Что значит казуальное право

Обновлено: 02.07.2024

Положение закона есть изложение нормы, но не сама норма. Об этом пишут и в умной литературе, но к этому приходит всякий, кому приходится прорабатывать спорный вопрос, получивший неоднозначное разрешение в судебной практике. Потому что в таких случаях становится очевидно, что положения вроде есть, а какая норма - непонятно.

Есть немного другой, не менее интересный аспект этой темы.

В теории права выделяется абстрактное и казуистическое изложение норм права. Со времени ГГУ все кодификации стараются выполнять в абстрактном виде.

Еще в XIX веке ситуация была совершенно другая: общий принцип был известен, законы писались для "дураков", поэтому нормы излагались уже в применении к конкретным ситуациям, причем специально брались наиболее типические, часто встречающиеся. Это и есть казуистическое изложение нормы.

Каждый подход, понятно, имеет свои недостатки. Казуистическое изложение имеет абсолютную "дуракоустойчивость", но только до определенного момента: когда за изложением надо было увидеть общий принцип и применить его к непохожему случаю. Понятно, что это было уже делом квалифицированного судьи, откуда появляется третья инстанция, которая концентрируется уже на одних вопросах права.

Кроме того, казуистический подход крайне опасен тем, что идея, стоявшая за положениями, окажется забытой, а потому и сами положения будут казаться бессмысленными. Другими словами, если "дураки" проникнут "наверх", они даже начнут с самоотдачей заниматься толкованием contra legem. Просто от незнания.

Абстрактный подход имеет другую крайность. Помнится, у меня в институте была особенность. С одной стороны, я очень хорошо оринетировался по тексту ГК, а также был слаб по отношению ко всякой "высокой материи", поэтому вроде очень хорошо знал гражданское право для начинающего юриста, но, с другой стороны, когда дело доходило до применения хорошо известных мне общих принципов к конкретному случаю, я обычно впадал в полный ступор, потому что не мог понять, как такие общие положения применять к данным конкретным обстоятельствам. Например, меня очень напряг казус с хранением, когда с охраняемой автостоянки угнали автомобиль, в котором владелец оставил что-то крайне ценное, чуть ли не превышающее стоимость автомобиля. Я не мог подобрать релевантный принцип или текст, который позволил бы мне быть уверенным в разрешении требования этого владельца к лицам, организовавшим стоянку. С точки зрения одного текста, думаю, до сих могу признать правым владельца. Однако суд применил вроде те же положения о хранении и в иске отказал.

Другой случай. Разговаривал с одним военным, весьма критически настроенным к ГК. Рассказал он, как один раз наняли они одного подрядчика, работу он выполнил некачественно. Открыли они ГК, почитали, и поняли, что ничего им с него не взыскать - так много слов, значение которых неясно, полная неопределенность. А ведь он во многом прав! Абстрактность законов начинает требовать "legal advice", но потому и ситуация с доступностью, к примеру, правосудия резко ухудшается. Как известно, для ЕСПЧ необходимость "legal advice" не является признаком правой неопределенности :)

Тем не менее, положения как абстрактные, так и казуистические все еще соседствуют в ГК.

Так, гл. 20 написана почти полностью под право собственности, но та же ст. 301 используется и давностным владельцем с т.з. постановления № 10/22, и через ст. 305 распространяется на всех законных владельцев.

Из той же серии. Известна долго существовавшая проблема с тем, каким текстом защититься сервитуариев, раз ст. 305 ГК РФ на них не распространяется. Между тем, если рассматривать ст. 304 ГК РФ как казуистическое изложение, то получается, что всякое вещное право может быть защищено и в том случае, когда нарушение не связано с лишением владения - даже если вещное право не имеет правомочия владения, дающего защиту по ст. 305 ГК РФ.

Если продолжать эту логику, то и ст. 302 ГК должна применяться не только при приобретении имущества в собственность.

С этой точки зрения некоторые положения ГК, включая новые, могли бы рассматриваться как каузистические, продолжающие общий принцип, стоящий за приведенными положениями.

Так, новые положения о защите добросовестного приобретателя права залога (абз. 2 п. 2 ст. 335 ГК) имеют под собой тот же принцип, что ст. 302.

Или, например, истребование ценных бумаг имеет под собой тот же принцип, что ст. 301 ГК РФ, а невозможность истребования "денежных сурротагов" - в п. 3 ст. 302 ГК. (на это, конечно, скажут, что виндикация требует индивидуальной определенности; я отвечу, что если оперировать тезисами из умных книжек, то надо дочитать эти умные книжки до того места, где описывается виндикация совокупности; а если там нет такого места, то не считать эту книжку умной и ориенироваться на ее легковесные тезисы)

Концепция много говорила о введении преддоговорной ответственности, однако известно, что в нашем ГК есть казистическое закрепление этого института применительно к сделкам, совершенным под влиянием обмана, заблуждения, насилия и т.п. (ст.ст. 178, 179). Спрашивается, что мешает судебной практике увидеть институт за этими отдельными нормами?

Гл. 60 ничего не говорит о возможности истребовать неосновательное обогащение у безвездно получившего его третьего лица. А в чем проблема вывести из п. 2 ст. 302 принцип, который можно было бы распространить на кондикции?

Уверен, этот список положений, которые, возможно, не только можно, но и нужно рассматривать как казуистическое изложение определенных принципов, можно пополнять и далее.

Мне кажется, принципиально важным, чтобы наши цивилисты (по крайней мере, те, в которых является острым ощущение, что цивилистика - это Beruf, vocation, а не просто набор текстов в документе под названием ГК) перестали цепляться за текст в том плане, чтобы не видеть принципы за этим текстом. Да, это уход в "теорию" с точки зрения современных "практиков". Это также профессионально. А подход "практиков" - это дилетантизм, приводящий к примитивизации (особенно танцам с бубнами вокруг разъяснений высших судов).

Хочу подчеркнуть при этом: принцип выводится из текста, а не вопреки тексту или помимо него.

Потому что новейшие развращающие тенденции (исходившиет преимущественно из известного места), не имеют ничего общего с извлечением принципа из текста. У них принцип получался сразу из космоса, а текст признавался изначально глупым (писавшимся то экономистами, то спортсменами и артистами), а потому несоответствие текста космосу без особых сомнений в собственной правоте разрешалось в пользу космоса.

Например, история с поручительством, когда изменение основного обязательства без согласия поручителя оказалось неважным для поручителя, если к нему лично требования заявлены в прежнем объеме. Ведь чем больше должник остается должен кредитору, тем менее обеспечен регресс поручителя. ГК четко установил, что регресс поручителя обеспечен необходимостью получать его согласие на изменение обеспечиваемого обязательства. Суды еще до поправок решают, что справедливо "лишний раз" не ломать обеспечение (главное, ломает сам кредитор собственными действиями, не поручитель).

Во всяком случае толкование contra legem возможно не раньше, чем суд прямо установит те конкретные основания-принципы, которые стоят за положением, а также то, что эти основания в нынешней действительностии отпали (это требует исторического исследования, а не просто изложения "правовой позиции"). Есди это не было установлено, это чистый волюнтаризм, хотя бы и прикрытый каким-нибудь идеалом.

Д.В. Шебанов,

И.П. Долгих,

Л.С. Терещенко,

Исследуются подходы, выработанные прецедентным правом, уделяется особое внимание такому важному аспекту, как казуальность уголовно-правовых норм российского законодательства. Казуальность уголовно-правовых норм является недостатком действующего уголовного законодательства. Невозможность применения подходов, выработанных прецедентным правом, оставляет один способ устранения указанного недостатка: универсализацию норм уголовного права, используемых при конструировании составов преступлений. Высказываются конкретные предложения по совершенствованию отдельных статей уголовного законодательства и общие подходы к совершенствованию Уголовного кодекса Российской Федерации, применение которых позволит повысить результативность уголовно-правовых мер борьбы с преступностью.

Ключевые слова: универсальность, прецедентное право, прецедент, казуальность, хищение.

В данной статье мы обратимся к универсализации ряда определений, используемых в уголовном праве, и попытаемся обосновать их целесообразность на основе анализа небольшой группы смежных преступлений.

Как источник права прецедент известен с древнейших времен. В первых государствах (Вавилон, Древний Египет и др.) на основе судебной практики уже писались первые сборники законов. В Древнем Риме в качестве прецедентов выступали устные заявления или решения по конкретным делам преторов и других магистратов. Первоначально они имели обязательную силу при рассмотрении аналогичных дел лишь для самих магистратов, их принявших, и лишь в течение определенного срока, однако постепенно наиболее удачные эдикты приобрели устойчивый характер и постепенно сложились в систему общеобязательных норм под названием преторского права (jus honorarium).

Прецедентное право продолжило свое бурное развитие и после английской революции XVII века даже превосходило право статутное. Несмотря на то что уже с начала XX века в Англии, а затем и в других странах происходит существенное ослабление права прецедента, до сих пор его значение на туманном Альбионе весьма велико. Однако из-за разночтений в трактовках отдельных решений подобная система порождает довольно-таки широкий простор для судейского усмотрения.

В России прецедент официально не является источником права, неуместность использования подходов прецедентного права в отечественном правовом поле показана в ряде исследований [3]. В то же время нельзя отрицать, что на практике решения вышестоящих судов часто принимаются во внимание при разрешении споров. Роль прецедента в какой-то степени выполняют постановления Пленумов и судов по отдельным вопросам правоприменения. Кроме того, в последнее время в связи с участием Российской Федерации в обжаловании действий государства в ходе уголовного судопроизводства в Европейский суд по правам человека (далее — ЕСПЧ), некоторые исследователи справедливо указывают на необходимость учитывать прецедентную практику ЕСПЧ [1].

И все же, какая сложилась ситуация в уголовном законодательстве современной России? Такое впечатление, что наши законодатели являются последователями Эпикура с его учением о случайности, теории о том, что в мире господствует случай, не поддающийся обобщению. Попробуйте отличить кражу от грабежа, грабеж от мошенничества или разбоя, разбой от вымогательства, а вымогательство в свою очередь от шантажа. Не говоря о многочисленных иных смежных составах. Это сможет сделать (и то с трудом) только высококвалифицированный юрист. А законодатели продолжают вводить все новые и новые частные нормы, подгоняя их под конкретные жизненные ситуации (случаи, случайности). Как нам представляется, это в корне неверный подход к построению такого важного кодифицированного нормативного правового акта, как уголовный кодекс государства.

Но вернемся к универсальному принципу построения норм уголовного закона.

Кто такой тать на Руси — это и вор, и мошенник, и грабитель, и разбойник. Но народ понимал это. Это было удобно, так как было универсально.

Законодатели не стремятся одномоментно сделать универсальным весь Уголовный кодекс Российской Федерации 1996 года (далее — УК РФ), но начинать с чего-то надо. Борьба с преступностью — важнейшая проблема в любом обществе. Развивающаяся стремительными темпами отечественная экономика обусловливает повышение общественной опасности преступлений в соответствующей сфере. Наиболее остро это проявляется в отношениях собственности, которые все чаще становятся объектом преступных посягательств. Особого внимания заслуживает корыстная преступность, в структуре которой значителен удельный вес таких противоправных деяний, как хищения. Являясь преступлениями имущественного характера, хищения на современном этапе соединяют в себе корысть и использование высоких технологий, новейших достижений науки и техники, что и предопределяет их повышенную общественную опасность. Посягая на имущественные отношения не только граждан, но и различных хозяйствующих субъектов, эти преступления, в конечном итоге, угрожают экономическим интересам всего государства.

Попытаемся конкретизировать наши теоретические рассуждения. Элементарный пример казуальности отечественного уголовного закона — введение дополнительных составов мошенничества. Мало того, что правоохранительные органы на местах и так не всегда понимали, когда же нужно и можно квалифицировать деяние как мошенничество, так неразберихи добавило введение еще шести аналогичных составов. Рассмотрим более подробно один из них.

Вот и началась у нас чехарда с так называемыми формами хищения, которые различаются только по способу совершения преступления, т. е. факультативному признаку объективной стороны. В результате из-за этого факультатива законодателем были сконструированы отдельные статьи с копирующими друг друга квалифицирующими признаками и с практически одинаковыми санкциями. Существовала ли насущная необходимость в подобном законотворчестве? Вопрос, как нам кажется, риторический.

Полагаем, что необходимо создать единую, унифицированную статью о хищении, а все квалифицирующие признаки, упомянутые в статьях главы 21 УК РФ и определяющие формы и виды таких преступлений, вынести в ст. 63 УК РФ, где им должно быть дано легальное толкование. Аналогичным образом следует поступить и со многими другими нормами Особенной части УК РФ.

Кроме универсальности, УК РФ должен, как и декларирует, соблюдать справедливость. По нашему мнению, карманная кража — явление гораздо более опасное, чем квартирная. Жулик цинично на глазах у множества посторонних лиц и в присутствии потерпевшего вытаскивает его имущество, и не важно, что это кошелек с последней пенсией, а не телевизор, важно субъективное отношение негодяя к своему деянию. То есть, по нашему мнению, по степени и характеру общественной опасности карманная кража мало чем отличается от открытого хищения.

Предлагаемая реформа уголовного законодательства повлечет за собой изменения в категоризации преступлений и, естественно, в институте наказания, а также в других институтах общей части уголовного права. Однако, в конечном итоге, все станет на свои места, и Особенная часть УК РФ будет намного понятней и правоприменителю, и простому обывателю, к чему мы в идеале и должны стремиться.

1. Деменева А.В. Юридические последствия постановлений Европейского суда по правам человека для Российской Федерации: автореф. дис. . канд. юрид. наук. — М., 2010.

2. Куринова Я. Гуманность освобождения от наказания и современная криминальная реальность // Законность. 2012. № 4.

3. Подольская Н.А. Проблемы применимости судебного прецедента как источника права в правовой системе юридических наук.— М., 2001. Т. 1.

4. Рагулин А.В. Современные проблемы регламентации и охраны профессиональных прав адвоката-защитника в России: моногр. — М., 2012.

5. Русинова В.Н. Преследование военных преступлений, совершенных в немеждународных конфликтах, на основе универсального принципа юрисдикции // Военно-юридический журнал. 2006. № 5.

6. Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. № 25. Ст. 2954.

7. Терещенко Л.С., Шебанов Д.В. Некоторые проблемы квалификации хищений // Пробелы в российском законодательстве. 2013. № 6.

Читайте также: