Кадий эфенди что за должность
Обновлено: 19.05.2024
Во времена Менгли-Гирей-хана жил в Бахчисарае один кадий. Был кадий-эфенди уже стар и дрябл, сморщенным было его тело, и тряслись руки, но он не давал проходу бахчисарайским красавицам своими ухаживаниями. А у соседа его, как назло, была молодая жена. Вот и прельстился кадий своей соседкой, прекрасной Эминэ. Каждый день, возвращаясь из мечети, проходил он мимо ворот Эминэ и не упускал случая сделать ей какое-нибудь соблазняющее предложение.
— О, джаным, — говорил он ей, и голос его звучал слаще шербета, — твои глаза подобны двум звездам, и взгляд твой обжигает мое тело. Отчего ты не позовешь меня к себе, когда муж твой уезжает из дому?
И говоря так, старый сластолюбец обещал Эминэ угостить ее таким рахат-лукумом, какого не найдешь ни в одной бахчисарайской лавке, и такой халвой, какой не едал и сам константинопольский падишах. И сулил ей такие наряды и украшения, какие не снились ни одной женщине во всем ханстве. Но напрасны были сладкие речи кадия: верная Эминэ с негодованием отвергала его соблазны. Она рассказывала обо всем своему мужу и умоляла его защитить ее от благочестивого служителя Аллаха. Наконец, когда от назойливости старика бедной женщине стало совсем невмоготу, разгневанный муж придумал средство избавиться от соблазнителя.
— Вот что, дорогая Эминэ, — сказал он, — когда этот пакостник начнет искушать тебя, ты не отвергай его предложений, но ответь улыбкой и пообещай быть более ласковой. А когда я уеду, пригласи его к себе и по мюль заигрывать с тобой, пока дело не дойдет до греха. В эту минуту я постучу в дверь, а ты, как будто испугавшись моего неожиданного возвращения, поспеши спрятать искусителя в сундук. Я войду, и уж мы придумаем, как получше осрамить нечестивца. На этом и сговорились. На следующий же день, проходя мимо сакли прекрасной Эминэ, хранитель корана начал, как обычно, свои восхваления. Каково же было его торжество, когда он увидел, что красавица не только не возмущается, но, напротив, отвечает ему кокетливой улыбкой. В это время муж Эминэ, подслушивающий из-за сарая, крикнул жене, чтобы она приготовила ему лепешек, так как он уезжает в степь и вернется никак не раньше, чем через пять дней.
— Сегодня вечером, — шепнула Эминэ кадию и побежала, как будто снаряжать мужа. Обнадеженный кадий, собственными ушами слышавший о приглашении и об отъезде мужа, не мог от нетерпения дождаться вечера. Как только окончился вечерний намаз, он тотчас же под покровом темноты направился к соседке. Эминэ встретила его у калитки и с ободряющей улыбкой повела в саклю. Едва вошли они в комнату, как сластолюбец бросился на молодую женщину и стал ее обнимать. Лукавая Эминэ кокетливо сопротивлялась. Это еще более разожгло страсть благочестивого эфенди, и он стал еще более настойчивым.
В эту самую минуту, как было условленно, раздался громкий стук в дверь. Кадий обомлел от ужаса. Стук возобновился с новой силой. Эминэ схватилась за голову и заметалась по комнате.
— О, Аллах милосердный! Это он! Какой позор! Какой стыд! Он застанет чужого мужчину в своем доме! Он убьет нас обоих! Мы погибли!
От этих слов кадий перепугался еще больше, из него, как поленом вышибло последние остатки страсти. Он принялся бегать за своей возлюбленной, прося дрожащим голосом спрятать его куда-нибудь подальше. Этого только и нужно было хитрой женщине. Она тотчас же распахнула сундук, втолкнула туда трясущегося эфенди и, захлопнув крышку, заперла его на замок. Потом впустила мужа и с веселой улыбкой подмигнула ему.
Вдоволь посмеявшись между собой, довольные супруги постелили на сундуке постель и легли спать, предоставив кадию слушать, что над ним происходит. Три дня и три ночи сидел бедный кадий в своем убежище без пищи и воды, пачкая под себя и задыхаясь от зловония. Но считая, что хозяин ничего не подозревает, он терпел и не издавал ни одного звука, хотя и мучился от голода и неудобства. На третий день хозяин заметил под сундуком странную сырость и, как будто не понимая, в чем дело, спросил у жены:
— Что это там у нас в сундуке, дорогая Эминэ?
— О, возлюбленный муж мой, — ответила Эминэ, так чтобы услышал кадий, — это напачкали, вероятно, крысы, которых у нас много развелось за последнее время. Никак не соберусь достать кота, чтобы вывести их, окаянных!
Кадий, слушавший разговор с замиранием сердца, при этих словах успокоился и мысленно поблагодарил Аллаха за мудрость и верность своей возлюбленной. Однако хозяин, немного помолчав, сказал:
— Знаешь что, Эминэ, я боюсь, как бы эти проклятые крысы не испортили моего сундука совсем. Отнесу-ка я его завтра на базар да продам, пока он еще цел.
Как только услышал кадий эти слова, с ним сделался такой приступ страха, что лужа под сундуком немедленно увеличилась. До эфенди доносились громкие голоса спорящих, и он трепетал от злых предчувствий. Когда звенел голос Эминэ, он успокаивался, ибо хитрая женщина нарочно громко упрашивала мужа не продавать ее сундука. Когда же раздавался голос хозяина, эфенди мертвел от ужаса, ибо тот настаивал на продаже. Наконец хозяин заявил, что завтра он отправит сундук на базар.
Очень плохие сны снились кадию в эту несчастливую для него ночь. Ему казалось, что иблис хватает его за брюхо своими страшными когтями, а джинны тешатся над ним, кусая его за пятки. На другое утро хозяин погрузил сундук с запертым в нем кадием на арбу и повез на базар. В этот день на базаре толпился весь Бахчисарай, потому что как раз был курбан-байрам. Ходили по базару и три сына кадия, которые тщетно разыскивали своего пропавшего отца. Увидев толпу, собравшуюся вокруг сундука, они протолкались поближе и полюбопытствовали:
— Эй, кероглан, что это за сокровище ты продаешь?
— Покупайте, покупайте! — ответил хозяин, — по дешевке продаю: три тысячи золотых всего-навсего. Не сундук дорог, а то, что в сундуке. Тот, кто купит эту вещь, навсегда избавится от лихорадки, от трясучки, от поноса, от запора и от сладостного взгляда женщины, как бы ни был он обворожителен!
Трудно рассказать, что почувствовал бедный кадий, когда услышал над собой голоса своих сыновей, торгующихся над проклятым сундуком. А достойные дети уже развязывали кисеты и отсчитывали продавцу наличные, радуясь приобретению чудодейственного талисмана. С благоговением подошли они к сундуку и, восхваляя Аллаха, принялись действовать ключом. Почти весь базар сбежался смотреть, какой талисман купили сыновья кадия. Подошла к сундуку и лукавая Эминэ.
Только что начали подымать крышку, как из сундука послышалось страшное рычание и ударила вонь Все собравшиеся в великом ужасе бросились бежать, сыновья кадия впереди всех. За ними послышался из сундука пронзительный голос их отца: — Эй, сыновья мои, не бойтесь, вернитесь, талисман этого сундука в моих руках!
С опаской и предосторожностями сыновья снова приблизились к сундуку, а за ними придвинулся и весь народ. С ужасом увидели сыновья представившееся им зрелище. В сундуке сидел, дико озираясь на толпу, сам кадий-эфенди, скрученный в три погибели, без следа былого кругленького животика, весь в лохмотьях, грязный, мокрый, вонючий. Сыновья были в крайнем смущении. А народ кругом разразился оглушительным смехом, прокатившимся, как буря, по всему Бахчисараю.
Под мусульманским духовенством подразумевают совокупность лиц, связанных с отправлением культа (мулла, муэдзин), судей, правоведов и богословов, руководителей общин верующих (имам), правителей государства, а также глав отдельных религиозных общин (муфтий), орденов, братств.
Вали, Авлия — праведник, приближенный к Аллаху, усердствующий в молитвах, поминании Аллаха и других видах поклонения.
Улемы или алимы — собирательное название признанных и авторитетных знатоков теоретических и практических сторон ислама. Со временем стало уважительным прозвищем.
Аятолла — шиитский религиозный титул. Удостоенные этого титула являются экспертами в исламоведении, юриспруденции, этике и философии и обычно преподают в школах религиозных наук.
Великий аятолла или марджа — шиитский религиозный титул. Данный титул носят исламские ученые, достигшие больших высот в исламском праве (фикхе) и методологии (усуле), и имеющие право издавать фетвы (шариатские заключения по тем или иным вопросам).
Имам (шиизм) — согласно теологии Двенадцати, основному течению в шиизме, имамы были прямыми духовными наследниками пророка Мухаммеда. Первым имамом был его зять Али, бывший четвёртым халифом.
В Йемене имам — глава общины и государства зейдитов (до 1962 года).
Ишан — титул или прозвище, которым называют руководителей суфийских тарикатов (братств) и глав общин исмаилитов. Кроме того, в Средней Азии ишанами также называют представителей рода, ведущего своё происхождение от пророка Мухаммеда.
Кади — шариатский судья, выносящий решение на основе самостоятельного истолкования Корана и Сунны. В Османской империи кади выполнял также нотариальные и некоторые административные функции на территории округа, называвшегося кадилык или каза. От кади произошёл средневековый испанско-португальский титул Алкайд.
Кербалаи — почетный титул мусульманина, преимущественно шиита, совершившего паломничество в Кербелу.
Мешеди — почетный титул мусульманина, преимущественно шиита, совершившего паломничество в Мешхед.
Молда — слово, присоединяемое до революции в Казахстане в качестве составной части к именам мужчин, получивших мусульманское образование. Молда — мулла, грамотный человек.
Муджаддид — обновитель веры. Согласно хадису пророка Мухаммеда, каждые сто лет среди мусульман будут появляться люди, которые будут обновлять Ислам. К муджаддидам были причислены: Умар ибн Абд аль-Азиз, Имам аш-Шафи’и, Имам аль-Ашари, Имам аль-Газали, Имам ар-Рази, Ибн Дакик Ид, Имам ас-Суюти и другие.
Муджахид, Моджахед, Гази — участник джихада, а также любой мусульманин, чья борьба укладывается в причинные рамки одного из определений джихада.
Муджтахид — учёный, достигший уровня иджтихада.
Мударрис — факих, преподаватель медресе, знаток методики юриспруденции и этико-правовых норм ислама.
Муфассир — толкователь (комментатор) Корана, автор тафсира.
Мухаддис — учёный, глубоко изучивший науку о хадисах.
Мухтасиб — служащий специальной организации, руководствующийся законами шариата и следящий за претворением в жизнь исламских моральных норм. Мухтасибы также обладали правом налагать за провинности различные виды наказания (тазир), а также выполняли полицейские функции. Составной частью работы мухтасиба была профилактика правонарушений, для чего они проводили кампанию просвещения населения. В зависимости от тяжести правонарушения мухтасибы могли предупреждать, либо в крайнем случае наказывать публичным побиванием палками.
Муэдзин, Азанчей — в исламе: служитель мечети, призывающий с минарета мусульман на молитву. Первым муэдзином был Билал ибн Рабах.
Наиб — в средневековых мусульманских государствах (Арабском халифате, Золотой Орде и др.) правитель округа или провинции, в азербайджанских ханствах — управляющий магалом (округом, провинцией). В имамате Шамиля — его уполномоченный, осуществлявший военно-административную власть на определённой территории. В некоторых современных мусульманских странах Востока — заместитель какого-либо начальника или духовного лица, иногда — начальник местной полиции, старшина сельской общины. В Османской империи — судья шариатского суда, заместитель верховного судьи, помощник кадия.
Праведные халифы — в суннитском исламе — четыре первых халифа (правителя мусульман), при которых ислам осуществлял активную внешнюю экспансию и халифат увеличивался в размерах.
Амир аль-муминин (повелитель правоверных) — титул халифов и других мусульманских правителей. Если правитель, носит титул амир аль-муминин, то это означает не только его политическую власть, но духовную. По мнению суннитов, первым, кому был дан титул амир аль-муминин, был Умар ибн аль-Хаттаб. По мнению шиитов, титул был дан Али ибн Абу Талибу ещё во время жизни пророка Мухаммеда и принадлежит только ему. Титул амир аль-муминин принимали халифы из династии Омейядов и Аббасидов и до сих пор используется в отношении некоторых мусульманских лидеров и современных арабских монархов.
Амир аль-муслимин (повелитель мусульман) — официальный титул главы государства Альморавидов. В 1061 Юсуф ибн Ташфин отстранил своего дядю Абу Бакра ибн Умара от руководства и первым принял титул амир аль-муслимин. Титул амир аль-муслимина давал Альморавидам, по крайней мере в глазах юристов, квазирелигиозную санкцию.
Факих — учёный в области мусульманского права.
Хаджи — почетный титул мусульманина, совершившего хадж — паломничество в Мекку.
Халиф, Халифа — название самого высокого титула у мусульман. В разные времена взгляды на его содержание были разными. Во всех своих распоряжениях, решениях и делах в интересах уммы халиф ограничен законами шариата. Также в системе Халифата нет наследования в правлении, а наоборот байат (присяга) является методом для избрания халифа. Хариджиты называли халифом выборного правителя, ограниченного волей мусульманской общины.
Хафиз — хранитель Корана, запоминающий его наизусть. Мусульманин, причисляемый к духовному сословию ввиду знания всего Корана наизусть.
Худжат аль-ислам — шиитский религиозный титул, рангом ниже аятоллы, примерно соответствует епископу в христианстве.
Шахид — мусульманин павший за веру, мученик.
Шейх — почётное название видного богослова в исламе. Другие значения:
Духовный наставник, ишан, глава тариката.
Учитель, руководитель религиозной группы.
Руководитель группы паломников, совершающих зиярет к святому месту, организующий ритуал.
Человек, живущий при святом месте и помогающий паломникам совершить зиярет.
Вождь племени арабов на Аравийском полуострове.
Любой человек, являющийся Эмиром именуется Шейхом.
Среднеазиатские кишлаки, расположенные около святых мест и занимающиеся только обслуживанием паломников, называются кишлаками шейхов. Иногда шейхами провозглашают лидеров исламских организаций.
Шейх-уль-ислам — титул высшего должностного лица по вопросам ислама в ряде исламских государств. В ряде исламских обществ титул шейх-уль-ислама обозначал должность верховного судьи (верховного кадия).
Жёны султанов в Османской империи носили титул кадын-эфенди. Это были женщины, родившие дочерей от султана. Иногда кадын-эфенди становилась бывшая жена-султанша потерявшая сына, но имевшая дочь. Султан мог иметь от четырех до восьми жён. Первая жена была старшей, за ней была вторая, третья, четвёртая и т.д. по очереди. Жёны султана жили в своих покоях и имели своих служанок. Когда одна из кадын-эфенди вдруг умирала, то на её место приходила другая наложница из числа икбал.
Икбал – беременная наложница, которая ожидала ребенка от султана. Эти девушки уже могли пользоваться почтением в гареме. Но они должны были быть очень осторожными, ведь при выкидыше их могли перевести в служанки. Чтобы беременным было комфортно, их переводили в специальные покои и пристраивали к ним прислугу. Прежде чем икбал становилась кадын-эфенди, главный евнух оповещал султана о её повышении. Если султан одобрял, женщина получала специальную грамоту и для неё начинали шить новые наряды. Затем ей выделяли отдельную комнату и знакомили с традициями османской семьи, в которую ей предстояло войти.
Как жёны султана делили с ним ночи
Жены жили в своих покоях. В специальных апартаментах султан встречался со своими женами по очереди. Свои ночи он мог проводить с любой из них, в том числе и с другими девушками из своего гарема. Однако ночь с четверга на пятницу он должен был проводить только с одной из своих жён. Если же три пятничные ночи подряд султан игнорировал одну из жен, то она могла на него пожаловаться кадию. График посещения покоев султана женщинами вела хазнадер. В истории был случай, когда Гюльфем-хатун продала свою очередь другой девушке, чтобы собрать деньги на строительство мечети. Узнав об этом, разозлившийся султан Сулейман казнил её. Подробнее об этой истории вы можете почитать в нашей статье про Гюльфем-хатун.
Взрослеющие сыновья султана отправлялись для дальнейшего обучения служить в свои санджаки. С ними отправлялись и их матери. Эта традиция сохранялась долгое время, но потом шехзаде были вынуждены всю жизнь проживать в гареме и дожидаться своего восхождения на престол, либо своей смерти. Кто-то из них становился султаном, а кто-то погибал от болезни или рук палачей. А жены султана после его смерти или свержения отправлялись в старый дворец и их покои занимали жены нового султана.
Несмотря на то, что султан по очереди проводил ночи со своими женами, нельзя сказать, что он любил всех их одинаково. Истории известны случаи, когда османский султан любил одну женщину из своего гарема больше остальных и, соответственно, уделял ей больше внимания. К примеру, Султан Сулейман, Султан Селим и Султан Ахмед даже заключили законные браки со своими любимыми жёнами. А между женщинами Сулеймана даже произошла драка – Махидевран-султан избила Хюррем-султан, за что и была выслана из дворца вместе с сыном в санджак.
Был и другой случай, произошедший между женами султана Авджи Мехмеда. Его старшая жена, Гюльшун-султан, из ревности убила новую возлюбленную своего мужа-султана, карие Гюльбеяз. Она сбросила её со скалы во время пикника на крутом берегу моря. Вот так жестоко женщина избавилась от своей главной соперницы.
- Некоторым жёнам удавалось вмешиваться во внутреннюю и внешнюю политику, оказывая влияние на султана. Эту эпоху в Османской империи назвали женским султанатом.
Отношения кадын-эфенди с султаном и в гареме
Летом жёны султана облачались в легкие накидки, а зимой носили шубы. Когда им предстояло пройти мимо султана, они снимали свою верхнюю одежду и передавали её своей служанке. Жены не имели права сесть, пока султан им не разрешал. Ведь перед ними их муж в первую очередь Правитель Османской империи. Без его воли они не могли даже разговаривать.
Другие женщины в гареме обязаны были их уважать и в знак почтения целовали подол её юбки. А если одна жена хотела поговорить с другой, она отправляла к ней свою служанку, чтобы узнать может ли та уделить ей время, чтобы встретиться. Конечно, отношения у них были чисто формальными.
Султанские жёны должны были выходить только в сопровождении своих служанок и помощников. Евнух, который сопровождал жену султана, должен был следовать везде за её каретой пешком. Если же женщины отправлялись куда-нибудь все вместе, то каждая ехала в своей повозке с соблюдением порядка старшинства.
Чем занимались жёны султана
В те времена у жён султана было достаточно развлечений и занятий. Но основное, чему они уделяли кучу времени – это уход за своей внешностью. В особенности много они ухаживали за своими волосами. Поскольку их одежда практически ничем не отличалась от мужской, волосы были единственным их инструментом красоты для привлечения внимания мужа. Поэтому они часами просиживали у зеркала, заплетая волосы. Волосы украшались дорогими лентами и шпильками. На голове они носили вельветовые шапочки, которые были усыпаны жемчугами и бриллиантами. Летом это были шапочки из легкой тонкой ткани или косынка. Летние головные уборы украшались цветком или эгреткой (специальной брошью с драгоценными камнями и перьями).
Покои жены султана
Каждая султанская жена имела свою комнату. Покои второй, третей и четвертой располагались с правой стороны от внутреннего двора гарема. Покои главной жены находились непосредственно во внутреннем дворе Валиде-султан, около зала, в котором находится камин.
Покои второй жены султана были с деревянной дверью и имели низкие диванчики. В них две комнаты. Первая маленькая комната имела низкий потолок, а стены были украшены фарфоровой плиткой. Оттуда ведёт узкий коридорчик. Туалет находится по правой его стороне, а лестница по левой. Эта лестница ведёт на второй этаж в главную комнату. На стенах этой комнаты тоже фарфоровая плитка, но потолок уже высокой куполообразной формы с каллиграфической росписью. В комнате каждой жены обязательно было несколько полочек на стене, камин для отопления и мойка с кранами для умывания.
Вот ради таких привилегий, богатства и возможности стать в будущем Валиде-султан девушки в гареме стремились стать женой султана. Некоторые из этих девушек добились своего и навсегда вошли в историю Османской империи.
Вопреки распространённому мнению, Султан Ибрагим не был сумасшедшим. Возможно, у него был панический страх смерти, доставшийся ему от жизни в Клетке. Помимо Кёсем Султан было ещё одно знаковое имя для эпохи правления Ибрагима: Джинджи Ходжа, которого Халиль Иналджик называл Османским Распутиным.
Если взглянуть на события, произошедшие до восхождения на престол Султана Ибрагима (а правление его было сложным и с точки зрения астрологии всяко неудачным) или же на начало 17 века в целом, то мы увидим панораму из военных и административных преобразований и следующих друг за другом переворотов, причиной которых был сам Падишах — гарант Имперской власти, не справляющийся со своими обязанностями, и его гарем, постоянно пытающийся вмешиваться в управление государством.
Главной причиной падения авторитета Падишаха было проживание переставших выезжать в санджаки шехзаде в Кафесе, усиление влияния гаремных аг и попытки Валиде Султанш управлять государством наравне с Правителями. Считается, что именно это стало причиной непреодолимых кризисов, слабости власти, восстаний в Анатолии и, как результат, истощения государственной казны.
Также этот исторический период отмечен не особо неудачными Султанами при власти: взошедшие на трон в нежном возрасте (Мурад IV, Мехмед IV, Адмед I), сумасшедший (Мустафа I), с проблемной психикой (Ибрагим), неопытный и пытавшийся невовремя провести реформы (Осман II). Это привело к появлению “женского султаната” и “султаната гаремных аг”, которые тяжкой ношей взвалились на плечи государства. Период диктатуры и страха (при Мураде IV), при котором авторитет власти хоть немного был восстановлен, сменился “Соболиной эпохой” (при Ибрагиме); на трон один за другим восходили четыре Султана, двое из них были казнены. Это подорвало авторитет не только самого Правителя, но и Великого Визиря, который перестал быть “абсолютным уполномоченным” Султана и превратился в пешку Дарюссааде аг и Валиде Султанш. Это вылилось в слабость властных структур, невозможность принятия решений или же принятие решений, выгодных определённой группе людей. Когда авторитет Султана был подорван окончательно, во власть пробились не только члены гарема, но и военные группировки, которых на плаву поддерживали финансовые вливания Валиде Султанш. Иногда последние получали от этого выгоду, но иногда им это дорогого стоило. Среди растущих в численности военных возникали потасовки по поводу улюфе, организация постоянных джюлусов стала неподъёмно дорогой, государство приближалось к дефолту. Во время правления Мурада военные были отстранены от госуправления, Империя будто снова налилась жизнью после затяжной болезни — дела в казне пошли лучше. Но свержение предыдущего Султана Османа II из-за неудачи в Хотыне и его попытки военной реформы, а также возросшие расходы на флотилию во время кипрского кризиса при Ибрагиме оставили страну у разбитого корыта с материальной точки зрения. В этот период к власти пришло несколько прогрессивных Великих Визирей, желавших сменить устоявшийся порядок (например, Софу Мехмет, Ипшир, Кара Мустафа), но они не сумели совладать с гаремом и, соответственно, ничего из запланированного не смогли претворить в жизнь, а некоторые даже этой самой жизни лишились. Вот в такой период после череды низложений и интронизаций, в атмосфере казней, взяток, коррупции, блестящих побед и горьких поражений в 1640 году на трон взошёл Султан Ибрагим.
Он вызывал жалость. Говорили, что его одежда в Клетке была такой жалкой, что любой, увидевший её, несомненно проникся бы жалостью к Ибрагиму. Он жил в страхе. Когда в полночь к нему пришёл ага сообщить о смене его статуса, он заявил: “Чего вам от меня нужно? Дай Аллах моему брату доброго здравия, а в троне у меня нет нужды”, чем вынудил вызвать Кёсем Султан. Ибрагим никак не мог поверить, что Мурад IV умер, его даже пытались убедить взглянуть на мёртвое тело. Ибрагим десятки лет жил в ожидании кончины такого жестокого Султана, как Мурад IV, подобное существование не оставило ему ничего иного, кроме постоянного панического страха казни. Нового Султана пришлось буквально выволакивать на джюлус из Шимширлика. Он несколько раз открывал лицо покойного брата, пытаясь поверить в произошедшее, чем подбросил пищу для подробных описаний труженикам пера разного рода. Ему действительно было сложно поверить в смерть Мурада IV, да и ожидать иное было бы ошибкой. Султан Ибрагим никогда не забывал, как во дворце поднималась паника при казни шехзаде, давно вышедших из отрочества, как Кёсем Султан в последний момент спасла его самого от шёлкового шнурка, как ему смогли уберечь жизнь, никому не показывая на глаза, чтобы о нём часом не вспомнил Мурад IV. Воспоминания, о которых невозможно избавиться, и управляли всей последующей жизнью По словам путешественника Дю Лоара, Мурад IV хотел убить шехзаде Ибрагима, уже будучи на смертном одре. Кёсем Султан с трудом сумела отговорить пришедших аг — она раздала им значительные взятки и уверила, что Мурад IV доживает свои последние часы. Умирая Мурад IV хотел положить конец династии Османов или же к власти, по его мнению, к власти должен был прийти один из славных представителей Крымского ханства, этого мы уже не узнаем, но Шехзаде Ибрагим выжил. На трон он взошёл, будучи единственным выжившим шехзаде и не имея ни одного наследника.
Гравюка Поля Риколя, на которой Кёсем Султан показывает своему сыну Ибрагиму тело Мурада IV.
Шимширлик был подобен тюрьме. Долгие годы, которые провёл там Ибрагим, не только пошатнули его душевное равновесие, но и лишили мало-мальски приличного образования. Трактат Кочи-бея Гюмюрджинского — важный источник для понимания эпохи. Во времена, когда государственные институты стали изживать себя, многие писатели брали в руки перо и, не стесняясь в выражениях, изливали на бумагу свои треволнения о будущем империи. Если внимательно следить за текстом данного трактата, разница в образовании двух Падишахов будет словно на ладони. Трактат, представленный Мураду IV, касался причин возникших неурядиц, некомпетентности кадров, необходимых преобразований и поиска различных решений для вывода государства из кризиса. А трактат, предложенный Султану Ибрагиму, советовал Падишаху, как необходимо правильно раздавать приказы Великому Визирю, как себя следуют вести с богословами и что собой представляет придворная челядь. То есть, судя по этому трактату, можно прийти к выводу, что Султан даже не знал перечня служащих дворца, в котором сам же и жил, что само по себе является прекрасным отображением эпохи правления Султана Ибрагима. Началась “Соболиная эпоха”, власть по большей части сосредоточилась в руках Великого Визиря Кара Мустафы Паши и Кёсем Султан. Судьба снова улыбнулась Кёсем, как это уже было в первые годы правления Мурада IV. Назидания Кочи-бея имели влияние на Султана в начале его правления, всё шло неплохо, пока на посту Великого Визиря был Кара Мустафа Паша, который позже был казнён. Среди архивных документов есть ферман, написанный Султаном Ибрагимом и адресованный кадию: “Возьми под контроль ремесленников”, или “Разреши народные жалобы, восстанови курс акче”, адресованный Великому Визирю. Судя по этим документам, историки рисуют портрет совершенно иного Ибрагима. Но свидетели тех событий, такие как Наима или Карачелебизаде, и сведения, которые подавались на рассмотрение Кёсем Султан, проливают свет на реальное состояние дел.
Панический страх смерти
Придворные величали его Хюсейин Эфенди, но в историю он вошёл как Джинджи Ходжа. Историк Халиль Иналджик не напрасно назвал его “Османским Распутиным”. Ирония судьбы: человеком, лучше всего знакомым с Джинджи Ходжой, был Эвлия Челеби. О близости Султана и Ходжи Челеби рассказывает следующее:
Ближе его Падишаху никого не было. Он был даже ближе к Султану, чем Великий Визирь или Валиде. Если Султан садился в карету, они непременно садились вместе. Если он восседал на паланкин, то они непременно восседали вместе.
Эвлия Челеби в присущей ему манере описывает, как он учился в медресе Хамида Эфенди вместе этим шейхзаде, прибывшим из Сафранболу, и как тот в короткий срок возвысился при дворе.
Хюсейин Эфенди появился на сей свет в Сафранболу в семье шейха, но сам он ведёт свою генеалогию до Сельджукских правителей и даже самого Мевляны. Был он студентом медресе и учеником богослова, а потом решил заняться выдуванием — по некоторым источникам, пойдя по стопам отца, по некоторым — благодаря благословенному дару, которым наделил его Всевышний. Когда Шейх Эфенди, при котором он служил, получил назначение кадием, он не захотел брать с собой Хюсейина Эфенди, поскольку к последнему возрос интерес необразованных народных масс. На вмешательство некоторых уважаемых ходжей у шейха эфенди вырвалось: “Эй, Эфенди, у нас честь имеется! Или нам взять с собой выдувающего детям и бабам колдуна, которому больше нечем заняться, чтобы нас на государственной службе подняли на смех?!”
Во время панических атак Султан Ибрагим не находил общий язык даже с матерью. Кёсем кое-как справлялась с сыном и с ситуацией, но о происходившем в гареме начинали судачить за его пределами. Одной из гёзде Ибрагима Шекерпаре досталось от Кёсем в гаремной потасовке, в последствии Ибрагим сослал свою гёзде на остров Сакыз (Хиос), а всё её имущество было национализировано. Процесс изъятия нажитых богатств — прекрасная иллюстрация к правлению Ибрагима. У его бывшей гёзде было найдено 16 сундуков и 250 мешочков, то есть 25 миллионов серебряных акче. Реакция Ибрагима шокировала слышавших: “Вот гявурка! А мне говорила, что ей даже есть нечего! Это ведь всё мои кровные!” Считается, что во времена Ибрагима должности раздавались за взятки: за соболей и поддерживающую мужскую силу амбру, на которую Падишах ввёл дополнительный вид налога. Ибрагим придумал новый тип платья, расшитого снаружи соболями и на пуговицах из драгоценных камней, стоил этот наряд 8000 курушей, т.е. приблизительно 6000 золотых. Государственным чиновникам султанским ферманом было велено приносить ко двору соболиных мех. Это возмутило богословов и насмешило народ. Столица стала полниться молвой. А в это самое время Джинджи Ходжа продолжал свою деятельность и становился всё известнее и известнее. Даже служащие при дворе начали чувствовать себя без него, как без рук, покупать и продавать должности стали только с его одобрения. Он быстро стал подниматься по государственной лестнице.
Джинджи Ходжа был приближён также и к Кёсем Султан
Сначала был издан приказ о назначении Джинджи Ходжи на должность мюдерриса (профессора) в медресе Харидж. Пока это назначение обсуждалось, новым ферманом Ходжу назначили мюдеррисом в медресе Сахн, а ещё через несколько дней ему передали пост мюдерриса в медресе Сулеймание, а кроме того, жаловано должность наставника Падишаха и кадия Галаты. Все эти назначения были осуществлены, несмотря на протесты мудрого Шейхульислама Яхьи Эфенди. Из-за этот Яхья Эфенди даже простился с жизнью. Тем временем у Ибрагима родились наследники, 5-6 хасеки были жалованы наделы, прибыль от которых выплачивалась государством; доходы от них выросли до 100.000 курушей, это значит, что возросли и расходы государства. В это время венецианцы перекрыли пролив Чанаккале. Джинджи Ходже удалось отстранить от власти важных политиков благодаря своей близости к Султану Ибрагиму и Кёсем Султан. Облога Крита, начатая 1645 году, продолжалась. Часть дворца обшили соболями. Отыскать соболиный мех стало проблематично, а на имеющийся цены зашкаливали, русские и казаки не успевали поставлять соболя, распространяющиеся слухи о взятках породили бурления среди госчиновников, военных и народа. Последним безумством Султана Ибрагима стала попытка построить лодку, украшенную драгоценными камнями. На этом приготовления к восстанию были начаты. Предводителем был опытный ага янычар Кара Мурат Ага. На одну из дворцовых свадеб Великий Визирь пригласил и янычарских капитанов, но они не пришли, опасаясь, что это ловушка.
Янычарские аги и улема собрались на площади Султанахмед. Дворцовые ворота отпёрли бостанджи, не оказав никакого сопротивления. Шехзаде Мехмеду, которому было всего 7 лет, сразу присягнули на верность. Ибрагима снова закрыли в клетке с двумя наложницами, которым надлежало коротать с ним это заключение. Хотя Мехмед IV и был возведён на престол, жители Эндеруна стали возмущаться: “Как так, разве можно “хоронить” Падишаха заживо?! Его стоить выпустить!”. Среди военных также были недовольные, реакция народа не заставила себя долго ждать, поползли слухи, так что палач Кара Али задушил Падишаха шёлковым шнуром. Таким образом тем жарким августовским днём подошла к концу Соболиная эпоха.
Дворцовый знахарь, о котором Эвлия Челеби писал “Если Султан садился в карету, за ним садился и Джинджи”, в последние годы правления Ибрагима стал терять влияние при дворе. Несколько раз в перерывами его назначали на должность Анатолийского кадия, но в итоге его окончательно сняли в 1646 году и выслали из дворца. Сначала его сослали в Измит, позже ему всё-таки было позволено приехать в Стамбул, потом Султан Ибрагим, не совладав со своим гневом, отправил Джинджи Ходжу в Галиполи. Тот вернулся через пару недель в Стамбул, но от его влияния не осталось и следа, он продолжал заниматься выдуванием. Со свержением и казнью Ибрагима Джинджи Ходжа остался без покровителя. Когда на трон взошёл Мехмед IV, обнаружилось, что казна пустует, к Джинджи обратились за займом, тот деньги давать он отказался. В его доме провели обыск и обнаружили сундуки, наполненные золотом, мешки, набитые драгоценностями, и более пятидесяти соболиных мехов. Всё это было конфисковано в пользу государства. Опасаясь остатков влияния, Джинджи Ходжу сослали в санджакбей Ибрим, входивший в состав Абиссинии (Эфиопии), но по дороге туда он заболел, сначала ему предоставил пристанище Крымский Хан, потом ему было позволено возвратиться в Стамбул. В столице Джинджи Ходжа каждому встречному жаловался на отобранное у него состояние, чем, в итоге, и навлёк на себя преждевременную смерть.
Читайте также: