Что такое патронатное право в западной части русской церкви

Обновлено: 02.07.2024

2.1 Рецепция Византийского права в России в IX-XV вв.

Русское право выросло на основе восточнославянских, а отчасти финно-угорских и скандинавских (норманнских) юридических обычаев в конце I тысячелетия нашей эры. При возникновении и в первые века своего существования оно обладало всеми основными признаками древнего права в его восточном варианте[22]. Однако дальнейшее развития российской правовой системы связывается с влиянием права византийского, занявшего своё место в правовой системе Древней Руси в результате восприятия восточно-римской модели христианства – православия.

Начало передачи византийского правового опыта началось несколько раньше, в начале IX века, когда империей были заключены договоры с племенами, получившими дань с "греков", а взамен, гарантировавшими спокойствие ее границ[23].

Стоит заметить, что, воспринимая византийскую "идею права", Русь не усвоила теоретической части восточно-римской юриспруденции, сложной правовой терминологии и сложных юридических конструкций, описывавших разнообразные проявления права. Дело не в том, что, как это иногда утверждается, в восточной патристике нет развернутой теории права[28]. Просто христианская парадигма укоренялась в русской культуре бытовым, стихийным образом в результате отправления церковного культа и соответствующей практики. Поэтому не было необходимости усваивать сложные идеологические построения, достаточно было следовать рутине ритуалов. Нечто подобное произошло и с "христианизацией" древнерусского права. Буквально заимствовались нормы, регламентирующие отношения между ставшими частью православного мира славянами, но не воспринималась соответствующая юридическая теория, рутина повторения заменяла глубину понимания. Вплоть до XVI в. социальные, политические, в том числе и правовые, теории не находили в России своего выражения в доктринальной форме, не имели вида сколько-нибудь четко сформулированных положений[29].

Существует и иная точка зрения на причину невосприятия зарождавшейся российской правовой системой теоретических основ византийского права, а также отсутствие концептуальной теории права у восточных славян. Это объясняется тем, что рецепция византийского права правом Древней Руси протекала на фоне существенного культурного разрыва между этими государствами, что привело к усвоению не всего массива права, а лишь тех его фрагментов, которые необходимы для воспроизведения во вновь создаваемых правовых порядках основного смысла заимствуемого права, в данном случае его христианской идеи. Уж слишком далеко было воспринимаемое византийское право от традиционного образа права славян[30]. Это препятствовало полному восприятию реципируемого права и порождало своеобразные трактовки части заимствуемых элементов правовой культуры. При этом известно, что при дефиците социальных техник, несмотря на заимствование чужого, пусть и более передового опыта, старые также сохраняются, хотя и подвергаются изменениям[31].

Обобщая всё вышеизложенное, нужно сказать, что на начальном этапе становления русское право подверглось сильнейшему влиянию права византийского, рецепция которого, в свою очередь, стала результатом принятия религиозной идеологии православного христианства. Однако, эта рецепция не носила абсолютного характера и не состояла в тотальном копировании византийских источников права, она, в первую очередь, стала заимствованием правовых норм и институтов, служащих для регулирования новых общественных отношений, возникающих под воздействием христианства.

Второй этап развития русского права связана не столько с тотальной рецепцией иностранного права, восприятием русским обществом новой "правовой идеи", сколько обретения им статуса хранителя этой идеи, ответственности за ее развитие и распространение. После падения Константинополя в 1453 году оказалось, что православная империя утратила свою центральную часть, но не прекратила своё существование. Рим должен был сохраниться как образ Бога и последнее библейское царство благочестия на земле — мировое царство из откровения пророка Даниила, царство, очищенным от грехов. С крушением Римской империи должен был наступить Судный день. Россия, как оставшаяся часть великого православного царства, стала ответственной за хранение мира и была просто вынуждена заимствовать имперскую идею у Византии. Москва была объявлена "Третьим Римом"[34].

В России случилось то же, что и в Западной Европе, только с опозданием более чем на пять веков. Там тоже появлялся наследник Римской империи. Даже после своего падения Западная Римская империя продолжала определять перспективы развития европейских христианских государств. Христианские народы Западной Европы воспринимали себя прямыми наследниками Великого Рима, членами его Святой Церкви. Императоры Священной Римской империи германской нации, монархи Англии, Франции, Шотландии, Арагона, Кастилии, Португалии, Венеции, Сицилии, Венгрии и многих других государств добивались "императорского достоинства", так как чувствовали себя частицей Рима на землях немцев, англичан, французов и т.д. Они составляли своеобразную конфедерацию христианских государств, объединённую римским наследием и его важнейшей частью — Святым престолом папы[35].

Западные государства реципировали римскую идею права, изложили ее на своём языке, истолковали ее в новом германском контексте. Однако западноевропейские государства осуществили рецепцию римского права в более полном объеме, чем это удалось сделать России по отношению к византийскому праву. Римская империя, римское право и христианство западного типа определили характер западноевропейской цивилизации, в том числе и западной юриспруденции. Византийское право и государство, православие стали определяющим фактором развития права и государственности в России.

Провозгласив себя "Третьим Римом", Россия окончательно восприняла византийскую идею права, но, одновременно с этим, окончательно придала ей своё собственное толкование. Культурный образец, на который ориентировалась Русь, прекратил свое существование, русское государство и русское право стали самодостаточными. Они сами выступили культурным каноном, сохранение и развитие которого превратилось в собственное дело России. Иными словами, кульминация рецепции византийского права стала ее завершением, дальше российское право развивалось на базе православных ценностей не как копия византийского, а как самобытное российское явление.

Российская государственность сформировалась как теократическая империя. В 1562 году она была формально признана Константинопольским патриархом Иоасафом II. Своей "соборной грамотой" он управомочил Ивана Грозного "быти и зватися царем законно и благочестиво". В особом послании патриарх объявил московского государя "царем и государем православных христиан всей вселенной от Востока до Запада и до океана"[36]. Таким образом, в России появились царь (император) и, в конце концов, свой патриарх. Первым царем считается Иван IV (Грозный), венчанный на царство в 1547 году, а первым патриархом — Иов, поставленный в патриархи в 1589 году[37]. И все же российская теократия не стала полной копией византийской модели. Россия, заимствуя византийские государственно-правовые традиции, точно скопировала их внешнюю форму, но при этом не смогла (да и не могла) воспроизвести контекст, в котором они создавались и функционировали в Константинополе.

Б.А.Успенский описывает, как, заимствуя готовые византийские ритуалы власти, делая ошибки в их истолковании, Россия сформировала собственную конструкцию власти. В частности, это относится к обряду интронизации российских монархов. Вследствие тривиальной ошибки помазание на царство, трактуемое в Западной Европе и Византии в русле ветхозаветной традиции как проявление богоизбранности монархов (подобно царям Израилевым), в России было истолковано в новозаветном смысле, как таинство миропомазания, приравнивающее русского царя Христу. Тем самым было создано основание для подчинения церкви монарху. Россия воспроизвела византийскую традицию избрания патриарха под руководством императора. При этом как царь, так и патриарх оказались вне сферы действия общих канонических правил, на них не распространялись те закономерности, которым подчиняются все смертные. Главы светской и духовной властей были причислены к иной, высшей сфере бытия. В результате административные функции главы государства и главы церкви, которые в Византии определялись специальными юридическими установлениями, были восприняты как проявления особой харизмы — личного внеобыденного дара суверена[38].

Таким образом, последний акт рецепции византийской государственно-правовой традиции, хотя и несколько видоизменённой, предопределил особый путь государственно-правового развития России. Будучи в период своего становления весьма близким к праву западноевропейских раннефеодальных государств, российское право, наполненное православной идеей, на долгое время разошлось в своем развитии с правом Западной Европы.

Несколько видоизменённое восприятие византийской культурно-правовой модели привело к тому, что в России практически не осталось места проявлениям дуализма власти. Хотя благодаря дуализму светской и церковной власти, в XI-XII вв. были сформированы основы западноевропейской правовой культуры, западного права, которое, в связи с этим, характеризовалось определёнными особенностями такими, как: ограниченность компетенции светской власти, пределы которой сужались полномочиями церкви; принцип господства права; представление о праве как самодостаточном явлении, отделённом от политики, экономики, религии; деятельность профессиональных юристов, зарождение юридической науки и вызванное этим постоянное стремление к совершенствованию права[39]. Светские юристы, опираясь на дуализм власти в Европе, ее разделённость между государством и церковью, используя знание римского права как образца рациональной организации жизни, потеснили в спорах о вопросах права церковников и государственных администраторов, в средние века стали главенствовать даже в церковных судах.

В России же, наоборот, право стало рассматриваться результат деятельности власти. Русское правовое учение приобрело свою завершённость в утверждении того, что истина (то, что соответствует божественному порядку) сообщается представителем Бога на земле, и в первую очередь монархом. Право есть правда от царя[40].

В России так и не сформировалась юридическая наука, не появилось правового текста, отличного от воли правителя, который нужно прояснять, толковать, сохранять усилиями особой группы, обладающей необходимыми для этого специальными знаниями. Поскольку не было источников права, которые бы не исходили от власти, а значит, партикулярным лицам невозможно было вести дебаты по поводу того, что считать правом, постольку рассмотрение споров о праве не отделялось от административного управления. Как отмечал А.Стоянов в середине XIX века, в России никогда не было юристов как сословия, "юрист" в России означало "бюрократ". Разделение суда и администрации впервые было проведено только в "петровские времена" и закреплено судебной реформой 1775 года. Хотя известный правовед М.А.Чельцов-Бебутов весьма скептически оценивал эффективность проведенного в ходе этой реформы разделения судебной и административной властей[41]. Поэтому же в России на протяжении длительного времени не находилось места для университетов — хранителей, толкователей и учителей (на протяжении всего средневековья) римского права, не подверженных идеологическому влиянию ни светской, ни церковной власти. Парадоксальность ситуации состоит в том, что, восприняв византийскую идею права, Россия лишилась возможности создать сословие профессионально ее культивирующее — юристов.

Правосудие в России стало носить характер письменного и тайного процесса. Объяснение этому, хотя и на примере Западной Европы, было дано М.Фуко. Христианские монархи заявили все права на установление истины в судебном процессе, а также на тело обвиняемого (подсудимого) в процессе. Исключительность потребовала тайны, секретности процесса. Истинность как религиозная категория, сделало преступление религиозным грехом, а признание или раскаяние — целью процесса. Для этого вполне допустимо было мучить, пытать тело — оболочку души, таившую в себе возможность искушения последней. Тайный процесс и публичные, театрализованные наказания — яркое проявление величия власти христианских монархов[42]. Таким образом, течение развития русского права в сторону письменного и тайного процесса, которое оформилось еще в Судебнике 1497 года, и введение пытки, официально закрепленной Судебником 1550 года[43], было общей тенденцией развития права различных христианских государств. В.А.Рогов, описывая историю уголовного права, террора и репрессий в Русском государстве XV-XVII вв., постоянно подчеркивает, что в это время в России, как и в Западной Европе, карательная политика государства направлялась христианской идеей: преступление есть грех; антигосударственный акт — ересь; лучшее доказательство — крестоцелование и признание-покаяние; кара за грех всегда двойная — светская и церковная[44]. Несмотря на это, Россия смогла избежать такого явления, как инквизиция, существовавшей в Западной Европе и заявлявшей свои права на грешника-преступника до того, как он попадет в руки светской власти. При русской теократии византийского толка Церковь и Государство не делили высшую власть в обществе, а значит, и не делили роль судьи в этой жизни. Авторитет Высшего судьи доставался государю.

Российское государство приобрело характер империи — государства, стремящегося к беспредельному расширению территории, к навязыванию своего универсального порядка всем окружающим народам, к созданию огромного гетерогенного пространства, составленного из сохраняющих свой уникальный правовой статус зависимых от метрополии территорий. С.В.Лурье описала это так: задача государства - устанавливать границы православного царства, а обращать туземное население в православие — дело промысла Божьего[45]. Российское государственное освоение новых территорий происходило как "оцентрирование пространства" — создания городов, острогов, казачьих лагерей, строительство часовен, наконец, просто водружение крестов. Другими словами, происходило создание центров власти, православия и благочестия. Империя распространялась от центра к центру, наподобие того, как распространяли веру все христианские путешественники — от испанских конкистадоров до казаков-первопроходцев[46]. При этом период объявления Москвы "Третьим Римом" стал периодом самых обширных территориальных завоеваний России (взятие Казани и Астрахани, Ливонская война, создание великоросско-малоросского пограничья, освоение Сибири и т.п.)[47].

Итак, кульминация восприятия византийской идеи права привела к началу второго этапа развития русского права. Этот этап принёс с собой теократическую идеологию, воплотившуюся в воссоздании универсальной христианской империи, в особой системе судебного процесса, в закреплении христианских принципов правового регулирования, в специфической карательной политике российского государства. В то же время направление развития российского права, заданное рецепцией права византийского, объективно отдаляло российскую правовую систему от пути развития западной юриспруденции. Отныне российское правоведение культивировалось как часть практики властвования монарха и его слуг, имеющее мало общего с профессиональной деятельностью западных юристов с университетской подготовкой.

Российское право с XV по конец XVII века развивалось относительно самостоятельно, имея византийский образец как становящееся все более и более смутным воспоминание о генетическом предшественнике, о великой культуре, одухотворяющей жизнь последователей. Однако, развиваясь самостоятельно, российское право и государство, в конце концов, запутались уже не в унаследованных, а собственных противоречиях. Споры внутри православной Церкви, ереси подрывали стабильность российского государства. Мучительные сомнения в подлинности монарха — вершителя Божьей воли — приводили к распространению мнения о "неподлинности" царя, о том, что он является не помазанными на царство подобием Христа, а Антихристом. Этим во многом объясняется большое число народных бунтов, действие в стране многочисленных шаек "лихих людей", появлению самозванцев — претендентов на царский престол, время от времени собиравших значительное число последователей. В конечном итоге разразилась внутрирусская гражданская война (Смута начала XVII в.), а Речь Посполитая попыталась овладеть Россией.

К XVIII веку тенденция изменения правовой системы России, связанная с принятием наследства "Второго Рима", явно ослабилась, государство и право вступили в полосу кризиса. "Третий Рим" все явственнее стал проигрывать в военно-политическом, экономическом и культурном аспекте странам Западной Европы. Встал вопрос о выборе нового "образа Будущего" для общества, в том числе нового государственно-правового строя. Выбор России вновь совершился в пользу заимствования чужой государственно-правовой традиции. Но теперь образцом для копирования стали не византийские, а западные государство и право.

Воссоединению Киевской митрополии с Московским Патриархатом в конце XVII века, а также обстоятельствам, предшествовавшим этому эпохальному событию, посвящена статья доцента Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, доктора Церковной истории, кандидата исторических наук В.И. Петрушко.

В результате такого положения Киевская митрополия в продолжение XVI - XVII вв. претерпевала большие трудности. Помочь своей украинской пастве в ее противостоянии с униатами и римо-католиками Патриарх Константинопольский был не в состоянии. Особенно заметной неспособность Фанара обеспечить нормальную церковную жизнь в Киевской митрополии стала в продолжение 1650-х — 1680-х гг., когда кризис в церковной жизни был обусловлен затяжными распрями среди казачьей старшины и бедствиями, вызванными военными действиями. Значительная часть православного духовенства Украины, особенно на Левобережье, видела выход из кризисного состояния Киевской митрополии в ее переходе из Константинопольской Церкви в юрисдикцию Московского Патриархата. Эти устремления уже в 1670-е гг. нашли отклик у Патриарха Иоакима.

Наибольшим препятствием на пути вхождения Киевской митрополии в Московскую юрисдикцию было то, что ее территория была поделена между Российским государством и Речью Посполитой, которая не могла позволить усилиться московскому влиянию среди своих православных подданных. Разделение же Киевской митрополии и на Украине, и в Москве представлялось недопустимым не только как нарушение церковной традиции, но и в силу того, что граница между Россией и Польшей, установленная по Андрусовскому перемирию 1667 г., воспринималась как временная. Москва надеялась на то, что в перспективе вся Украина воссоединится под скипетром Российского царя.

В правление Федора Алексеевича после войны с турками ситуация на Украине изменилась столько радикально, что ее объединение в составе России уже не представлялось возможным в ближайшем будущем. Таким образом, переход Киевской митрополии в юрисдикцию Москвы теперь мог быть осуществлен лишь в условиях, когда больше половины ее канонической территории оставались в границах Речи Посполитой. Решение этой проблемы выходило далеко за рамки возможных договоренностей между Константинопольским и Московским Патриархатами и даже между российским и турецким правительствами, но предусматривало достижение дипломатического консенсуса между Москвой и Варшавой. Последнее представлялось наиболее сложным. Без поддержки государственной власти Русская Церковь не могла самостоятельно добиться успеха в деле воссоздания своего единства, нарушенного в середине XV в.

В царствование Федора Алексеевича сложные отношения с Польшей еще не позволяли реализовать замысел объединения Киевской митрополии и Московского Патриархата. Однако в правление царевны Софьи ситуация стала меняться к лучшему.

Правительство регентши с самого начала своей деятельности в числе других важнейших задач поставило перед собой цель добиться перехода Киевской митрополии в состав Московского Патриархата. Уже в 1682 г. возглавивший при Софье Посольский приказ князь Василий Голицын поручил российскому послу в Османской империи Прокофию Возницыну конфиденциально разузнать, каковы перспективы перехода Киевской митрополии из Константинопольского Патриархата под омофор Московского Первосвятителя.

После этого в 1683 г. Патриарх Иоаким совместно с правительством Софьи стал готовить почву для церковного воссоединения в Малороссии, где, впрочем, к тому времени за переход в московскую юрисдикцию выступало большинство духовенства и казачьей старшины во главе с гетманом Иваном Самойловичем (кстати, происходившим из среды духовенства). Между Иоакимом и украинскими представителями в первой половине 1683 г. шла оживленная частная переписка по вопросу о поставлении нового митрополита Киевского уже в Московской церковной юрисдикции (со времени кончины митрополита Иосифа (Нелюбовича-Тукальского) в 1675 г. Киевская кафедра вдовствовала).

Самойлович выдвинул на Киевскую митрополию епископа Луцкого и Острожского Гедеона (князя Святополк-Четвертинского), бежавшего из Речи Посполитой на Левобережье после того, как из Луцкой епархии его изгнал Львовский епископ Иосиф (Шумлянский), тайный униат.

В ноябре 1684 г. видный московский дипломат думный дьяк Емельян Украинцев в гетманской резиденции Батурине встретился с Самойловичем и епископом Гедеоном. В Москве настороженно отнеслись к кандидатуре Луцкого владыки: прежде правобережные архиереи, как правило, проявляли себя как поборники интересов Речи Посполитой. На подвластном Москве Левобережье единственным архиереем был Черниговский архиепископ Лазарь (Баранович). Он пользовался огромным авторитетом среди духовенства, был целиком лоялен Москве, но уже весьма немолод.

Самойлович, однако, выступил резко против кандидатуры владыки Лазаря. Гетман продолжал настаивать на необходимости поставления на Киевскую кафедру епископа Гедеона. В этом присутствовал и личный момент: Самойлович хотел породниться со знатным княжеским родом Рюриковичей — Святополк-Четвертинскими, надеясь выдать свою дочь за племянника владыки Гедеона. Однако Украинцев объявил гетману, что митрополита должен будет выбрать предстоящий собор малороссийского духовенства и казачества.

К концу 1684 г. на официальный запрос гетмана по вопросу о поставлении Киевского митрополита Московским Патриархом все наиболее влиятельные представители украинского духовенства во главе с архиепископом Лазарем (Барановичем) прислали грамоты с изъявлением своего согласия. В январе они были доставлены в Москву войсковым писарем Василием Кочубеем.

Избрание митрополита, согласно инструкции, присланной гетману Самойловичу из Москвы в апреле 1685 г. должно было проходить на соборе, в котором надлежало принять участие не только духовенству, но и казачьей старшине — генеральной и полковой. Предписывалось избрать митрополита обязательно из среды местного духовенства. Грамота содержала уже новую схему упорядочения церковной жизни на Украине, которая теперь предусматривала переход Киевского митрополита из Константинопольской в Московскую юрисдикцию. В ней говорилось о том, что новый митрополит будет признавать своим Первоиерархом Иоакима и его преемников на Московском Патриаршестве, сношения же с Патриархом Константинопольским по делам церковным должны быть прекращены.

Тем не менее, попытка Москвы уладить к этому времени киевскую проблему с Патриархом Константинопольским Иаковом успеха не принесла. Прибывший в 1684 г. в Стамбул в качестве московского посланца грек Захарий Софир не смог (или не захотел) убедить Патриарха Иакова уступить Киевскую митрополию Московскому Патриархату. Иаков повел себя не слишком порядочно: предложенных правительством царевны Софьи соболей с готовностью принял, но грамоты на ее переход в юрисдикцию Москвы так и не дал.

8 июля 1685 г. состоялось соборное избрание нового митрополита Киевского, Галицкого и всея Руси — им стал Гедеон (Святополк-Четвертинский). В ходе выборов были выработаны условия перехода в Московскую юрисдикцию, которые касались прав и привилегий Киевской митрополии. Согласно этим условиям, митрополит должен был избираться на соборе в Киеве украинским духовенством и казачеством. Патриарху же надлежало только благословлять его и совершать его поставление. Кроме того, Патриарх не должен был вмешиваться во внутренние дела епархий Киевской митрополии, митрополичьего суда, книгоиздания и деятельности Киево-Могилянской коллегии. Также участники собора просили Иоакима полностью на канонической основе уладить с Константинопольским Патриархом вопрос о переходе Киевской митрополии под юрисдикцию Москвы. Но одновременно представители Киева выступали за сохранение за митрополитом Киевским титула экзарха Патриарха Константинопольского, дабы не допустить избрания отдельного православного митрополита Константинопольской юрисдикции в Речи Посполитой.

8 ноября 1685 г. митрополит Гедеон (Святополк-Четвертинский) был торжественно поставлен на кафедру Киевскую, Галицкую и всея Руси Патриархом Московским и всея Руси Иоакимом (Савеловым) в Успенском соборе Московского Кремля. Поставление проходило в присутствии царей Ивана и Петра Алексеевичей, которым, как и Патриарху, Гедеон принес присягу, правительницы царевны Софьи и гетмана Самойловича. Москва действовала явочным порядком: согласия от Константинопольского Патриарха на переход Киевской митрополии в состав Московского Патриархата к тому времени еще не было получено.

Похоже, что в Константинопольской Патриархии, хорошо понимая, что не пойти навстречу пожеланиям Московского правительства было бы равносильно отказу от щедрой московской милостыни, за счет которой только и существовали Восточные Патриархаты в Османской империи, решили как следует поторговаться и продать свое согласие на уступку Киева как можно дороже.

В конце 1685 г. в Стамбул для переговоров по вопросу о Киевской митрополии был направлен новый представитель Москвы — опытный дипломат подьячий Никита Алексеев, который вез с собой соответствующие грамоты царей Ивана и Петра, Патриарха Иоакима и гетмана Самойловича. Грамота Иоакима содержала подробное изложение истории вопроса о разделении Русской Церкви на две части — Киевскую и Московскую. Она подчеркивала историческое единство Русской Церкви, которое, как отмечал Иоаким, должно быть теперь восстановлено и канонически. Московский Патриарх указывал также на нестроения последнего времени в Киевской митрополии, помочь в преодолении которых Патриарх Константинопольский был не в силах из-за дальности расстояния до Киева и по причине политических трудностей. Одновременно Иоаким страховался на случай попытки поляков воспрепятствовать переходу Киевской митрополии в юрисдикцию Москвы и просил, чтобы Константинопольский Патриарх не поставлял митрополита Киевского, если подобная просьба придет из Речи Посполитой.

Алексеев прибыл в Адрианополь (Эдирне), где в то время находился двор турецкого султана. Вместе с ним сюда же прибыл представитель гетмана Самойловича Лисица. При дворе султана находился и Патриарх Константинопольский Иаков. Рядом с ним в Эдирне пребывал и Патриарх Иерусалимский Досифей, слывший приверженцем Москвы: на его помощь Алексеев рассчитывал опереться в переговорах с Иаковом.

Патриарх Константинопольский сразу заявил, что не может принять решение о переходе Киевской митрополии в юрисдикцию Москвы без согласия других Восточных Патриархов и митрополитов Константинопольской Церкви. По словам Иакова, в противном случае (вероятно, в соответствии с им же самим измышленными канонами) его решение не имело бы никакой канонической силы. При этом Иаков сказал, что созыв церковного собора невозможен без разрешения главного визиря султана.

Вскоре Патриарх Иаков скончался. В период, пока Константинопольская кафедра оставалась вакантной, Алексеев обратился за поддержкой к Иерусалимскому Патриарху Досифею. Но Досифей неожиданно отказал московскому дипломату во встрече, заявив, что прежде Алексеев должен побывать у визиря. Подьячий встретился с визирем и вновь прибыл к Досифею, разговор с которым получился исключительно резким. Возможный переход Киевской митрополии Патриарх назвал деянием противоканоническим и заявил, что своего согласия на это не даст.

С турецкими властями договориться оказалось намного проще: неожиданно помог политический момент. Турки в это время увязли в войне с целой антиосманской лигой, в которую вошли Священная Римская империя, Речь Посполитая и Венецианская республика. Высокая Порта крайне не желала, чтобы к этому союзу примкнула и Россия, что было чревато открытием еще одного фронта в тылу у турок — в районе Азова и Крыма. Между тем, в Стамбуле было известно о том, что представители стран, входящих в лигу, настойчиво склоняют Москву присоединиться к союзу против турок. Чтобы не допустить этого, Османская империя, готова была пойти на уступки Российскому государству. Так что сделать приятное правительству царевну Софьи, уступив Киевскую митрополию Московскому Патриархату (что, в сущности, туркам почти ничего не стоило), представлялось визирю весьма удачным политическим ходом.

Результат встречи Алексеева с визирем не замедлил себя ожидать: возвращенный турками на Патриаршество Дионисий IV прибыл в Эдирне и выразил согласие на переход Киевской митрополии в состав Московского Патриархата. Целиком изменил свой взгляд на эту проблему и Досифей, чье поведение было довольно некрасивым. Боясь остаться без своей доли милостыни, он заявил Алексееву, что нашел канонические правила, позволяющие одному архиерею передать часть территории епархии другому. Иерусалимский Патриарх пообещал уговорить Патриарха Константинопольского уступить Киевскую митрополию Москве (хотя, Дионисия после разговора с визирем уговаривать уже приходилось).

Алексеев получил от Дионисия грамоту собора Константинопольской Церкви о передаче Киевской митрополии Московскому Патриарху на вечные времена. Отдельную грамоту на сей счет подписал и Досифей, хотя, строго говоря, в соответствии с им же самим озвученным порядком, Иерусалимского Патриарха это дело не касалось. В качестве подарка от Российского правительства было вручено 400 золотых червонцев (по 200 каждому Патриарху) и три сорока соболей (для Дионисия). Стремление греков обогатиться на этом деле было столь велико, что Дионисий Константинопольский не постеснялся передать через Алексеева просьбу российскому правительству отблагодарить материально и прочих архиереев, подписавших грамоту о передаче Киевской митрополии Москве.

Подчинившись турецкой власти и получив за то щедрое подношение от московских властей, греческие Патриархи, тем не менее, не удержались от того, чтобы в отместку хотя бы словесно досадить Патриарху Иоакиму, написав ему крайне оскорбительные послания. Дионисий в письме к Московскому собрату высокомерно писал, что в Константинопольской Церкви осуждают его инициативу присоединения Киевской митрополии, но, оказывая ему снисхождение, подают за то соборное прощение и разрешают священнодействовать как архиерею (как будто в компетенции Константинопольского Собора был суд над Предстоятелем иной автокефальной Поместной Православной Церкви!).

Положение Киевской митрополии в составе Русской Церкви было исключительным. По сути, она представляла собой тот самый митрополичий округ, введение которых в Московском Патриархате планировал царь Федор, однако, с гораздо более обширными правами, чем это предусматривал проект епархиальной реформы 1682 г. Все древние привилегии Киевской митрополии, которые были перечислены Киевским собором 1685 г. при избрании на митрополию Гедеона (Святополк-Четвертинского), были за ним сохранены. Митрополит Киевский также получил право носить на митре стоячий крест, как и Патриарх Московский, и, подобно Предстоятелю Русской Церкви, в пределах своей митрополии имел право предношения креста. За Киевским митрополитом закреплялись все земельные владения митрополичьей кафедры, в том числе на Правобережье.

Подобно Константинопольским Патриархам, Московский Первосвятитель пользовался правом дарования ставропигии отдельным монастырям, расположенным в пределах Киевской митрополии. В Константинопольской юрисдикции таким правом обладали, в частности, Киево-Печерская Лавра, киевский Богоявленский Братский и Межигорский монастыри и ряд других обителей. В 1686 г. Патриарх Иоаким даровал ставропигию Полоцкому Богоявленскому монастырю, сделав его одним из важнейших духовных центров Православия в Белоруссии, в 1687 г. — Межигорскому Спасо-Преображенскому монастырю, где некогда начинал свою монашескую жизнь (к этой обители Иоаким особо благоволил). В 1688 г. по просьбе архимандрита Варлаама (Ясинского) Патриаршая ставропигия была подтверждена и для Киево-Печерской Лавры.

В 1688 г. демарш против Гедеона (Святополк-Четвертинского) предпринял Черниговский архиепископ Лазарь (Баранович), который воспользовался тем, что после свержения и ссылки гетмана Самойловича между новым гетманом Иваном Мазепой и митрополитом Киевским сложились не самые лучшие отношения. Лазарь испросил у Патриарха Иоакима и царей разрешение на переход Черниговской епархии непосредственно под Патриаршую юрисдикцию, минуя митрополита Киевского. Вероятно, Лазарь сделал это от обиды на Гедеона: долгие годы Черниговский владыка на правах местоблюстителя управлял церковной жизнью на Левобережье, но при избрании митрополита Киевского в 1685 г. ему был предпочтен ставленник Самойловича. В то же время переход Черниговской епархии под начало Патриарха, в сущности, был восстановлением исторической справедливости: до смуты начала XVII в. и отторжения Чернигово-Северской земли Речью Посполитой она находилась в юрисдикции Московских Патриархов, а не митрополитов Киевских. На этом основании Иоаким пошел навстречу пожеланию владыки Лазаря.

Источники:

1. Архив Юго-Западной России. Киев, 1872. Ч. 1. Т. 5.

Литература:

1. Барсуков Н.П. Всероссийский Патриарх Иоаким Савелов. СПб., 1891.
2. Богданов А.П. Русские Патриархи. Т. 2. М., 1999. С. 254-280.
3. Власовський I. Нарис iсторiї Украiнської Православної Церкви. Т. 2. Київ, 1998. С. 292-343.
4. Смирнов П. Иоаким, Патриарх Московский. М., 1881.
5. Соловьев С.М. История России с древнейших времен // Сочинения. Кн. 7. Т. 13-14. М., 1991. С. 355-424.
6. Терновский С. Исследование о подчинении Киевской митрополии Московскому Патриархату // Архив Юго-Западной России. Киев, 1872. Ч. 1. Т. 5. С. 1-172.

В половине 1721 года Феофан, очевидно, по сговору с императором, заготовляет на латинском языке проект письма к восточным патриархам, которое должно было объяснить происшедшую в России каноническую реформу, чтобы получить согласие на нее со стороны восточных церквей. В архиве этот проект сохранился с русским переводом самого же Феофана. Петр имел такт не пустить в ход этого проекта. В нем нет никакой просьбы о признании, а лишь кудрявая словесность около главного предмета информации, около реформы, произведенной монархом, а не церковной властью. Некоторые канонические ссылки, начиная с собора апостольского, приведены только ради краснословия. Петр рисуется богодухновенным благоустроителем церкви на правах "помазанника" - "христа" с маленькой буквы. По словам Феофана, Петр "весь на то возложился, как бы лучший церковного правления образ изобрести. И изобрел, Божьим воистину вдохновением, такое, которое среднее есть между господствованием единого человека неполезным и частых соборов созыванием неудобным". Следовательно: ни патриарх, ни собор. "Усмотрел же таковое быти судов и советов церковных едино всегдашнее Собрание. И собрание сие из 3-х архиереев, и с прочей при них братией, архимандритов, игуменов и протопресвитеров составил. Таже законами и правилами, сенатским и всех епископов и знатнейших киновиархов и, - что важнейшее есть - собственной своей руки подписанием укрепленными вооружив, и титлою Святейшего Правительствующего Синода украсив, и властью патриаршескою даровав, уставил и узаконил, и публичными своими указами везде объявить повелел". Уклоняясь от прямой просьбы о каноническом признании такого нового "среднего" учреждения, Феофан, как бы любуясь им и стараясь заразить этим патриархов, так заканчивает свое витиеватое изложение: "и законного своего уставителя имеет, Христа Господня, высочайшего у нас Божия служителя, благочестивым обоих времен (В. и Н. Заветов) царем и в сем деле подражавшего, который самого себе, образом древних христианских государей, Священному Синоду нашему за Верховного Председателя и Судию представил. И сие-то есть, между иными, превеликое благо, еже Бог возглаголал о церкви своей в сердце самодержца нашего. Просим убо вас со всяким усердием, да приимите от нас сие благовестие со всяким благоволением. И яко приятно Вам будет не усумневаемся. Молим же и еще Вас, братие. споспешествуйте нам в молитвах о нас к Богу, да избавимся от противляющихся, и да служба наша благоприятна будет святым. Священный же Синод наш от сердца исповедует, яко ничто же предпочитати имать паче всецелого с Вами в православии согласия".

Документ этот, ярко отражающий смуту нечистой канонической совести Феофана, к счастью не получил движения. По зрелом размышлении заменен был другим обращением к Иеремии патр. КПльскому уже прямо от лица самого Петра и датирован 30.ІХ 1721 г. Этому документу и суждено было войти в серию учредительных документов для церковной реформы Петра Великого. >

Тон письма императора почтительный, информация о реформе более ясная, хотя и не вполне точная. И главная цель обращения к Вселенскому выражена достаточно смиренно и прямо: это ходатайство о признании нового учреждения и просьба впредь сноситься с ним по делам церкви:

"Яко благопослушный превожделенныя Матере нашея православно-кафолическия Церкве сын, содержащ всегда почтение к Вашему Всесвятейшеству, яко первому оныя православно-кафолическия Церкве архипастырю, по духу отцу нашему, судили потребно быть уведомить. Между многими, по долгу Богом данной нам власти попеченьями. по многому здравому рассуждению и совету, как с духовными так и с мирскими чинами государства нашего, заблагорассудили уставить со властью равнопатриаршескою Духовный Синод, т. е. Высшее Духовное Соборное Правительство для управления всероссийской государства нашего церкви, из достойных духовных особ, как архиереев, так и киновиархов число довольное.

Оному же Духовному Святейшему Синоду определили мы через учиненную инструкцию, дабы Святую Церковь управляли во всем по догматам Св. Прав. Кафол. Церкви греческого исповедания неотменно; и оные догматы имели бы за правило непогрешимое своего правления; в чем оныя и присягою в Святей Соборной Церкви целованием святого креста и подписанием саморучным себя обязали.

Так неканоническая по ее замыслу, по ее принципам и способу ее проведения в жизнь церковная реформа Петра В. была формально легализована этим утверждением восточных патриархов. Так отпадает обвинение инославных агитаторов, смущающее иногда немощную совесть православных мирян, неискушенных в богословской науке, будто русская церковь 200 лет жила жизнью беззаконной. И все великие иерархи XVIII и XIX вв., носившие в своем сердце скорбь о канонической дефективности синодального строя и надежду на его исправление, проходили свое служение церкви с чистой совестью, зная, что каноническое их положение формально вполне законное.

Особенностью положения правосл. Церкви на польско-литов. землях была зависимость ее от правителей Польши и Литвы, католиков по вероисповеданию. Свое право патроната, унаследованное от правосл. древнерус. князей, они использовали по преимуществу в ущерб интересам правосл. церковных учреждений, опека над к-рыми могла передаваться католич. феодалам и даже католич. церковным орг-циям. Светские власти вмешивались в назначения епископов и настоятелей мон-рей, передавая правосл. архиерейские кафедры и мон-ри мирянам, оказавшим услуги власти. Одним из последствий такого неблагоприятного положения стала слабость иерархических связей в З. м.: власть митрополита над подчиненными ему епископами была ограниченной, зависимость приходского духовенства от епархиальных архиереев - слабой. И архиереи, и приходское духовенство в большей степени зависели от светских патронов, чем от священноначалия. Власть К-польского патриарха над Киевским митрополитом также была незначительной и ограничивалась поставлением на митрополичью кафедру избранного в З. м. кандидата.

Существование З. м. осложнялось и тем, что Ягеллоны, Вазы и их преемники активно содействовали созданию в ее границах католич. еп-ств, поддерживали лат. Церковь в ее стремлении обратить православных в католичество. В связи с этим деятельность правосл. Церкви уже в кон. XIV - 1-й четв. XV в. была серьезно ограничена, это положение сохранялось и во 2-й пол. XV в.: действовал запрет на строительство новых правосл. храмов, права правосл. населения были ущемлены (правосл. знати в Великом княжестве Литовском не дозволялось занимать высшие гос. должности, правосл. мещане в городах Галичины (см. Галицкая Русь) не допускались в состав городских магистратов, не принимались в цехи, правосл. крестьяне должны были платить десятину на содержание католич. священников и др.). Несмотря на то что в 1-й пол. XVI в. в Великом княжестве Литовском ограничения, направленные против православных, уже не действовали (этому способствовало желание власти обеспечить их лояльность в борьбе с Русским гос-вом), относительно благоприятная ситуация не была надлежащим образом использована, чтобы усилить позиции З. м. и укрепить ее внутреннее положение.

В сер. XVI в. в Польско-Литовском гос-ве широко распространилась Реформация, что привело к переходу в протестантизм мн. правосл. магнатов и дворян. Начиная с 70-х гг. XVI в. и особенно в 1-й пол. XVII в. в результате активизировавшейся в ходе Контрреформации прозелитской деятельности католич. Церкви, главную роль в к-рой играл орден иезуитов, стал массовым переход западнорус. правосл. шляхты и городского мещанства в католицизм. Сменив веру, феодалы присваивали себе имущество находившихся под их опекой церковных учреждений. В результате этого перестали существовать мн. древние правосл. обители, епископские кафедры и мон-ри З. м. лишились части владений.

Активные попытки укрепить позиции Православия в Польско-Литовском гос-ве, прежде всего в Вильно и во Львове, делались объединениями правосл. мещан (братствами) и правосл. магнатами, в частности князьями Константином Константиновичем Острожским и А. М. Курбским. При участии рус. первопечатников Ивана Фёдорова и Петра Мстиславца появились первые правосл. издания, в кон. 70-х - 80-х гг. XVI в. стали создаваться уч-ща для правосл. молодежи (Острожская школа, Львовское и Виленское уч-ща), были написаны полемические произведения, направленные против католиков и протестантов. В посл. десятилетия XVI в. все эти начинания нашли поддержку у вост. патриархов - К-польского Иеремии II и Александрийского Мелетия I Пигаса.

Неоднозначными были действия западнорус. архиереев по отстаиванию интересов правосл. Церкви. Рубеж XV и XVI вв. отмечен рядом попыток епископов З. м. укрепить дисциплину и ограничить власть светских патронов над церковными учреждениями. Особо важное значение в данной связи имели решения Собора, созванного в Вильно в дек. 1509 г. митр. Иосифом (Солтаном). Одновременно, желая получить равные права с католич. иерархами, нек-рые архиереи стремились к заключению унии с Римом, эту инициативу поддерживала гос. власть. В 1476 г. митр. Мисаил и в 1500 г. митр. Иосиф (Болгаринович) обращались к папам с предложением унии. Однако их попытки оказались безуспешными. Трудности, к-рые переживала З. м., усугублялись тем, что епископские кафедры часто оказывались в руках светских людей, к-рые покупали у польск. королей право управления епархиями и видели в своем сане лишь источник обогащения.

Вопрос о проведении реформ, которые могли укрепить З. м., обсуждался на Соборах, созывавшихся в Бресте в 1590-1594 гг. Киевский митрополит и епископы стремились упрочить свою власть и полностью распоряжаться доходами епархий, при этом они отказывались тратить средства на устройство типографий и уч-щ. Паства видела в епископах противников преобразований и добивалась их удаления с кафедр. Между епископами и братствами возникали конфликты, для решения к-рых последние обращались за поддержкой к высшей церковной власти - К-польскому патриарху. Братства просили о присылке Патриаршего экзарха для суда над недостойными иерархами, и их поддерживала правосл. шляхта.

Выход из ситуации противостояния со своей паствой подсказали митрополиту и епископам иезуиты, к-рые уже давно призывали духовенство З. м. подчиниться власти папы. В июне 1595 г. неск. западнорус. архиереев обратились в Рим с такого рода предложением. Оно было встречено благожелательно как папой Климентом VIII, так и польск. кор. Сигизмундом III Вазой. О подчинении Киевской митрополии Римскому престолу было объявлено 9 окт. 1596 г. на Соборе, созванном митрополитом и епископами в Бресте (см. Брестская уния 1596 г.). Власть папы не признали Львовский еп. Гедеон (Балабан) и Перемышльский еп. Михаил (Копыстенский), значительная часть белого духовенства и монашества, все правосл. братства и правосл. шляхта во главе с кн. Константином Острожским. На Соборе, созванном в Бресте в те же дни правосл. противниками унии во главе с экзархом К-польского патриарха Никифором, было объявлено решение о низложении принявших унию епископов.

Кор. Сигизмунд III потребовал от своих правосл. подданных, чтобы они подчинились епископам-униатам. Униат. Церковь стала единственной в Речи Посполитой Церковью вост. обряда, признанной властью. Униат. иерархи при поддержке представителей власти и зачастую военной силы закрывали храмы, где служили не принявшие унию священники, правосл. мещане изгонялись из городских магистратов и цехов. К нач. 30-х гг. XVII в. уния утвердилась на большей части территории Белоруссии. Более слабыми были позиции унии на Украине, где в 1-й пол. этого столетия она распространялась гл. обр. на территории зап. епархий - Перемышльской и Холмской, а также на Волыни. На Украине правосл. духовенство опиралось на поддержку многочисленной правосл. шляхты, а со 2-го десятилетия XVII в.- на активную поддержку казачества. К 20-м гг. XVII в. на территории Речи Посполитой действовал один правосл. архиерей - Львовский еп. Иеремия (Тиссаровский).

В 1620 г. Иерусалимский патриарх Феофан IV поставил для З. м. митр. Иова (Борецкого) и ряд епископов. Это событие вызвало резко враждебную реакцию властей Речи Посполитой, были изданы универсалы об аресте правосл. архиереев. В обстановке борьбы с униатами и поддерживавшей их гос. властью оживились связи православных из Зап. Руси с Москвой. Рус. правительство поддерживало поставленных патриархом Феофаном IV для З. м. епископов. Из Москвы поступала разнообразная помощь (деньги, церковные облачения, книги и др.) не только Киевской митрополичьей кафедре, но и мн. правосл. обителям и братствам.

Новый этап в истории З. м. был начат народно-освободительной войной укр. народа под рук. гетмана Б. Хмельницкого. После возникновения в 1648 г. Запорожского гетманства на территории Вост. Украины была прекращена деятельность униат. и католич. Церквей. Однако отношение к восставшим правосл. иерархии во главе с Киевским митр. Сильвестром (Коссовым) было сдержанным, т. к. он вел тайные переговоры с польск. властями. Митрополит и его окружение отнеслись отрицательно к воссоединению Украины с Россией в 1654 г., опасаясь подчинения З. м. Московскому патриарху. В ходе русско-польск. войны за укр. земли (1654-1667) среди правосл. западнорус. духовенства произошел раскол. Киевские митрополиты Дионисий (Балабан-Тукальский), затем Иосиф (Нелюбович-Тукальский) ориентировались на тех гетманов (сначала И. Е. Выговского, затем П. Д. Дорошенко), которые, лавируя между соседями Украины, стремились добиться для Гетманства возможно более широкой автономии. Поэтому митрополиты покинули Киев, подчинявшийся власти царя, и поселились на Правобережной Украине, гл. обр. в резиденции гетманов Чигирине. Др. часть духовенства (ее наиболее яркими представителями были Черниговский архиеп. Лазарь (Баранович) и настоятель Киево-Печерского в честь Успения Пресв. Богородицы мон-ря архим. Иннокентий (Гизель)) выступала за тесную связь Гетманства с Россией, видя в этом гарантию сохранения Православия на Украине.

По Андрусовскому перемирию 1667 г. Левобережная Украина вместе с Киевом вошла в состав России, Правобережная Украина и Белоруссия остались в Речи Посполитой. При активном содействии польск. властей на белорус. и западноукр. землях началось восстановление позиций униат. Церкви. Решениями сеймов правосл. населению запрещалось выезжать за границу для поддержания сношений с К-полем. Неблаговидную роль в этом процессе сыграла группа правосл. епископов (главным был Львовский еп. Иосиф (Шумлянский)) и священников. Уже в 1677 г. эти люди тайно приняли унию и использовали свое положение для того, чтобы передавать приходы сторонникам унии. Становилось ясно, что Православие на украинско-белорус. землях могло сохраниться лишь при прямой поддержке со стороны России.

ПРИНЯТИЕ ХРИСТИАНСТВА. РОЛЬ ЦЕРКВИ В ЖИЗНИ ДРЕВНЕЙ РУСИ

Датой введения на Руси христианства как государственной религии считается 988 г., когда крестился великий киевский князь Владимир со своей дружиной. Хотя распространение на Руси христианства началось раньше. В частности, христианство приняла княгиня Ольга. Князь Владимир стремился сменить языческий пантеон монотеистической (единобожие) религией.

Выбор пал на христианство, так как:

1) на Руси было велико влияние Византии;

2) вера уже получила распространение у славян;

3) христианство отвечало менталитету славян, было ближе, чем иудаизм или мусульманство.

Существуют разные точки зрения на то, как шло распространение христианства:

1) крещение Руси проходило мирно. Новая религия действовала как мощный объединяющий фактор. (Д.С. Лихачев);

2) введение христианства было делом преждевременным, так как основная часть славян продолжала верить в языческих богов до XIV в., когда объединение страны уже стало неизбежным. Принятие христианства в X в. обострило отношения киевской знати с соседями. Крещение новгородцев проходило вместе массовым кровопролитием, христианские обряды, порядки долго не приживались в обществе: славяне называли детей языческими именами, церковный брак не считали обязательным, местами сохранялись и пережитки родового строя (многоженство, кровная месть) (И.Я. Фроянов). Русская церковь с момента принятия христианства государственной религией являлась частью Вселенской Константинопольской. Митрополит назначался патриархом. Первоначально митрополитами и священниками на Руси были греки. Но между тем русская внешняя политика сохраняла свою независимость благодаря твердости, упорству первых князей. Ярослав Мудрый назначил митрополитом русского священника Иллариона, тем самым поставил точку в споре с греками.

Русская церковь оказывала большое влияние на все сферы жизни славян: политику, экономику, культуру:

1) церковь стала быстро обретать экономическую независимость. Князь жертвовал ей десятину. Монастыри вели, как правило, обширное хозяйство. Часть продукции они реализовывали на рынке, а часть запасали. Церковь при этом богатела быстрее, чем великие князья, так как ее не затрагивала борьба за власть во время феодальной раздробленности, большого разрушения ее материальных ценностей не было даже в годы монголо-татарского нашествия;

2) политические отношения стали освещаться церковью: отношения господства и подчинения начали рассматриваться как правильные и богоугодные, при этом церковь получала право примирять, быть гарантом, судьей в политической сфере;

3) христианские храмы становились центрами не только религиозной, но и мирской жизни, так как проводились сходы общины, хранились казна и различные документы;

Articles

Помимо общества церковных людей, церковная власть имела в своей юрисдикции суд над всеми христианами по делам о преступлениях против религии и нравственности и по всем делам, касающимся семейных отношений. К первой категории относились дела о святотатстве, об оскорблении религиозной святыни, о ересях, колдовстве (чародействе), идолослужении и т. д. Ко второй – вопросы о законности или расторжении браков, споры и столкновения между членами семьи и т. д.

Церковь вносила в древнерусское общество совершенно новое понятие семьи – как пожизненного союза мужа и жены, освященного и скрепленного церковным венчанием и, как правило, нерасторжимого, и восставала против прежних обычаев – многоженства и беспорядочных брачных отношений. Восставала церковь и против других пережитков языческого быта, в частности, против кровной мести, которую надлежало заменить княжеским судом и которая в XI в., действительно, была отменена законодательным постановлением сыновей Ярослава.

Отечественная история. ШпаргалкаАнна Дмитриевна Барышева

3 РОЛЬ ЦЕРКВИ В ЖИЗНИ ДРЕВНЕЙ РУСИ

Русская церковь с момента своего создания стала рассматриваться как часть Вселенской константинопольской. Митрополит назначался патриархом. Отчасти это обстоятельство имело место из-за желания Византии контролировать политику Киевского княжества. Но тем не менее русская внешняя политика сохраняла свою независимость благодаря упорству первых князей. Ярослав Мудрый назначил митрополитом русского священника Иллариона, чем поставил точку в споре с греками.

И все же трудно не оценить влияния русской церкви на жизнь славян. Если посмотреть на произошедшие изменения, то они затрагивали все сферы: политику, экономику, культуру и духовную жизнь.

Церковь никогда не бедствовала с экономической точки зрения: князь жертвовал ей собственную десятину. Кроме того, появились новые хозяйствующие субъекты — монастыри. Свою продукцию они частично реализовывали на рынке, а частично запасали впрок.

Церковь богатела быстрее, чем великие князья, поскольку борьба за власть обходила ее стороной, разрушения материальных ценностей не было даже в позднейшие годы монголотатарского нашествия.

Христианская мораль внесла свои коррективы в политическую жизнь: отношения господства и подчинения стали рассматриваться как правильные и богоугодные, а церковь получала место гаранта и арбитра в политической реальности. Племенной сепаратизм и вольности пресекались как бесовские происки, кроме того, введение единобожия ставило под сомнение целесообразность родоплеменной организации и приоритета почитаемых местных богов. Одна вера и один правитель всей Руси — вот формула новой религии.

Нельзя не оценить вклад христианской церкви в культуру древнерусского общества: появились первые священные книги, братья-монахи Кирилл и Мефодий из Болгарии придумали славянскую азбуку.

Среди населения киевского княжества увеличился процент грамотных.

Если князь Владимир Святославович не умел читать, то его сын Ярослав сам мог насладиться творчеством древнегреческих поэтов.

Христианство предоставило возможность всем славянам почувствовать себя подданными одной страны, которых объединяет одна религия, язык и духовные отцы.

Международный авторитет Киевского княжества возрос: с русскими князьями как с равными пожелали породниться королевские дома Европы. Дочери Ярослава Мудрого стали супругами французского, венгерского и норвежского королей. А сам он был женат на норвежской принцессе Ингигерд.

Значение Православия в жизни и исторической судьбе России

Разгадка русского человека в том, что Православная христианская вера воспитала его характер и стала основой его мировоззрения и культуры. Поэтому и разница между русским человеком и западным чаще всего бывает из за того что у русского подход бывает более христианский.

Многие русские духовные отцы, а также и светские писатели и мыслители об этом говорили и писали. Но все это было коротко или просто отдельные мысли и намеки. Есть несколько трудов, которые затрагивают эту тему, но нет хорошо разработанной книги. Книга профессора А.А. Царевского является исключением.

Предлагаемая читателю книга есть переиздание работы профессора А.А. Царевского. Это прекрасно написанный труд, который затрагивает всю жизнь русского человека и наглядно показывает влияние Православной веры на него. Книга написана с большим чувством и любовью к русскому человеку, его культуре и стране, в которой он живет – России. Настоящее издание для наглядности и удобства дополнено заглавиями подглав и заголовками-резюме абзацев.

В книге подробно описываются все отрасли жизни страны и характер русского народа. В ней четыре главы: (I) Влияние на политическую судьбу России, (II) Влияние на внутреннюю жизнь Руси, (III) Влияние на характер русского человека и (IV) Основные свойства русского человека.

Книга была написана для верующего, православного христианина, живущего по своей вере и знающего Закон Божий, историю Церкви Христовой, жития святых и т. п. Не знающим всего этого, она будет трудной. Кроме того, мы живем во время когда люди крайне неосведомлены о христианстве. Часто говорится, что все религии учат одно и то же, и что разницы между ними мало. Поэтому напомним читателю об основном в Православном христианстве.

Иисус Христос учил об Едином Господе Боге, Создателе всего мира, Праведном и любящем Отце, Промыслителе, Который нас создал и дал нам заповеди о том, как жить. Господь нас учил что нужно жить по этим заповедям, нужно честно трудиться, почитать родителей, нельзя убивать, прелюбодействовать, воровать, лгать и завидовать, и самое главное – нужно посвящать время Богу. Это были знаменитые Десять Заповедей, которые были даны древним евреям еще до Иисуса Христа. Иисус же углубил эти заповеди и еще учил о любви ко всем, о скромности, о жизни по Божией правде, о милосердии, о внутренней сердечной чистоте, о миротворчестве, о добрых делах, искренности, нравственной чистоте, о духовном а не материальном богатстве, о духовной, а не телесной красоте, о надежде на Бога и о жизни после смерти (Матф. 5–7). Все учение Иисуса Христа было углублением древней еврейской веры. Учение было настолько праведно, глубоко и очевидно и для тех языческих времен необычно, что было ясно, что оно исходило не от человека.

Христианство оказало благотворное влияние на весь мир. Языческий мир – где господствовала сила, богатство, гордость, жестокость, нравственная распущенность – под влиянием христианства постепенно переродился. Основными ценностями стали доброта, любовь, милосердие, скромность, прощение, чистота нравов. Христианство повлияло на всю жизнь человека, на все отрасли его сложной жизни и омыло все и вся. Христианские правила и нормы для жизни стали основой законов всех цивилизованных стран. Христианское учение стало колыбелью новой очищенной христианской культуры.

В 1054 г. от Православной Христианской Церкви отделилась Римская (так называемые католики, которые претендуют на первенство в Церкви). От нее, в 1517 г., отделились протестанты, которые потом – из за неопределенности учения – разделились на массу отдельных групп (сект). В настоящее время, в 1998 г., их свыше 22.000. Православная Церковь не признает сектантов за Церкви, а только как христианские общества.

После захвата в 1453 г. Константинополя турками-османами и прекращения существования

После окончания тяжелого и кровавого Смутного времени в России утвердилась новая царская династия Романовых. Успокоение внутренней обстановки в стране, стремление знатного рода, представители которого недавно воссели на русский – единственнй в мире православный, престол, к расширению богатства и влияния, потребность разраставшегося царского служилого класса в новых должностях и



источниках дохода побуждали правящий класс Московского государства к дальнейшему территориальному расширению державы, упрочению позиций, возвышению авторитета царской фигуры. Церковь также нуждалась в расширении своего духовного влияния, приобретении новых земель, увеличении числа населения, платящего церковные подати. Одновременно в России с постепенным ростом общеевропейского технического прогресса все больше распространялись просвещенность, книгопечатание. Духовный авторитет царя требовал все более ясного подтверждения. Поэтому в царствование второго государя из династии Романовых – Алексея Михайловича, были предприняты решительные меры по унификации всех обрядов Русской православной церкви.

В 1652 г. Патриархом Московским и Всея Руси был избран Никон – горячий сторонник полного церковного единства и строгого соблюдения церковного устава. Требуя от священства и паствы совершения обрядов по всем правилам, в то же время он требовал и соблюдения духовного благочестия, уделял большое внимание духовному воспитанию паствы, а не только формальному следованию религиозным предписаниям. Никон взялся за приведение церковных обрядов к единообразию. Лично проверив все регламентирующие обряды книги в патриаршей библиотеке, Никон отметил имевшиеся в них разночтения. Также он обнаружил подписанную в том числе константинопольскими иерархами грамоту об учреждении собственной церкви на Руси. В качестве условия обособления русской церковной организации от константинопольской стояло и обязательное согласование обрядов. Это побудило Никона для устранения разночтений в книгах снова обратиться к константинопольским образцам. Правда, сделать это было нелегко Константинополь, бывший теперь столицей мусульманской Османской империи, от России отделяла обширная территория враждебной Речи Посполитой и земли далеких дунайских княжеств. Проезд через несколько государственных границ на столь огромное расстояние требовал вмешательства высочайших дипломатов и был труднодоступен даже для такой фигуры, как сам московский патриарх. В 1653 г. в Москву прибыл побывавший в Константинополе монах Арсений Суханов, который указал, что греки при осенении крестным знамением крестятся тремя пальцами, а не двумя, как было распространено в России, и совершают крестный ход против солнца, а не по солнцу, как обыкновенно делали русские. Никон стал подготавливать издание единого свода церковных обрядов по константинопольскому образцу. Первым же его указом на пути к реформированию Русской православной церкви стало сокращение числа земных поклонов с 12 до 4 во время чтения молитвы Ефрема Сирина.


Восстановленный в 1993 г. Казанский собор в Москве

Избавившись от наиболее непримиримых противников реформ, Никон в 1654 г. созвал церковный собор,

23 апреля 1656 г. открылся собор, который должен был решить вопрос о правильности осенения крестным знамением – двумя или тремя пальцами. Патриарх Антиохийский Макарий утверждал, что в троеперстном знамении заключен глубокий сакральный смысл и распространенное в России двуперстное знамение является по сути кощунством. В итоге собор издал уже по-настоящему грозное постановление об отлучении от церкви всех, кто крестится двумя перстами.


А. Васнецов “Красная площадь во второй половине XVII века”

Читайте также: