Как пастор шлаг при помощи штирлица нелегально попал в швейцарию
Обновлено: 05.05.2024
Режиссер: Татьяна Лиознова.
Автор сценария: Юлиан Семенов.
Оператор: Петр Катаев.
Художник-постановщик: Борис Дуленков.
Композитор: Микаэл Таривердиев.
Исполнение песен: Иосиф Кобзон.
Звукорежиссер: Леонард Бухов.
В ролях:
Ефим Копелян - от автора
Леонид Броневой - Мюллер
Ростислав Плятт-Пастор Шлаг
Екатерина Градова- Кэт
Евгений Евстигнеев - профессор Плейшнер
Олег Табаков - Шелленберг
Леонид Куравлёв- Айсман
Лев Дуров- Клаус
Владимир Кенигсон- Краузе
Инна Ульянова- дама с лисой
Ольга Сошникова-Барбара
Юрий Визбор-Борман
Николай Прокопович-Гимлер
Замечательный советский и даже российский фильм про разведчиков. Изумительный сценарий, потрясающая игра актеров, непревзойденная музыка. Замечательна сцена Штирлица и генерала в вагоне (в этой роли замечательный Николай Гриценко). Смотрю этот фильм каждый раз с наслаждением. Это наше общеее достояние.
Фильм действительно мировой! Броневой в роли Мюллера это что-то! Куравлев, Табаков вроде бы фрицев играют, но как они нам нравятся!
К сожалению, давно полностью не персматривал, но отличное творение советского кинематографа. Одна из двух любимых ролей Тихонова.
Без женщин жить нельзя на свете, нет. Даже аскету Штирлицу. Поэтому они сопровождают его все 12 серий, и отбирала их Лиознова с величайшей требовательностью.
Тут вам и дама в лесу — милейшая фрау Заурих (Э. Мильтон), и дама с лисой (И. Ульянова), и загадочная Габи (С. Светличная), и актриса Марика Рекк на экране, и идеологически чуждая нам черствая немецкая женщина Барбара (но не Брыльска), у которой все позади, и немецкая же крошка Урсула, дочка солдата Хельмута, у которой все впереди.
Сцены свидания не было в романе. Ее придумала сама Татьяна Лиознова. Она занимает минут восемь экранного времени — целую вечность, 250 метров пленки. Начальство требовало сократить, Лиознова наотрез отказалась.
И, конечно же, радистка Кэт, Катя Козлова, Кэтрин Кин.
Екатерина Градова, утвержденная Лиозновой на роль радистки Кэт, — личность любопытная.
Едва выйдя на театральные подмостки, пользовалась благосклонностью престарелого и знаменитого актера Штрауха, который был уже в летах и много играл в кино Ленина. Любопытно, что звали его Максим Максимович, совсем как Штирлица — Максима Максимовича Исаева.
Для съемок же брали крошек из близлежащего детского дома. Вспоминают, что малюток было шесть. Когда Рольф свирепствовал, пытаясь простудить советского ребенка, уложив его голенького на морозе перед открытым окном, деткам холодно не было, а совсем наоборот — софиты припекали, сквозняк отсутствовал напрочь, крошки отказывались плакать, наоборот — блаженно улыбались, так что раздирающий душу вопль пришлось записывать в соседнем роддоме.
2 Император: Спасибо. Но принять ваши оценки не могу. Мой предыдущий пост основан на заимствованиях из разных источников.
В качестве "бонуса" - двухлетней давности интервью Екатерины Градовой, которое она дала Владимирской ежедневной областной газете "Призыв".
Лучим закадровым голосом всех времён для меня был и остаётся голос Ефима Копеляна в "Семнадцати мгновениях весны".
В фильме его нет, хотя Лиознова собиралась дать ему какую-то роль. Зато есть его неповторимый удивительный голос. И если Штирлиц Тихонова при всей своей респектабельности и проницательности немного зануда, то Копелян сводит это занудство на нет. Копелян — богатый внутренний мир Исаева-Штирлица.
Штирлиц курит — Копелян говорит. Штирлиц пьет пиво — Копелян не тянется за кружкой, он говорит. Штирлиц едет к Борману — Копелян никуда не едет и не идет, он по-прежнему говорит взвешенно и спокойно, говорит, когда Штирлиц молчит, спит, бреется…
И если говорит Штирлиц голосом Вячеслава Тихонова, то думает он голосом Ефима Копеляна.
Коллеги уговаривали Татьяну Лиознову убрать из фильма слащавую сцену, где Штирлиц трогательно встречает 23 февраля картошкой, собранной, наверное, на шести сотках, выделенных штандартенфюреру месткомом разведки Шелленберга. Режиссер не послушалась, оставила эпизод — наверное, думала, что выручит голос Копеляна.
И когда тяжело больной артист, у которого отказывали ноги, с трудом поднимался на сцену театра им. Моссовета на специальном лифте, он, наверное, вспоминал о том, что его пастор Шлаг совсем не умел ходить на лыжах (со спины его подменял фотограф Аркадий Гольц) но всегда умел оставаться самим собой.
А как ходит Евгений Евстигнеев — профессор Плейшнер, этот рассеянный с улицы Бассейной, вернее, Цветочной! Его походка — повод для специального исследования, глава в учебнике актерской игры, игры, имя которой — жизнь. Евстигнеев предсказал в фильме свою реальную смерть, вдали от родины, в Лондоне, накануне операции на сердце.
gordy, спасибо за столько оЧЧень интересных фактов. Захотелось пересмотреть сериал.
И пиши ещё. Во все темы.
Самые обаятельные в этом сериале — фашисты. Для сериала сшили самые настоящие нацистские костюмы.
Лиознова распорядилась засунуть милейшему барду Визбору тампоны в нос, поролон в мундир, да и голос ему поменяла — вот вам и Борман. Сначала попробовала на роль Гитлера чудесного Леонида Куравлева, а потом перевязала ему один глаз, изменила нос и слепила из него Айсмана.
Как неповторимо он потирает затылок, как подергивает головой и шеей из-за тесного мундира, сшитого на размер меньше, как смотрит из-под очков. Смотрит в упор, не на Штирлица, а на стоящую позади камеры кинорежиссера — Татьяну Лиознову, сделавшую из него настоящую кинозвезду.
Не менее курьезно проходили съемки другого эпизода — Штирлиц за рулем мчащегося автомобиля. Последний раскачивали порядка десяти человек, в том числе и сама Лиознова. При этом без шуток-прибауток никак не обходилось, хотя Тихонов умолял этого не делать: ему никак не удавалось сосредоточиться и сделать умное лицо. Поэтому, читатель, пересматривая теперь эти кадры, представь себе, каких трудов стоило актеру изображать в кадре глубокомысленную задумчивость.
Директором фильма был Ефим Лебединский, который на роль статистов — тех же эсэсовцев, охранявших штаб-квартиру РСХА, — пригласил своих знакомых, причем, сплошь одних евреев. Консультант из КГБ, который однажды пришел на съемки и увидел этих статистов, внезапно возмутился: мол, как это так — в роли эсэсовцев снимаются евреи?!
— А вы что, антисемит? — удивилась Лиознова.
— Нет, но вы сами знаете, какие у нас отношения с Израилем. Вот и получится, что мы в своем фильме покажем, что евреев уничтожали такие же евреи, только в гестаповской форме. Лиознова намек поняла. Она вызвали Лебединского и приказала поменять статистов.
— Как поменять?! Я же им уже заплатил! — возмутился директор.
— Ничего, компенсируешь из своего кармана! — отрезала Лиознова.
Директору пришлось подчиниться. В тот же день с помощью все того же консультанта из КГБ он позвонил в Высшую пограншколу и попросил прислать на съемки десяток рослых курсантов, желательно прибалтийцев. Именно их мы теперь и видим на экране.
Информация: Ф. Раззаков "Наше любимое кино. Интриги за кадром." Алгоритм.2004.
Мне понятно и глубоко дорого то внимание, с каким папский двор, проявивший глубокое мужество в дни сопротивления нацистам, изучает сейчас все возможности оказать содействие человечеству в получении столь нужного всем на этой земле мира…
Мне понятны мотивы, по которым Вы столь скептически отнеслись к тем осторожным предложениям, которые внес на Ваше рассмотрение генерал Карл Вольф. Вы пережили нацистскую оккупацию. Вы своими глазами видели вопиющие беззакония, творимые людьми СС, подчиненными непосредственно тому, кто ищет теперь мира, — генералу Вольфу.
Поэтому я оценил Вашу позицию не столько как выжидательную, но, скорее, как явно отрицательную: нельзя верить человеку, одна рука которого творит зло, а вторая ищет добра. Половинчатость и раздвоенность, понятная в человеке, сыне божьем, никак не может быть оправдана в том, кто определяет политику, в облеченном властью деятеле армии или государства.
Однако, получив отказ в Ватикане, генерал Вольф преуспел в своей деятельности, встретившись здесь, в Берне, с мистером Даллесом. Те сведения, которые поступают к нам, позволяют сделать вывод: переговоры Вольфа и Даллеса продвигаются весьма успешно.
Следует понять мою позицию: если я повторно стану предостерегать господина Даллеса от дальнейших контактов с генералом Вольфом, у наших американских друзей может создаться неверное представление о тех мотивах, которые нами движут: люди государственной политики далеко не всегда понимают политику слуг божьих.
Рассказывать господину Даллесу о коварстве генерала Вольфа и о тех злодеяниях, которые творили нацисты по его приказам на земле нашей прекрасной Италии, видимо, не имеет смысла. Во-первых, имеющий глаза да увидит, а во-вторых, не пристало нам, служителям божьим, выставлять наши страдания напоказ. Мы знали, на что шли, выбирая свой путь.
Положение казалось мне тяжким и безвыходным до тех пор, пока сюда, в Берн, вчера не прибыл пастор Шлаг. Вы должны помнить этого благородного человека, который всегда ратовал за мир, посещая неоднократно Швейцарию, Ватикан и Великобританию до 1933 года, когда выезд из Германии не был сопряжен с теми полицейскими трудностями, которые начались после прихода к власти Гитлера.
Пастор Шлаг прибыл сюда, по его словам, для того, чтобы изучить все реальные возможности заключения мира, скорого и справедливого. Его, как он говорит, переправили сюда люди, обеспокоенные наметившимся сближением точек зрения на будущий мир двух столь противоположных фигур, как Вольф и Даллес.
Пастор Шлаг видит свою миссию в том, чтобы предотвратить возможность дальнейших переговоров между Вольфом и Даллесом, поскольку он глубоко убежден в том, что Вольф отнюдь не занят поисками мира, но лишь зондирует почву для сохранения режима нацистов, получая взамен определенные уступки от тех, кто сейчас обладает единственной реальной властью в Германии, — СС.
Он видит свою миссию также и в том, чтобы наладить контакты между теми людьми, которые, рискую жизнью, вывезли его из Германии, и представителями союзников. Люди, которых он, по его словам, представляет, считают своим непреложным долгом обусловить ликвидацию всего того, что было связано — и может быть в будущем связано — с СС и НСДАП.
Я бы просил Вашего согласия на более откровенные беседы с пастором Шлагом. Вероятно, стоило бы более широко проинформировать его о происходящем сейчас в Берне.
До тех пор пока я не смогу предложить пастору Шлагу реальных доказательств нашей искренности, трудно ожидать от него откровенной беседы, в которой он сообщил бы полные данные о тех своих единомышленниках, которые ждут его сигнала в Германии.
Я допускаю мысль, что его единомышленники в Германии совсем не так могущественны, как нам бы того хотелось. Шлаг никогда не был политиком, он всегда был честным пастырем. Однако, обращая свой взор в будущее, я вижу громадную выгоду от того, что пастор, именно пастор, служитель Бога, оказался тем чистым и высоким человеком, который искал мира, рискуя своей жизнью, но при этом не шел на компромисс с нацизмом.
Видимо, этот высокий пример гражданского мужества сына Божьего и его слуги поможет нам в спасении немцев от большевизма, когда измученный народ Германии должен будет выбирать свое будущее.
Отринутый Гитлером от Ватикана, народ Германии так или иначе вернется в лоно святой христовой веры, и пастор Шлаг — либо светлый образ его — поможет нашим пастырям в будущем нести свой свет туда, где было царство нацистской тьмы.
Я ожидаю Вашего ответа в самое ближайшее время.
Вы хотите зарегистрироваться?
содержание серий
1-я серия
Представители германского командования смотрят кадры кинохроники последней войны. Тем временем Штирлиц, выпроводив из своего загородного дома прислугу, закрывает все двери и опускает шторы, чтобы в обстановке строгой секретности принять шифровку из Центра.
2-я серия
Штирлиц размышляет: Геббельс, Гиммлер, Геринг или Борман? Кто из высших партийных бонз третьего рейха замышляет переговоры с американцами? "Служебные обязанности" сталкивают Штирлица с заключенным пастором Шлагом.
3-я серия
Штирлиц приходит на похороны Карла Плейшнера. Умер не просто "специалист по заболеваниям почек", умер человек долгие годы работавший в антифашистской организации и помогавший Штирлицу. Теперь единственный для Штирлица "выход в мир" - передатчик Эрвина.
4-я серия
Штирлиц решается на отчаянный шаг - пойти на прием к Гиммлеру. В его папке - письмо, написанное "истинным патриотом". В приемной Штирлиц неожиданно сталкивается с Шелленбергом. Он понимает, что сейчас близок к провалу как никогда.
5-я серия
Резидент стратегических структур США в Европе Аллен Даллес готов к переговорам с представителем германского руководства генералом Вольфом. Для реализации своего рискованного плана Штирлиц отправляет Борману письмо, в котором сообщает о сепаратных переговорах и просит о встрече. Борман понимает, какой мощный аргумент в борьбе против Гиммлера он заполучил, но от решения пока воздерживается. Тем временем Штирлиц приходит к Плейшнеру и, признавшись, что он советский разведчик, просит профессора о помощи.
6-я серия
Штирлиц узнает от Рольфа об обнаруженном передатчике и о том, что Кэт жива. Заручившись поддержкой Шелленберга, он забирает ее из госпиталя. По его настоянию Кэт соглашается сотрудничать с немецкой разведкой. Во время бомбежки в здании управления безопасности остается открытой комната связи с высшим руководством рейха, Штирлиц звонит Борману и договаривается о встрече.
7-я серия
Кэт с ребенком помещена в особняк, где за ней следит Барбара Крайн. Штирлиц переправляет Плейшнера в Швейцарию, поручив ему явиться на конспиративную квартиру в Берне и передать шифровку в Центр. Профессор выполняет поручение, но попадает под наблюдение гестаповцев. Тем временем Мюллеру удается установить, что отпечатки пальцев на чемодане Кэт и на одном из телефонов правительственной связи идентичны. Шеф гестапо решает проверить всех сотрудников управления.
9-я серия
В Берне пастор Шлаг встречается с деятелями церкви и политиками, чтобы выполнить задание Штирлица. Склоняя Кэт к сотрудничеству, Рольф выносит ее новорожденного сына на мороз. И Хельмут убивает его. Они вместе с Кэт бегут. Поняв, что попал в ловушку гестапо, профессор Плейшнер решается на отчаянный шаг.
11-я серия
Мюллер предлагает Штирлицу свои услуги в его игре с Борманом, мотивируя это тем, что без "папы" Мюллера им не выбраться из Берлина. Штирлицу предстоит вывезти из Германии Кэт с двумя новорожденными детьми. Когда машину останавливает военный патруль, глаза Кэт полны страха. Мгновение - и весь только что пережитый ужас вернется. Но, к счастью, все обходится, они уже по ту сторону границы.
12-я серия
Из Берна Штирлиц отправляет в Центр шифровку с подтверждением факта сепаратных переговоров между Даллесом и Вольфом. Рейхслейтер Борман приказывает срочно вызвать в Берлин генерала Вольфа. Каждый раз зрители надеются, что Штирлиц напишет записку жене, пусть "по-французски и левой рукой", что он примет решение вернуться в Москву, что больше ему не придется рисковать. Но каждый раз машина везет Штирлица по направлению к Берлину.
Шофер Бормана, в свое время отказавшийся – с санкции Бормана – стать осведомителем СС, был арестован, когда возвращался домой после дежурства. Три часа он молчал и требовал разговора с Борманом. После того как к нему применили допрос с устрашением, он признался, что ночью к ним в машину сел неизвестный. О чем он говорил с Борманом, шофер сказать не мог, поскольку беседа проходила в салоне, отделенном от него толстым пуленепробиваемым стеклом. Он дал словесный портрет того, кто сел в машину. Он говорил, что это был человек в шляпе, низко надвинутой на лоб, в очках с толстой роговой оправой и с седыми усами. Ему было предложено посмотреть более двух сотен фотографий. Среди этих фотографий было фото Штирлица. Но, во-первых, Штирлиц был без усов, которые легко приклеивались и так же легко снимались в случае необходимости, а во-вторых, фотографии были пятилетней давности, а за пять военных лет люди имеют обыкновение сильно меняться – порой до неузнаваемости.
Мюллер также предложил организовать ликвидацию шофера Бормана таким образом, чтобы создалось впечатление случайной гибели в результате наезда автомобиля на улице, возле его дома. Поначалу Гиммлер хотел было санкционировать это мероприятие, очевидно необходимое, но потом остановил себя. Он переставал верить всем – Мюллеру в том числе.
– Это вы сами продумайте, – сказал он. – Может быть, следовало бы его отпустить вовсе? – отыграл он в сторону, понимая, что ему ответит Мюллер.
– Это невозможно, с ним много работали.
Именно такого ответа и ждал рейхсфюрер.
– Ну, я не знаю, – поморщился он. – Шофер – честный человек, а мы не наказываем честных людей… Придумайте что-нибудь сами…
После беседы с Мюллером Гиммлер вызвал Отто Скорценни.
Он понял, что схватка с Борманом вступает в последнюю, решающую стадию. И если с помощью какого-то неизвестного изменника из СС Борман получит компрометирующие материалы на него, Гиммлера, то противопоставить этому частному факту он обязан сокрушающий удар. В политике ничто так не уравнивает шансы противников, как осведомленность и сила. И нигде не собрано такое количество информации, как в бронированных сейфах партийных архивов. Пусть Борман оперирует с человеком. Он, Гиммлер, будет оперировать с бумагами: они и надежнее людей, и – по прошествии времени – страшнее их…
– Мне нужен архив Бормана, – сказал он. – Вы понимаете, Скорценни, что мне нужно?
– Это труднее, чем выкрасть дуче.
– Но это возможно?
– Скорценни, такой ответ меня не удовлетворяет. Борман на этих днях начинает эвакуацию архива, куда и под чьей охраной – это вам предстоит выяснить. Шелленберг поможет вам – негласно, в порядке общей консультации.
10.3.1945 (19 часов 58 минут)
– Это хорошо, – сказал он, – это очень элегантно.
Штирлиц вопросительно посмотрел на него.
– В том смысле, – пояснил Шелленберг, – что мы таким образом скомпрометируем на Западе всех тех, кто будет искать мирных контактов помимо нас. Там ведь четко отграничивают гестапо от нашего департамента.
В этом ночном экспрессе, который отличался от всех остальных поездов довоенным комфортом, – в маленьких купе поскрипывали настоящие кожаные ремни, тускло блестели медные пепельницы, проводники разносили крепкий кофе, – в этом поезде по коридору Скандинавия-Швейцария практически ездили теперь лишь одни дипломаты.
Штирлиц занимал место № 74. Место № 56 в следующем вагоне занимал синюшно-бледный профессор из Швеции с длинной неуклюжей скандинавской фамилией. Они да еще один генерал, возвращавшийся после ранения на итальянский фронт, были единственными пассажирами в двух международных вагонах.
Генерал заглянул в купе Штирлица и спросил его:
– Увы, – ответил Штирлиц.
Он имел возможность шутить, ему это было разрешено руководством. Провокация предполагает возможность зло шутить. В случае, если собеседник не пойдет в гестапо с доносом, можно думать о перспективе в работе с этим человеком. В свое время этот вопрос дискутировался в гестапо: пресекать недостойные разговоры на месте или давать им выход? Считая, что даже малый вред рейху – существенная польза для его родины, Штирлиц всячески поддерживал тех, кто стоял на точке зрения поощрения провокаций.
– Потому, что мне не приносят второй порции кофе. Настоящий кофе они дают по первому требованию только тем, у кого чужой паспорт.
– Да? А мне дали второй раз. У меня есть коньяк. Хотите?
– Спасибо. У меня тоже есть коньяк.
– Зато, вероятно, у вас нет сала.
– У меня есть сало.
– Значит, мы с вами хлебаем из одной тарелки, – сказал генерал, наблюдая за тем, что доставал Штирлиц из портфеля. – В каком вы звании?
– Я дипломат. Советник третьего управления МИДа.
– Будьте вы прокляты! – сказал генерал, присаживаясь на кресло, вмонтированное за выступом маленького умывальника. – Во всем виноваты именно вы.
– Потому, что вы определяете внешнюю политику, потому, что вы довели дело до войны на два фронта. Прозт!
– Прозит! Вы мекленбуржец?
– Да. Как вы узнали?
– Это верно, – сказал он. – Слушайте, а я не мог вас видеть вчера в министерстве авиации?
– Я там не был, – ответил он. – Странное свойство моей физиономии: всем кажется, что меня где-то только что видели.
– А вы стереотипны, – ответил генерал. – Похожи на многих других.
– Это хорошо или плохо?
– Для шпиков, наверное, хорошо, а для дипломата, видимо, плохо. Вам нужны запоминающиеся лица.
– Военным сейчас надо иметь сильные ноги. Чтобы вовремя сбежать.
– Вы не боитесь так говорить с незнакомым человеком?
– Так вы не знаете моего имени…
– Это очень легко установить, поскольку у вас запоминающееся лицо.
– Да? Черт, мне всегда оно казалось самым стандартным. Все равно, пока вы напишете на меня донос, пока они найдут второго свидетеля, пройдет время – все будет кончено. На скамью подсудимых нас будут сажать те, а не эти. И в первую голову вас, дипломатов.
Читайте также: