Почему сократ выпил яд по приговору суда

Обновлено: 11.05.2024

В ожидании смерти Сократ после суда провел в тюрьме долгих 30 дней. Дело в том, что еще накануне суда на остров Делос отплыл корабль с феорией, священным посольством. Наступили дни делосского праздника Аполлона. Смертные казни в Афинах в такие праздники приостанавливались до возвращения феории обратно.

В тюрьме Сократ пребывал в обычном для него светлом и бодром настроении. Его навещали родные и друзья. И до самого заката солнца последнего тюремного дня Сократа продолжались беседы — о жизни и смерти, добродетелях и пороках, законах и полисе, богах и бессмертии души.

Отсрочка казни дала Сократу возможность еще раз продумать смысл того божественного призвания, которое определило его жизненный путь и занятия.

Поклон Аполлону и Артемиде священным,

Брату поклон и сестре!

О добродетели вы не судите мудростью массы,—

Так говорил коринфянам однажды Эзоп.

Желая уговорить Сократа, Критон сослался на несправедливость приговора, напомнил об ответственности перед семьей и малолетними детьми, остающимися в нужде и без поддержки. Побег же будет успешным, и Сократ найдет приют у преданных друзей в Фессалии.

Привел Критон и такой довод. Отказ Сократа от побега бросит, мол, тень и на его друзей. Большинство станет говорить, что друзья отшатнулись от Сократа в трудный час, пожалели денег и усилий для его спасения.

Цель, даже высокая и справедливая, не оправдывает, по мнению Сократа, низких и преступных средств. И он считал недопустимым отвечать несправедливостью и злом на чужую несправедливость и зло. Сократ не раз высказывал ту мысль, что лучше претерпеть чужую несправедливость, чем самому творить ее. Воздавать злом за зло — несправедливо, полагал Сократ, расходясь в оценке этого ключевого этического момента с мнением большинства своих современников. В данном отношении его позиция довольно близка к последующей этике непротивления злу насилием.

Законы ставят Сократа перед альтернативой: если он погибнет в соответствии с приговором, он кончит свою жизнь, обиженный людьми, а не Законами; если же он убежит из тюрьмы, позорно воздав обидой за обиду и злом за зло, то нарушит свои обязанности гражданина перед Государством и Законами и причинит им ущерб. Такое преступление навлечет па него гнев не только земных, но и божественных законов: ведь Законы Аида, куда переселяется каждый после смерти,— родные братья здешних, земных Законов.

Эту речь Законов, признается Сократ, он слышит так же явственно и отчетливо, как корибантам — жрецам Великой Матери богов — во время их экстатических оргий слышатся звуки небесных флейт.

Аргументы, вкладываемые Сократом в уста Законов, это, по существу, лишь наглядная и драматическая форма выражения тех же самых положений, которыми он последовательно руководствовался на протяжении всей своей жизни до суда и на самом процессе. Поэтому бегство из тюрьмы для него было бы такой же изменой себе и своему делу, как и примиренческая по отношению к обвинителям и судьям позиция на суде. Согласие на смерть — необходимое и неизбежное условие борьбы за справедливость, если, конечно, эта борьба серьезна и принципиальна. Именно такой была жизненная и философская борьба Сократа. И когда настал час оплаты последних жизненных счетов, он был давно и твердо готов к смерти.

Существенным мотивом против побега из тюрьмы был полисный патриотизм Сократа, его глубокая и искренняя привязанность к родному городу. У 70-летнего философа было достаточно времени уяснить свои взаимоотношения с Афинами. Вся долгая предшествующая жизнь его, если не считать участия в трех военных походах и одну отлучку из города во время праздника Посейдона на Истме, прошла в Афинах. Не все в афинской политике нравилось Сократу. Мы уже были свидетелями ряда его драматических столкновений с афинскими правителями и демосом. Но все его критические выпады против афинских порядков и ссылки на Спарту и Крит как примеры благоустроенных государств неизменно оставались в границах и горизонте его полисного патриотизма. Преданность родному полису и его законам была для Сократа высшей этической нормой взаимоотношений гражданина и полиса в целом.

Обвинители Сократа вовсю, конечно, использовали стойкую молву о его проспартанских настроениях, выдавая их за проявление враждебности к афинскому полису, его устоям и нравам. Это было злостной и нечистоплотной игрой на патриотических чувствах афинского демоса. Если какие-то черты спартанского пли критского государственного строя и нравились Сократу, из этого вовсе не следовало, будто он предпочитает эти полисы своему родному, Его реформаторская критичность была нацелена на разумное и справедливое, как он понимал, ведение государственных дел, а не на причинение ущерба Афинам. Жизнь и особенно смерть Сократа не оставляют сомнений па этот счет.

Рассуждая в духе пифагорейского учения, Сократ считал, что он заслужил свою смерть, поскольку боги, без воли которых ничего не происходит, допустили его осуждение. Все это бросает дополнительный свет на непримиримую позицию Сократа, па его постоянную готовность ценой жизни отстоять справедливость, как он ее понимал. Подлинный философ должен провести земную жизнь не как попало, а в напряженной заботе о дарованной ему бессмертной душе.

Сократовская версия жизни в ожидании смерти была не безразличием к жизни, но, скорее, сознательной установкой на ее достойное проведение и завершение. Ясно поэтому, как трудно приходилось его противникам, которые, столкнувшись с ним, видели, что обычные аргументы силы и приемы устрашения не действуют на их оппонента. Его готовность к смерти, придававшая невиданную прочность и стойкость его позиции, не могла не сбить с толку всех тех, с кем он сталкивался в опасных стычках по поводу полисных и божественных дел. И смертный приговор, так логично завершивший жизненный путь Сократа, был в значительной мере желанным и спровоцированным им самим исходом. Смерть Сократа придала его словам и делам, всему, что с ним связано, ту монолитную и гармоничную цельность, которая уже не подвержена коррозии времени. Сократ, кончивший свою жизнь по-другому, был бы другим Сократом — не тем, кто вошел в историю и заметен в ней отовсюду.

Последний день Сократа клонился к закату. Настало время последних дел. Оставив друзей, Сократ удалился на омовение перед смертью. Согласно орфическим и пифагорейским представлениям, подобное омовение имело ритуальный смысл и символизировало очищение тела от грехов земной жизни.

После омовения Сократ попрощался с родными, дал им наставления и велел возвращаться домой.

К этому времени тюремщик напомнил, что пора выпить яд.

Ранее в Афинах приговоренного к смерти сбрасывали со скалы. Но с прогрессом нравов и, видимо, с увеличением числа смертных приговоров цивилизовалась и процедура их исполнения. Во времена Сократа приговоренный к смерти в назначенное время выпивал чашу растертой ядовитой цикуты (болиголова).

Когда принесли цикуту, Сократ, мысленно совершив возлияние богам за удачное переселение души в иной мир, спокойно и легко выпил чашу до дна. Друзья его заплакали, но Сократ попросил их успокоиться, напомнив, что умирать должно в благоговейном молчании.

Казнь философа, признанного оракулом Дельфийского храма самым мудрым из древних греков, несёт из глубины веков мрак жестокой несправедливости неправедного суда после восстановления демократии в Афинах.

В солнечное весеннее утро 399 года до нашей эры в Афинах готовился к открытию знаменитый процесс Сократа, и всё активное мужское население города спешило к месту судебного разбирательства, предчувствуя острую схватку в полемике семидесятилетнего философа со своими обвинителями.

Только что было свергнуто народным восстанием правление тридцати тиранов во главе с Критием, учеником Сократа, установленное Спартой после поражения афинян в двадцатисемилетней Пелопоннесской войне.

В город вернулись изгнанные демократы и среди них богатый кожевник Анит, ненавидевший философа за то, что был высмеян им во время публичного спора, и за отказ сына после бесед о нравственности наследовать профессию отца.

Трое граждан Афин (поэт-трагик Мелет, богатый и влиятельный демократ Анит, ремесленник и оратор Ликон) обвинили Сократа в отрицании богов и развращении молодёжи придумыванием новых божеств. Первым на процессе выступил Мелет, заявивший, как сообщает античный историк Диоген Лаэртский, что Сократ

Сократ, признанный большинством голосов присяжных виновным, должен был сам назначить себе наказание. Он мог предложить в качестве кары своё изгнание или штраф, но заявил, что ни в чём не виновен и заслуживает вознаграждения в виде бесплатного пожизненного обеда с олимпийскими чемпионами или символического штрафа в одну мину. Крики негодования, возмущённое топанье ногами присутствующих подействовали на пятьсот одного судью, и они сами голосованием определили меру наказания…

Сократа осудили на смерть, но отсрочили приведение приговора на месяц из-за отплытия накануне корабля на остров Делос с ежегодной религиозной миссией. После оглашения приговора Сократ произнёс:

В своей последней речи философ сказал, что смерти не боится, что в памяти людей останется мудрецом, что его обвинители обязательно пострадают. Он оказался пророком в жизнеописаниях Плутарха, согласно которым его обидчики повесились…

Сократ утверждал, будто с самого детства слышал внутренний голос, посредством которого бог склонял его к рассуждениям. Афинский философ родился в 469 году до нашей эры в предместье столицы Аттики в семье ремесленника-камнетёса Софрониска и акушерки Финареты. В молодости он посещал уроки красноречия и беседы женщины-философа из Милета Аспасии и отказался наследовать профессию отца, решив серьёзно заниматься ораторским искусством.

Ему было тридцать семь лет, когда началась Пелопоннесская война и пришлось исполнять воинский долг. Он отважно, по свидетельству историков, сражался в трёх битвах первого одиннадцатилетнего периода до заключения в 421 году до нашей эры Никиева мира. В сражениях второго периода Сократ не участвовал, он был заседателем в совете пятисот и не раз, сталкиваясь с неоправданной жестокостью в судебных процессах, противился несправедливым расправам даже во времена правления тридцати тиранов после поражения Афин.

Всё своё свободное время Сократ проводил в философских спорах, у него было много учеников, ведь он не брал ни с кого денег за обучение. Он не входил ни в одну партию и мог с любым человеком беседовать на темы морали, познания истины и справедливости. Человек рассматривался Сократом как нравственное существо, он считал, что различие между добром и злом не относительно, а абсолютно, утверждал, что мир непознаваем, а познать можно только душу человека и его дела, и в этом заключается задача философии.

Тридцать дней находился Сократ, закованный в цепи, в ожидании казни, пока корабль не вернулся с острова Делос в Афины. Его верный друг Критон подкупил стражу и предложил бежать, но философ отказался, сказав, что закон надо уважать, хотя его и осудили несправедливо. Последний день Сократ провёл со своими учениками, и только Платон не пришёл с ним проститься из-за болезни или…

У него было много времени на размышления, и ученики услышали его последние рассуждения об умирании для жизни земной, об освобождении бессмертной души от её смертной телесной оболочки. Он простился с женой, тремя своими сыновьями и ушёл в комнату для омовения. После купания к нему подошёл палач с чашей яда из цикуты и попросил не проклинать его. Сократ успокоил прислужника, выпил яд и стал ожидать его действия, предупредив своих учеников, что хотел бы умереть в благоговейном молчании, не слыша их рыданий.

Бог врачевания греческой мифологии Асклепий (у римлян — Эскулап) воскрешал даже мёртвых, но Сократ к своей просьбе ничего не добавил. Петуха обычно приносили в жертву богу медицины за выздоровление. Возможно, великий философ хотел отблагодарить Асклепия за исцеление души от злобного гнева за учинённую с ним несправедливость, от ненависти к своим обидчикам?

Памятник Сократу в Афинах, Греция.

В 399 г. до н.э. в Афинах умер семидесятилетний старик по имени Сократ: признанный виновным в совершении тяжких государственных преступлений, он выпил по приговору суда гелиастов (присяжных афинского полиса) смертельную дозу яда. Это было очень давно, двадцать четыре века назад, и, казалось бы, столь давнее событие не может и не должно вызывать острых переживаний у современного человека.

Да, Сократ — яркая личность, да, умер он трагически, но сколько за многие столетия, прошедшие с тех пор, трагически ушло из жизни замечательных людей, пламенных подвижников! Сотни и сотни тысяч, всех не упомнишь и не оплачешь.

1. Загадка Сократа

Вместо психиатрического диагноза она позволяет выдвинуть другое, психологическое, объяснение сократовской манеры не предлагать для обсуждения готовую систему философских знаний. Правда, по мнению Трунова, ирония в силу присущей ей деструктивности является одним из признаков болезненной склонности человека к разрушению [xxiv], но вряд ли этот явный психоаналитический перегиб заслуживает серьёзного внимания.

Свидетельства Платона и Ксенофонта, двух самых талантливых учеников Сократа, являются основными источниками наших знаний о жизни и творчестве их наставника. Несмотря на то, что ксенофонтовский Сократ в некоторых существенных моментах заметно отличается от платоновского, оба главных свидетеля, изображая своего учителя, дружно отмечают такую черту его характера, как стремление начинать философский разговор не с какого-то своего утверждения, а с обращённого к собеседнику вопроса.

Опираясь на этот пример, можно предположить, что в серьёзных спорах Сократ любил использовать хитрый тактический приём: прикидываясь озадаченным простаком и объявляя себя невеждой, он, во-первых, усыплял бдительность оппонента, а во-вторых, освобождался от бремени первым формулировать истину по трудному вопросу. Однако, чтобы такая уловка сработала, нужно быть искусным обманщиком, а был ли им Сократ?

Попробуем разгадать эту древнюю загадку.

2. Новаторство сократовской философии

Теоретическую деятельность Сократа часто — и вполне справедливо — считают поворотным пунктом в развитии античной философии, но суть поворота, осуществлённого афинским мыслителем, описывают, как правило, неточно, а иногда и просто ошибочно.

Однако, согласно Спиркину, главная ценность диалога не в том, что он помогает прийти к истине, а в том, что он не допускает догматизма. Получается, что новизна сократовской философии как раз и состоит в её принципиальном антидогматизме. Ну, а как же софизм? Разве он не антидогматичен?

Казалось бы, ход мысли строго логичный: поскольку софисты — субъективисты, то критиковавший их за это самое Сократ не кто иной, как сторонник объективной истины. Однако дело гораздо сложнее. Древней философии субъект-объектное отношение неизвестно, ибо расщепление мира на субъект и объект ещё не состоялось.

Поворот, осуществлённый Сократом в теоретической сфере, есть возвращение на новом уровне познания к изучению нравственных проблем — тех проблем, которые ранее интересовали только мифологию и которые философия, создавая свой собственный, немифологический образ мира, пыталась игнорировать. Когда игнорирование нравственных вопросов поставило под угрозу само существование философии, — а это произошло в результате деятельности софистов, — тогда и появилась сократовская идея о том, что нравственности присуще долженствование, и, стало быть, добро по существу своему, а не в силу случайного стечения обстоятельств, чуда, прихоти богов законно, правомерно, правдиво.

Таким образом, в V веке до н.э. софизм, высшая форма тогдашней философской мысли, поставил под вопрос целесообразность существования всей сферы античного общественного сознания, включая саму философию. Нужно было осадить зарвавшихся софистов, показать несостоятельность их безнравственной и бесчестной диалектики. Одним из первых взялся за решение этой нелёгкой задачи афинский гражданин Сократ.

Этот этический рационализм резко отличает сократовскую гносеологию от софистической. Характерному для софиста хитроумному жонглированию словами и мыслями с целью убедить общество в собственной, личной правоте Сократ противопоставил диалектику, направленную не на манипулирование обществом, а на согласование личного и общественного мнений, с точки зрения должной, правомерной нравственности, т.е. нравственности не традиционной, стихийной, интуитивной, а философски обработанной, рассудительной, строго логичной.

Истина виделась Сократу как должное, законное, справедливое, честное добро, но оказалось, что утвердить эту истину чрезвычайно трудно — и на словах, и на деле. Особенно — на деле. Убедительным подтверждением сократовского представления об истине могла бы стать только реальная личность, достигшая идеального блаженства (счастья) исключительно за счёт знания самой себя, т.е., по Сократу, за счёт знания того добра, которое должно ей принадлежать, на которое она имеет полное право.

К концу жизни Сократу стало казаться, что он уже на грани превращения в такую мудрую личность — личность, свободную в выборе действий, как боги, что ему почти удалось реализовать его идеал человека, что ещё немного — и афинянин по имени Сократ явится миру как живое воплощение правдивого, законного добра, но трагическая гибель философа наглядно показала, как жестоко он ошибался.

3. Смертный бой за свободу философии

В 399 г. до н.э. философская деятельность Сократа оказалась предметом судебного разбирательства, и именно за неё, а не за что-то ещё, афинский суд присяжных с соблюдением всех демократических процедур вынес подсудимому смертный приговор. Несмотря на яркие сократовские речи, в которых обвинение было представлено как надуманное и даже абсурдное, за казнь высказалось подавляющее большинство гелиастов (361 из 501). Чем объяснить чрезвычайно жёсткий приговор и чрезвычайно жёсткий настрой судей, разбиравших дело семидесятилетнего философа?

За что Сократ считал свою жизнь счастливой? За то, что в поисках истины он имел возможность свободно судить, т.е. публично и беспрепятственно рассуждать на любую тему. Эту необходимую для истинного философа свободу дало ему афинское общество — самое демократичное в те времена. Теперь оно вознамерилось отнять её у Сократа, лишить его по суду права на его собственный суд, в силу чего в ходе судебного процесса сцепились в жёстком единоборстве два несовместимых суда — общественный (афинский) и личный (сократовский), государственный и философский, выборный и элитарный.

Умел ли судить Сократ? Безусловно. Ведь если человек — философ, он только и делает, что рассуждает. Умение судить в высшей степени грамотно, логически стройно — это честность философа, его философский долг. Сократ, всю свою жизнь сознательно сводивший к философии, был преисполнен этого долга.

А умел ли судить гелиаст — средний, обычный присяжный афинского полиса? Несомненно. Но нет сомнений и в том, что уровень его суждений был значительно ниже философского. Вот это-то и объясняет явное неуважение Сократа к его судьям. Объясняет, но не оправдывает.

В самом деле, имея преимущество в умении судить, т.е. рассудочно оценивать ситуацию, Сократ проигрывал гелиастам в умении понимать, т.е. оценивать ситуацию интуитивно. Постоянно упражняясь в рассуждениях, философ загнал свою совесть с присущими ей интуитивными оценками в такое глубокое подполье, что она лишь изредка напоминала о себе голосом его демона, повелительного, но не сующего нос в область философских исследований. Сократ — человек-философ, живое воплощение философии. И на суде он бился не за свободу гражданина по имени Сократ, а за свободу философии.

Зацикленность Сократа на философии искажала, перекашивала его личность, неотвратимо превращая его в человека высочайшей, идеальной чести, но при этом — невероятно уродливой, чахлой совести. Он презирал афинских судей и афинских политиков, не понимая, что в его демократическом государстве других представителей власти просто не могло быть и что именно эта афинская власть со всеми её яркими достоинствами и столь же яркими, кричащими недостатками, эта высокая и низкая, благородная и подлая демократия сделала его великим философом, определила достоинства и недостатки его философии.

Сократ пьёт цикуту. Гравюра 1882 года.

Однако принцип свободного суждения, который мужественно отстаивал афинский философ, не умер вместе с ним. Правда, после гибели Сократа речь больше не шла об абсолютной свободе суждения, о полном сведении нравственности к долгу, интуиции — к рассудку, но представление о главенстве рассудочного решения над интуитивным обрело широкое признание.

Примечания

[i] Трубецкой С.Н. История древней философии. — Жуковский; М., 2005. — С. 247.

[ii] Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. — СПб., 1994. — С. 33.

[iii] Лосев А.Ф. История античной эстетики. СОФИСТЫ. СОКРАТ. ПЛАТОН. — М., 1994. — С. 82.

[iv] Нерсесянц В.С. Сократ. — М., 1977. — С. 3.

[v] Боннар А. Греческая цивилизация. Т. 1. — Ростов-на-Дону, 1994. — С. 55.

[vi] Брамбо Р.С. Философы Древней Греции. — М., 2002. — С. 178.

[vii] Попкова Н.В. Философия: курс лекций. — Брянск, 2008. — С. 26.

[viii] Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. — СПб., 1994. — С. 42.

[ix] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979. С. 110.

[xvi] Боннар А. Греческая цивилизация. Т. 1. — Ростов-на-Дону, 1994. — С. 69.

[xviii] Орлов Е.Н. Сократ // Сократ. Платон. Аристотель. Сенека. Бруно: Биогр. Очерки. — СПб., 1994. — С. 16.

[xix] Лосев А.Ф. История античной эстетики. СОФИСТЫ. СОКРАТ. ПЛАТОН. — М., 1994. — С. 79 — 80.

[xx] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. — М., 1990. — С. 575.

[xxiii] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. — М., 1993. — С. 274.

[xxv] Лосев А.Ф. История античной эстетики. СОФИСТЫ. СОКРАТ. ПЛАТОН. — М., 1994. — С. 77.

[xxvi] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 26.

[xxviii] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. — М., 1990. — С. 386.

[xxix] Брамбо Р.С. Философы Древней Греции. — М., 2002. — С. 178.

[xxx] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. — М., 1993. — С. 80.

[xxxi] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 9.

[xxxiii] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. — М., 1990. — С. 568.

[xxxiv] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 132.

[xxxv] Соболевский С.И. Комментарии // Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 333.

[xxxvi] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. — М., 1990. — С. 75.

[xxxviii] Лосев А.Ф. История античной эстетики. СОФИСТЫ. СОКРАТ. ПЛАТОН. — М., 1994. — С. 51.

[xl] Данильян О.Г., Тараненко В.М. Философия: Учебник. — М., 2006. — С. 44.

[xlii] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979. С. 114.

[xliii] Орлов Е.Н. Сократ // Сократ. Платон. Аристотель. Сенека. Бруно: Биогр. Очерки. СПб., 1994. С. 16.

[xliv] Спиркин А.Г. Философия: Учебник. — М., 2006. — С. 51.

[xlvi] История философии: Учебное пособие. — Ростов-на-Дону, 2007. — С. 88.

[xlvii] Донских О.А., Кочергин А.Н. Античная философия. Мифология в зеркале рефлексии. — М., 1993. — С. 147.

[xlviii] Радугин А.А. Философия: курс лекций. — М., 1997. — С. 42.

[xlix] Философия: учебник. — М., 2009. — С. 85.

[l] Аблеев С.Р. История мировой философии: Учебник. — М., 2005. — С. 24.

[li] Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. — СПб., 1994. — С. 33.

[lii] Попкова Н.В. Философия: курс лекций. — Брянск, 2008. — С. 26.

[liv] Асмус В.Ф. Античная философия. — М., 2001. — С. 78.

[lv] Аристотель. Сочинения в 4-х томах. Т. 4. — М., 1984. — С. 189.

[lvi] Чанышев А.Н. Философия Древнего мира: Учебник для вузов. — М., 1999. — С. 289.

[lvii] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 145.

[lx] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. — М., 1993.— С. 255.

[lxi] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 139.

[lxii] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 3. — М., 1994. — С. 55.

[lxiii] Аристотель. Сочинения в 4-х томах. Т. 4. — М., 1984. — С. 297.

[lxiv] Григорьян Б.Т. На путях философского познания человека // Проблема человека в современной философии. — М., 1969. — С. 19.

[lxv] Аристотель. Сочинения в 4-х томах. Т. 2. — М., 1978. — С. 592.

[lxvi] Гуревич П.С. Философия: учебник для студентов вузов. — М., 2005. — С. 49.

[lxvii] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М., 1979. — С. 116.

[lxviii] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. — М., 1993. — С. 153 — 154.

[lxix] Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. — СПб., 1994. — С. 70.

[lxx] Рассел Б. История западной философии: В 2 т. Т. 1. — Новосибирск, 1994. — С. 99.

[lxxi] Лосев А.Ф. Критические замечания к диалогу // Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. — М., 1990. — С. 688 — 689.

[lxxiii] Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. — М., 1990. — С. 70.

[lxxiv] Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. — СПб., 1994. — С. 79.

Как известно, один из самых великих философов Древней Греции Сократ (ок.470-399) в конце жизни был приговорен к смертной казни. Его ученик Платон оставил описание последних минут жизни Сократа в форме диалогов, один из которых озаглавлен именем Критона - богатого человека, друга и ровесника Сократа.

“Как нам похоронить тебя?” - спросил Критон. “Как угодно, - отвечал Сократ, - если, конечно, сумеете меня схватить и я не убегу от вас”. Он тихо засмеялся и продолжал: “Никак мне, друзья, не убедить Критона, что я - это только тот Сократ, который сейчас беседует с вами и пока еще распоряжается своим словом. Он воображает, будто я - это тот, кого он вскорости увидит мертвым, и вот спрашивает, как меня хоронить! А весь этот длинный разговор о том, что, выпив яду, я уже с вами не останусь, но отойду в счастливые края блаженных, кажется ему пустыми словами, которыми я хотел утешить вас, а заодно и себя. Запомни хорошенько, мой дорогой Критон: когда ты говоришь неправильно, это не только само по себе скверно, но и душе причиняет зло. Так не теряй мужества и говори, что хоронишь мое тело, а хорони, как тебе заблагорассудится и как, по твоему мнению, требует обычай.”

Давайте остановимся на мгновение, прежде чем продолжить чтение знаменитого диалога Платона. Какую ясность ума, силу духа и спокойную уверенность демонстрирует этот рассказ. Многие ли из нас способны так светло встретить смерть? Или мы утешим себя оговоркой, что жил Сократ слишком давно, был дремуч и невежественен, потому что у него не было ни телевизора, ни микроволновой печи, ни самолета? Наука не достигла нынешних высот и он, бедный, не подозревал о не научности своих суждений?

А скажите, сегодняшний ученый, не только подозревающий, но и “делающий эту науку”, всегда ли уходит из жизни достойно человека? Те, кто бывал в больницах, где лежат тяжелобольные люди, знает, какие низкие страсти кипят там, как легко человек теряет человеческий облик. И это не зависит ни от профессии, ни от образования.

Нет, Сократ полон покоя и даже легкой иронии именно от того, что отчетливее и внятнее почти любого ученого понимает, знает, что с ним происходит: “не умрем, но изменимся”. Именно это убеждение и делает его уход настоящим потрясением не только свидетелей, но и нас, живущих многие сотни лет спустя.

Сократ сам просит, чтобы принесли чашу со стертым ядом, которую ему предстоит выпить ( так исполнялся в те времена в Афинах смертный приговор суда).

- Но ведь солнце, по-моему, еще над горами, Сократ, еще не закатилось. А я знаю, что другие принимали отраву много спустя после того, как им прикажут, ужинали, пили вволю, а иные наслаждались любовью, с кем кто хотел. Так что не торопись, время еще терпит.

- Вполне понятно, Критон, что они так поступают - те, о ком ты говоришь. Ведь они думают, будто этим что-то выгадают. И не менее понятно, что я так не поступлю. Я ведь не надеюсь выгадать ничего, если выпью яд чуть позже, и только сделаюсь смешон самому себе, цепляясь за жизнь и дрожа над последними ее остатками.

Вошел человек, который держал в руке чашу со смертным ядом. И Сократ взял ее с полным спокойствием, не задрожал, не побледнел, не изменился в лице, но по всегдашней привычке взглянул на того чуть исподлобья и спросил:

- Как, по-твоему, этим напитком можно сделать возлияние кому-нибудь из богов или нет?

- Мы стираем ровно столько, Сократ, сколько надо выпить.

- Понимаю, - сказал Сократ, - Но молиться богам и можно, и нужно - о том, чтобы переселение из этого мира в иной было удачным. Об этом я молю, и да будет так.

Договорив эти слова, он поднес чашу к губам и выпил до дна - спокойно и легко.

“До сих пор большинство из нас еще как-то удерживалось от слез, - пишет Платон, - но, увидев, как он пьет и как выпил яд, мы уже не могли сдержать себя. У меня самого, как я не крепился, слезы лились ручьем. ”

А Сократ промолвил:

- Ну что вы, что вы, чудаки! Я для того главным образом и отослал отсюда женщин, чтобы они не устроили подобного бесчинства, - ведь меня учили, что умирать должно в благоговейном молчании. Тише, держите себя!

И мы застыдились и перестали плакать.

Сократ сперва ходил, потом сказал, что ноги тяжелеют, и лег на спину, так велел тот человек. Когда Сократ лег, он ощупал ему ступни и голени и спустя немного - еще раз. Потом сильно стиснул ему ступню и спросил, чувствует ли он. Сократ отвечал, что нет. После этого он снова ощупал ему голени и, понемногу ведя рукой вверх, показал нам, как тело стынет и коченеет. Наконец, прикоснулся в последний раз и сказал, что, когда холод подступит к сердцу, он отойдет.

Холод добрался уже до живота, и тут Сократ раскрылся - он лежал, закутавшись, - и сказал (это были его последние слова):

- Критон, мы должны петуха. Так отдайте же, не забудьте.

“Немного спустя он вздрогнул, и служитель открыл ему лицо: взгляд Сократа остановился. Увидев это, Критон закрыл ему рот и глаза”.

Какая удивительная, нечеловеческая, сказали бы мы, сила! И когда - в момент смерти. Когда уже все равно. Для него наступил один из самых важных моментов в жизни - торжество ухода, вернее - перехода. Отсюда его просьба не плакать, не устраивать “бесчинства”. Великое торжество должно происходить в “благоговейном молчании”.

Он умирает не сразу. Но окружающие его друзья видят не страшную картину распада, а величие таинства.

И последние слова - “мы должны петуха” - довершают событие самой пронзительной нотой: в последнее мгновение Сократ еще раз подчеркивает для тех, кто остался - перед ними не смерть, а выздоровление, освобождение души от земного плена. Он выздоровел, ибо вернулся в подлинную жизнь. Ведь петуха приносили в жертву богу врачевания Асклепию только те, кто преодолел болезнь, кто стал здоровым человеком.

Читайте также: