Кто пишет иконы профессия
Обновлено: 02.05.2024
Светлана Ржаницына родилась в 1967 году в Москве. В 12 лет поступила в художественную школу при МГАХИ имени Сурикова. После школы работала в Центральном музее древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва. В 1987 году поступила в РГГУ, на факультет музееведения, окончила его в 1995 г. Иконы пишет с 1991 года. Замужем, двое детей, трое внуков.
– Светлана, что пришло в вашу жизнь раньше: вера или икона?
– Я не могу это разделить. Росла я в неверующей семье, в детстве меня не крестили, но бабушка была верующая, и вообще, мне кажется, что дети все верующие, даже если не задумываются о вере и не получают религиозного воспитания. У меня, по крайней мере, было так: никаких знаний о Боге я ни дома, ни в школе не получила, но знала, что бабушка верующая, сама иногда заходила в церковь, брала там просфорочки (тоже не очень понимая, что это) и даже не сомневалась в том, что Бог есть. Поэтому, поступая в художественную школу при Суриковском институте, я молилась своими словами и даже обещала Богу, что напишу самую красивую икону.
– А иконописи у кого учились?
– Не только я, но большинство начавших писать иконы в конце восьмидесятых годов – самоучки. Не было тогда иконописных школ, и мы учились технике друг у друга. И в Музее Андрея Рублёва, где работала после школы, училась иконописи, потом, когда мы с мужем открыли мастерскую, пригласили туда известных иконописцев – уже названного мной Александра Соколова, Александра Лавданского, Алексея Вронского, – и, конечно, в плане техники я многому научилась у них. Но всё это было уже позже, в девяностые годы, потому что до 1991 года иконы у меня совсем не получались. А в 1991 году кое-что стало получаться.
– Не получались, потому что вы оставались неверующей?
– Нет, вера, к счастью, вернулась ко мне довольно быстро, в новогоднюю ночь 1986 года. Я была не в церкви, а дома. Отец Сергий Объедков (он служил в храме Иоанна Воина, и к нему я обратилась тоже по совету Марии Вишняк) звал меня на новогодний молебен, но, как я уже говорила, родителей мой интерес к Церкви не обрадовал, и я решила, что новый год ради мира в семье лучше провести дома. И там открылось… Словами трудно передать, что именно я ощутила. Было озарение, были слезы радости. С того момента никаких сомнений в том, что Бог есть, у меня не осталось. Отец Сергий провел краткий катехизический курс, я крестилась, сразу стала исповедоваться, причащаться, появились верующие друзья, после Тысячелетия Крещения Руси поездила по монастырям. Но иконы не получались. А в 1991 году так счастливо совпало, что я замуж вышла и иконы стали получаться.
– Со священником советовались?
– Насколько это было возможно. Конечно, я брала у отца Сергия благословение на занятия иконописью, но отношения с ним как с духовником у меня не сложились. И не думаю, что могли сложиться. Он служил проникновенно, четко проговаривал каждое слово, но… Мне кажется, что он мало что мог посоветовать мирянам в практическом плане. Он был монашеского склада, и через несколько лет, когда мы с мужем уже ходили в другой храм (стали ходить в другой храм, потому что жили далеко, а машины у нас не было), действительно принял монашество, молитвенник, мистик, но не очень общительный. Общаться с ним было непросто, но он много мне дал. Не советами, которых почти не давал, а своим вдохновенным служением он показал, как важно ощущать мистическую близость к Богу. Некоторые считают, что это не важно, но когда мы начинаем всё понимать рационально, легко потерять веру. Всё-таки для духовного развития необходимы покаяние и причащение, а это таинства, то есть мистика.
В начале этого года отец Сергий умер от ковида, мы почти тридцать лет не общались, но я вспоминаю его с благодарностью.
– Потом нашли духовника?
– Я и не искала. Может, именно потому, что отец Сергий показал пример личных отношений с Богом, и они для меня важны. Исповедуюсь, общаюсь со священниками и по работе, и в неформальной обстановке, с кого-то стараюсь брать пример, но духовника у меня, можно сказать, никогда не было. Первое время я считала духовником отца Сергия, но, конечно, это были другие отношения, не как чада с духовником.
– Как без духовника шло религиозное воспитание детей?
– Дети и на службу с нами ходили, и в воскресной школе учились, но мы не стремились к тому, чтобы у них был какой-то священник, которого они считали бы своим духовником. Сейчас я думаю, что это наше упущение – не все священники одинаково хорошо умеют общаться с детьми, и, конечно, надо было нам внимательнее к этому отнестись и самим больше общаться со священниками, умеющими находить общий язык с детьми. Хотя ничего критического не произошло. Дочь по-прежнему часто причащается, у сына, к сожалению, сейчас период отхода от Церкви, но я надеюсь, что это явление временное. Они с невесткой люди умные, задумываются над такими вопросами, как жизнь, смерть, мы много говорим с сыном на церковные темы, он считает себя верующим человеком.
– А есть миряне, которые стали для вас примером как христиане, объяснили что-то важное о вере, чему-то научили?
– Мы со многими говорили о вере. Среди сотрудников Музея Рублёва было немало верующих людей, и они это не скрывали даже в советское время, а когда я обрела столь желанную для меня веру и стала воцерковляться, сдерживали мое неофитское рвение, добродушно над ним посмеиваясь. Это и Светлана Арсеньева, и Лиза Левицкая, и Маша Кречетова, дочка отца Николая. Да много было людей. Не могу не сказать о Сергее Николаевиче Андрияке, преподававшем у нас в художественной школе. Он взял нашу группу, когда еще учился в Суриковском институте. Как и многие в советское время, он веру свою не афишировал, но открывал нам икону, и в Третьяковку водил нас именно в зал древнерусского искусства. На занятиях в школе он учил нас реалистической живописи, а в Третьяковке рассказывал об иконописи, рассказывал интересно, вдохновенно. Чувствовалось, как он любит икону. Конечно, тогда я его рассказы не воспринимала как проповедь или миссионерство, но теперь понимаю, что это тоже были семена, которые, надеюсь, какие-то плоды принесли. В том, что я после школы вспомнила о своем обещании Богу написать икону и захотела стать иконописцем, наверное, есть и заслуга Сергея Николаевича.
– Бывало ли, что заказчики не принимали ваши иконы, потому что они казались им неканоничными?
– Раньше такое случалось постоянно, поэтому я молодых иконописцев всегда предупреждаю, что икона может не понравиться заказчику. Сейчас заказчики терпимей относятся к каким-то непривычным вещам, и мы уже воспринимаемся как традиционалисты, а было время, когда нас считали чуть ли не авангардистами. Никогда ни я, ни мои коллеги не покушались на каноны, просто иконописный канон – понятие достаточно широкое, а многие привыкли к штампам. Чтобы как-то изменить ситуацию, мы с искусствоведом Ириной Языковой создали иконописный портал и там в первую очередь пропагандировали творчество иконописцев, которых заказчику, не очень хорошо разбирающемуся в иконописи, понять сложно.
Также проходят выставки церковного искусства, конференции, там мы много общаемся не только друг с другом, но и со священниками, которые сами икон не пишут, но разбираются в иконописи почти профессионально. Конечно, про многих священников нельзя сказать, что они знатоки иконописи, но сегодня большинство заказчиков нам доверяет. Многие из них стали для нашей семьи больше, чем заказчики. Скорее друзья, единомышленники, сомолитвенники. Это отец Владимир Силовьев, тонкий знаток иконописи, настоятель храма Рождества Богородицы в Старом Симонове, куда мы очень долго ходили, пока не переехали на дачу. Он много помогал нам не только в работе, но и в организации иконописных выставок в Аргентине, в Сантьяго-де-Компостела. Много лет дружим с игуменьей Анфисой (Любчак), настоятельницей Покровского монастыря в Толочине.
Нельзя не сказать о двух замечательных архиереях, которые оказали на нас большое духовное влияние. Это митрополит Ханты-Мансийский и Сургутский Павел и епископ Норильский и Туруханский Агафангел.
Еще хочется упомянуть чудесных священников – отца Владимира Пархоменко, отца Виталия Колпаченко, отца Александра Тараканова, отца Анатолия Родионова… Да очень много священников, с которыми мы познакомились, когда они заказывали нам иконы для своих храмов, а теперь стараемся с ними общаться и молимся за них.
– Бывает, что на клиросе поют люди невоцерковленные. Не знаю, насколько это распространенное явление, но оно есть и, конечно, есть основания относиться к нему критически, но это отдельная тема. Я просто по аналогии хочу вас спросить: встречали ли вы невоцерковленных иконописцев?
– Нет. Я думаю, что такое возможно, когда человек работает в храме на стене, пишет орнаменты. Он, может быть, не очень воцерковленный, но интересуется Церковью. А чтобы человек, совсем не интересующийся Церковью и не ищущий Бога, стал участвовать в росписи храма, мне трудно представить. Не утверждаю, что этого не бывает, но мне такие случаи неизвестны. А иконописцы – это, прежде всего, богословы. Во всяком случае, иконописцы, с которыми мы общаемся. Мы с коллегами сходимся во мнении, что молитва для иконописца очень важна. Если человек, пишущий иконы, отходит от молитвы, это чувствуется. Пропадает трепетность в иконе.
– Сейчас часто обсуждается тема ухода из Церкви. Как-то в таком обсуждении одна женщина написала, что она по этой причине перестала писать иконы: решила, что раз она теперь не живет церковной жизнью, то не должна заниматься иконописью. Она, наверное, правильно поступила?
– Я считаю, что да. Зачем делать то, что, на твой взгляд, не приносит добра, пользы? Если ты сейчас не веришь, зачем тебе писать икону? Икона не картина, ее пишут для того, чтобы перед ней люди молились. А если у человека в данный момент такое мировоззрение, что он не чувствует потребности молиться, не видит в молитве смысла, как он напишет икону? Я еще в юности, захотев стать иконописцем, понимала, что сначала должна найти Бога. И надеюсь, что кому-то наши иконы помогли обрести веру. Но как можно написать икону, не имея веры или, как та женщина, переживая религиозный кризис, я не знаю.
Андрей Павлович, когда у Вас возникла мысль связать свою жизнь с иконописью? Это было мечтой детства, или решение пришло позже?
– Мой отец занимался иконописью, и я пошёл по его стопам. Мне всегда нравилось, с каким настроем и с каким качеством отец работает. С детства я помогал ему на подготовительных стадиях написания икон и постепенно оказался вовлечён в тему церковного искусства. Вот почему этот выбор был органичным и естественным для меня.
Как Вы считаете, нужно ли сегодня поступающему в иконописную школу иметь художественное образование и владеть академическим рисунком?
– Эта тема как была спорной многие годы, так и остаётся до сих пор. Бытует мнение, что светское художественное образование иконописцу мешает и вовсе не нужно. Однако опыт многих иконописных школ в последнее время показывает, что такая подготовка весьма полезна. Для иконописца важно понимать, что между академическим рисунком с натуры и тем, который применяется в иконописи, есть общие принципы, заключающиеся в правилах построения формы и композиции.
Не зря сегодня при поступлении на иконописное отделение предпочтение отдаётся тем абитуриентам, которые учились в художественных училищах и школах, владеют основами рисунка и живописи. В учебную программу иконописных школ сейчас включён и академический рисунок. Например, в Свято-Тихоновском православном гуманитарном университете целых пять лет изучается живопись и академический рисунок. Все это помогает иконописцу глубже понять законы рисунка и цветовых отношений в иконе.
Помните ли Вы о своих вступительных экзаменах в СПбДА?
– Конечно, помню. Это был самый первый набор в январе 1998 года. Преподаватели были настроены очень доброжелательно. Запомнилось знакомство с архимандритом Александром (Федоровым) и его участие, доброе отношение, расположение к нам на экзаменах. Он был рад, что приехали молодые люди, которые стремятся стать иконописцами. Прежде здесь существовали курсы иконописи, но не школа в академическом понимании. Курсы были организованы благодаря трудам ректора протоиерея Владимира Сорокина, причём некоторые ученики, посещавшие их, поступали вместе с нами, уже имея некоторый предварительный опыт иконописи.
Что бы Вы посоветовали поступающим, исходя из своего опыта?
– Не сомневаясь, поступать! Сегодня у многих возникает вопрос: поступать или не поступать в иконописную школу, есть ли в этом смысл? Кто-то, впрочем, избирает сугубо практический, ремесленный подход, работая с наставником-иконописцем и через это осваивая специальность.
Но я уверен, что профессия иконописца требует не только владения практическими приемами и навыками. Важен и высокий образовательный, общекультурный уровень, те знания, навыки и умения, которые могут быть получены систематическим образом.
Расскажите о вашей учёбе в духовной академии.
– Многие студенты, которые учились вместе со мной, уже возглавили какие-то учебные заведения, некоторые стали священниками, являются настоятелями храмов. Думаю, что определённый творческий и духовный заряд они получили именно здесь, в alma mater. Конечно, были и непростые моменты, как и в любой учёбе, да и время было экономически сложное – 1990-е годы. Но, в целом остались только хорошие воспоминания. Так как мы были первыми, многих учебных материалов, которыми пользуются сегодня студенты, тогда еще не существовало. Например, не было учебных таблиц и пособий по иконописи, я уже не говорю об электронных носителях. Сейчас учиться намного удобнее, накоплен большой объём иллюстративного материала, сформировались традиции школы – всё это очень ценно.
Как сегодня развивается зарубежная иконопись, есть ли чему поучиться у иностранных мастеров?
– Опыт общения с профессионалами всегда полезен и ценен. Самое важное, что может принести практическую пользу иконописцу за рубежом, – это знакомство с оригиналами работ старых мастеров. Не только с иконами, но и с храмами, росписями, мозаиками, с теми произведениями искусства, которые хранятся в музеях.
Очень важно иметь верное представление о лучших образцах церковного искусства не только иконописцу, но и будущему священнослужителю. Ведь только их совместными усилиями и желанием можно совершенствовать сегодняшний уровень церковного искусства в храме.
В каких странах Вы побывали, и что смогли почерпнуть там нового?
– Большое впечатление на меня произвела Италия, особенно Рим и Равенна, где сохранилось много храмов с древними росписями и мозаиками. И конечно, лучшие музейные собрания: Пинакотека в Ватикане, Лувр с его прекрасным собранием произведений искусства. В Бельгии – замечательные музеи в Брюсселе и Брюгге.
Вы упоминали, что любите работать в технике энкаустики. Расскажите, где Вы впервые с ней ознакомились?
– Впервые я услышал об энкаустике ещё во время учёбы в СПбДА. Об этой технике нам рассказал замечательный преподаватель, реставратор Евгений Павлович Большаков, он много лет занимался реставрацией настенных росписей на Валааме. При укреплении настенных росписей в Никольском скиту и Преображенском соборе выяснилось, что в качестве добавки в связующее пигментов использовался воск. Евгений Павлович и его помощники стали использовать пчелиный воск для того, чтобы восстановить росписи в аутентичной технике. Тогда у меня и зародился интерес к энкаустике, ведь эта живопись благодаря воску смогла сохраниться в экстремальных условиях.
Позже, во время обучения на факультете церковных художеств ПСТГУ, у меня была возможность копировать шедевры живописи в Третьяковской галерее, Успенском соборе Московского кремля, Музее изобразительных искусств им. Пушкина, где меня особенно поразила сохранность фаюмских портретов, созданных в Египте ещё в I-III веках. Тогда же удалось выполнить и ряд копий этих произведений античности.
Такой опыт оказался очень полезным, поскольку сейчас в работе над иконами я использую различные техники восковой живописи. Энкаустика – это не только самая долговечная техника, она обладает ещё и уникальными художественными возможностями. Оптические возможности красочного слоя, разнообразие фактур живописи, особенности цветового решения — все это очень важно для того, чтобы создать глубокий по содержанию образ. Сегодня при восстановлении храмов XIX века, относящихся к стилю классицизма, использование раннехристианской традиции энкаустических икон может быть лучшим решением в воссоздании интерьера. Стилистика, свойственная энкаустике, в отличие от академического стиля икон, ориентированного на позднюю западную традицию, имеет непосредственное отношение к основам раннехристианской иконографии. Эта техника имеет большие перспективы для развития.
Многие говорят, что им больше нравятся иконы, написанные в академическом стиле. Какому стилю иконописцы сегодня отдают предпочтение?
– Существует достаточно много разных иконописных мастерских и школ, и все они работают очень разнообразно. Не могу согласиться с тем, что сейчас преобладает какой-то один общий стиль. Некоторые иконописцы ориентируются, например, на стиль московской иконописи XVI-XVII веков, который у нас принято считать каноническим (хотя вопрос о каноничности иконы достаточно сложный). Многие мастера интересуются раннехристианской традицией. Процесс формирование стиля современной иконы достаточно сложный и длительный.
Как Вы относитесь к тому, что некоторые современные иконописцы пытаются создать собственный стиль? Нужно ли как-то ограничивать творчество иконописца?
С другой стороны, иконописание не может быть каким-то самовыражением. В первую очередь иконописец должен следовать церковной традиции, а она видимо проявляется как раз в лучших произведениях церковного искусства.
Существуют различные определения термина "канон". Мне ближе определение канона как действия благодати Святого Духа в человеке. Это действие благодатное, радостное, оно не закрепощает и не мешает иконописцу, а даёт возможность совершенствования.
Расскажите, где и как сегодня можно приобрести или заказать икону.
– Надо понимать, что заказ иконы – это не просто покупка какого-то предмета, а, прежде всего, молитвенный труд – и иконописца, и заказчика. Именно с таким настроением надо искать иконописца, и тогда найдётся мастер, с которым сложится общее верное понимание. Да и иконописцу будет не лишней молитвенная помощь. Работая, например, для Полоцкого Спасо-Евфросиниевского монастыря, мы чувствуем поддержку сестёр, которые понимают, что это труд совместный.
– Традиция эта появилась еще в XVI веке. Думаю, что плохого в этом ничего нет. Единственной ошибкой, наверное, будет утверждать, что эта икона должна быть на первом месте в домашнем иконостасе, где главным должен всё-таки быть образ Христа. Нужно не забывать, что мы в молитве обращаемся, в первую очередь, к Богу.
Происходили ли в Вашей жизни чудесные происшествия, связанные с определённой иконой или иконописью в целом?
– Назначение и смысл иконы в Церкви не сводятся к чудотворению. Самым важным является то, что несёт в себе икона, – благую весть о воплощении Господа и о том, что мы имеем возможность изображать Бога, святых. Это то, чего не было во время Ветхого Завета. Возможность изображения Второй ипостаси Святой Троицы – Христа, а также Богоматери и святых – появилась лишь после Боговоплощения. Вот это и есть главное чудо, а икона – это, прежде всего, свидетельство о Христе, о Евангелии.
Влияет ли внутреннее состояние иконописца на написанный им образ? Какой образ жизни должен вести иконописец?
– Безусловно, влияет. В иконе невозможно слукавить: что внутри человека, то отображается и на иконе. Примеры преподобных Алипия и Григория Печёрских, Андрея Рублева и Даниила Черного свидетельствуют об особом служении Богу через икону.
В то же время иконописцы могли быть и семейными людьми. Например, один из лучших московских мастеров начала XVI века Дионисий был мирянином, его сыновья Феодосий и Владимир также писали иконы. Я считаю, что иконопись – хоть и благочестивое дело, но не сугубо монашеское.
В наше время много женщин пишут иконы. Вдохновимся здесь примерами известной монахини Иулиании (Марии Николаевны Соколовой), а также Ирины Васильевны Ватагиной, которая была одним из первых преподавателей факультета иконописи Свято-Тихоновского университета.
Какие советы Вы можете дать начинающим иконописцам? С чего лучше начать свой путь после выпуска?
– Самое главное, иконописец не должен представлять, что он уже состоявшийся мастер, может спокойно писать и не задаваться никакими вопросами. В наше время каждый иконописец должен считать себя в какой-то степени учеником. Но здесь большая разница между просто ученичеством и постоянным ощущением себя человеком, которому необходимо совершенствовать своё мастерство. А выпускнику нужно понимать, что тот курс, который он прошёл, – это только ознакомление с широким спектром знаний по иконописи и богословию и дальше он должен продолжать совершенствоваться, насколько это возможно. Очень важно иметь профессиональное общение и обмен опытом с другими иконописцами. Иначе человек может деградировать как мастер, потерять те навыки, которые он приобрел за годы обучения.
Поэтому мой совет – постоянно развиваться, учиться и совершенствоваться.
Беседовала Анна СУХОРУКОВА,
студентка II курса отделения иконописи ФЦИ при СПбДА
Интервью подготовлено в рамках факультатива по журналистике СПбДА
Как отличить старинную икону от подделки; что за профессия — реставратор икон, где ее можно получить и потом работать; что такое плохая и хорошая реставрация; может ли приходской музей иметь ценные иконы? Об этом беседуют клирик больничного храма св. царевича Димитрия при I-ой Градской больнице о. Василий Секачев и реставратор Дмитрий Фролов
Как отличить старинную икону от подделки; что за профессия — реставратор икон, где ее можно получить и потом работать; что такое плохая и хорошая реставрация; может ли приходской музей иметь ценные иконы? Об этом беседуют клирик больничного храма св. царевича Димитрия при I-ой Градской больнице о. Василий Секачев и реставратор Дмитрий Фролов.
— Насколько я помню, Дмитрий, вы имеете и медицинское образование.
— Да, я закончил медицинское училище, поступил в Свято-Тихоновский богословский университет на кафедру реставрации икон, в настоящее время работаю художником-реставратором по темперной живописи (реставратором икон) в музее-заповеднике “Коломенское”.
— Некоторые говорят, что работа реставратора похожа на работу врача. Можно ли сказать, что ваше медицинское прошлое помогает вам как реставратору?
— Пожалуй, помогает.
— Скажите, пожалуйста, можно ли отличить икону, подделанную под старину, от настоящей старинной иконы?
— Этим вопросом занимаются не только художники, реставраторы, но и следователи, специалисты в области естественных и научных знаний, химики. Но, тем не менее, чтобы ответить на этот вопрос, надо определить, что такое подделка, что понимается под этим словом, и для чего и какие подделки создаются. Подделку следует отличать, скажем, от настоящей иконы или списка иконы. Мы знаем, что с особо чтимых икон часто делались списки, когда иконописец ориентировался на первообраз, его духовную составляющую.
— То есть этот список написан тоже благоговейно, с молитвой?
— Конечно. У нас в церкви признается, что списки обладают свойствами чудотворных икон. Подделка же преследует другую цель, здесь икона представляет интерес и как материальная ценность. Одним из критериев этой ценности может служить древность иконы. И определенная категория людей хочет иметь древний образ. Это явление приняло массовый характер во второй половине XIX века, когда среди старообрядцев, богатого купечества появился интерес к коллекционированию древнерусской живописи. А на спрос возникло предложение. В настоящее время известно, что во Владимирско-Суздальской земле ряд сел занимались иконописанием, и в местах компактного проживания старообрядческого населения эти иконописцы выполняли заказы, учитывая вкусы своих заказчиков. Такого рода иконы тоже можно разделить на несколько групп. Это иконы-стилизации, когда авторы стремились передать стилистические особенности древних образцов. Другая категория – собственно подделки, когда преследовалась цель создать некий антураж древности, и поэтому иконописцы прибегали к ряду технологических ухищрений, например, создание искусственных трещин на поверхности, затемнение поверхности олифой, для придания древнего вида, использование старых досок для этих же целей.
— А сейчас такие “мастера” тоже существуют?
— Да, эти мастера сохранились и в настоящее время. И есть подделки очень высокого уровня, как, скажем, и в прошлом веке, и в позапрошлом, когда такие вещи шли в коллекции богатых коллекционеров, а после экспроприации советской властью – в государственные музеи. И сейчас отличить такую искусно выполненную подделку от оригинала крайне сложно. Серьезные специалисты занимаются этими вопросами. И зачастую не всегда могут дать однозначный ответ: подделка это или нет. Такого уровня были мастера…
— А современные методы реставрации?
— Современные реставраторы привлекают специалистов в области естественных знаний, химиков, используются различные технические способы. Иконы исследуют в различных видах излучения…
— Но реставратор не только должен обладать техническими навыками, наверное, он должен и молиться, когда работает с образом? Или это не обязательно?
— Мне кажется, верующий человек любой специальности, будь то водитель, врач, должен, конечно, молиться. И реставратор, когда имеет дело непосредственно с образом Божьей Матери, Спасителя, святых.
— Сейчас существует много современных икон, которые написаны с точки зрения канонов верно, но не являются долговечными, как иконы старинные. Проходит несколько лет, а такой иконе нужна уже реставрация…
— Да, к сожалению, мы сейчас сталкиваемся с такой проблемой. Иконописание в нашей стране в советское время практически не проводилось, была утрачена и традиция, и школа — как стилистическая, так и технологическая. И эти технологические секреты, которые часто передавались от мастера к подмастерью, были утрачены.
— И само написание икон потеряло свою полноту. Ведь действительно, потребности сейчас у людей, у Церкви очень большие. И невозможно для всех делать высококачественные иконы. Поэтому приходится ставить этот процесс на индустриальную основу и не всегда, конечно, что-то соответствует идеалам. Но все-таки это икона. А что самое трудное в вашей работе?
— Трудностей много, например, когда предстоит сложная реставрация. Трудно сосредоточиться, настроиться на то, чтобы в твоей работе не появлялась халтура. Чтобы не пойти легким путем.
— А бывает в вашей работе радость, просветление, или затягивает повседневность?
— Конечно, бывает, особенно когда попадает икона в разрушенном состоянии и удается ее сделать, самому увидеть, как она постепенно освобождается от потемневшего покрытия, вдруг открывается необыкновенная красота красок, композиции, какой-нибудь дивный образ святого. Это самые радостные моменты.
— А что такое плохая реставрация, и как отличить плохую реставрацию от хорошей? Ведь бывает, что внешне все хорошо, а через какое-то время обнаруживается, что работа проведена некачественно. Как это определить?
— Бывает, что реставрация проведена с нарушением технологических правил. И, тем не менее, если реставратор искусный и он торопился, он может это умело скрыть и это не сразу будет заметно.
— Но все-таки потом проявится и икона может снова прийти в негодность… А как относиться к иконам новых святых, новых мучеников, которые написаны по фотографии и часто повторяют фотографические черты, может быть, с излишней тщательностью. Или так и надо: новые святые – новые иконы?
— В церкви и раньше существовала такая традиция в изображении святых: образы копировались, это передавалось как живописное наследие в изображении того или иного святого. А современность нам предоставила такую техническую возможность: сохранились фотографии духовных лиц, мучеников, исповедников.
— И все-таки иконописец должен вложить какое-то свое духовное переживание?
— Задача иконописца — изобразить человеческую природу преображенной, в отличие от портретов и фотографий.
— В советское время существовали мощные реставрационные школы, которые очень много делали для сохранения икон. Но в церковь, в храм многие из этих людей не ходили. Много ли сейчас среди реставраторов людей не церковных?
— Сейчас, как и раньше, среди реставраторов есть и церковные люди, и не церковные. В советский период, безусловно, сама возможность посещения храма была ограничена. Но и среди музейных работников того времени, и среди реставраторов немало было подвижников, которые очень большой вклад внесли для сохранения наследия древнерусской живописи, древнерусской культуры. Например, стараниями основателя нашего музея Петра Дмитриевича Барановского было спасено огромное количество икон, просто целые иконостасы. Вывозили во время войны, во время бомбежки из храмов…
— Но П.Д. Барановский был верующим человеком и церковным, просто ему не давали ходить в храм. А потом появилось поколение людей, которые полюбили древность русскую, полюбили икону, но не могли приобщиться к церкви из-за того, что храмы были закрыты и никто их не учил. И они, может быть, так и не пришли в церковь. И все-таки они много сделали для сохранения древних икон. И какое отношение к ним должно быть, к этим людям?
— Как к хорошим специалистам, к людям, которые очень много сделали для сохранения и реставрации икон. Многие музейные работники старшего поколения рассказывают, что в советское время экскурсоводу запрещалось говорить о том, что это икона, для чего она, кто на ней изображен. Разрешалось говорить о красках, об исторической эпохе, о “главных действующих лицах”. И люди, которые называли имя Божье, говорили об Иисусе Христе или Богородице, могли пострадать, получить неприятности, может быть, даже лишиться работы. И, тем не менее, многие, насколько я знаю, на это шли. В то время это был настоящий поступок.
— То есть мы должны относиться к ним с любовью. Вы считаете, что вы делаете с ними общее дело?
— Конечно.
— А как относиться к хранению икон в музее? Часто можно услышать, что иконам в музее не место, иконы должны быть в храме.
— Отчасти, это, конечно, справедливо, потому что те иконы, которые сейчас находятся в музеях, раньше находились в действующих храмах или монастырях, откуда в известные времена были изъяты и переданы в музеи.
— Но все-таки до революции уже была традиция хранения некоторых икон в музеях. Собирали целые коллекции. Дмитрий, я знаю, что вы не только закончили Свято-Тихоновский университет, но и преподаете там, а что именно?
— Я преподаю технологические исследования и технологию материалов в живописи.
— Расскажите, пожалуйста, о ваших студентах. Много ли среди них будущих реставраторов?
— Надо сказать, что на кафедре реставрации и на кафедре иконописи очень строгий отбор. Педагоги отбирают юношей и девушек, которые хотели бы действительно посвятить свою жизнь этому служению. И я могу сказать, что сейчас учатся хорошие и по-настоящему талантливые ребята.
— В моем представлении реставратор – это такой опытный, седовласый муж, который погружен в эту древность, он знает то, что никому не открыто.
— Это так. Но когда-то он или она тоже были молодыми.
— Где работают ваши ученики?
— Выпускники нашей кафедры работают в ведущих музеях города, в научно-исследовательских институтах. Но большей частью все-таки трудятся в храмах.
— И сейчас потребность в реставраторах существует?
— Да, безусловно.
— А вот скажите, пожалуйста, преемственность поколений в этой области есть?
— Да, как и до революции существовали целые кланы и фамилии реставраторов и иконописцев, так и в настоящее время эта преемственность сохраняется. Потому что любое ремесло лучше передается через близких людей. Каждая фамилия имеет какие-то особые секреты.
— И уже она приобщается к вашим занятиям?
— Пока она только рисует.
— Мне в связи с нашей темой часто приходится слышать вопрос: что делать, если неизвестно, освещена икона или нет? В традициях Церкви, в том случае, если нет точных данных об освящении какой-либо вещи (иконы, крестика), также как и о крещении человека, положено вещи освящать, а человека крестить.
Большое спасибо, Дима. Пока мы беседовали, в студию пришло много звонков с вопросами к нашему гостю, сейчас мы постараемся на них ответить.
ВОПРОС: Можно ли в домашних условиях икону XIX века осветлить, очистить лицевую сторону?
ДМИТРИЙ: Нежелательно самостоятельно этим заниматься. Не имея определенных профессиональных навыков, вы можете испортить дорогую для вас вещь. Лучше обратиться к специалистам.
О.ВАСИЛИЙ: Сейчас, насколько я знаю, при каждом московском храме по штату должен быть специалист по иконам, реставратор. Возможно, не везде, но в некоторых храмах такие люди есть. Реставратор поддерживает в должном состоянии не только иконы своего храма, но и прихожанам может помочь советом или реальным делом.
ВОПРОС: Можно ли использовать в качестве иконы изображения из православного календаря, и нужно ли эти изображения освящать.
О.ВАСИЛИЙ: Такое изображение нужно освятить и можно использовать как икону.
О.ВАСИЛИЙ: То есть это бывает даже необходимо?
ДМИТРИЙ: Да, это необходимо.
ВОПРОС: как современные реставраторы относятся к софринской иконописи. И есть ли у нас комиссия, контролирующая работу софринских мастеров? Надо, чтобы все-таки была какая-то комиссия создана при Патриархии. У нас такие иконописцы замечательные, мастера: Адольф Овчинников на Маросейке, Ватагинские и много других.
ДМИТРИЙ: Софрино является предприятием, которое занимается изготовлением икон на промышленной основе.
О.ВАСИЛИЙ: Спасибо вам за вопрос. Но все-таки наша передача, как и сама Церковь, призвана примирять людей. Прощать какие-то недостатки и не судить, конечно. Не судите, да не судимы будете. Мы стараемся, чтобы это было нашим руководством к деятельности. И поэтому мы бы воздержались от комментариев.
ВОПРОС: Дмитрий, скажите, пожалуйста, известно, что при написании икон используют обратную перспективу. А печатное изображение обладает этим свойством? Или для молитвы это неважно?
ДМИТРИЙ: Обратная перспектива – это свойство иконы не как материального объекта, а как образа. И поэтому оно есть везде, и на рукописной иконе, и на печатной.
О.ВАСИЛИЙ: Просто хорошо написанная икона являет это более отчетливо. Но все-таки на печатной иконе сама схема сохраняется.
ВОПРОС: Скажите, пожалуйста, сейчас довольно много в Москве продается икон греческого производства, изготовленных методом шелкографии. Можно ли считать это иконой, и что это такое – шелкография?
ДМИТРИЙ: Я думаю, это можно считать иконой, как и образ, изготовленный типографским методом. Шелкография – это технологический метод, основанный на машинном нанесении трафарета. Такие иконы существовали и до революции. У многих радиослушателей такие иконы, наверное, есть. Они могут быть выполнены не только на шелку, но и на металле, и тогда это называется литографией.
ВОПРОС: У меня знакомая закончила Академию художеств. И она говорит: я могу написать вам икону. Она уже писала икону для храма, ее благословляли, она постилась перед этим. А если я ей закажу икону для себя, она же не будет, наверное, брать благословение и поститься перед этим? И как это будет считаться? Иконой или нет?
О.ВАСИЛИЙ: Почему же она не будет поститься? Как же так?
ДМИТРИЙ: Действительно, сейчас многие современные художники, часто совсем не церковные, берутся и пишут иконы. И достаточно искусно. Но ведь икона – это литугический образ, молитвенный. Икона и появилась в церкви, и всегда создавалась церковными людьми.
О.ВАСИЛИЙ: Икона – это молитвенное сопереживание. Поэтому очень сложно относиться к иконам, написанным светскими художниками без этого духовного отношения.
ВОПРОС: Скажите, пожалуйста, востребованы ли сейчас иконописцы, закончившие православный университет. И каким образом можно устроиться иконописцем и где?
ДМИТРИЙ: Конечно, востребованы. Потребность в иконах всегда есть.
О.ВАСИЛИЙ : Потребность настолько велика, что приходится ставить этот процесс на производственный уровень, а лучше бы, если было бы больше иконописцев, мастеров.
ДМИТРИЙ: Но не надо забывать, что это специальность творческая и бывает по-разному востребована. Кто-то более искусный, кто-то – менее. Нельзя прийти и устроиться иконописцем.
О.ВАСИЛИЙ: Может быть, есть сейчас в Москве артели?
ДМИТРИЙ: Да, безусловно. Надо поискать при храмах.
О.ВАСИЛИЙ: Я думаю, при Свято-Тихоновском Православном университете можно получить какие-нибудь рекомендации.
ВОПРОС: У меня есть икона с ликом свт. Николая, изображение на доске. Но она у меня очень сильно облупилась. Я хотела бы ее отреставрировать. Как это сделать?
ДМИТРИЙ: Ни в коем случае не надо предпринимать самостоятельных попыток. Как мы уже говорили, это может повредить иконе.
О.ВАСИЛИЙ: А к кому можно обратиться и куда?
ДМИТРИЙ: Желательно обратиться к специалистам. В Москве существуют реставрационные центры — при православном Университете Свято-Тихоновском замечательная кафедра, я являюсь его выпускником. И туда часто обращаются как сами верующие люди, так и монастыри, храмы. Передают иконы на реставрацию, где студентами под руководством опытнейших специалистов иконы реставрируются и возвращаются владельцам.
Что такое икона и иконопись сегодня? Кто может писать иконы и нужно ли для этого благословение? Какие успехи делают ученики, и почему школа пользуется большой популярностью у наших соотечественников за рубежом? Об этом и многом другом в нашем большом интервью с Еленой Стажук.
— Елена, расскажите немного о себе.
— Я из семьи палехских художников, родилась в Палехе. В возрасте 7 лет поступила в художественную школу. В 18 лет окончила Палехское художественное училище.
Затем я переехала в Самару, окончила Архитектурно-строительный университет, изучала храмовое зодчество. Это помогло мне в понимании специфики церковного искусства.
С 15 лет пишу иконы. Работала в разных стилях: начинала я с палехского, потом работала в византийском, старорусском. В конце концов, пришла к авторскому видению написания икон.
Студенческие рисунки Елены украшают стены ее мастерской
Фото: Роман Данилкин
Фото: Роман Данилкин
Фото: Роман Данилкин
— Как у вас родилась идея создать онлайн-школу иконописи?
— К моменту открытия онлайн-школы я уже более 5 лет обучала писать иконы. Все это время думала, как передать свое мастерство всем желающим. Люди специально приезжали в Самару, чтобы учиться, но такая возможность была не у всех. Я решила вести занятия через интернет. В конце 19 года я познакомилась со своим партнером и продюсером. Мы договорились и создали онлайн-школу. К тому времени у меня уже была разработана программа обучения. На это ушло примерно три года. Для меня это большая ответственность. Потому что я в эту школу вложила всю свою душу, 29 лет обучения и опыт художника.
Конечно, я отталкивалась от Палеха, потому что я потомственный палехский иконописец. Также изучила опыт учебных заведений по иконописи Москвы и Санкт-Петербурга, привнесла в свою программу самое лучше.
Я понимала, что ко мне придут заниматься взрослые люди. И нужно быстро дать им результат. Я разработала технологию, благодаря которой человек может написать икону достаточно быстро. Я вложила в это опыт всей своей жизни художника, а это 29 лет непрестанной работы!
— Получается, что вы разработали свой собственный стиль написания иконы и метод обучения?
— Со своим подходом к жизни и искусству, я довольно передовой художник в этой консервативной теме. С одной стороны, где-то это находит непонимание у старых мастеров. С другой — есть огромная аудитория молодежи, с которой надо работать современными методами.
Консервативность церкви приводит к тому, что молодые люди мало идут учиться церковному искусству. Они думают, что это недоступно, что это что-то старое, плесенью покрытое, у многих ассоциируется с бабушками в платочках. К сожалению, такого еще очень много вокруг церкви.
И моя задача была развеять эти стереотипы, сделать доступным церковное искусство. Потому что я вижу как художник, как мастер — какая в этом красота, какое великолепие и как это важно для души каждого человека.
— А как это помогает в жизни вашим ученикам?
— Ваши ученики — это обязательно люди воцерковленные (приобщенные к христианской традиции и церковной жизни. — Прим. ред.)?
— Написать икону не придет в голову человеку, у которого в душе совсем нет Бога, никакой веры. А если у человека появилось духовное движение, у него есть шанс углубиться, воцерковиться и идти этим путем.
Мы показываем путь. У нас есть теоретические занятия, которые проходят до того, как человек начинает писать икону. Изучается христианское искусство, основы богословия. Совершенно любой человек может прийти и идти маленькими шагами по этому пути к вере. Ведь создание святого образа — это долгая молитва, разговор с Богом.
Елена проверяет работы своих учеников онлайн
Фото: Роман Данилкин
— Как пришло решение о том, что обучение нужно переводить в онлайн?
— В какой-то момент стало ясно, что онлайн-обучение иконописи — это огромное незаполненное пространство. Любое новое дело начинать сложно. Но я очень активный человек, очень люблю свое дело, и меня вдохновляют успехи тех людей, которые пришли ко мне учиться.
Сначала у меня были офлайн-группы. Они и сейчас занимаются. Но в нашей мастерской при храме Трех Святителей очень немного наших учеников могут получить образование: размеры площадки ограничены. А люди просятся еще, многие приводят своих родных и знакомых. Есть огромная потребность в обучении у жителей других городов.
Один из ведущих маркетологов страны Александр Белгороков дал оценку нашей онлайн-школе с точки зрения организации и позиции на рынке.
Во время урока иконописи
Фото: архив Елены Стажук
— А есть у вас разделение учеников по степени подготовленности? Ведь рисовать умеют далеко не все.
— Вот здесь я бы не делила людей. Потому что уже есть опыт, который показывает, что несколько самых лучших работ нашей школы написаны не рисующими людьми.
Методика обучения построена от простого к сложному. Первая ступень — постановка руки. Здесь есть несколько упражнений: это еще не икона, это работа на бумаге. Человек выполняет части ликов: нос, глаза, губы, в целом лик. И это тренировочные упражнения, во время которых видно, как работает рука у человека. Бывает так, что математик не рисующий делает это идеально. Почему так? Потому что Господь нам всем, каждому человеку, заложил способность к творчеству. А раскрыл ее человек или нет, это вопрос. Иногда раскрывает. У меня, например, на офлайн-уроках есть ученица — страховой агент, работает в больнице. И она написала лучшую икону в своем классе.
Программа одна для всех, но некоторым людям требуется большее количество повторений для наработки одного технического момента. Кто-то его с первого раза сделает, кто-то сделает его с третьего или с пятого раза. Но положительный результат получается у всех.
Работы учеников Елены
Фото: Роман Данилкин
Казанская икона Божьей матери в исполнении учеников Елены
Фото: архив Елены Стажук
Каждая работа — это частичка души иконописца
Фото: архив Елены Стажук
В этой работе ученики Елены учатся писать женский и детский лики
Фото: архив Елены Стажук
— Чему еще вы учите своих слушателей?
Эта икона сопровождает Елену и ее семью по жизни
Фото: Роман Данилкин
Сейчас иметь дома писаную икону недоступно по нескольким причинам: дорого, не понятно, у кого заказать, без личного контакта с иконописцем люди не рискуют заказывать в интернете. А когда они создают святой образ своими руками, то в него всю свою душу вкладывают. Человек собственными руками творит историю своей семьи, пишет — и понимает, что эту икону он подарит своему ребенку, а тот — своему ребенку.
Многие образы, написанные Еленой, заняли свое место в храмах Самары
Фото: Роман Данилкин
Икона Казанской Богоматери — чудотворная икона Богородицы, явившаяся в Казани в 1579 году. Одна из самых чтимых икон Русской православной церкви.
— Как вы выбираете сюжеты для своих учеников? Например, какую икону они пишут самой первой?
— Что мы делаем, когда пишем первую икону? Мы знакомимся с техникой, с азами работы. Я долго думала, какой святой образ дать, потому что всем ученикам разные варианты предложить невозможно. Теряется весь смысл доступного массового обучения.
Поэтому я выбрала Казанскую икону Божьей Матери за основу. Она нравится всем, и многие хотят иметь ее дома. Кроме того, в ней есть базовые элементы очень многих вещей, которым нужно научиться иконописцу. Размер иконы 27 на 31 сантиметр.
Следующая икона — это святой Николай Чудотворец, тоже любимый народом святой. Если в случае с Казанской Божьей Матерью ученики пишут женский и детский образы, то в случае с Николаем — мужской. Особенностью этой иконы является более крупный лик святого, поэтому ученики лучше знакомятся и с личным письмом.
Николай Чудотворец пишется быстрее, потому что у иконописца уже есть базовый опыт.
Во время работы над ликом Казанской Божьей матери
Фото: архив Елены Стажук
«Собираем для своих учеников "
короба иконописцев"
В этой заветной коробчке — все, что нужно иконописцу
Фото: Роман Данилкин
— Расскажите, а как составлены уроки?
— Теория чередуется с практикой. Уроки короткие. Любое сложное действие можно разбить на кусочки. Если кусочек продолжает оставаться сложным, надо его разбить еще раз пополам. До тех пор, пока действие будет простым.
Каждый шаг у нас проверяет куратор. Человек нанес один слой краски, сфотографировал работу и прислал. Преподаватель посмотрел, сказал, что все хорошо или сделал необходимые замечания, разрешил пройти дальше. Главное — выполнять каждый этап своевременно. А это достигается тем, что задания короткие и разбиты на много этапов. Например, для написания иконы Казанской Божьей Матери предусмотрено 86 уроков.
— У всех получается одинаковый результат?
— Это удивительный момент. Все учатся по одним и тем же урокам, у всех одинаковые материалы и образец. Но на выходе получаются настолько разные иконы, что если их выстроить в ряд, то просто нельзя сказать, что они с одного образца написаны.
— А где ваши ученики берут материалы для написания иконы?
— Когда я писала свою программу, я думала об этом. Что-то можно купить в интернете. Но пока они выберут из десятка предложений, допустим, охру светлую, может оказаться, что одна очень желтая, другая — не перетертая, третья — неподходящего цвета. И пока человек все попробует, у него может уйти 10–20 лет, это реально так. Я, например, свой набор инструментов и по сей день собираю, слежу за новинками.
Для написания ликов святых используются особые разноцветные пигменты природного происхождения
Читайте также: