Профессию эту кузьмин считал все же случайной и думал что если бы

Обновлено: 18.05.2024

С Наволоки пароход пришел ночью. Майор Кузьмин вышел на палубу. Моросил дождь. На пристани было пусто, – горел только один фонарь.

Он поежился, застегнул шинель. С реки задувал холодный ветер. Кузьмин разыскал помощника капитана, спросил, долго ли пароход простоит в Наволоках.

– Часа три, – ответил помощник. – Смотря по погрузке. А вам зачем? Вы же едете дальше.

– Письмо надо передать. От соседа по госпиталю. Его жене. Она здесь, в Наволоках.

– Да, задача! – вздохнул помощник. – Хоть глаз выколи! Гудки слушайте, а то останетесь.

Кузьмин вышел на пристань, поднялся по скользкой лестнице на крутой берег. Было слышно, как шуршит в кустах дождь. Кузьмин постоял, чтобы глаза привыкли к темноте, увидел понурую лошадь, кривую извозчичью пролетку. Верх пролетки был поднят. Из-под него слышался храп.

– Эй, приятель, – громко сказал Кузьмин, – царство божие проспишь! Извозчик заворочался, вылез, высморкался, вытер нос полой армяка

и только тогда спросил:

– Поедем, – согласился Кузьмин.

– А куда везти? Кузьмин назвал улицу.

– Далеко, – забеспокоился извозчик. – На горе. Не меньше как на четвертинку взять надо.

Он задергал вожжами, зачмокал. Пролетка нехотя тронулась.

– Ты что же, единственный в Наволоках извозчик? – спросил Кузьмин.

– Двое нас, стариков. Остальные сражаются. А вы к кому?

– Знаю, – извозчик живо обернулся. – К Ольге Андреевне, доктора Андрея Петровича дочке. Прошлой зимой из Москвы приехала, поселилась в отцовском доме. Сам Андрей Петрович два года как помер, а дом ихний…

Пролетка качнулась, залязгала и вылезла из ухаба.

– Ты на дорогу смотри, – посоветовал Кузьмин. – Не оглядывайся.

– Дорога действительно… – пробормотал извозчик. – Тут днем ехать, конечно, сробеешь. А ночью ничего. Ночью ям не видно.

– А вы не муж ихний? – спросил извозчик.

– Но, сатана! – крикнул он и хлестнул вожжой костлявую лошадь. – Нанялась тесто месить!

Башилов был высокий насмешливый офицер. Говорил он охотно и много. Перед тем как сказать что-нибудь острое, он долго и беззвучно смеялся. До призыва в армию Башилов работал помощником режиссера в кино. Каждый вечер он подробно рассказывал соседям по палате о знаменитых фильмах. Раненые любили рассказы Башилова, ждали их и удивлялись его памяти. В своих оценках людей, событий, книг Башилов был резок, очень упрям и высмеивал каждого, кто пытался ему возражать. Но высмеивал хитро – намеками, шутками, – и высмеянный обыкновенно только через час-два спохватывался, соображал, что Башилов его обидел, и придумывал ядовитый ответ. Но отвечать, конечно, было уже поздно.

Весь следующий день Башилов не отходил от Кузьмина, поглядывал на него, подарил офицерскую флягу, а перед самым отъездом они выпили вдвоем бутылку припрятанного Башиловым вина.

– Что вы на меня так смотрите? – спросил Кузьмин.

– Хороший вы человек, – ответил Башилов. – Вы могли бы быть художником, дорогой майор.

– Я топограф, – ответил Кузьмин. – А топографы по натуре – те же художники.

– Бродяги, – неопределенно ответил Кузьмин.

– Из Волошина. Но не в этом дело. Я смотрю на вас потому, что завидую. Вот и все.

Башилов повертел стакан, откинулся на спинку стула и усмехнулся. Сидели они в конце госпитального коридора у плетеного столика. За окном ветер гнул молодые деревья, шумел листьями, нес пыль. Из-за реки шла на город дождевая туча.

– Чему завидую? – переспросил Башилов и положил свою красную руку на руку Кузьмина. – Всему. Даже вашей руке.

– Ничего не понимаю, – сказал Кузьмин и осторожно убрал свою руку. Прикосновение холодной руки Башилова было ему неприятно. Но чтобы Башилов этого не заметил, Кузьмин взял бутылку и начал нализать вино.

– Ну, и не понимайте! – ответил Башилов сердито. Он помолчал и заговорил, опустив глаза: – Если бы мы могли поменяться местами! Но в общем все это чепуха! Через два дня вы будете в Наволоках. Увидите Ольгу Андреевну. Она пожмет вам руку. Вот я и завидую. Теперь-то вы понимаете?

– Ну, что вы! – сказал, растерявшись, Кузьмин, – Вы тоже увидите вашу жену.

– Ну, извините, – пробормотал Кузьмин.

– Она мне не жена! – так же резко повторил Башилов. – Она – все! Вся моя жизнь. Ну, довольно об этом!

Он встал и протянул Кузьмину руку:

– Прощайте. А на меня не сердитесь. Я не хуже других.

Пролетка въехала на дамбу. Темнота стала гуще. В старых ветлах сонно шумел, стекал с листьев дождь. Лошадь застучала копытами по настилу моста.

– Ты меня подожди около дома. Отвезешь обратно на пристань…

Началась булыжная мостовая. Пролетка затряслась, задребезжала железными подножками. Извозчик свернул на обочину. Колеса мягко покатились по сырому песку. Кузьмин снова задумался.

Снова ему захотелось остаться здесь. Он любил русские городки, где с крылечек видны заречные луга, широкие взвозы, телеги с сеном на паромах. Эта любовь удивляла его самого. Вырос он на юге, в морской семье. От отца осталось у него пристрастие к изысканиям, географическим картам, скитальчеству. Поэтому он и стал топографом. Профессию эту Кузьмин считал все же случайной и думал, что если бы родился в другое время, то был бы охотником, открывателем новых земель. Ему нравилось так думать о себе, но он ошибался. В характере у него не было ничего, что свойственно таким людям. Кузьмин был застенчив, мягок с окружающими. Легкая седина выдавала его возраст. Но, глядя на этого худенького, невысокого офицера, никто бы не дал ему больше тридцати лет.

Гора окончилась. Извозчик свернул в боковую улицу. Тучи кое-где разошлись, и в черноте над головой то тут, то там зажигалась звезда. Поблестев в лужах, она гасла.

Пролетка остановилась около дома с мезонином.

– Приехали! – сказал извозчик. – Звонок у калитки, с правого боку. Кузьмин ощупью нашел деревянную ручку звонка и потянул ее, но

никакого звонка не услышал – только завизжала ржавая проволока.

– Шибче тяните! – посоветовал извозчик.

Кузьмин снова дернул за ручку. В глубине дома заболтал колокольчик. Но в доме было по-прежнему тихо, – никто, очевидно, не проснулся.

– Ох-хо-хо! – зевнул извозчик. – Ночь дождливая – самый крепкий сон.

Кузьмин подождал, позвонил сильнее. На деревянной галерейке послышались шаги. Кто-то подошел к двери, остановился, послушал, потом недовольно спросил:

– Кто такие? Чего надо?

Кузьмин хотел ответить, но извозчик его опередил.

– Отворяй, Марфа, – сказал он. – К Ольге Андреевне приехали. С фронта.

– Кто с фронта? – так же неласково спросил за дверью голос. – Мы никого не ждем.

– Не ждете, а дождались!

Дверь приоткрылась на цепочке. Кузьмин сказал в темноту, кто он и зачем приехал.

– Батюшки! – испуганно сказала женщина за дверью. – Беспокойство вам какое! Сейчас отомкну. Ольга Андреевна спит. Вы зайдите, я ее разбужу.

Дверь отворилась, и Кузьмин вошел в темную галерейку.

– ' Тут ступеньки, – предупредила женщина уже другим, ласковым голосом. – Ночь-то какая, а вы приехали! Обождите, не ушибитесь. Я сейчас лампу засвечу, – у нас по ночам огня нету.

Она ушла, а Кузьмин остался на галерейке. Из комнат тянуло запахом чая и еще каким-то слабым и приятным запахом. На галерейку вышел кот, потерся о ноги Кузьмина, промурлыкал и ушел обратно в ночные комнаты, как бы приглашая Кузьмина за собой.

За приоткрытой дверью задрожал слабый свет.

– Пожалуйте, – сказала женщина.

Кузьмин вошел. Женщина поклонилась ему. Это была высокая старуха с темным лицом. Кузьмин, стараясь не шуметь, снял шинель, фуражку, повесил на вешалку около двери.

– Да вы не беспокойтесь, все равно Ольгу Андреевну будить придется, – улыбнулась старуха.

– Гудки с пристани здесь слышно? – вполголоса спросил Кузьмин.

– Слышно, батюшка. Хорошо слышно. Неужто с парохода да на пароход! Вот тут садитесь, на диван.

Старуха ушла. Кузьмин сел на диван с деревянной спинкой, поколебался, достал папиросу, закурил. Он волновался, и непонятное это волнение его сердило. Им овладело то чувство, какое всегда бывает, когда попадаешь ночью в незнакомый дом, в чужую жизнь, полную тайн и догадок. Эта жизнь лежит как книга, забытая на столе на какой-нибудь шестьдесят пятой странице. Заглядываешь на эту страницу и стараешься угадать: о чем написана книга, что в ней?

На столе действительно лежала раскрытая книга. Кузьмин встал, наклонился над ней и, прислушиваясь к торопливому шепоту за дверью и шелесту платья, прочел про себя давно забытые слова:
И невозможное возможно,
Дорога дальняя легка,
Когда блеснет в дали дорожной
Мгновенным взор из-под платка…

Кузьмин поднял голову, осмотрелся. Низкая теплая комната опять вызвала у него желание остаться в этом городке.

Есть особенный простодушный уют в таких комнатах с висячей лампой над обеденным столом, с ее белым матовым абажуром, с оленьими рогами над картиной, изображающей собаку около постели больной девочки. Такие комнаты вызывают улыбку – так все старомодно, давно по забито.

Все вокруг, даже пепельница из розовой раковины, говорило о мирной и долгой жизни, и Кузьмин снова подумал о том, как хорошо было бы остаться здесь и жить так, как жили обитатели старого дома – неторопливо, в чередовании труда и отдыха, зим, весен, дождливых и солнечных дней.

Но среди старых вещей в комнате были и другие. На столе стоял букет полевых цветов – ромашки, медуницы, дикой рябинки. Букет был собран, должно быть, недавно. На скатерти лежали ножницы и отрезанные ими лишние стебли цветов.

Одна створка окна была открыта. За ней, за вазонами с бегонией, поблескивал от неяркого света, падавшего из окна, мокрый куст сирени. В темноте перешептывался слабый дождь. В жестяном желобе торопливо стучали тяжелые капли.

Кузьмин прислушался к стуку капель. Веками мучившая людей мысль о необратимости каждой минуты пришла ему в голову именно сейчас, ночью, в незнакомом доме, откуда через несколько минут он уйдет и куда никогда не вернется.

На пороге комнаты стояла молодая женщина в черном платье. Очевидно, она торопилась выйти к нему и плохо причесалась. Одна коса упала ей на плечо, и женщина, не спуская глаз с Кузьмина и смущенно улыбаясь, подняла ее и приколола шпилькой к волосам на затылке. Кузьмин поклонился.

– Извините, – сказала женщина и протянула Кузьмину руку. – Я вас заставила ждать.

– Вы Ольга Андреевна Башилова?

Кузьмин смотрел на женщину. Его удивили се молодость и блеск глаз – глубокий и немного туманный.

Кузьмин извинился за беспокойство, достал из кармана кителя письмо Башилова, подал женщине. Она взяла письмо, поблагодарила и, не читая, положила его на рояль.

– Что же мы стоим! – сказала она. – Садитесь! Вот сюда, к столу. Здесь светлее.

Кузьмин сел к столу, попросил разрешения закурить.

– Курите, конечно, – сказала женщина. – Я тоже, пожалуй, закурю. Кузьмин предложил ей папиросу, зажег спичку. Когда она закурила,

на лицо ее упал свет спички, и сосредоточенное это лицо с чистым лбом показалось Кузьмину знакомым.

Ольга Андреевна села против Кузьмина. Он ждал расспросов, но она молчала и смотрела за окно, где все так же однотонно шумел дождь.

– Марфуша, – сказала Ольга Андреевна и обернулась к двери. – Поставь, милая, самовар.

– Нет, что вы! – испугался Кузьмин. – Я тороплюсь. Извозчик ждет на улице. Я должен был только передать вам письмо и рассказать кое-что… о вашем муже.

– Что рассказывать! – ответила Ольга Андреевна, вытащила из букета цветок ромашки и начала безжалостно обрывать на нем лепестки. – Он жив – и я рада.

– Не торопитесь, – просто, как старому другу, сказала Ольга Андреевна. – Гудки мы услышим. Пароход отойдет, конечно, не раньше рассвета.

– А у нас, батюшка, пониже Наволок, – сказала из соседней комнаты Марфа, – перекат большой на реке. Его ночью проходить опасно. Вот капитаны и ждут до света.

– Это правда, – подтвердила Ольга Андреевна. – Пешком до пристани всего четверть часа. Если идти через городской сад. Я вас провожу. А извозчика вы отпустите. Кто вас привез? Василий?

– Вот этого я не знаю, – улыбнулся Кузьмин.

– Тимофей их привез, – сообщила из-за двери Марфа. Было слышно, как она гремит самоварной трубой. – Хоть чайку попейте. А то что же – из дождя да под дождь.

Кузьмин согласился, вышел к воротам, расплатился с извозчиком. Извозчик долго не уезжал, топтался около лошади, поправлял шлею.

Когда Кузьмин вернулся, стол уже был накрыт. Стояли синие старые чашки с золотыми ободками, кувшин с топленым молоком, мед, начатая бутылка вина. Марфа несла самовар.

– Вы не сердитесь. Есть почта, есть телеграф, – я не знаю, зачем ему понадобилось вас затруднять.

– Какое же затруднение! – поспешно ответил Кузьмин и добавил, помолчав: – Наоборот, это очень хорошо.

– Что хорошо? – громче переспросила Ольга Андреевна и подняла на Кузьмина глаза. Она смотрела на него, как бы стараясь догадаться, о чем он думает, – строго, подавшись вперед, ожидая ответа. Но Кузьмин молчал.

– Но все же, что хорошо? – опять спросила она.

– Как вам сказать, – ответил, раздумывая, Кузьмин. – Это особый разговор. Все, что мы любим, редко с нами случается. Не знаю, как у других, но я сужу по себе. Все хорошее почти всегда проходит мимо. Вы понимаете?

– Не очень, – ответила Ольга Андреевна и нахмурилась.

– Как бы вам объяснить, – сказал Кузьмин, сердясь на себя. – С вами тоже так, наверное, бывало. Из окна вагона вы вдруг увидите поляну в березовом лесу, увидите, как осенняя паутина заблестит на солнце, и вам захочется выскочить на ходу из поезда и остаться на этой поляне. Но поезд проходит мимо. Вы высовываетесь из окна и смотрите назад, куда уносятся все эти рощи, луга, лошаденки, проселочные дороги, и слышите неясный звон. Что звенит – непонятно. Может быть, лес или воздух. Или гудят телеграфные провода. А может быть, рельсы звенят от хода поезда. Мелькнет вот так, на мгновение, а помнишь об этом всю жизнь.

Кузьмин замолчал. Ольга Андреевна пододвинула ему стакан о вином.

– Я в жизни, – сказал Кузьмин и покраснел, как всегда краснел, когда ему случалось говорить о себе, – всегда ждал вот таких неожиданных и простых вещей. И если находил их, то бывал счастлив. Ненадолго, но бывал.

– И сейчас тоже? – спросила Ольга Андреевна.

Ольга Андреевна опустила глаза.

– Почему? – спросила она.

– Какой? – спросила Ольга Андреевна.

Кузьмин назвал город. Ольга Андреевна ничего не ответила.

– Сел на пароход, – продолжал Кузьмин. – Деревни на берегах, пристани. И очертевшее сознание одиночества. Ради бога, не подумайте, что я жалуюсь. В одиночестве тоже много хорошего. Потом Наволоки. Я боялся их проспать. Вышел на палубу глухой ночью и подумал: как странно, что в этой огромной, закрывшей всю Россию темноте, под дождливым небом спокойно спят тысячи разных людей. Потом я ехал сюда на извозчике и все гадал, кого я встречу.

– Чем же вы все-таки счастливы? – спросила Ольга Андреевна.

– Так… – спохватился Кузьмин. – Вообще хорошо.

– Что же вы? Говорите!

– О чем? Я и так разболтался, наговорил лишнего.

– Обо всем, – ответила Ольга Андреевна. Она как будто не расслышала его последних слов. – О чем хотите, – добавила она. – Хотя все это in много странно.

Она встала, подошла к окну, отодвинула занавеску. Дождь не стихал.

– Что странно? – спросил Кузьмин.

– Все дождь! – сказала Ольга Андреевна и обернулась. – Такая вот встреча. И весь этот наш ночной разговор, – разве это не странно?

Кузьмин смущенно молчал.

В сыром мраке за окном, где-то под горой, загудел пароход.

– Ну, что ж, – как будто с облегчением сказала Ольга Андреевна. – Вот и гудок!

Кузьмин встал. Ольга Андреевна не двигалась.

– Погодите, – сказала она спокойно. – Давайте сядем перед дорогой. Как в старину.

Кузьмин снова сел. Ольга Андреевна тоже села, задумалась, даже отвернулась от Кузьмина. Кузьмин, глядя на ее высокие плечи, на тяжелые косы, заколотые узлом на затылке, на чистый изгиб шеи, подумал, что если бы не Башилов, то он никуда бы не уехал из этого городка, остался бы здесь до конца отпуска и жил бы, волнуясь и зная, что рядом живет эта милая и очень грустная сейчас женщина.

Ольга Андреевна встала. В маленькой прихожей Кузьмин помог ей, надеть плащ. Она накинула на голову платок.

Они вышли, молча пошли по темной улице.

– Скоро рассвет, – сказала Ольга Андреевна.

Над заречной стороной синело водянистое небо. Кузьмин заметил, что Ольга Андреевна вздрогнула.

– Вам холодно? – встревожился он. – Зря вы пошли меня провожать. Я бы и сам нашел дорогу.

– Нет, не зря, – коротко ответила Ольга Андреевна.

Дождь прошел, но с крыш еще падали капли, постукивали по дощатому тротуару.

В конце улицы тянулся городской сад. Калитка была открыта. За ней сразу начинались густые, запущенные аллеи. В саду пахло ночным холодом, сырым песком. Это был старый сад, черный от высоких лип. Липы уже отцветали и слабо пахли. Один только раз ветер прошел по саду, и весь он зашумел, будто над ним пролился и тотчас стих крупный и сильный ливень.

В конце сада был обрыв над рекой, а за обрывом – предрассветные дождливые дали, тусклые огни бакенов внизу, туман, вся грусть летнего ненастья.

– Как же мы спустимся? – спросил Кузьмин.

Ольга Андреевна свернула по тропинке прямо к обрыву и подошла к деревянной лестнице, уходившей вниз, в темноту.

– Дайте руку! – сказала Ольга Андреевна. – Здесь много гнилых ступенек.

Кузьмин подал ей руку, и они осторожно начали спускаться. Между ступенек росла мокрая от дождя трава.

– Попрощаемся здесь, – сказала Ольга Андреевна. – Дальше я не пойду.

Кузьмин взглянул на нее. Из-под платка смотрели на него тревожные, строгие глаза. Неужели вот сейчас, сию минуту, все уйдет в прошлое и станет одним из томительных воспоминаний и в ее и в его жизни?

Ольга Андреевна протянула Кузьмину руку. Кузьмин поцеловал ее и почувствовал тот же слабый запах духов, что впервые услышал в темной комнате под шорох дождя.

Кузьмин сбежал, не оглядываясь, на берег, прошел через пахнущую рогожами и дегтем пристань, вошел на пароход и тотчас же поднялся на пустую палубу. Пароход уже отваливал, медленно работая колесами.

Кузьмин прошел на корму, посмотрел на обрыв, на лестницу – Ольга Андреевна была еще там. Чуть светало, и ее трудно было разглядеть. Кузьмин поднял руку, но Ольга Андреевна не ответила.

Пароход уходил все дальше, гнал на песчаные берега длинные волны, качал бакены, и прибрежные кусты лозняка отвечали торопливым шумом на удары пароходных колес.

— Понравился ли рассказ? (Интересен, читается легко, быстро запоминается сюжет, яркие детали)

— О чем этот рассказ?

(- о доме, как источнике тепла, света и уюта для человека;

— о случайном знакомстве двух одиноких людей во время войны;

— о красоте природы и о красоте в отношениях между людьми;

-О ностальгии по родному дому

— Какой вам представляется героиня в начале и в конце рассказа?

. С чем это связано?(
Снега-устарелое- снеги- передает состояние одиночества, заброшенности героини. Снежок-олицетворяет для Николая Потапова нечто милое, родное .радость от встречи с домом.)

– принцип зеркального отражения

— Какими вы представляете героев рассказа? (в рассказе нет описания внешности)

Почему писатель не рассказывает о жизни героев до встречи друг с другом?
Почему рассказ начинается с пейзажной зарисовки?(Внутреннее состояние героя, приехавшего с фронта, чтобы передать о знакомого по госпиталю приятеля его бывшей жене, выражено через состояние природы. Моросящий дождь, густые сумерки, туман –это знаки состояния героя, переживающего чувство неясного ожидания, легкой тревоги и смутной надежды перед встречей с незнакомой ему женщиной)

Не кажется ли вам лишними фразы из стихотворений Волошина, Блока?
Можно ли утверждать ,что главным действующим лицом происходящих событий является дождь? (живет на каждой странице, в каждом абзаце)
Образ уходящего парохода в финале рассказа. Какова его роль?(Картины уходящего парохода не только завершают событийную линию на основе кольцевой композиции(герой уезжает, видимо, навсегда), но и эмоционально окрашивают историю чувством сожаления о чем-то несбывшемся, о разлуке)

Сопоставление произведений:

— Почему в рассказах почти нет деталей военного быта, войны, хотя рассказы написаны в период ВОВ?

-Одинаковы ли финалы рассказов?

-Какие символические образы связывают эти два рассказа и как они связаны с идеей произведений?

-Написать ответное письмо Татьяны Петровны Потапову.

Константин Паустовский — Дождливый рассвет

– Часа три, – ответил помощник. – Смотря по погрузке. А вам зачем? Вы же едете дальше.

– Письмо надо передать. От соседа по госпиталю. Его жене. Она здесь, в Наволоках.

– Да, задача! – вздохнул помощник. – Хоть глаз выколи! Гудки слушайте, а то останетесь.

и только тогда спросил:

– Поедем, – согласился Кузьмин.

– А куда везти? Кузьмин назвал улицу.

– Далеко, – забеспокоился извозчик. – На горе. Не меньше как на четвертинку взять надо.

Он задергал вожжами, зачмокал. Пролетка нехотя тронулась.

– Ты что же, единственный в Наволоках извозчик? – спросил Кузьмин.

– Двое нас, стариков. Остальные сражаются. А вы к кому?

Пролетка качнулась, залязгала и вылезла из ухаба.

– Ты на дорогу смотри, – посоветовал Кузьмин. – Не оглядывайся.

– А вы не муж ихний? – спросил извозчик.

– Но, сатана! – крикнул он и хлестнул вожжой костлявую лошадь. – Нанялась тесто месить!

– Что вы на меня так смотрите? – спросил Кузьмин.

– Хороший вы человек, – ответил Башилов. – Вы могли бы быть художником, дорогой майор.

– Я топограф, – ответил Кузьмин. – А топографы по натуре – те же художники.

– Бродяги, – неопределенно ответил Кузьмин.

– Из Волошина. Но не в этом дело. Я смотрю на вас потому, что завидую. Вот и все.

– Чему завидую? – переспросил Башилов и положил свою красную руку на руку Кузьмина. – Всему. Даже вашей руке.

– Ну, что вы! – сказал, растерявшись, Кузьмин, – Вы тоже увидите вашу жену.

– Ну, извините, – пробормотал Кузьмин.

– Она мне не жена! – так же резко повторил Башилов. – Она – все! Вся моя жизнь. Ну, довольно об этом!

Он встал и протянул Кузьмину руку:

– Прощайте. А на меня не сердитесь. Я не хуже других.

– Ты меня подожди около дома. Отвезешь обратно на пристань…

К.Г Паустовский — писатель с необыкновенной судьбой, молодые годы которого неразрывно связаны с историей России. С юных лет, Паустовский был убеждён в особой и важной роли литературы в жизни человека, и посвятил свою жизнь писательству.

Произведения автора — романы, очерки, путевые заметки, рассказы созданы на основе богатого жизненного опыта и исторических событий 1917-1919 и последующих годов, которые легли в основу его книг.

Герои автора — простые советские люди, а также природа родной земли, которая повышает интерес читателя к прекрасным ландшафтам рек и лесов.

Сюжет рассказа прост.

Глубокой ночью, речной пароход подошёл в г. Наволоки. На палубе находился майор Кузьмин, который должен был найти в городе женщину, и передать ей письмо от мужа. Выйдя на пристань, мужчина долго привыкал к темноте, пока не увидел сонного извозчика, который доставил его к маленькому дому на окраине.

Встретившись с Ольгой Андреевной, майор понимает, что семейная жизнь с его другом Башиловым, осталась в прошлом.

Беседа не вяжется, и майор понимает, что он приехал зря.

Его внимание против воли останавливается на деталях, которые дают ему слабую надежду на зародившую в мыслях мечту.

Кульминацией рассказа становится диалог между мужчиной и женщиной в сумерках ночи, он длится до утра, а на рассвете, Ольга Андреевна провожает случайного гостя на пристань.

Финал не оставляет, однако, чувства горечи и тоски. Майор Кузьмин надеется на очередную встречу, которая возможно произойдёт после его возвращения.

Рассказ писателя лишён невероятного поворота сюжетной линии, но он даёт возможность поразмыслить над судьбой главных героев, и над их мимолётной встрече, которая могла бы и не произойти.

Так проявляется замечательное мастерство К. Поступаете в 2019 году? Наша команда поможет с экономить Ваше время и нервы: подберем направления и вузы (по Вашим предпочтениям и рекомендациям экспертов);оформим заявления (Вам останется только подписать);подадим заявления в вузы России (онлайн, электронной почтой, курьером);мониторим конкурсные списки (автоматизируем отслеживание и анализ Ваших позиций);подскажем когда и куда подать оригинал (оценим шансы и определим оптимальный вариант).Доверьте рутину профессионалам – подробнее.

Паустовского. За немногочисленными деталями, короткими репликами, угадывается целая гамма чувств и переживаний.

Полезный материал по теме:

Изменить размер шрифта:

– Часа три, – ответил помощник. – Смотря по погрузке. А вам зачем? Вы же едете дальше.

– Письмо надо передать. От соседа по госпиталю. Его жене. Она здесь, в Наволоках.

– Да, задача! – вздохнул помощник. – Хоть глаз выколи! Гудки слушайте, а то останетесь.

и только тогда спросил:

– Поедем, – согласился Кузьмин.

– А куда везти? Кузьмин назвал улицу.

– Далеко, – забеспокоился извозчик. – На горе. Не меньше как на четвертинку взять надо.

Он задергал вожжами, зачмокал. Пролетка нехотя тронулась.

– Ты что же, единственный в Наволоках извозчик? – спросил Кузьмин.

– Двое нас, стариков. Остальные сражаются. А вы к кому?

Пролетка качнулась, залязгала и вылезла из ухаба.

– Ты на дорогу смотри, – посоветовал Кузьмин. – Не оглядывайся.

– А вы не муж ихний? – спросил извозчик.

– Но, сатана! – крикнул он и хлестнул вожжой костлявую лошадь. – Нанялась тесто месить!

– Что вы на меня так смотрите? – спросил Кузьмин.

– Хороший вы человек, – ответил Башилов. – Вы могли бы быть художником, дорогой майор.

– Я топограф, – ответил Кузьмин. – А топографы по натуре – те же художники.

– Бродяги, – неопределенно ответил Кузьмин.

– Из Волошина. Но не в этом дело. Я смотрю на вас потому, что завидую. Вот и все.

– Чему завидую? – переспросил Башилов и положил свою красную руку на руку Кузьмина. – Всему. Даже вашей руке.

– Ну, что вы! – сказал, растерявшись, Кузьмин, – Вы тоже увидите вашу жену.

– Ну, извините, – пробормотал Кузьмин.

– Она мне не жена! – так же резко повторил Башилов. – Она – все! Вся моя жизнь. Ну, довольно об этом!

Он встал и протянул Кузьмину руку:

– Прощайте. А на меня не сердитесь. Я не хуже других.

– Ты меня подожди около дома. Отвезешь обратно на пристань…

Литературное направление и жанр

Традиционно литературоведы определяют жанр данного произведения как развёрнутая пейзажная зарисовка.

Еще труднее определить литературное направление рассказа. Среди современников Паустовский слыл романтиком, но это не определение литературного направления его творчества, а характеристика своеобразия его прозы, сочетающей простоту изложения и эмоциональность, лиричность. В рассказе прослеживаются черты реализма, ведь автор видит красоту в обыкновенном, необычность в обыденном.

Прохор рассказывает легенду о происхождении природного явления: почему осенью падают листья. Легенда содержит элементы притчи. Дурак – первый человек, взявший в руки ружьё. Это начинатель войны и её сочинитель, породивший насильственную смерть.

История создания

Сюжет и композиция

Эта повествовательная часть вновь сменяется описанием красок осени, расцвеченных солнечным лучом берегов Прорвы, по которой путешествует рассказчик. Пейзаж расширяется, осенний сад переходит в окрестные леса, рассказчик созерцает травы, кустарники, сосновые чащи, берега реки Прорвы. Мир осени всё увеличивается.

И в эту же ночь открытия осень занимает не просто двор, Солотчу, Прорву и сердце рассказчика, но и всю вселенную. Осенние созвездия соединяются с земным бытием. Они блистают в ведре с водой, в маленьком оконце избы, дрожат в воде озёр, тускнеют в зарослях, где дремлют волки, отражаются в чешуе рыб, спящих на отмелях в Старице и Прорве. Так в пейзаже Паустовского соединяются земное и небесное: низкий огонь Сириуса на рассвете запутывается в листве ив, Юпитер закатывается в луга, а Сатурн поднимается из лесов.

Рассказ заканчивается глубокой ночью поздней осени. В начале рассказа повествователь просыпается утром и обнаруживает, что осень началась, а в конце рассказа – что она закончилась. Композиция рассказа образует кольцо.

Герои рассказа

Константин Георгиевич Паустовский На главную

Дождливый рассвет

В Наволоки пароход пришел ночью. Майор Кузьмин вышел на палубу. Моросил дождь. На пристани было пусто, – горел только один фонарь.

– Часа три, – ответил помощник. – Смотря по погрузке. А вам зачем? Вы же едете дальше.

– Письмо надо передать. От соседа по госпиталю. Его жене. Она здесь, в Наволоках.

– Да, задача! – вздохнул помощник. – Хоть глаз выколи! Гудки слушайте, а то останетесь.

и только тогда спросил:

– Поедем, – согласился Кузьмин.

– А куда везти? Кузьмин назвал улицу.

– Далеко, – забеспокоился извозчик. – На горе. Не меньше как на четвертинку взять надо.

Он задергал вожжами, зачмокал. Пролетка нехотя тронулась.

– Ты что же, единственный в Наволоках извозчик? – спросил Кузьмин.

– Двое нас, стариков. Остальные сражаются. А вы к кому?

Пролетка качнулась, залязгала и вылезла из ухаба.

– Ты на дорогу смотри, – посоветовал Кузьмин. – Не оглядывайся.

– А вы не муж ихний? – спросил извозчик.

– Но, сатана! – крикнул он и хлестнул вожжой костлявую лошадь. – Нанялась тесто месить!

– Что вы на меня так смотрите? – спросил Кузьмин.

– Хороший вы человек, – ответил Башилов. – Вы могли бы быть художником, дорогой майор.

– Я топограф, – ответил Кузьмин. – А топографы по натуре – те же художники.

– Бродяги, – неопределенно ответил Кузьмин.

– Из Волошина. Но не в этом дело. Я смотрю на вас потому, что завидую. Вот и все.

– Чему завидую? – переспросил Башилов и положил свою красную руку на руку Кузьмина. – Всему. Даже вашей руке.

– Ну, что вы! – сказал, растерявшись, Кузьмин, – Вы тоже увидите вашу жену.

– Ну, извините, – пробормотал Кузьмин.

– Она мне не жена! – так же резко повторил Башилов. – Она – все! Вся моя жизнь. Ну, довольно об этом!

Он встал и протянул Кузьмину руку:

– Прощайте. А на меня не сердитесь. Я не хуже других.

– Ты меня подожди около дома. Отвезешь обратно на пристань…

Пролетка остановилась около дома с мезонином.

никакого звонка не услышал – только завизжала ржавая проволока.

– Шибче тяните! – посоветовал извозчик.

– Ох-хо-хо! – зевнул извозчик. – Ночь дождливая – самый крепкий сон.

– Кто такие? Чего надо?

Кузьмин хотел ответить, но извозчик его опередил.

– Отворяй, Марфа, – сказал он. – К Ольге Андреевне приехали. С фронта.

– Кто с фронта? – так же неласково спросил за дверью голос. – Мы никого не ждем.

– Не ждете, а дождались!

Дверь приоткрылась на цепочке. Кузьмин сказал в темноту, кто он и зачем приехал.

Дверь отворилась, и Кузьмин вошел в темную галерейку.

За приоткрытой дверью задрожал слабый свет.

– Пожалуйте, – сказала женщина.

– Да вы не беспокойтесь, все равно Ольгу Андреевну будить придется, – улыбнулась старуха.

– Гудки с пристани здесь слышно? – вполголоса спросил Кузьмин.

– Слышно, батюшка. Хорошо слышно. Неужто с парохода да на пароход! Вот тут садитесь, на диван.

И невозможное возможно,

Дорога дальняя легка,

Когда блеснет в дали дорожной

Мгновенным взор из-под платка…

– Извините, – сказала женщина и протянула Кузьмину руку. – Я вас заставила ждать.

– Вы Ольга Андреевна Башилова?

Кузьмин смотрел на женщину. Его удивили се молодость и блеск глаз – глубокий и немного туманный.

– Что же мы стоим! – сказала она. – Садитесь! Вот сюда, к столу. Здесь светлее.

Кузьмин сел к столу, попросил разрешения закурить.

на лицо ее упал свет спички, и сосредоточенное это лицо с чистым лбом показалось Кузьмину знакомым.

– Марфуша, – сказала Ольга Андреевна и обернулась к двери. – Поставь, милая, самовар.

– Вот этого я не знаю, – улыбнулся Кузьмин.

– Вы не сердитесь. Есть почта, есть телеграф, – я не знаю, зачем ему понадобилось вас затруднять.

– Какое же затруднение! – поспешно ответил Кузьмин и добавил, помолчав: – Наоборот, это очень хорошо.

– Но все же, что хорошо? – опять спросила она.

– Не очень, – ответила Ольга Андреевна и нахмурилась.

Кузьмин замолчал. Ольга Андреевна пододвинула ему стакан о вином.

– И сейчас тоже? – спросила Ольга Андреевна.

Ольга Андреевна опустила глаза.

– Почему? – спросила она.

– Какой? – спросила Ольга Андреевна.

Кузьмин назвал город. Ольга Андреевна ничего не ответила.

– Чем же вы все-таки счастливы? – спросила Ольга Андреевна.

– Так… – спохватился Кузьмин. – Вообще хорошо.

– Что же вы? Говорите!

– О чем? Я и так разболтался, наговорил лишнего.

Она встала, подошла к окну, отодвинула занавеску. Дождь не стихал.

– Что странно? – спросил Кузьмин.

Кузьмин смущенно молчал.

В сыром мраке за окном, где-то под горой, загудел пароход.

– Ну, что ж, – как будто с облегчением сказала Ольга Андреевна. – Вот и гудок!

Кузьмин встал. Ольга Андреевна не двигалась.

– Погодите, – сказала она спокойно. – Давайте сядем перед дорогой. Как в старину.

Ольга Андреевна встала. В маленькой прихожей Кузьмин помог ей, надеть плащ. Она накинула на голову платок.

Они вышли, молча пошли по темной улице.

– Скоро рассвет, – сказала Ольга Андреевна.

Над заречной стороной синело водянистое небо. Кузьмин заметил, что Ольга Андреевна вздрогнула.

– Вам холодно? – встревожился он. – Зря вы пошли меня провожать. Я бы и сам нашел дорогу.

– Нет, не зря, – коротко ответила Ольга Андреевна.

Дождь прошел, но с крыш еще падали капли, постукивали по дощатому тротуару.

– Как же мы спустимся? – спросил Кузьмин.

– Дайте руку! – сказала Ольга Андреевна. – Здесь много гнилых ступенек.

Кузьмин подал ей руку, и они осторожно начали спускаться. Между ступенек росла мокрая от дождя трава.

– Попрощаемся здесь, – сказала Ольга Андреевна. – Дальше я не пойду.

Читайте также: