусульманских обществах…………….299

§ 1. Личное совершенство: исправление нравов и обретение добродетелей ……………300

§ 2. Политическая утопия: “добродетельный город” аль-Фараби …. 303

§ 3. Интуитивизм: Ибн Сина и Ас-Сухраварди ……………305

Раздел четвертый. Европа: Античность……………….310

Глава I. Моральный канон античности: Гомер, Гесиод, Семь мудрецов………………….310

§ 3. Семь мудрецов…………………………320

Глава II. Этика в ранней греческой философии…………..325

§ 2. Пифагор и пифагорейцы…………………..332

Глава III. Софисты, Сократ, сократики………………..344

Глава IV. Платон и Аристотель…………………….364

Глава V. Этические учения эпохи эллинизма…………….401

Глава VI. Конец античной этики: Платин……………….435

Раздел пятый. Европа: Средневековье………………. 446

Глава I. Основоположения средневековой морали ……….. 460

§ 1. Этический смысл “Посланий” ап. Павла (I в. н.э.)……. 460

§ 2. Божественное пари: контроверсия морализма и легизма . . 466

§ 3. Раннехристианская литература……………… 474

Глава П. Недогматические формы морального сознания Средневековья ……….. 477

1. Загадка Сократа

Подавляющее большинство исследователей, отвечая положительно на вопрос о возможности воссоздания (разумеется, более или менее верного) образа Сократа и прилагая значительные усилия в этом направлении, расходились в оценке источников (а стало быть, в трактовке

личности и учения Сократа). Причем споры шли преимущественно вокруг вопроса о том, кого — Платона или Ксенофонта — считать более достоверным источником. Вместе с тем было ясно, что нельзя ограничиваться рамками такого рода альтернативы. Возникла необходимость кропотливого исследования всех дошедших до нас сведений о Сократе. И надо сказать, что за последнее столетие здесь была проделана огромная работа1. Однако она велась на весьма важной, но довольно узкой методологической основе — путем преимущественно филологического анализа текстов, критического рассмотрения и сопоставления источников с целью установления степени их достоверности. Исследователи не делали при этом попытки сопоставить сведения о Сократе с его эпохой, выяснить связь того или иного источника с общественно-историческими условиями и всей духовной атмосферой периода жизни и творчества философа2.

Показательно, что односторонняя установка на чисто внутренний анализ источников привела к довольно неожиданным результатам: проблема Сократа стала еще более сложной и запутанной, а его личность еще более загадочной. Некоторые исследователи, изучающие Со

1 Наиболее капитальной в числе работ, посвященных изучению и оценке источников, следует признать двухтомный труд Магалес-Вилена "Проблема Сократа. Исторический Сократ и Сократ Платона" (77), "Сократ в платоновской легенде" (78).

2 Некоторым исключением в этом плане можно считать вышеупомянутую работу Магалес-Вилена. Известный французский исследователь Ж.-П. Вернан (96), положительно отзываясь о труде Магалес-Вилена, пишет, что последний использовал метод диалектического материализма (это, конечно, преувеличение) и рассмотрел Сократа и сократизм в связи с общественной и духовной жизнью Афин V–IV вв. до н. э.

крата, на основании тщательного филологического анализа текстов, объявили его даже мифической и легендарной фигурой.

1 Идеи, аналогичные идеям О. Гигона, развиваются и в работе А. Храуста "Сократ: человек и миф" (60). Чехословацкий исследователь Я. Фишер (67), в отличие от О. Гигона, не считает Сократа литературным персонажем, но также исходит из того, что "тот Сократ, который жил и до сих пор живет в представлении людей, — фигура нереальная, неисторическая, легендарная" (67,3). На основе нового прочтения источников (по преимуществу диалогов Платона) Фишер изображает Сократа видным софистом.

должна интерпретироваться в категориях поэтики" (66, 14). Иначе говоря, он предлагает заменить исторического Сократа литературным персонажем и соответственно изучать сократическую литературу, пользуясь методами исследования художественного (поэтического) творчества.

Аналогичных взглядов придерживается и советский исследователь И. Д. Рожанский. В статье "Загадка Сократа" он пишет: "Авторы сократических диалогов уже с самого начала относились к своим произведениям как к произведениям… художественной… литературы" (39, 92).

Вполне понятно, что такая сложная проблема, как проблема, связанная с жизнью, учением и деятельностью Сократа, предполагает различные точки зрения. Общеизвестно, что труды Платона и Ксенофонта — главные источники наших сведений о Сократе; бесспорно, однако, что эти авторы (а также киник Антисфен и гедонист из Кирены Аристипп, сочинения которых дошли до нас лишь в отдельных фрагментах) идеализировали Сократа. Кроме того, каждый из них изображал Сократа глашатаем своих собственных философских идей, этических и политических взглядов, нередко существенно отличавшихся друг от друга.

Аргументы сторонников замены исторического Сократа литературным персонажем, подытоженные И. Д. Рожанским, сводятся к следующему:

1 Вся сократическая литература представляет собой продукт воображения, поэтического творчества и поэтического вымысла (Dichtung, по выражению Гигона). Поэтому) ее "можно (и должно) изучать так, как изучается художественная литература вообще" (39, 82).

В самом деле, какой из образов Сократа — образ софиста, плута, бродяги, богохульника и развратителя юношества в комедии Аристофана или же образ народного мудреца, непримиримого врага софистов и софистических мудрствований в произведениях Платона и Ксенофонта — соответствует "историческому прототипу"? По мнению Рожанского, ни тот, ни другой. Но как же быть с Сократом? — спросит изумленный читатель. Очень просто. Не колеблясь, следует признать его лишь литературным персонажем. Что же касается истории греческой философии, то она вполне может обойтись и без Сократа (там же, 78). Но на каком основании? На том, отвечает И. Д. Рожанский, что все без исключения сведения о Сократе ненадежны, противоречивы, и поэтому любые попытки установить степень их исторической достоверности обречены на неудачу (там же, 87).

Думается, положение не будет казаться столь безнадежным, если мы вспомним о юридическом принципе "презумпции невиновности". Известно, что в судебном

Бесспорно, образ Сократа подвергался и грубым искажениям (у Аристофана) и тонкой идеализации (у Платона). Однако речь здесь не об этом. Речь идет о неправильной установке исследователя заранее не доверять источнику, которым он пользуется. Это похоже на позицию человека, взявшегося пилить сук, на котором он сидит. А как же в таком случае относиться к свидетельствам Аристотеля о Сократе, в достоверности которых большинство историков философии не сомневается? В самом деле, в отличие от Аристофана Аристотель не пародировал Сократа, в отличие от Платона и Ксе-нофонта не относился к нему апологетически и не идеализировал его.

Как это ни парадоксально, но О. Гигон и И. Д. Рожанский предлагают обойтись без свидетельств Аристотеля.

Отказаться от свидетельств Аристотеля — первого историка философии, значит лишить себя необходимой исторической почвы1 и возможности научного подхода.

1 По поводу предложения О. Гигона исключить труды Аристотеля из числа источников сведений о Сократе де Фогель справедливо замечает, что Гигон тем самым отказался от возможности провести различия в диалогах Платона между Сократом платонизированным и Сократом историческим. Подобный подход она называет лишенным научности, ибо "Гигон не занимается историческим исследованием, он отказывается от этого apriori" (99, 37). Справедливо также критикует де Фогель предложение О. Гигона устранить Сократа из истории греческой философии. Де Фогель верно указывает на противоречивость его позиции: с одной стороны, Гигон считает, что личность Сократа ничего не значила в сократической литературе, а с другой — что она играла важную, хотя и не выясненную еще роль. В самом деле, устраняя Сократа из истории греческой философии, нельзя одновременно признавать его значительное влияние на философию греков, в частности, на сократиков.

Таким образом, можно было бы оставить без внимания один из основных его тезисов о том, что "никакого учения Сократа… вообще не существовало" (39, 81).

Но, возможно, спросит читатель, остальные доводы сторонников точки зрения о мифическом и легендарном характере личности Сократа настолько обоснованы и убедительны, что действительно можно обойтись без свидетельств Аристотеля.

Приведем и эти доводы.

2. Всякая попытка установить, кем был и чему учил Сократ в действительности наталкивается на сильнейшие разногласия среди авторов сократической литературы; каждый из них видел свою задачу "отнюдь не в воспроизведении высказываний, которые фактически делал или мог делать исторический Сократ, а прежде всего в пропаганде своих собственных воззрений" (39, 79; см. также стр. 81, 88, 90).

3. "Реконструкция взглядов мыслителя, который ограничивался изустной пропагандой этих взглядов, дело всегда трудное и почти никогда не приводящее к абсолют-н о достоверным результатам" (там же, 78. Разрядка наша. — Ф. К.). Такого рода утверждения не новы и уже подвергались критике в мировой историко-философской литературе. Следуя им, мы лишаемся возможности узнать что-либо не только о Сократе, но и о любом другом историческом деятеле, который не оставил письменного изложения своих мыслей, взглядов и намерений1.

1 Советский литературовед Г. Д. Гачев отметил поразительное сходство между взглядами Л. Н. Толстого на отношение искусства к исторической науке и известным аристотелевским различением историка и поэта: "Современная наука истории считает фактом лишь то, что документально зафиксировано. А это величайшая ложь- полагать, что было лишь то, о чем есть документальное свидетельство: это такая же неправда, как если бы мы сказали о сегодняшнем живом человеке и всей его состоящей из миллиардов действий и мыслей жизни, что с ним было лишь то, о чем он может представить справку с печатью, заверенную по месту жительства или по месту работы. Историки от науки и имеют дело с ворохом таких свидетельств. Между тем эти фиксации есть, по термину Толстого, "необходимая ложь"… Следовательно, нужно не этим документам верить, а чему-то другому, Чему же? И здесь опять Толстой сходится с Аристотелем: нужно изображать общее, то, что могло случиться по вероятности или необходимости" (13,142).

Излишний скептицизм в отношении исторической ценности сократической литературы приводит к тому, что изучение самого Сократа становится, по словам Брунсвига, темой сократовской иронии: единственное, что мы знаем о нем с уверенностью, это то, что мы ничего не знаем. При такой гиперкритике изучение не только проблемы Сократа, но и ряда других проблем греческой философии представляется невозможным, да и не нужным.

Но, как говорится, "страшен сон, да милостив бог". Заметим, прежде всего, что те, кто считает Сократа литературным персонажем, порождением мифа и легенды, не могут все же оспаривать того, что человек по имени Сократ жил на свете; они признают также, что Сократ был выдающейся личностью. Но вопрос о том, почему его деятельность стшта предметом судебного разбирательства, остается без ответа, причем уклонение от ответа мотивируется (как и следовало ожидать) "недоста

точностью" сведений, которые, мол, настолько скудны, что "не дают возможности представить отчетливо, что же, в сущности, произошло в этом 399 году (то есть в год осуждения Сократа. — Ф. К.). Мы, например, не знаем, что побудило обвинителей привлечь Сократа к суду именно в это время" (там же, 93).

В самом деле, что же произошло в 399 г. до н. э. в Афинах? Собственно говоря, ничего особенного, если не считать трагического эпизода, оборвавшего жизнь Сократа. Но вот за пять лет до этого произошло событие огромного исторического значения, которое никак нельзя упускать из виду и недооценивать. Это событие решило дальнейшую судьбу Афин и всей Эллады. Читатель, надо полагать, уже догадывается, что речь идет об окончании Пелопоннесской войны — одной из самых ожесточенных и продолжительных за всю историю Древней Греции.

Нет нужды подчеркивать, что эти свидетельства Платона вполне согласуются с исторической ситуацией, сложившейся в Афинах в конце V века до н. э. Платон тонко уловил, в чем состоял основной мотив обвинения Сократа, и верно указал на главных его обвинителей — Аристофана и других противников, распространявших молву о развращающем характере философских бесед Сократа, о подрыве им нравственных устоев семьи и общества.

Теперь обратимся к доводу, согласно которому противоречивый характер сократической литературы не позволяет утверждать что-либо определенное о Сократе.

должно бы поражать и было бы даже немыслимо" (5, 2, 277–278). Чудес на свете не бывает. Да и — много ли сведений о Сократе мы почерпнули бы, если бы сократики в погоне за голыми (документально точными) фактами отказались от личных, пусть даже во многом ошибочных толкований Сократа?

литературы, создававшейся уже после смерти Сократа" (39, 78). (Разрядка наша. — Ф. К.)

Однако у Аристотеля сказано: "С другой стороны, Сократ занимался вопросом о нравственных добродетелях и впервые пытался устанавливать в их области общие определения (из физиков только Демокрит слегка подошел к этому)… Между тем Сократ правомерно искал существо (вещи), так как он стремился делать логические умозаключения, а началом для умозаключений является существо вещи" (Аристотель. Метафизика, XIII, 4, 1078 Ь, 17–25).

Вызывает недоумение и утверждение о том, что Аристотель не располагал никакой иной информацией о Сократе, кроме сочинений сторонников и последователей Сократа. Допустим, что это так. Но в таком случае с неизбежностью возникает вопрос: каким образом он сумел столь отчетливо отделить учение Сократа от учения Платона? Как известно, Аристотель, находясь в течение 20 лет в академии Платона, общался с самим Платоном и другими членами академии. Вполне естественно,

что он имел возможность пользоваться более достоверным источником информации о Сократе, чем авторы сократической литературы. Мы уже не говорим о независимом и критическом образе мышления Стагирита.

Действительно, если "закономерную эволюцию идей" исследовать вне связи с общественно-историческими условиями и духовной атмосферой, сложившимися в

Наконец, не следует преувеличивать противоречивость сократической литературы. При всех имеющихся в ней расхождениях (которые, впрочем, естественны) мы обнаруживаем немало примеров совпадения мнения ее авторов по многим решающим моментам. Это вынужден, в сущности, признать и сам И. Д. Рожанский: "Увсех сократиков было и нечто общее, касающееся прежде всего человеческих черт выводимого ими Сократа. Наружность Сократа, некоторые черты его характера, его ирония, его манера разговаривать, его отношение к натурфилософии, риторике, софистике…" (там же, 87). Если это так, то незачем ломать копья по поводу несовместимых противоречий у сократиков.

Отметим также следующее: не соглашаясь с приверженцами идеи о мифическом, легендарном происхождении личности и учения Сократа, мы видим известный положительный смысл их работ в том, что они заставляют вновь обратиться к вопросу об исторической ценности сократической литературы.

В поисках истины

Сократ (ок. 469– 399 до н. э.) родился в Афинах, прославился как мудрец и непобедимый спорщик. Был приговорен к смерти по обвинению в вольнодумстве. Добровольно принял яд и скончался.

Сократ был уверен, что истина, объективная, не зависимая от чьих-либо взглядов, существует и человек может ее постичь. В этом он противостоял софистам, которые пошатнули авторитет знания своими утверждениями, что все относительно. Философ называл истину своей возлюбленной и сравнивал с солнцем, которое освещает и согревает всех.

Человек всегда сомневается в том, что знает, и чем больше он узнаёт, тем сильнее его сомнения. Как же в такой ситуации можно познать истину? У каждого из нас, по мнению Сократа, есть помощник — даймон, дух-хранитель или внутренний голос, который подсказывает что истинно, а что нет.

Однажды Сократ шел по улице в окружении учеников. В какой-то момент он неожиданно остановился и свернул в переулок. На вопросы учеников, в чем дело, Сократ ответил, что так ему велел его даймон. Некоторые не поверили и остались на дороге, а через минуту их сбило с ног пробегавшее мимо стадо свиней. Вот так спорить с учителем!

Софисты

Главными врагами Сократа были софисты, группа опытных ораторов, платных преподавателей красноречия в Афинах. Их иногда уподобляли коммерческим адвокатам — никому особо не нравилось то, что они делали, но и обойтись без их помощи было невозможно. Софисты были профессиональными спорщиками. С их точки зрения, все было относительно — источник истины в том, что все может быть оспорено. В Сократе эта могущественная клика обнаружила спорщика-любителя, который снова и снова доказывал, что их утверждения ложны.

Далеко не все сограждане Сократа относились к нему с любовью, ведь он постоянно затевал философские беседы, задавал странные вопросы и умел выставить своего собеседника, мягко скажем, не очень умным человеком. Но делал Сократ это не со зла, его целью было заставить людей задуматься о высоком, оторваться от повседневных проблем и приземленных мыслей. Сам себя философ сравнивал с оводом, который постоянно досаждает лошади, мешая ей полностью погрузиться в поедание травы.

Эти руины в южной части Греции — одно из самых священных мест в античном мире, Дельфийский оракул, где жрица Аполлона Пифия предсказывала будущее. Дельфийский оракул возгласил, что Сократ — самый мудрый человек в Афинах, на это он ответил, что знает, что ничего не знает.

Сократ считал, что узнать истину можно при помощи диалога, который должен состоять из двух частей. В отличие от софистов, которые затевали дискуссию, чтобы доказать свою правоту и показать умение жонглировать словами, Сократ стремился только к одному — найти истину.

Этика Сократа

Сократ, как и все античные философы, считал, что человек состоит из двух противоположных начал: души и тела. Душа стремится ввысь, к познанию блага, обретению мудрости и добродетели. Тело, напротив, направлено на достижение максимального комфорта, для него важно низменное и материальное. Так как два этих начала имеют разные цели, между ними неизбежен конфликт. Как же философ предлагал преодолеть это противоречие? Он считал, что мудрый человек будет заботиться о душе и отбросит потребности тела. Сам он так и поступал.

Философ был уверен, что, если человек умеет отличать добро от зла и понимает, что такое нравственность, он будет следовать по пути добродетели. Идеал в любом случае выше любых благ. Даже если следование идеалам будет угрожать жизни, мудрый человек сохранит верность своим взглядам.

Полотно художника XVIII века Жака-луи Давида, изображающее Сократа беседующим со своими учениками в тот момент, когда он готовится принять яд, — и здесь он выглядит менее всего обеспокоенным близящейся развязкой.

Сократические диалоги: Мужество

Сократ хочет получить определение мужества, одной из категорий добродетели, поэтому он вступает в диалог с двумя афинскими военачальниками Лахетом и Никнем.

Лахет: Быть мужественным значит стойко сражаться.

Сократ: А как ты можешь быть мужественным, если ты не сражаешься?

Лахет: Мужество — это стойкость.

Сократ: Если мужество — одна из категорий добродетели, оно не может противоречить здравому смыслу. Иногда разумнее — и мужественнее — перестать держаться и уйти.

Никий: Мужество — умение понимать, чего страшиться и на что надеяться.

Сократ: Означает ли это, что животные тоже обладают мужеством? Может ли свинья быть храброй?

Никий: Нет, храбрость требует мудрости, свойственной очень немногим.

Сократ: Быть робким значит ожидать зла в будущем, преисполниться надежд — рассчитывать на добрые события в будущем. Если храбрость требует понимания будущего зла и добра, значит, оно невозможно без понимания добра в прошлом и настоящем. Твое определение — главное в познании добра и зла, и оно противоречит утверждению, что храбрость касается только понимания будущих событий. Поэтому это определение должно быть ложно.

Памятник Сократу в Афинах, Греция.

В 399 г. до н.э. в Афинах умер семидесятилетний старик по имени Сократ: признанный виновным в совершении тяжких государственных преступлений, он выпил по приговору суда гелиастов (присяжных афинского полиса) смертельную дозу яда. Это было очень давно, двадцать четыре века назад, и, казалось бы, столь давнее событие не может и не должно вызывать острых переживаний у современного человека.

Да, Сократ — яркая личность, да, умер он трагически, но сколько за многие столетия, прошедшие с тех пор, трагически ушло из жизни замечательных людей, пламенных подвижников! Сотни и сотни тысяч, всех не упомнишь и не оплачешь.

1. Загадка Сократа

Вместо психиатрического диагноза она позволяет выдвинуть другое, психологическое, объяснение сократовской манеры не предлагать для обсуждения готовую систему философских знаний. Правда, по мнению Трунова, ирония в силу присущей ей деструктивности является одним из признаков болезненной склонности человека к разрушению [xxiv], но вряд ли этот явный психоаналитический перегиб заслуживает серьёзного внимания.

Свидетельства Платона и Ксенофонта, двух самых талантливых учеников Сократа, являются основными источниками наших знаний о жизни и творчестве их наставника. Несмотря на то, что ксенофонтовский Сократ в некоторых существенных моментах заметно отличается от платоновского, оба главных свидетеля, изображая своего учителя, дружно отмечают такую черту его характера, как стремление начинать философский разговор не с какого-то своего утверждения, а с обращённого к собеседнику вопроса.

Опираясь на этот пример, можно предположить, что в серьёзных спорах Сократ любил использовать хитрый тактический приём: прикидываясь озадаченным простаком и объявляя себя невеждой, он, во-первых, усыплял бдительность оппонента, а во-вторых, освобождался от бремени первым формулировать истину по трудному вопросу. Однако, чтобы такая уловка сработала, нужно быть искусным обманщиком, а был ли им Сократ?

Попробуем разгадать эту древнюю загадку.

2. Новаторство сократовской философии

Теоретическую деятельность Сократа часто — и вполне справедливо — считают поворотным пунктом в развитии античной философии, но суть поворота, осуществлённого афинским мыслителем, описывают, как правило, неточно, а иногда и просто ошибочно.

Однако, согласно Спиркину, главная ценность диалога не в том, что он помогает прийти к истине, а в том, что он не допускает догматизма. Получается, что новизна сократовской философии как раз и состоит в её принципиальном антидогматизме. Ну, а как же софизм? Разве он не антидогматичен?

Казалось бы, ход мысли строго логичный: поскольку софисты — субъективисты, то критиковавший их за это самое Сократ не кто иной, как сторонник объективной истины. Однако дело гораздо сложнее. Древней философии субъект-объектное отношение неизвестно, ибо расщепление мира на субъект и объект ещё не состоялось.

Поворот, осуществлённый Сократом в теоретической сфере, есть возвращение на новом уровне познания к изучению нравственных проблем — тех проблем, которые ранее интересовали только мифологию и которые философия, создавая свой собственный, немифологический образ мира, пыталась игнорировать. Когда игнорирование нравственных вопросов поставило под угрозу само существование философии, — а это произошло в результате деятельности софистов, — тогда и появилась сократовская идея о том, что нравственности присуще долженствование, и, стало быть, добро по существу своему, а не в силу случайного стечения обстоятельств, чуда, прихоти богов законно, правомерно, правдиво.

Таким образом, в V веке до н.э. софизм, высшая форма тогдашней философской мысли, поставил под вопрос целесообразность существования всей сферы античного общественного сознания, включая саму философию. Нужно было осадить зарвавшихся софистов, показать несостоятельность их безнравственной и бесчестной диалектики. Одним из первых взялся за решение этой нелёгкой задачи афинский гражданин Сократ.

Этот этический рационализм резко отличает сократовскую гносеологию от софистической. Характерному для софиста хитроумному жонглированию словами и мыслями с целью убедить общество в собственной, личной правоте Сократ противопоставил диалектику, направленную не на манипулирование обществом, а на согласование личного и общественного мнений, с точки зрения должной, правомерной нравственности, т.е. нравственности не традиционной, стихийной, интуитивной, а философски обработанной, рассудительной, строго логичной.

Истина виделась Сократу как должное, законное, справедливое, честное добро, но оказалось, что утвердить эту истину чрезвычайно трудно — и на словах, и на деле. Особенно — на деле. Убедительным подтверждением сократовского представления об истине могла бы стать только реальная личность, достигшая идеального блаженства (счастья) исключительно за счёт знания самой себя, т.е., по Сократу, за счёт знания того добра, которое должно ей принадлежать, на которое она имеет полное право.

К концу жизни Сократу стало казаться, что он уже на грани превращения в такую мудрую личность — личность, свободную в выборе действий, как боги, что ему почти удалось реализовать его идеал человека, что ещё немного — и афинянин по имени Сократ явится миру как живое воплощение правдивого, законного добра, но трагическая гибель философа наглядно показала, как жестоко он ошибался.

3. Смертный бой за свободу философии

В 399 г. до н.э. философская деятельность Сократа оказалась предметом судебного разбирательства, и именно за неё, а не за что-то ещё, афинский суд присяжных с соблюдением всех демократических процедур вынес подсудимому смертный приговор. Несмотря на яркие сократовские речи, в которых обвинение было представлено как надуманное и даже абсурдное, за казнь высказалось подавляющее большинство гелиастов (361 из 501). Чем объяснить чрезвычайно жёсткий приговор и чрезвычайно жёсткий настрой судей, разбиравших дело семидесятилетнего философа?

За что Сократ считал свою жизнь счастливой? За то, что в поисках истины он имел возможность свободно судить, т.е. публично и беспрепятственно рассуждать на любую тему. Эту необходимую для истинного философа свободу дало ему афинское общество — самое демократичное в те времена. Теперь оно вознамерилось отнять её у Сократа, лишить его по суду права на его собственный суд, в силу чего в ходе судебного процесса сцепились в жёстком единоборстве два несовместимых суда — общественный (афинский) и личный (сократовский), государственный и философский, выборный и элитарный.

Умел ли судить Сократ? Безусловно. Ведь если человек — философ, он только и делает, что рассуждает. Умение судить в высшей степени грамотно, логически стройно — это честность философа, его философский долг. Сократ, всю свою жизнь сознательно сводивший к философии, был преисполнен этого долга.

А умел ли судить гелиаст — средний, обычный присяжный афинского полиса? Несомненно. Но нет сомнений и в том, что уровень его суждений был значительно ниже философского. Вот это-то и объясняет явное неуважение Сократа к его судьям. Объясняет, но не оправдывает.

В самом деле, имея преимущество в умении судить, т.е. рассудочно оценивать ситуацию, Сократ проигрывал гелиастам в умении понимать, т.е. оценивать ситуацию интуитивно. Постоянно упражняясь в рассуждениях, философ загнал свою совесть с присущими ей интуитивными оценками в такое глубокое подполье, что она лишь изредка напоминала о себе голосом его демона, повелительного, но не сующего нос в область философских исследований. Сократ — человек-философ, живое воплощение философии. И на суде он бился не за свободу гражданина по имени Сократ, а за свободу философии.

Зацикленность Сократа на философии искажала, перекашивала его личность, неотвратимо превращая его в человека высочайшей, идеальной чести, но при этом — невероятно уродливой, чахлой совести. Он презирал афинских судей и афинских политиков, не понимая, что в его демократическом государстве других представителей власти просто не могло быть и что именно эта афинская власть со всеми её яркими достоинствами и столь же яркими, кричащими недостатками, эта высокая и низкая, благородная и подлая демократия сделала его великим философом, определила достоинства и недостатки его философии.

Сократ пьёт цикуту. Гравюра 1882 года.

Однако принцип свободного суждения, который мужественно отстаивал афинский философ, не умер вместе с ним. Правда, после гибели Сократа речь больше не шла об абсолютной свободе суждения, о полном сведении нравственности к долгу, интуиции — к рассудку, но представление о главенстве рассудочного решения над интуитивным обрело широкое признание.

Примечания

[i] Трубецкой С.Н. История древней философии. — Жуковский; М., 2005. — С. 247.

[ii] Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. — СПб., 1994. — С. 33.

[iii] Лосев А.Ф. История античной эстетики. СОФИСТЫ. СОКРАТ. ПЛАТОН. — М., 1994. — С. 82.

[iv] Нерсесянц В.С. Сократ. — М., 1977. — С. 3.

[v] Боннар А. Греческая цивилизация. Т. 1. — Ростов-на-Дону, 1994. — С. 55.

[vi] Брамбо Р.С. Философы Древней Греции. — М., 2002. — С. 178.

[vii] Попкова Н.В. Философия: курс лекций. — Брянск, 2008. — С. 26.

[viii] Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. — СПб., 1994. — С. 42.

[ix] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979. С. 110.

[xvi] Боннар А. Греческая цивилизация. Т. 1. — Ростов-на-Дону, 1994. — С. 69.

[xviii] Орлов Е.Н. Сократ // Сократ. Платон. Аристотель. Сенека. Бруно: Биогр. Очерки. — СПб., 1994. — С. 16.

[xix] Лосев А.Ф. История античной эстетики. СОФИСТЫ. СОКРАТ. ПЛАТОН. — М., 1994. — С. 79 — 80.

[xx] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. — М., 1990. — С. 575.

[xxiii] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. — М., 1993. — С. 274.

[xxv] Лосев А.Ф. История античной эстетики. СОФИСТЫ. СОКРАТ. ПЛАТОН. — М., 1994. — С. 77.

[xxvi] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 26.

[xxviii] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. — М., 1990. — С. 386.

[xxix] Брамбо Р.С. Философы Древней Греции. — М., 2002. — С. 178.

[xxx] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. — М., 1993. — С. 80.

[xxxi] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 9.

[xxxiii] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. — М., 1990. — С. 568.

[xxxiv] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 132.

[xxxv] Соболевский С.И. Комментарии // Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 333.

[xxxvi] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. — М., 1990. — С. 75.

[xxxviii] Лосев А.Ф. История античной эстетики. СОФИСТЫ. СОКРАТ. ПЛАТОН. — М., 1994. — С. 51.

[xl] Данильян О.Г., Тараненко В.М. Философия: Учебник. — М., 2006. — С. 44.

[xlii] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979. С. 114.

[xliii] Орлов Е.Н. Сократ // Сократ. Платон. Аристотель. Сенека. Бруно: Биогр. Очерки. СПб., 1994. С. 16.

[xliv] Спиркин А.Г. Философия: Учебник. — М., 2006. — С. 51.

[xlvi] История философии: Учебное пособие. — Ростов-на-Дону, 2007. — С. 88.

[xlvii] Донских О.А., Кочергин А.Н. Античная философия. Мифология в зеркале рефлексии. — М., 1993. — С. 147.

[xlviii] Радугин А.А. Философия: курс лекций. — М., 1997. — С. 42.

[xlix] Философия: учебник. — М., 2009. — С. 85.

[l] Аблеев С.Р. История мировой философии: Учебник. — М., 2005. — С. 24.

[li] Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. — СПб., 1994. — С. 33.

[lii] Попкова Н.В. Философия: курс лекций. — Брянск, 2008. — С. 26.

[liv] Асмус В.Ф. Античная философия. — М., 2001. — С. 78.

[lv] Аристотель. Сочинения в 4-х томах. Т. 4. — М., 1984. — С. 189.

[lvi] Чанышев А.Н. Философия Древнего мира: Учебник для вузов. — М., 1999. — С. 289.

[lvii] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 145.

[lx] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. — М., 1993.— С. 255.

[lxi] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 139.

[lxii] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 3. — М., 1994. — С. 55.

[lxiii] Аристотель. Сочинения в 4-х томах. Т. 4. — М., 1984. — С. 297.

[lxiv] Григорьян Б.Т. На путях философского познания человека // Проблема человека в современной философии. — М., 1969. — С. 19.

[lxv] Аристотель. Сочинения в 4-х томах. Т. 2. — М., 1978. — С. 592.

[lxvi] Гуревич П.С. Философия: учебник для студентов вузов. — М., 2005. — С. 49.

[lxvii] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М., 1979. — С. 116.

[lxviii] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 153 — 154.

[lxix] Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. — СПб., 1994. — С. 70.

[lxx] Рассел Б. История западной философии: В 2 т. Т. 1. — Новосибирск, 1994. — С. 99.

[lxxi] Лосев А.Ф. Критические замечания к диалогу // Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. — М., 1990. — С. 688 — 689.

[lxxiii] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. — М., 1990. — С. 70.

[lxxiv] Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. — СПб., 1994. — С. 79.

Читайте также: