Если бы были даны заверения президента и правительства соединенных штатов автор письма

Обновлено: 04.07.2024

. Чтобы избежать какой-либо неправильной оценки со стороны Вашего правительства того, что касается Кубы, я публично заявил, что если на Кубе произойдут определенные события, Соединенные Штаты предпримут все, что надлежит предпринять для защиты своей собственной безопасности и безопасности их союзников.

Более того, Конгресс страны принял резолюцию, выражающую его поддержку этой провозглашенной политики.

Несмотря на это, на Кубе продолжалось быстрое развитие баз ракет дальнего действия и других систем наступательного оружия. Должен сказать Вам, что Соединенные Штаты полны решимости, чтобы эта угроза безопасности для нашего полушария была устранена.

Я надеюсь, что Ваше правительство воздержится от любых действий, которые расширили бы или углубили этот кризис, уже носящий серьезный характер, и что мы сможем договориться вновь встать на путь мирных переговоров.

б) Хрущев — Кеннеди, 23 октября

. Должен откровенно сказать, что намеченные в Вашем заявлении меры представляют серьезную угрозу миру и безопасности народов.

Соединенные Штаты открыто становятся на путь грубого нарушения Устава Объединенных Наций, на путь нарушения международных норм свободы судоходства в открытых морях, на путь агрессивных действий как против Кубы, так и против Советского Союза.

Устав Организации Объединенных Наций и международные нормы не дают права ни одному государству устанавливать в международных водах проверку судов, направляющихся к берегам Кубинской Республики.

Мы подтверждаем, что оружие, находящееся на Кубе, независимо от того, к какому классу оно относится, предназначено исключительно для оборонительных целей, чтобы обезопасить Кубинскую Республику от нападения агрессора.

в) Кеннеди —Хрущеву, 24 октября

Я надеюсь, что Вы немедленно дадите необходимые инструкции вашим судам соблюдать условия карантина, основа которого была создана голосованием Организации американских государств сегодня около полудня и который вступит в силу в 14-00 по гринвичскому времени 24 октября.

г) Хрущев — Кеннеди. 24 октября

Вы, господин Президент, объявляете не карантин, а выдвигаете ультиматум и угрожаете, что если мы не будем подчиняться Вашим требованиям, то Вы примените силу. Вдумайтесь в то, что Вы говорите! И Вы хотите убедить меня, чтобы я согласился с этим! Что значит согласиться с этим требованием? Это означало бы руководствоваться в своих отношениях с другими странами не разумом, а потакать произволу. Вы уже апеллируете не к разуму, а хотите запугать нас. Я не могу с этим согласиться. Советское правительство не может дать инструкции капитанам советских судов, следующих на Кубу, соблюдать предписания американских военно-морских сил, блокирующих этот остров.

. Мы не будем просто наблюдателями пиратских действий американских кораблей в открытом море. Мы будем тогда вынуждены со своей стороны предпринимать меры, которые сочтем нужными и достаточными для того, чтобы оградить свои права. Для этого у нас есть все необходимое.

д) Хрущев — Кеннеди. 26 октября

Если бы были даны заверения президента и правительства Соединенных Штатов, что США не будут сами участвовать в нападении на Кубу и будут удерживать от подобных действий других, если Вы отзовете свой флот, — это сразу все изменит.

. Наша цель была и есть — помочь Кубе, и никто не может оспаривать гуманности наших побуждений, направленных на то, чтобы Куба могла мирно жить и развиваться так, как хочет ее народ.

. Я вношу предложение: мы согласны вывезти те средства с Кубы, которые Вы считаете наступательными средствами. США, со своей стороны, учитывая беспокойство и озабоченность Советского государства, вывезут свои аналогичные средства из Турции.

е) Хрущев — Кеннеди. Устное послание. 30 октября . Мы получили от Вас заверение, что Вы не будете вторгаться на Кубу и что не позволите этого сделать другим, а мы при этом условии вывозим оружие, которое Вы назвали наступательным.

И вот на этих компромиссных взаимных уступках этот вопрос решен.

К общему нашему удовлетворению мы перешагнули, может быть, даже через самолюбие. Видимо, найдутся такие бумагомаратели, которые будут выискивать блох в нашей договоренности, копаться, кто кому больше уступил.

А я бы сказал — мы оба уступили разуму и нашли разумное решение, которое дало возможность обеспечить мир для всех, в том числе и для тех, которые будут пытаться что-то выискивать.

ж) Хрущев — Кеннеди. Устное послание. 10 декабря 1962 г.

. Мы с Вами подошли сейчас к завершающей стадии ликвидации напряженности вокруг Кубы. Наши отношения теперь входят уже в нормальную колею, так как все те средства, размещенные нами на территории Кубы, которые Вы считали наступательными, вывезены, и Вы в этом убедились, о чем вашей стороной уже было сделано заявление.

Мы ценим то, что Вы, как и мы, не догматически подходили к решению вопроса о ликвидации возникшей напряженности. Понимание и гибкость, проявленные Вами в этом деле, высоко оцениваются нами, хотя наша критика американского империализма остается, конечно, в силе, потому что этот конфликт был действительно создан политикой Соединенных Штатов в отношении Кубы. (27. С. 201-204)

Где бы ни находился Хрущев, он интересовался ходом перебазирования на остров огромной армады. Так, будучи в Ташкенте, Никита Сергеевич 5 октября в 17.20 московского времени позвонил по ВЧ генерал-полковнику СП. Иванову:

– Как идет перевозка?

– Все ясно. Благодарю. Желаю успеха.

В отсутствие Хрущева в Москве его замещал Ф.Р. Козлов. На его имя (для передачи Верховному Главнокомандующему) Малиновский дополнительно к состоявшемуся накануне разговору сообщил 5 октября 1962 года:

Хрущев счел необходимым огласить донесение на очередном заседании Президиума ЦК 24 июня 1961 года. Решили срочно проинформировать через советского посла Фиделя Кастро о грозящей ему опасности .

Ракетным войскам, составляющим основу обороны Советского Союза и о. Куба, быть в готовности по сигналу из Москвы нанести ракетно-ядерные удары по важнейшим объектам Соединенных Штатов…

Американцы впервые почувствовали смертельный холодок в душе. Отделенные от всех в мире великими океанами и окруженные дружественными, слабыми соседями, в США до этого не понимали по-настоящему, что такое ядерная опасность. Люди стали скупать бомбоубежища, глубокие подвалы, сухие продукты, консервы. Пресса подливала масла в огонь, указывая, до каких городов могут долететь советские ракеты. Обстановка истерии могла подтолкнуть американских руководителей на решительные действия.

В Пентагоне всерьез рассматривали возможность воздушного удара по советским ядерным объектам. Думаю, если бы он был нанесен, не исключено, что Москва, не зная всех деталей превентивной бомбардировки, могла дать добро на ответные действия. Вероятно, процентов двадцать-двадцать пять советских ракет после американского удара могло уцелеть, и в первом (и вероятно, последнем) пуске на города США обрушилось бы 10–12 ядерных устройств. Половина из них-мегатонной мощности! Так могла начаться самая страшная война на планете Земля, последствия которой могли быть самыми ужасными.

Первые лица двух мощнейших государств были готовы к самым страшным действиям. Хрущев несколько дней не покидал своего кабинета. Вооруженные силы двух лагерей были приведены в полную боевую готовность. Непоправимое могло произойти в любую минуту. У Кеннеди хватило выдержки, и в 1 час 25 минут 25 октября 1962 года в совпосольство в Вашингтоне было доставлено его послание Хрущеву, которое тут же было передано в Москву. В нем, в частности, говорилось:

«Уважаемый г-н Председатель.

Я получил Ваше письмо от 24 октября и очень сожалею, что Вы все еще, кажется, не понимаете, что именно руководило нами в этом деле… (введение блокады Кубы. – Д.В.). Наше правительство получило совершенно ясные заверения от Вашего правительства и его представителей – как публичные, так и по неофициальным каналам, – что никакого наступательного оружия на Кубу не посылалось. Если Вы еще раз посмотрите заявление, опубликованное ТАСС в сентябре, Вы увидите, сколь ясно было дано это заверение… Все эти публичные заверения были ложными, и Ваши военные приступили недавно к созданию комплекса ракетных баз на Кубе…

Я надеюсь, что Ваше правительство предпримет необходимые действия, позволяющие восстановить существовавшее ранее положение.

Все продолжали молчать. Хрущев огласил послание американского президента, обвел длинный стол глазами, спросил:

– Что будем делать?

Я приведу несколько фрагментов этого любопытного документа, сочиненного, в основном, под диктовку Хрущева в момент, когда мир был буквально в полушаге от ядерного катаклизма. Впрочем, судите сами о содержании послания.

«Уважаемый господин Президент.

Невежественность, дремучая некомпетентность утверждений Хрущева потрясают. Но почему ни один член Президиума при утверждении письма, ни один маршал или генерал не сказали первому секретарю, что в письме – явная глупость, так можно только выставить себя на полное посмешище. Но традиция большевизма продолжалась: первому лицу не возражали. Утверждать, что ядерные ракеты не наступательное оружие… Как же мыслил Хрущев?

Или дальше в письме:

По дипломатическим каналам Хрущев сообщил, что мы вывезем ракеты с Кубы, а вы дайте обещание, что не нападете на остров. Спасительная формула была найдена, что позволило позже Хрущеву свое унизительное отступление изобразить как безоговорочную победу. Но по большому счету то была победа разума, победа для всех.

В США были близки к истерии. Генералы требовали немедленного удара по советским ракетным установкам. Эта суббота могла стать роковой для всего мира. Если бы Кеннеди изменила выдержка и удар был бы нанесен, уцелевшие ядерные ракеты (импульсивному Хрущеву тогда было бы трудно удержаться от ответного шага) могли до основания потрясти Америку. То была бы самая страшная земная катастрофа в истории человеческой цивилизации.

Дальнейшее известно. Кеннеди через своего брата Роберта связался с совпослом Добрыниным, которому передал: если СССР выведет свои ракеты с Кубы, то нападения на нее не будет.

Всю ночь на 28 октября члены Президиума провели в кабинете Хрущева. Первый секретарь, уже решивший про себя отступить, зачитывал одну за другой телеграммы разведки, по которым выходило, что промедление с принятием решения – это война, ибо американцы обязательно нанесут удар. Вновь все засели за коллективное написание письма. Прямо здесь, в кабинете. Получалось плохо, ибо советские руководители (начиная с секретаря райкома партии) никогда сами не писали докладов и речей, а умели лишь налагать начальственные резолюции.

Страна спала, совершенно не ведая, что коммунистические руководители сначала подвели ее к последней роковой черте, а сейчас лихорадочно пытаются оттащить державу от страшного обрыва.

Шифровать текст было уже некогда. Письмо американскому президенту начали передавать по радио открытым текстом, когда последняя страница еще редактировалась за длинным столом Хрущева…

Когда судьбу мира и войны решали минуты, идеологическая риторика все равно была обязательна. Это необходимый атрибут большевизма – светской религии.

Дальше последовало: гнев Кастро, обсуждение деталей вывода войск, демонтаж и разрушение стартовых площадок на Кубе, унизительная инспекция кораблей, вывозивших ракеты в СССР. На стол начальника Главного оперативного управления Генштаба СП. Иванова ложились тогда одна за другой телеграммы, которые уже никто и не думал показывать Хрущеву…

У Хрущева и Кеннеди хватило здравого смысла договориться и избежать самого худшего. Две недели октября 1962 года навсегда вошли в историю человечества как одна из кульминаций противоборства двух разных миров. Но, может быть, этот кризис и ускорил осознание хрупкости жизни в ядерный век и приоритета общечеловеческих ценностей над идеологическими мифами?

Свидетельство и скидка на обучение каждому участнику

РОЛЬ ДЖ. КЕННЕДИ И Н. ХРУЩЕВА

В УРЕГУЛИРОВАНИИ КАРИБСКОГО КОНФЛИКТА

Из переписки президент США Дж. Кеннеди и Председателя Совета Министров СССР Н. Хрущева в период Карибского кризиса.

“Уважаемый господин Председатель!

. Чтобы избежать какой-либо неправильной оценки со стороны Вашего Правительства того, что касается Кубы, я публично заявил, что если на Кубе произойдут определенные события, Соединенные Штаты предпримут все, чтобы предпринять для защиты своей собственной безопасности и безопасности их союзников. Более того, конгресс страны принял резолюцию, выражающую его поддержку этой провозглашенной политики должен сказать вам, что США полны решимости, чтобы эта угроза безопасности данного полушария была устранена. Я надеюсь, что Ваше Правительство воздержится от любых действий, которые расширили бы или углубили этот кризис, уже носящий серьезный характер, и что мы сможем договориться вновь встать на путь мирных переговоров.

Искренне Джон Ф. Кеннеди 22 октября 1962 г.”

. Должен откровенно сказать, что намеченные в Вашем заявлении меры представляют серьезную угрозу миру и безопасности народов. Соединенные Штаты открыто становятся на путь грубого нарушения Устава Объединенных Наций, на путь нарушения международных норм свободы судоходства в открытых морях, на путь агрессивных действий против Кубы, так и против Советского Союза.

Устав ООН и международные нормы не дают права ни одному государству устанавливать в международных водах проверку судов, направляющихся к берегам Кубинской республики.

Мы подтверждаем, что оружие, находящееся на Кубе, независимо от того, к какому классу оно относится, предназначено исключительно для оборонительных целей, чтобы обезопасить Кубинскую республику от нападения агрессора,

Я надеюсь, что правительство Соединенных Штатов проявит благоразумие и откажется от проводимых Вами действий, которые могут привести к катастрофическим последствиям для мира во всем мире.

Н. Хрущев, 23 октября 1962 года”

1. Определите ситуацию, породившую данный социальный конфликт.

2. Выпишите ключевые фразы, которые показывают развитие конфликта.

3.Чем руководствовалось Советское правительство, устанавливая на Кубе ядерные ракеты? Были ли на это основания, если да, то какие? Подтвердите свое мнение фактами.

4.Как вы думаете, был ли допущен просчет со стороны советского руководства, решившего установить на Кубе ракеты? Ответ аргументируйте.

РОЛЬ ДЖ. КЕННЕДИ И Н. ХРУЩЕВА

В УРЕГУЛИРОВАНИИ КАРИБСКОГО КОНФЛИКТА

“Уважаемый господин Председатель!

Я надеюсь, что Вы немедленно дадите необходимые инструкции вашим судам соблюдать условия карантина, основа которого была создана голосованием Организации американских государств сегодня около полудня и который вступил в силу в 14,00 по гринвичскому времени 24 октября.

Искренне Джон Ф. Кеннеди”

“Вы, господин Президент, бросили нам вызов, Кто Вас просил это делать? По какому праву Вы это сделали? Вы, господин Президент, объявляете не карантин, а выдвигаете ультиматум и угрожаете, что если мы не будем подчиняться Вашим требованием, то Вы примените силу. Вдумайтесь в то, что Вы говорите?! И Вы хотите убедить меня, чтобы я согласился с этим! Что значит согласиться с этим требованием?

Это означало бы руководствоваться в своих отношениях с другими странами не разумом, а потакать произволу. Вы уже апеллируете не разумом, а хотите запутать нас… Я не могу с этим согласиться…

Советское правительство не может дать инструкции капитанам советских судов, следующих на Кубу, соблюдать предписания американских военно-морских сил, блокирующих этот остров.

. Мы не будем просто наблюдателями пиратских действий американских кораблей в открытом море. Мы будем вынуждены со своей стороны предпринять меры, которые сочтем нужными и достаточными для того, чтобы оградить свои права. Для этого у нас есть все необходимое.

С уважением Н.Хрущев. 24 октября 1962 г.”

1. Была ли достигнута советским руководством цель размещения на Кубе 42 ракет? Каково ваше мнение на этот счет?

2.Дайте краткую характеристику поведения лидеров стран в период протекания конфликта, аргументируйте свой ответ, используя текст документов.

3 группа.

ИСТОРИЧЕСКИЕ УРОКИ И ПОСЛЕДСТВИЯ КАРИБСКОГО КРИЗИСА

Из переписки Н.Хрущева и президента США Дж. Ф. Кеннеди на заключительном этапе кризиса.

“ Уважаемый господин Президент!

. Если бы были даны заверения президенты и правительства Соединенных Штатов, что США не будут сами участвовать в нападении на Кубу и будут удерживать от подобных действий других, если Вы отзовете свой флот - это все сразу изменит.

. Наша цель была и есть - помочь Кубе, и никто не может оспаривать гуманности наших побуждений, направленных на то, чтобы Куба мола мирно жить и развиваться так, как хочет ее народ.

. Я вношу предложение: мы согласны вывести те средства с Кубы, которые Вы считаете наступательными. США, со своей стороны, учитывая беспокойство и озабоченность Советского государства, вывезут свои аналогичные средства из Турции.

30 октября 1962 года”

“Уважаемый господин Президент!

. Мы с Вами подошли сейчас к завершающей стадии ликвидации напряженности вокруг Кубы, Наши отношения теперь входят уже в нормальную колею, так как все те средства, размещенные нами на территории Кубы, которые Вы считаете наступательными, вывезены, и вы в этом Цедились, о чем вашей стороной уже было сделано заявление..

Мы ценим то, что Вы как и мы, не догматически подходили к решению вопроса о возникшей напряженности. Понимание и гибкость, проявленные Вами в этом деле, высоко оцениваются нами, хотя наша критика американского империализма остается, конечно, в силе, потому что этот конфликт был действительно создан политикой Соединенных Штатов в отношении Кубы.

30 октября 1962 года”

1. Как вы считаете, в результате достигнутого соглашения о демонтировании ракетных установок и вывоза их с Кубы, был ли нанесен ущерб международному престижу Советского Союза? Ответ аргументируйте.

2. Что, на ваш взгляд, послужило главной причиной, не позволившей в роковые дни октября 1962 года разразиться мировому ядерному конфликту?

Более того, Конгресс страны принял резолюцию, выражающую его поддержку этой провозглашенной политики.

б) Хрущев — Кеннеди, 23 октября

в) Кеннеди —Хрущеву, 24 октября

г) Хрущев — Кеннеди. 24 октября

д) Хрущев — Кеннеди. 26 октября

И вот на этих компромиссных взаимных уступках этот вопрос решен.

ж) Хрущев — Кеннеди. Устное послание. 10 декабря 1962 г.

Обратив внимание Вашингтона на формулировку указанного положения, я дал понять, что оно не гарантирует защиту от преследований иностранных граждан по обвинению в экономическом шпионаже. Я писал, что "в действительности иностранцы имеют очень ограниченные возможности получения экономической информации в России. Неопубликованная информация по общегосударственным экономическим планам, не предназначенная для иностранцев, может касаться большинства аспектов экономической жизни России. А на основании "указаний ответственных лиц или на основании соответствующего статуса предприятий" часто многие простые и важные экономические данные не могут быть получены иностранными гражданами. Ограниченное знакомство с советской экономической прессой показывает, что в эту категорию могут попасть данные о сборе зерновых, о добыче золота и т. п. Отсюда сбор и получение подобного рода информации в России уже могут быть квалифицированы как экономический шпионаж".

Представьте себе мое удивление, когда после завершения переговоров с участием Литвинова в Вашингтоне в ноябре 1933 года я раскрыл газету и среди заявлений, подписанных Литвиновым в качестве предварительного условия американского признания, я нашел оба вышеприведенных спорных положения в неизменном виде. Очевидно, президент Рузвельт, которому Госдепартамент сообщил, что советское правительство уже подписывало документы с подобными формулировками, просто счел их убедительными и потребовал, чтобы Литвинов подписал новый документ с такими же положениями в качестве гарантий наших интересов. Я так и не узнал, или не был президент осведомлен, что на эти положения обратило внимание руководство США, как на не обеспечивающие интересы других стран, имеющих отношения с СССР, или же он был осведомлен об этом, но не обратил на это внимания, сочтя, что для не склонной к критическому анализу публики, в том числе для конгрессменов, указанных положений будет вполне достаточно. У общественности создалось впечатление, что американские дипломаты проявили в переговорах с Литвиновым достаточную бдительность и профессионализм.

Таким образом я получил урок, касающийся одной из характерных черт американских государственных деятелей, - их тенденции делать заявления и совершать те или иные акции, исходя не из последствий для международных дел (чего следовало ожидать), а из реакции на них американского общественного мнения и в особенности - конгресса. Политиков интересует, выглядят ли они внутри страны достаточно профессиональными и отстаивающими национальные интересы, пусть их действия и не приносят особой пользы этим интересам.

Подобно вели себя в некоторых ситуациях многие американские государственные деятели. Так поступил Джон Хэй в инциденте с "политикой открытых дверей". Так же во многих случаях поступали Франклин Рузвельт (эта характеристика Рузвельта, конечно, остается на совести автора) и Гарри Трумэн, выступивший с универсальной и претенциозной патриотической самоидеализацией - доктриной Трумэна. Даллес поступил так же, когда говорил об "освобождении" и "массированном возмездии", хотя не намеревался проводить все это на практике. Такие примеры можно было бы продолжать до бесконечности. Однако я понимаю, что каждый руководитель вынужден идти на те или иные компромиссы, чтобы в конце концов проводить ту или иную внешнюю политику (лучше всего понимал подобные вещи Рузвельт). Но подобная тенденция существует и делает тщетными многие усилия американских государственных деятелей.

Пока американское общество и пресса не перестанут вести себя подобным образом, наша страна не будет иметь по-настоящему зрелой и эффективной внешней политики, достойной великой державы.

Возвращаясь к смыслу заверений Литвинова, я могу заметить: к счастью, политические интересы советских лидеров в тот период не предполагали каких-то преследований американских граждан в России. Настоящие американцы, приезжавшие в Россию на легальных неидеологических основаниях, как туризм или работа по контракту, редко (если вообще) сталкивались с этим. Гораздо больше советское руководство интересовали лица, родившиеся в России и претендовавшие на двойное гражданство, а также лица, как-то связанные с коммунистическим движением. В период чисток американскому коммунисту, прибывшему в Россию по партийным делам, угрожала большая опасность, чем обычному буржуа, никогда не проявлявшему симпатий к советской власти. Но если бы этого потребовали интересы советских лидеров, то самый невинный американский турист или специалист мог бы стать жертвой ареста или преследований в той или иной форме, а заявления не помешали бы этому, поскольку не давали американским властям юридических оснований вмешиваться в подобные дела. Вообще, во всем, что касалось судьбы иностранцев в России, советские власти брали на себя обязательства делать только то, что они и так бы делали в собственных интересах, даже если бы не существовало договоров. Кроме того, ГПУ, как тогда называлась советская секретная служба, жило по своим законам, и российский МИД был бессилен на него повлиять, даже если бы захотел. Для представителей других стран в Москве существовали как бы две власти, причем апеллировать можно было только к тем, кто ничего не решал. Таким образом, эффективные средства защиты иностранных граждан в России отсутствовали, кроме разве политического вмешательства на высшем уровне.

Три предыдущие республиканские администрации США воздерживались от признания советского правительства прежде всего по двум важным причинам. Во-первых, советское правительство, если не по государственным, то по партийным каналам, поддерживало революционную деятельность в разных странах, в том числе в США; во-вторых, оно не хотело ни уважать финансовых обязательств предыдущих русских правительств, ни возмещать убытки американским фирмам и гражданам за потерю собственности, национализированной в ходе революции. Незадолго до визита Литвинова в Вашингтон глава американской дипломатической миссии Роберт Скиннер попросил нас, сотрудников русского отдела в Риге, сформулировать свои мнения относительно признания Советской России. Я заявил, что, по моему убеждению, русские не пойдут на уступки ни в одном из указанных принципиальных вопросов, ни для того, чтобы заслужить признание, ни в виде ответной реакции на него. Думаю, что так же ответило большинство моих коллег.

Хотя наши мнения должны были изучить в Вашингтоне, у меня нет оснований для уверенности, что с ними ознакомился Рузвельт или что он обратил бы на них внимание, если бы ознакомился. Они не решали стоявшей перед ним политической проблемы. Оба этих вопроса вызывали его интерес не сами по себе (и я думаю, он был прав в отношении долгов и претензий), а постольку, поскольку они интересовали американское общественное мнение и влиятельные группы населения. Для него было главное создать впечатление заботы об этих вопросах, а не на самом деле заботиться об их решении. Он дорожил восстановлением взаимоотношений с Советским Союзом ради отрезвления немецких нацистов и японских милитаристов.

Я не знаю, насколько верны были расчеты президента. Что касается меня, то я был настроен скептически. Никогда, ни в то время, ни позднее, я не считал Советский Союз подходящим реальным или потенциальным союзником для нашей страны. Особенно опасной казалась мне идея опереться на советскую мощь, вместо того чтобы развивать или мобилизовать наши собственные ресурсы.

Москва и Вашингтон в 1930-х годах

Годы, последовавшие за установлением дипломатических отношений между США и Советским Союзом, я провел по большей части в России. Подобно рижскому и берлинскому периоду моей службы это были в первую очередь годы обучения и получения опыта.

В момент объявления о признании Соединенными Штатами Советского Союза я находился в отпуске в Вашингтоне. К этому событию я не имел почти никакого отношения, если не считать небольшого участия в подготовке докладов для участников переговоров с американской стороны. Но дня через два после окончания переговоров один из друзей представил меня Уильяму Баллиту, в то время - советнику президента в области отношений с Россией, впоследствии ставшему первым нашим послом в Советском Союзе. Узнав, что я говорю по-русски, Баллит проявил ко мне интерес и задал ряд вопросов, касающихся советской экономики. Когда он отправился в Москву для того, чтобы формально приступить к своим обязанностям и выбрать здание для будущего посольства, он взял меня с собой в качестве помощника и переводчика. Вместе с другим американским дипломатом, мистером Флэком, я ассистировал ему во время исторического вручения Калинину верительных грамот. Когда же он через несколько дней вернулся в США, чтобы набрать штат посольства, то оставил меня в Москве в качестве своего неофициального представителя для поддержания связей с советскими властями и выполнения некоторых хозяйственных функций. Таким образом, я стал первым американским дипломатом, регулярно жившим в Москве со времен отъезда оттуда нашего бывшего генерального консула Деуитта Пулла.

Читайте также: