Как обеспечить чтобы в вузе читали курс лучшие профессора лучшие преподаватели
Обновлено: 23.05.2024
Сегодня пятая часть договоров, которые вузы заключают с преподавателями - краткосрочные. То есть длятся всего лишь год или того меньше. В такой ситуации сотрудникам сложно планировать жизнь и карьеру. Минобрнауки рекомендует вузам уменьшать практику заключения краткосрочных трудовых договоров и уже в феврале направит в университеты соответствующие методические рекомендации. О том, каким должен быть эффективный контракт с преподавателем и появятся ли бессрочные договоры, рассказала замминистра науки высшего образования Марина Боровская.
Марина Александровна, почему экспресс-контракты превратились в тормоз для преподавателей?
Марина Боровская: Эта проблема возникла примерно 10 лет назад, когда российская система образования стала переходить на нормативно-подушевое финансирование по принципу "деньги идут за школьником/студентом". Тогда университеты часто получали госзадание на один год. Короткие контракты можно было объяснить тем, что руководство не могло осуществить планирование, в том числе фонда оплаты труда, на более длинный цикл. И сегодня в Трудовом кодексе возможность заключения контрактов от 1 года до 5 лет сохранена. Университет может использовать любую из этих "линеек".
Но сегодня преподаватели активно "мигрируют" между вузами, читают отдельные курсы.
Марина Боровская: Вот для таких случаев, в том числе, и существует контракт "от года". Кроме того, вузы могут иногда заключать контракты на 2-3 месяца - когда речь идет о научном эксперименте или дополнительном образовании. Но с основным базовым преподавательским составом желательно заключать более длительные контракты.
Появятся ли бессрочные договоры? Для молодых ученых, планирующих продолжить работу в вузе, это стало бы подспорьем.
Марина Боровская: Желательно, чтобы сроки контракта были с понятным "горизонтом" планирования. Но, возможно, появится и такая форма сотрудничества. Естественно, при условии проведения аттестации сотрудников. И если какие-то из обязательств не будут выполняться, условия контракта можно будет пересмотреть.
Но эффективные контракты имеют важное преимущество: они позволяют сформулировать четкие требования к конкретному работнику. Уточнить "функции", соответствующие занимаемой позиции.
Будет ли учитываться в долгосрочном контракте научная деятельность преподавателя?
Марина Боровская: Конечно. Но мы за то, чтобы в документах отражена была не только научная и публикационная активность преподавателя, но и его всесторонняя занятость. Ведь что входит в обязанность преподавателя вуза? Первая половина дня - это образовательная деятельность, учебная нагрузка. Вторая половина дня, условно, - профессиональная практика, научная работа. В этом смысле все виды трудовой деятельности преподавателя должны находить отражение в эффективном контракте и учитываться в Положении об оплате труда.
Есть мнение, что эффективные контракты дадут возможность преподавателям больше заниматься наукой.
Марина Боровская: Для университета очень важна такая многоплановая занятость сотрудников. Чем больше грантов, тем больше объем исследований, тем активнее идут аспиранты в лаборатории. И мы это понимаем. Но идеальная схема эффективного контракта видится так: доход от основной деятельности, средства, полученные из фондов (гранты), и средства, полученные на открытом рынке за счет разных образовательных программ или сотрудничества с бизнесом. Важен баланс, чтобы работа по совместительству и основная работа выполнялись качественно и ответственно.
То, что профессор может требовать от вуза долгосрочный контракт - понятно, а какие требования к самому кандидату?
Марина Боровская: Задача каждого сотрудника, желающего побороться за более длинный контракт, - показать себя не только сейчас, но и "анонсировать" те результаты, которые он готов обеспечить вузу через 5 лет: научные публикации, методические труды, новые курсы, программы, позволяющие вывести студентов на международный уровень и пр.
Какой процент долгосрочных договоров должны обеспечить вузы?
Марина Боровская: Нас сегодня интересует стабильный кадровый состав университетов, где долгосрочные контракты должны быть у 70 процентов профессоров. Причем, контракты должны быть по срокам сопоставимы со сроками реализации образовательных программ, при условии полной занятости (работы на полную ставку).
Все это похоже на лавкрафтовский Иннсмут. Холодное, душное болото, медленно сводящее с ума. Стоит остаться здесь надолго, и тогда однажды необратимо станешь одним из них. День за днем здешняя атмосфера понемногу вызывает мутации: один месяц и у тебя уже нездоровый вид, один год – и уже проступают жаберные щели, десятилетие – и ты уже не сможешь жить в обществе нормальных людей. Более точной метафоры того, что значит быть преподавателем в российском вузе, трудно придумать.
Мне удалось два года подряд нырять в Иннсмутский залив без особых последствий. Сказалась нерегулярность и малая вовлеченность в жизнь кафедры – иначе меня ждали бы сумасшествие, бред, деменция.
Поступая в аспирантуру, я мечтал убить сразу двух зайцев: откосить от армии и заодно получить ремесло, к которому у меня были способности и тяга. Через четыре года стало очевидно, что надо было выбирать армию, годы жизни потрачены впустую, а преподаватель из меня довольно паршивый. До тех пор, пока стрела реальности не попала мне в колено, дорога приключений провела меня через две кафедры: философии и журналистики. Каждая из них была сумасшедшей по-своему, но с одинаковой силой; примерно как далекие друг от друга, но в равной степени безумные Калигула и торчок под сальвией.
Работа препода
В моем случае тоже не обошлось без насилия над сознанием, но все было сравнительно мягко, как в софтпорно. Минимальная ставка, не слишком много ответственности, хорошие группы (как минимум, никаких среднеазиатов и африканцев). Но все равно иногда хотелось схватиться за голову и бежать – прямо в окно, спуститься по водосточной трубе и рвануть домой под ледяной душ. Вообще, само по себе преподавание – это легко и просто, тем более с нынешними студентами. Они умные, сообразительные, но вареные и ленивые, среди них мало откровенных хамов, зато в моду вошло пассивно-агрессивное поведение.
Когда я только начинал выступать перед аудиторией, был словно на стимуляторах: готовился по четыре часа к лекциям, придумывал небанальные примеры и финты. Почему бы не провести пару при свечах (так докладчики не смогут читать рефераты с листа и мы посмотрим, кто из них реально готовился!). Почему бы не провести занятия в парке? И прочее и прочее. Спустя два года мой день нередко выглядел так: 11 утра, как раз возвращаюсь с дружеской попойки, которая шла почти сутки – я не готовился, но ведь и они тоже, верно? Всем плевать, и я не самый последний в этом списке.
Болото, настоящее болото – кинь в него энтузиаста и завтра найдешь его труп, с ног до головы покрытый плесенью и мхами. Пустые глаза студентов не стоят того, чтобы их зажигать, помещения, выкрашенные в зеленый цвет и пахнущие затхлостью, не стоят того, чтобы в них возвращаться. С другой стороны философия и журналистика – это не науки и даже не дисциплины. Было бы достаточно пройти двухнедельные курсы, чтобы усвоить все, что разжевывают и кладут прямо в рот парализованным на пять лет студентам.
Преподавательский состав
В общественных местах и, особенно, в транспорте вы наверняка встречали этих странных людей. Они одеты вроде бы и неплохо, но как-то помято и блекло, а на дне их глаз с поволокой словно пробиваются ростки картофеля. Терпите их, жалейте их, ведь эти люди – преподаватели вузов и они так же неприспособленны к реальной жизни, как панды или птицы додо.
Один из преподавателей, с которым мне повезло столкнуться на кафедре, выглядел и пах как бомж, после него приходилось проветривать помещение. Он ходил на пары не один, но вместе со своей дворнягой на поводке. Больше всего в жизни этот персонаж сокрушался из-за того, что Сталин не рискнул провозгласить себя императором и наследником дома Романовых. В общем, он был самым изрядным фриком, которого я видел в жизни.
Другой, невероятно добрый маленький старец, в 1993 году организовал партию, целью которой был выход республики Марий Эл из состава РФ и дальнейшего присоединения к братской Финляндии. Топит он за эту идею и по сей день, планируя в случае победы сделать свое родное село столицей финского анклава.
Примерно что-то похожее можно рассказать про каждого: университет меняет человека, заставляет всплыть самые потаенные и причудливые черты характера и закрепляя их в качестве основных. Если у преподавателя нет паранойи, он не шизоид и не показывает явных признаков горячки или перверсии, значит, он из того типа, который ни разу мне не встречался.
Студенты
Студенты выглядят и ведут себя как живая жижа с Планеты Микрон-8. Они открывают рты, задают глупые вопросы, того и дело капнут на парту тягучей возгрей из хлюпающего носа. Но они не тупые, черта с два! Умные, хитрые ублюдки, которые с первой же недели занятий поняли, что из себя представляет учеба на гуманитарной специальности. Они молоды, но недостаток жизненного опыта компенсируют чутьем, словно дикие звери. Едва нырнув в воды Иннсмута, они сразу же поняли, что здесь им ловить нечего – пустая мертвая гавань, полная распухших трупов менее осторожных существ.
В целом, все не так плохо, я сгустил краски для того, чтобы проявить фундаментальные (они же – самые пугающие) вещи, на которых стоит современное образование. Оно порочно, разрушительно, оно превращает прекрасных людей, жаждущих учить студенчество, в аморфные потусторонние объекты. В определенном извращенном смысле я очень полюбил и привязался к коллективу обеих кафедр, но не могу ужиться с тем, из какого абсурда соткана учеба в университете. В Иннсмуте я предпочел быть Джеком Уолтерсом, а не одним из Deep Ones.
Чему преподавание учит преподавателей? Почему педагоги уходят из школы? И хотят ли они туда вернуться?
Не так давно мы попросили наших читателей, которые в прошлом работали учителями, поделиться своими жизненными историями. Нас интересовало, что им больше всего нравилось и не нравилось в их работе, чему она их научила, на каких условиях они бы согласились вернуться в систему образования и какие советы могли бы дать ныне работающим преподавателям и их ученикам.
На нашу просьбу откликнулись не только бывшие школьные педагоги: похоже, любой опыт преподавательской работы оставляет след, о котором хочется рассказать.
Спасибо всем, кто отозвался и вступил с нами в диалог. Публикуем пять характерных историй бывших учителей, преподавателей вузов и даже педагога дополнительного образования.
Наталья
2 года работала преподавателем в вузе — ассистент кафедры международного права. Сейчас — администратор в отеле.
Это может быть интересно :
Моя работа должна была быть ограничена ведением семинаров. Фактически же я часто подменяла преподавателей с лекциями и грешила тем, что вместо своих семинаров читала лекции, так как мне казалось, что другой преподаватель что-то им недодал. Плюс к этому я писала статьи, руководила курсовыми работами, коих было от 28 до 40 в семестр.
Мне было 22-23 года, поэтому частенько у нас на кафедре, состоящей на 90% из профессоров и кандидатов наук бальзаковского возраста, случались диспуты на тему патриотизма, отношения к государству, жизненных ценностей, мечты и стремлений.
Мне нравилось писать статьи и публиковать, руководить научными работами студентов, помогать им, мне нравилось рассказывать им то, что знаю я, нравилось, когда мне задавали вопросы, на которые я не знаю ответа. В этот момент у меня от неопытности дрожали коленки, но я либо предполагала, либо искала ответ после занятий и потом сообщала. То, что мне задавали вопросы, ответы на которые я не знала — это здорово, значит, студенты соображают, значит, они заинтересованы.
Мне нравилось проводить экзамены и тесты, я давала списывать, но при условии, что они действительно поймут и запомнят хоть что-то, я завышала оценки, потому что оценки ничего не значат для будущей жизни человека, но почему-то студенты очень переживали за реакцию родителей на 3 и иногда 4, в прямом смысле слова падали на колени и умоляли не ставить плохих отметок, иначе дома им несдобровать.
Мне не нравилось, что коллектив очень болезненно относится к внешнему виду преподавателя: студентам было всё равно, даже если бы я пришла в пижаме.
Старое же поколение преподавателей настаивало на необходимом строгом внешнем виде для соблюдения профессиональной субординации.
Моя зарплата была 11 тысяч в месяц с учетом северного коэффициента, а это было немало. При этом в неделю я вела в среднем 5-6 занятий. Примерно раз в полгода делали надбавку за руководство победителями олимпиад, за опубликованные статьи. Зарплатой я была довольна и здесь могу только поддержать слова Медведева о заработке преподавателей: молодой и энергичный найдёт, как заработать. Можно было преподавать курс на английском языке, и это была бы хорошая прибавка, можно было взять часы в других институтах, время позволяло.
Эта работа научила меня терпению. Научила воспринимать всех людей непредвзято. И дала понять, что нельзя научить чему-либо человека, который совсем этого не хочет.
Я бы с радостью вернулась в профессию, если бы можно было приходить на работу в рваных джинсах и если бы зарплата ассистента была 20 тысяч, тогда это было бы волшебно.
Что касается советов, я бы пожелала преподавателям: заставляйте студентов и учеников мыслить, сделайте всё, чтобы развить у них логическое мышление, чтобы они всё прогоняли через призму скепсиса. Не зацикливайтесь только на предмете, не бойтесь выходить за его рамки.
Совет студентам: не бойтесь не учить то, что вам не нравится, и уходить оттуда, где вам учиться не хочется. Многие студенты попусту тратят время, когда явно видно, что эта специальность им не нужна.
Алексей
10 лет преподавал в вузе на кафедре экономической теории. Сейчас — руководитель проектов.
В университете учишься работать на длинную дистанцию: читаешь лекции, ведёшь семинары, руководишь курсовыми работами.
Система устроена так, что преподавателя не щадят — действует принцип конвейера и говорящей головы. Однако и тут бывают проблески. Например, когда устанешь, настроения нет, ведёшь занятие на автопилоте, и вдруг неожиданный вопрос тебя заводит — и ты уже в полёте! Такие дни остаются в памяти.
Меня сильно раздражала система оценивания — это трудоёмкие процедуры и бессмысленные. Часто представлял себя школьной учительницей с кипой тетрадок. Балльная система — одна из мнимостей университетской жизни (по деле всё сводится к традиционным двойкам/тройкам/пятёркам), как и контрольные тестирования — я застал первые шаги в этом направлении. При отсутствии достаточного количества компьютеров эти дни превращались в адский марафон нажимания на кнопки.
Вообще допотопная материально-техническая база и обшарпанные классы не скрашивают будни преподавателя. В основном всё держится на влюблённости в предмет, влюблённости в группу, с которой работаешь.
Я человек темпераментный, на первых порах испытывал сильные эмоциональные нагрузки, когда всё пропускаешь через сердце, но постепенно удалось найти верный тон во взаимодействии с ребятами. Для меня личное общение, включённость в жизнь моих студентов всегда были очень важны — я много занимался научными и социальными проектами, подготовкой докладов, выступлений, материалов для студенческих конференций, конкурсов, грантов. Постоянно таскал из дома ребятам книги, журналы — научная библиотека в вузе бедная и неудобная. Читали вслух, обсуждали.
Первый звонок, что пора уходить, прозвучал, когда я понял, что в аудитории сидит только 10% мотивированных, интересных студентов-личностей.
Решение было тяжёлым: получалось, что в родном университете я провёл полжизни — студентом, аспирантом, потом преподавателем. Но интенсивность труда выросла в два раза при прежней зарплате. Времени на науку и проекты не оставалось, платили гроши. Поток бессмысленных бумаг нарастал. Мы превращались в настоящих рабов.
Это может быть интересно :
Перспектива профессионального роста исчезла, любые методические новшества и другие инициативы воспринимались безразлично. Все механизмы управления и принятия решений непрозрачны. Ключевые посты заняло поколение людей, через должности решающих только свои личные проблемы. Административные службы преподавателей презирали. Любой поход в бухгалтерию, отдел кадров, методический отдел вызывал у меня внутренние содрогания, поскольку столько непрофессионализма, хамства, неприкрытой агрессии и неуважения я мало где встречал. Например, чтобы выбить крохи на оплату проезда на конференцию, надо было пройти настоящую мясорубку унижения. Кстати, такое отношение стало главенствующим и в среде студентов: преподаватели — обслуживающий персонал.
Самым больным стало расставание с родной кафедрой — для меня это было гнездо. Удивительные люди окружали и сформировали меня — профессора В.А. Петрищев, Л.А. Карасева, Е.А. Спасская, В.А. Кунтыш, Н.В. Костюкович. Перечисляю фамилии, поскольку от них я получил знания, секреты мастерства, несгибаемый нравственный стержень.
Работа в университете — это фундамент моего успеха сегодня. Это, конечно, и формальное наследство — звание, запись в трудовой, связи. Но главное — это навыки творчества, исследовательской работы, общения в команде.
Уйти из преподавательской профессии невозможно, это внутри тебя — происходит профессиональная деформация.
Что должно измениться в системе, чтобы я захотел туда вернуться? Наверное, преподаватель должен быть поставлен во главу угла.
Алёна
Работала 4 года старшим преподавателем в вузе, 4 года педагогом дополнительного образования. Сейчас — методист в учреждении допобразования.
Кратко о своем отношении к труду Учителя. В профессию должны приходить по призванию, увлечённые люди. Это, безусловно, творческая работа. В то же время очень ответственная. Я сама с детства хотела быть учителем, но свою карьеру я начала с университета, в школе никогда не работала, хотя по образованию учитель технологии. Как ни странно, в школу хочу и постоянно рассматривала такой вариант. Однако не требуются у нас учителя технологии в школе.
После этого мне посчастливилось работать в сфере дополнительного образования детей. И снова 4 года. Я успела побыть и педагогом, и методистом, и занимала руководящую должность. Поэтому мне на собственной шкуре пришлось испытать не только все трудности работы педагога, но и сложность административной работы вперемежку с постоянными жалобами подчинённых, этакой обратной связью.
Трудность работы педагога дополнительного образования в том, что в обществе сложился определённый стереотип в отношении кружков. И не только у детей, но и у самих педагогов.
Я столкнулась здесь с диссонансом мнений чиновников, родителей, детей. Многие привыкли думать, что работать педагогом в кружке — плёвое дело, сиди себе, учи вязать крючком.
И мне во сто раз сложнее было перестроиться мыслить по-другому. Потому что это в институте к преподу студенты идут за знаниями, за дипломом или не идут на скучные лекции, потому что такие они студенты. Это в школу дети придут обязательно, потому что в школу ходить обязательно по закону. А в кружок, если ребёнок не пришёл, значит, ему неинтересно (мне кажется, какой другой педагог об этом когда-то задумывался). И ты из юбки выпрыгиваешь, чтобы, блин, заинтересовать их.
Это может быть интересно :
А у каждого ребёнка своя мотивация к посещению кружка. И у каждого своё расписание в школе и в других кружках. А требуют группы по 15 человек, хотя в кабинет больше 5 не вмещается. А потом ещё чиновник или кандидат наук из местного института повышения квалификации какую-нибудь блажь придумает и иди выполняй, потому что потом отчёт нужно делать и фотографию приложить. Это реально!
В прошлом году мы праздновали День сердца! (А вы разве нет?) Нас обязали праздновать День сердца и мы, вместо того, чтобы развивать в детях инженерную смекалку, прыгали с ними на скакалках. Самое позорное, что дети сами понимают, где есть профанация. А мы, учителя, продолжаем им головы дурить.
Сложнее педагогом допобразования еще и потому, что нет стандартов, нет программ, каждый должен сам себе программу писать и планировать работу. У некоторых для этого не хватает опыта и образования. В то время как зарплата у них ниже, чем у школьных учителей (по крайней мере, в нашем городе).
Не скажу, что отчётами завалили. Вся отчётность педагога — заполнять журнал. Сложнее всего обеспечить присутствие детей на занятиях, ведь за 0 человек в группе грозятся урезать зарплату, а это всегда напрягает.
Обида возникает ещё и потому, что некоторые педагоги очень старательны во всём: вовремя пишут программы, заполняют журналы, всегда у них дети есть и результативность, а каким-то коллегам всё это трын-трава, сижу, мол, себе на тёплом месте, зарплата идёт, а будете возникать — уволюсь, и выполняйте свою программу сами (знает, паразит, на что давить).
Все эти обстоятельства вскрываются и во время ежегодных проверок со стороны городского Управления образования. И тут начинается разнос. Попадает всем, от мала до велика. Могут в лицо молодому педагогу сказать, что он никто, ничем не занимается и должен быть уволен. Каково, а?
В неоправданной критике развития не будет. Иногда после одного доброго слова горы свернёшь. Жаль, что эти слова мне приходилось слышать только от своих учеников и их родителей.
Дарья
Работала 4 года в школе учителем английского языка. Сейчас — мастер по маникюру.
Легче работать было с младшими классами, с дисциплиной проблемы редко возникали, а вот со старшей школой сложнее, так как в силу возраста (на тот момент мне было 22 года) мне иногда трудно было вести себя серьёзно с ними, хотелось пошутить, посмеяться. Но границы никогда не переходили.
Да, зарплата была немаленькая, но я не считаю, что школа — это то место, где надо строить карьеру, я хотела получать удовольствие от работы, а когда тебя загружают, удовольствия уже не испытываешь!
Не помогли и уговоры коллег, которым было очень тяжело и обидно меня отпускать. Правда, я хотела доработать до конца первой четверти, но мне не дали, поэтому ушла в октябре, чему несказанно рада. Всё, что ни делается, всё к лучшему.
Ещё по этой теме :
Хотела бы я при каких-то условиях вернуться в школу? На данный момент — нет! Ни на каких условиях! Ещё остался осадок после первого опыта. Но вообще, в будущем, когда будут дети, возможно, я бы пошла работать в школу. Условия: 18 часов в неделю (ставка учителя), никакого классного руководства и поменьше бы всяких бумажек. Не совсем понимаю, почему учитель должен писать программу на учебный год, когда этим должны заниматься методисты.
Я вообще считаю, что в школе должны работать люди, которые любят своё дело, которым нравится работать с детьми, родителями, а не из-за зарплаты набирать побольше часов и создавать видимость, что они работают.
У нас был не самый спокойный класс, и к нашему выпуску она стала неврастеничной, вечно кричала, срывалась по пустякам и постоянно тряслись у неё руки. Я такой совсем не хотела быть!
Для советов я молода и неопытна, но одно могу сказать, что не всегда дети во всём виноваты, с ними всегда можно найти общий язык. Я с ними любила работать, хотя были и отвратительные детишки, которых хотелось придушить, если честно! Вся проблема в начальстве и вышестоящих инстанциях: первые не помогают и не поддерживают, вторые не знают, чего хотят.
Оксана
Работала учителем математики в школе 20 лет назад, сейчас — главный администратор отдела продаж крупного завода.
Я работала учителем математики в средних классах сразу после окончания КГУ им. Т.Г. Шевченко. Это была обычная школа на окраине Киева в обычные 90-е годы прошлого века. Вспоминаю эту школу как светлое и хорошее место, несмотря на трудности того времени.
Кроме того, в школу я пришла уже после того, как пять лет работала репетитором. Я привыкла к тому, что меня ждут: с одной стороны стоит папа с деньгами, с другой — мама с чашечкой кофе, и ребёнок, если не рад, то хотя бы понимает, зачем он учит и что будет сдавать.
А преподаватель всё же должен быть уверен, что его предмет нужен и в том объёме, который он даёт согласно программе, и обоснованно требовать определённого уровня знаний.
Сейчас я бы уже смогла ответить ученикам, я понимаю, что, по большому счёту, программа как таковая — не суть вопроса. Главное — навыки, которые получают люди в процессе обучения. А эти навыки можно получать на разных наборах формул, тем, задач.
Иногда думаю, что я должна была побывать в той школе ради одного отпетого хулигана, совершенно запущенного в математическом смысле.
Я приносила ему логические задачи, задачи с применением практики, задачи на внимание. Первоначально я это делала только для того, чтобы он просто сидел тихо: он ничего не понимал, так как не учился до этого, и от скуки шумел. Решение этих задач его увлекло, повысило его самооценку, и в результате это уже он следил, чтобы в классе не отвлекали. Если бы мы общались дольше, я уверена, он бы освоил школьный курс (если бы на это была его добрая воля, конечно — учиться летом) и смог бы претендовать на технический вуз.
Неожиданно сложный вопрос — чему меня научила эта работа. Наверное, прежде всего тому, что всему нужно учиться. Наивно рассчитывать, что, если ты сам был в школе, учился предмету, то можешь зайти в класс и сразу стать учителем. Что за обычными вещами, которые кажутся простыми, стоит большой труд и опыт поколений. Что неразумно вклиниваться в новую область, не опираясь на опыт людей до тебя.
Вернуться в профессию я однозначно не хотела бы. Мне уже тогда было сложно подчиняться всей системе установок для учителя, хотя умом я понимаю, что такая система должна быть. Просто лично мне она не очень подходит. Мне до сих пор легче общаться с небольшим количеством людей сразу, а не с целым классом. Мне интересны вопросы образования, но нужна свобода выбора тем. И если я сейчас вернусь, то я даже не представляю, когда я смогу подняться до того уровня оплаты, который у меня есть сейчас.
И я имею в виду не политические преобразования, а изменение жизни в целом. Образование — это единственное, что может изменить жизнь человека, сделав её ярче, осмысленнее, содержательней.
Все эти годы я продолжаю заниматься репетиторством: не размещая объявления, без особого заработка, так как работаю с детьми друзей и детьми друзей друзей, которые приходят по рекомендации. Время летит, и уже мои одноклассники приводили ко мне своих детей. Я заочно прошла обучение по методике Шаталова В.Ф., всё же добрала навыков по методологии преподавания математики.
Мне кажется, у меня нет морального права давать советы учителям. Они остались, а я ушла. Просто хотела сказать, что они делают большое дело, очень важное.
Мне бы очень хотелось, чтобы престиж и моральный авторитет учителей в обществе росли. Чтобы сам учитель ощущал, что у него есть миссия, как это ни высокопарно звучит. А человек с миссией уже практически непобедим.
Ещё по этой теме :
На TEDе есть выступления учителей разных стран: от Пакистана до США, которые работали в обстоятельствах, которые нам даже сложно представить. Везде есть сложности. Поражаешься тому, насколько люди сильны своей верой. У нас тоже есть что сказать и чем гордиться.
Вряд ли государство само повернётся к учителям и быстро что-то изменит. Но и сами учителя могут многое, век интернета — это огромные возможности.
Учеников бы попросила беречь людей, которые проводят с ними больше всего времени. Можно сколько угодно ерепениться, бунтовать, критиковать систему, но в этой жизни они, если и нужны кому-то, то своим родителям и учителям.
Круто быть профессором. Все тебя уважают, прислушиваются к твоему мнению. Но чтобы стать профессором, надо пройти несколько ступеней академической карьеры. Спросили молодого преподавателя, доцента и профессора, каково это — работать в вузе.
В этой статье:
Основные ступени академической карьеры в России
Во всех российских вузах существует единая система должностей, от начальной к высшей:
- приглашенный преподаватель — внештатный сотрудник, временная должность, но после можно стать старшим преподавателем, доцентом или профессором (если позволяет образование);
- ассистент преподавателя — обычно в этой должности работают студенты или аспиранты, первая ступень академической иерархии;
- старший преподаватель;
- доцент;
- профессор.
Академическая карьера: как выглядит работа преподавателя в вузе
Должность доцента и профессора не стоит путать со званиями, которые присваивает Высшая аттестационная комиссия (ВАК). Должности подразумевают определенный набор обязанностей, а звания носят статусный характер.
О работе профессора в вузе рассказывает Мира Борисовна Бергельсон
— Мира Борисовна, с чего началась Ваша академическая карьера?
— Не сразу. Я хотела в аспирантуру, но попасть я туда не могла из-за того, что в Советском Союзе евреев старались не пускать в науку, а у меня еще конфликт был по политической линии. Так что претендовать я могла только на работу вне академии. Это потом уже, в новой России, все ограничения сняли. И тогда я сумела поступить в заочную аспирантуру в Институт языкознания, и то не сразу, и через три года защитила кандидатскую диссертацию. А после, уже совсем в новые времена, меня пригласили в МГУ на должность доцента.
Между всем этим было время, когда я устала от работы с бумагами и занялась практической деятельностью. Например, я работала в американском посольстве в России и организовывала университетские обмены, стажировки преподавателей и исследователей и даже участвовала в подготовке визитов президента и вице-президента США в нашу страну.
— А как Вы получили должность профессора?
— Для этого нужно было защитить докторскую диссертацию, и я это сделала, но довольно поздно. Вуз я закончила в 1979 году, в 1985 защитила кандидатскую и только в 2006 — докторскую. И вот после этого уже можно было получить должность профессора и определенные полномочия, которые с ней появляются.
— О каких именно полномочиях Вы говорите?
— Первая — читать определенное количество часов студентам. Все-таки преподавательская деятельность в университете считается первичной, и учебная нагрузка достаточно большая. Но все равно меньше, чем у преподавателей, потому что они ведут семинары. А вот профессор обычно ограничивается лекциями. Кроме того, очень важная составляющая — руководство научно-исследовательскими работами студентов: курсовыми и дипломами. Еще я — член диссертационного совета в Вышке. Это значит, что я участвую в защитах кандидатских и докторских диссертаций.
Еще я руковожу собственным научным проектом, в котором работает много студентов. И обязательно надо публиковать свои исследования. Не скажу, что меня прямо уволят, если я буду меньше публиковаться, но точно спросят, в чем дело.
— Возникают ли у Вас какие-то трудности в работе?
— Мне давно уже надо сдать одну статью. Но это очень трудно: надо, чтобы был какой-то отрезок времени, чтобы прочесть текст, сосредоточиться на нем, на идее… Но времени почти нет. И вот от этого я немножко страдаю. Я вообще люблю проводить исследования, выяснять, как что-то устроено. Но после того, как ты понял, немного скучно это объяснять другим… Не хочу сказать, что это плохо, но для меня самое важное — это поиск, а не донесение идеи.
— Что для вас особенно ценно в работе профессором?
— Университетский профессор может оказать большое влияние на судьбы молодых людей, которые у него учатся.
Такие ценные моменты в моей жизни случались: когда говорят, что я послужила для кого-то ролевой моделью, или моя статья открыла им глаза на что-то, а курс чем-то заинтересовал.
Приятно понимать, что 10, 20, 30 людям я все же как-то помогла в выборе профессии.
— Как Вы думаете, что нужно, чтобы стать профессором?
— Чтобы работать в академической сфере, вам должно быть интересно одновременно и читать, поглощать информацию, перерабатывать ее в голове и иметь желание сделать что-то свое. Еще нужно быть готовым к тому, что придется преподавать. Всегда надо быть в форме, на гребне знаний, и соответствовать требованиям молодых коллег. Надо понимать, что это работа не по часам. С одной стороны, ты хозяин своего времени, не надо сидеть в офисе с 9 до 6. Но ты также можешь работать с 6 вечера и до полуночи. Так что я советую выбирать эту профессию людям амбициозным, любознательным и любящим не рутину, а динамику.
Преподавание — престижная работа, и достигнув определенного успеха в ней, можно очень комфортно себя чувствовать. Она дает и приличное материальное вознаграждение, и, как говорится, питает ум, разгоняет кровь.
О работе доцента в вузе рассказывает Денис Юрьевич Зубалов
— Денис Юрьевич, как Вы оказались в сфере высшего образования?
— Почему Вы решили переехать в Россию, если все высшее образование получили за границей?
— Я планировал продолжать работу в Европе или в Англии. Но на самом деле, не так легко найти работу, как только получаешь докторскую степень. Сейчас очень много людей пишет диссертации, а вакансий в университетах открывается не так много. И вузы обычно ищут специалистов, которые могли бы и активно публиковаться, и классно преподавать. А когда ты только заканчиваешь вуз, у тебя нет опыта. Но мне повезло в этом плане: в Вышке была открыта вакансия постдока* — специально для тех, кто только что защитил диссертацию. На тот момент Вышка уже зарекомендовала себя как один из лидирующих вузов, и это тоже сыграло свою роль при переезде. А после постдока меня уже взяли доцентом на постоянную работу.
*Постдок (постдокторантура) — западная практика. Тем, кто недавно закончил аспирантуру, может понадобиться дополнительная ступенька, чтобы адаптироваться к роли полноценного преподавателя, и постдок в этом помогает.
— Что представляет собой должность доцента в рамках университета?
— В первую очередь мы в вузе для науки, поэтому самое главное — проводить свои исследования и публиковать статьи, участвовать в конференциях. На втором месте идет преподавание: ты выбираешь предметы по своему направлению и учишь студентов.
И третья часть — это административная работа: например, я переводил и оформлял сайт Вышки. Какое-то время был академическим руководителем магистерской программы. И еще бюрократические дела: отчеты, ведомости.
— Что Вы можете посоветовать тем, кто планирует академическую карьеру?
— Если вы хотите посвятить свою жизнь научной карьере, берите тему для исследований, которая действительно вас волнует.
Еще нужна выдержка и целеустремленность. Нужно разрабатывать навыки коммуникации, потому что сегодня наука — это не только личные исследования, а лаборатории с разными командами, с разными университетами, с коллегами из-за рубежа. А в целом занятие наукой — это безумно увлекательный процесс: ты познаешь что-то новое и делишься этим с обществом.
О работе приглашённого преподавателя в вузе рассказывает Елизавета Крюкова
— Елизавета, почему Вы решили преподавать именно в университете?
— Я очень давно это решила, на самом деле. Наверное, на курсе втором бакалавриата, когда я стала куратором первокурсников — помогала им адаптироваться в университете. И это так меня воодушевило! Этот обмен энергетикой, когда я понимаю, что я могу чему-то научить. Студенты действительно получают эти знания, они их применяют, и они за это благодарны. И еще мне нравилась межкультурная коммуникация, которую я изучала в бакалавриате той же Вышки, и я подумала, что классно было бы это совместить, то есть преподавать что-то связанное с межкультурной коммуникацией. В принципе, сейчас так и получается. У четверокурсников я веду часть этого предмета.
— Расскажите подробнее о Вашей должности — приглашенный преподаватель. Что это значит?
— Я работаю по часам и получаю зарплату по часам, и она приходит не раз в месяц, а раз в 2-3 месяца, в зависимости от длины семестра. Еще у меня немного меньше каких-то обязанностей: я не провожу консультации студентам на постоянной основе, не могу принимать пересдачи.
— Большая ли у Вас нагрузка в целом и как Вы с ней справляетесь? Ведь Вы все-таки еще учитесь.
— Пока у меня три предмета, со второго семестра начнется еще один. Обычно я преподаю в первой половине дня, а сама учусь вечером. Но иногда занятия идут почти впритык: я веду пары студентам, отдыхаю полчаса и иду на учебу.
Наверное, я привыкла, что постоянно какая-то нагрузка есть и надо просто выживать. Уже научилась от этого удовольствие даже получать.
— Что еще входит в Вашу работу в Вышке, кроме преподавания?
— Все зависит от предмета. Иногда программа хорошо прописана, даже подготовлены презентации, так что самой готовить материалы не нужно. А бывает, что мне самой надо многое составлять: подбирать литературу, изучать тему, с нуля составлять презентацию… И еще я отвечаю за выставление оценок и слежу за посещаемостью.
— Что Вы можете посоветовать молодым преподавателям?
— Во-первых, научиться тайм-менеджменту. Потому что если не научиться это делать в первые недели две, то дальше уже не получится — только если на каникулах. Во-вторых, быть готовым к тому, что обмен энергией со студентами на занятии необходим — то есть очень важно приходить к ним бодрым. И в-третьих, надо быть уверенным в своих знаниях.
Если показать, что ты в чем-то хоть чуть-чуть не уверен, студенты могут за это зацепиться и, скорее всего, от этого и не отставать.
Если вы ещё не определились со своей будущей профессией, вероятно, вам необходимо проконсультироваться с экспертом. С его помощью вы сможете сориентироваться в мире профессий, проверить прочность своих идей и продумать дальнейшие действия. Сколько стоит консультация? 0 рублей, единственное условие — регистрация.
Читайте также: