Методика проведения судебной лингвистической экспертизы по делам об оскорблении

Обновлено: 17.04.2024

К вопросу о проведении судебной лингвистической экспертизы по деламобоскорблении

Одной из важнейших задач подлинно демократического государства является защита чести и достоинства граждан вне зависимости от их пола, национальности, социального или имущественного положения, принадлежности к какойлибо религии или отсутствия религиозных убеждений и т.д. В Российской Федерации признается и защищается право на достоинство. Охрана достоинства личности гражданина является одним из проявлений государственного обеспечения личной неприкосновенности. В соответствии со статьей 23, пунктом 1 Конституции РФ,каждый имеет право на защиту своей чести и доброго имени [1]. Оскорбление, то есть унижение чести и достоинства другого лица, является общественно опасным посягательством. Требования общественной морали заключаются в том, чтобы не допускать проявлений грубости, унижения, выражения презрения к личности. Оскорбление является наиболее нетерпимой с точки зрения морали формой унижения чести и достоинства [2].

К.И. Бринев квалифицирует оскорбление как один из центральных концептов современной юридической лингвистики. В юридическом аспекте оскорбление определяется как умаление чести и достоинства лица,выраженное в неприличной форме[3].

Согласно статье 5.61 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях,оскорбление является административным правонарушением. Оскорбление, содержащееся в публичном выступлении, публично демонстрирующееся в произведении или средствах массовой информации, влечет наложение административного штрафа. К административной ответственности за оскорблениеможет быть привлечено юридическое лицо[4]. В современном судопроизводстве разрешение вопросов о наличии/отсутствии оскорбления в спорном тексте не представляется возможным без проведения квалифицированного исследования со стороны лингвиста. В силу этого предпринятое в статьерассмотрение некоторыхособенностей оскорбления в точки зрения лингвиста, проводящего судебную лингвистическую экспертизу, является актуальным.По мнению И.А. Стернина, для лингвистаэксперта важен языковой аспект проблемы, который являетсяключевым при проведении лингвистической экспертизы в рамках дел об оскорблении. В результате анализа лингвист решает какими объективными языковыми характеристиками, семантическими и функциональными особенностями должна обладать та или иная лексическая илифразеологическая единица, чтобы можно было определить ее статус как нецензурной, грубой, неприличной. Моральноэтический анализ словоупотребления должен основываться на объективном лексикосемантическом, то есть собственно лингвистическом анализе [5].

Говоря о компетенциях лингвиста, следуетсказать, что вопрос об оскорблении –это вопрос юридический; оскорбление –один из видов преступлений, наличие или отсутствие которого должно решаться судом, поэтому лингвист не вправе возлагать на себя функции дознавателя, следователя или судьи. Всферу деятельности лингвиста не входят решение таких вопросов, как определение предумышленности, истинности/ложности сказанного. Все юридические и судебные вопросы решаются только судом, лингвист лишь проводит свое независимое исследование и выносит заключениеотносительно содержания спорного текста (слов, фраз), его (их) оскорбительного характера и его (их) отнесенности к конкретному лицу. При проведении лингвистического исследования по делу об оскорблении в сферу работы лингвиста входит определение наличия/отсутствия оскорбления. Ответить на этот вопрос представляется возможным в результате определения и анализа формы передачи информации (приличная/неприличная).Таким образом, одним из диагностическихпризнаковоскорбления является неприличная форма выражения отрицательной оценки личности потерпевшего.Неприличность формы какпризнак оскорбления может быть установленав процессе судебной лингвистической экспертизы. Неприличной формой высказывания И.А. Стернин называетоблечение смысла в непристойныевыражения, резко нарушающие принятые в обществе нормы культуры речи и культуры общения. Для обыденного сознания неприличными являются как грубые, бранные, вулгарные, так и нецензурные слова и выражения, то есть вся ненормативная лексика.Если тот или иной смысл имеет литературную или разговорную форму выражения, эта форма не может быть признана неприличной, она остается в разряде нормативной лексики. Использование нормативной лексики в негативных высказываниях подлежит моральному осуждению, но не является предметом правового регулирования. Использование сниженной лексики (просторечная, грубо просторечная, вульгарная, грубая) также не подлежит правовому регулированию.Если человека под влиянием негативной эмоции назвали общеоценочным словомкозел, тварь, урод, придурок, значением этого слова ему не приписаны какиелибо нарушения норм морали или законов (в отличие, скажем, от словворюга, мошенник, взяточник, мошенник, проститутка и т.п.), и подобные случаи не подлежат правовому регулированию [5].Гильдия лингвистовэкспертов по документационным и информационным спорам (ГЛЭДИС) определила основные категории лексических и фразеологических единиц, которые в определенных контекстах употребления могут носить в адресации к тому или иному лицу оскорбительный характер. К этим единицам относятся слова и выражения, обозначающие антиобщественную, социально осуждаемую деятельность (мошенник, жулик), слова с ярко выраженной негативной оценкой, также обозначающие социально осуждаемую деятельность или позицию характеризуемого (расист, предатель), названия некоторых профессий, употребляемые в переносном значении (палач, мясник), зоосемантические метафоры,подчеркивающие какиелибо отрицательные свойства человека (нечистоплотность (свинья), глупость (осел), неповоротливость (корова) и т.п.), глаголы с осуждающим значением или прямой негативной оценкой (воровать, хапнуть), слова, содержащие экспрессивную негативную оценку поведения человека, свойств его личности(негодяй, мерзавец), эвфемизмы для слов первого разряда, сохраняющие тем не менееих негативнооценочный характер(женщина легкого поведения), специальные негативнооценочные каламбурные образования(коммуняки, дерьмократы, прихватизаторы), нецензурные слова в качестве характеристики лица[6].

Приведем примеры вербального оскорбления, выраженного посредством использования лексики, принадлежащей к той или иной категории.1)Коломойскийуникальный проходимец. Он даже Абрамовича надул, как говорят в кругах просвещенной интеллигенции. Он заключил сделку и обманул Абрамовича на несколько миллиардов и такого прохвостаделают губернатором Днепропетровской области [7]. В данном примере адресант подчеркивает свое пренебрежительное отношение к адресату, относя в его адрес слова проходимец, прохвост. Согласно Толковому словарю Д.Н. Ушакова, проходимец (муж., разг., бран.) –человек, способный на всякие нечестные поступки, отъявленный мошенник, негодяй; прохвост(муж., разг., бран.) –непорядочный человек, подлец, негодяй) [8]. Эти слова носят негативный оценочный характер; автор изречения настраивает слушателей (читателей) на такие же мысли об адресате. Использование глаголанадуть в форме 3 лица ед. числа (надул) придает высказыванию дополнительный негативный экспрессивный окрас. В Толковом словаря В.И. Даля лексема надуть трактуется как: обманывать, плутовать, мошенничать, морочить, дурачить [9].Использование подобного рода лексикиможет подлежать правовому урегулированию, а утверждающий характер высказывания может быть расценен как оскорбление адресата.2)Я прилюдно вам заявляю, что вы обманщик, лгуни мошенник! Запишите это в протокол! [10]. Использованные инвективы обманщик, лгунописывают деятельность, осуждаемую обществом, а лексема мошенник носит юридическую квалификацию.Предложение, выраженное в форме утверждения, может трактоваться как оскорбление.

3)Принуждение человека чтото делать –это пытка. Тот, кто внес это ходатайство, это палач с юридической точки зрения. Микитенко, вы –палач![11]. 4)Вы беспредельщик, преступник и нарушитель закона. Вы сейчасвыглядите, как болванчик… Вы палач, а не судья, который за бюджетные деньги совершает репрессии[12].

Мой друг - футбольный фанат - совершил преступление. Нет, он не ломал стадион и не кусал лошадь полицейского. В соцсети, мимоходом, он назвал футболиста противника млекопитающим, которое лазает по лианам и до ужаса любит бананы. Все дело в том, что означенный футболист имеет оттенок кожи, схожий с ваксой. Приговор - 20 тысяч рублей. И это он еще легко отделался!

Изливая свои чувства и мысли перед публикой, следует иметь в виду , что от некоторых слов люди защищены законом. Фото: Анатолий Струнин / ТАСС

Вы почувствовали мою социальную ответственность в изложении информации? А все потому, что я взял интервью с самым главным специалистом по судебной лингвистике, доктором филологических наук, проректором по науке Государственного института русского языка им. А. С. Пушкина, автором книг "Правовой самоконтроль оратора", "Русский язык на грани права" и "Русский язык в судебном процессе" Михаилом Осадчим.

Михаил Андреевич, неужели такая мелочь, такое эмоциональное слово, да еще в фанатском "Твиттере", могут иметь такие серьезные последствия? Это ведь по сути "болталка", "курилка". Мало ли что там еще взбредет в голову? Вот если в лицо, да еще и при свидетелях. Футболист просто двинул бы ему в морду со всей черной дури. И до суда дело бы не дошло.

Михаил Осадчий: Осторожнее, Юрий! Вы только что упомянули расу. Смысл может быть истолкован как негативный. А это уже признак преступления.

На то вы и судебный лингвист. А впрочем, у нас интервью о самых злободневных толкованиях нашей речи и в интернете, и в быту. Поэтому считаю цель нашей совместной работы научной. Посему освобождаю нас от глупой условности.

Михаил Осадчий: Я тоже хочу вас упредить. Виртуальная реальность, которой мы все "болели" в начале века, перестала быть виртуальной. Мы покупаем билеты на самолет, платим за услуги, кто-то даже находит свою любовь онлайн. Чем не реальная реальность? А за реальную реальность и отвечать приходится по реальному УК РФ.

Мой знакомый походя назвал футболиста команды противника обезьяной. Неужели за это судят? Вот у меня сосед ведет себя как обезьяна. Ходит голый по коридору, чешется.

Михаил Осадчий: Пример с соседом не совсем про то. Все же все мы понимаем, что за словом "обезьяна" в русской речи закрепилось не просто обидное слово, обозначающее, например, не очень красивого человека. Помните, Пушкин говорил, что мужчина должен быть немного красивее обезьяны? У этого слова есть и совершенно четко осознаваемый расистский смысл. Ведь ваш знакомый явно не имел в виду эстетическую сторону внешности того игрока. Именно намек на расу и стал фатальным, привел к приговору. Вот назови он его в пылу эмоций, например, "козлом", приговора бы не было.

А что "козел" это так, прогулка?

Михаил Осадчий: "Козел" - слово, конечно, обидное. Но под статью об оскорблении подпадают только слова в неприличной форме, то есть банальный русский мат, сравнения с отходами жизнедеятельности, половыми органами и тому подобное. А слова "козел", "свинья", "собака", "ублюдок", "идиот", "дебил" и еще много других обидных слов содержатся в словарях русского литературного языка и неприличными, конечно, не являются. Но ваш знакомый осужден ведь не за оскорбление, а за экстремизм, это немного другое. Давайте разберемся. Оскорбление - это нанесение обиды в неприличной форме конкретному человеку из личной неприязни. Если обозвали соседа за то, что тот курит в подъезде, употребив при этом крепкое словцо, - это оскорбление. Но если основанием для агрессии была не личная неприязнь, а, например, ненависть к нации, расе или религии - это уже совершенно другое дело. Унижение человека на основании принадлежности к какой-то группе - это экстремизм, более тяжкое преступление, рисковать не советую.

Я часто читаю всякие негативные определения про нашу власть.

Михаил Осадчий: В соответствии со сложившейся практикой власть к социальным группам не относят. Власть - это такой институт. Совершенно иначе обернется дело, если кто-то призовет применять насилие к "чиновникам", вот это уже группа людей, объединенных по роду деятельности.

А как же геи?

Михаил Осадчий: Действительно, мы часто слышим не просто негативные суждения о геях, но даже призывы применять к ним насилие. Вроде бы по всем признакам тут статья за экстремизм. Но реальная практика такова, что данная группа воспринимается российской судебной системой как "незащищаемая". То же самое относится, например, к людям, больным ВИЧ. На них тоже часто объявляется травля, но правоохранительная система на такие факты закрывает глаза.

Значит, я в своем посте могу назвать оппонента сифилитиком, и мне ничего не будет?

Михаил Осадчий: Ошибаетесь. Реакция будет в любом случае. Если он и вправду переболел этим заболеванием, то будете отвечать за раскрытие медицинской тайны.

А если нет, то за клевету?

Михаил Осадчий: Тут есть сложности. Клевета - это порочащая информация. Заболевание само по себе человека не порочит, это же не преступление и не обман какой-нибудь. Если информация о болезни была ложной, можно по суду признать ее не соответствующей действительности, но вот клевету доказать не получится, такая вот странность.

Но вот если о человеке солгали, что он не просто болен, но еще и занимает какую-то должность, на которой не допускается такое заболевание (в медицине, образовании), то в этом случае уже есть все шансы на успех в суде.

В моей практике был такой случай. Однажды туристическое агентство столкнулось с трудностью: авиакомпания отменила полеты, и нужно было срочно поменять всем клиентам билеты. Конкуренты этой турфирмы смекнули, что могут воспользоваться такой ситуацией. Они опубликовали в соцсетях объявление, якобы от лица той турфирмы, мол, просим всех срочно явиться по такому-то адресу для замены билетов. И в конце указали ложный адрес. Люди поехали по адресу и, разумеется, не нашли там никакой турфирмы. В считаные часы в соцсетях поднялся вой, что всех обманули, спасти репутацию было уже невозможно. При этом в суде доказать факт порочащей информации было бы невозможно, потому что неверный адрес - это не порочащий факт. Это просто якобы техническая неточность. А урон от такой неточности колоссальный. Так из-за одного поста может разрушиться бизнес.

А что еще приходилось рассматривать?

Михаил Осадчий: Да хотя бы спортивные соревнования. Ваш брат журналист опубликовал короткий отчет в газете об итогах первенства. Ради красного словца или в целях сокращения материала были названы победителями только лица, занявшие первое и второе места. Любой читатель резонно сделает вывод, что все остальные проиграли, не заняли никаких мест. В этой ситуации парню, занявшему третье место, было несладко. Пришлось объяснять, что он все же медалист, пришлось отстаивать спортивную честь, но сделать это было очень сложно, поскольку формально о нем ничего не было сказано, то есть к нему текст как бы и не относился вовсе.

Законы не делают исключения для интернета. Об этом не стоит забывать, размещая посты и твиты. Фото: Andrii Yalanskyi / Istock

Еще случай: одна сотовая компания выпустила рекламу с лозунгом, который венчал ворота Освенцима. Так был назван новый тарифный план. А что получилось? Представляете? Кажется, до суда тогда дело не дошло.

Или вот еще одна показательная, на мой взгляд, история. Сидит восьмидесятилетняя бабуля, вяжет внуку носки и получает повестку от центра "Э". "Экстремизм", значит. Оказывается, бабушка "ВКонтакте" между сериалом и вязанием сослепу нажала на кнопку "репост" под цитатой самого Адольфа Гитлера. Мы берем на экспертизу все ее посты. Выясняем, что она, кроме вязания, внуков и подъездных сплетен ничем в своей долгой жизни не интересовалась. В итоге претензии к бабушке были исчерпаны, пост удалили, тем дело и кончилось.

Не может быть!

Михаил Осадчий: Юрий, иногда следователю для того, чтобы возбудить дело, достаточно одного поста. Он приглашает понятых и фиксирует правонарушение. Ему не хочется расследовать всю историю постов конкретного человека за год. Это такая морока! Потом еще нам все это анализировать. Проще одну или две странички. Или даже ветку с комментариями. И все. Обвинение готово. Профессиональный лингвист рассматривает языковую личность в целом. Анализирует весь массив данных. Контекст. Это оказывается очень важно для определения умысла. Часто это спасает человека от несправедливого обвинения.

Вас, судебных лингвистов, часто обвиняют в предвзятости.

Михаил Осадчий: Понимаю, о чем вы. Знаете, оказывается, что все вокруг эксперты, все могут взять в руки словарик и за пару секунд решить, прав был эксперт или неправ. Я сам не раз оказывался в ситуации, когда мои заключения начинали "гулять" по Сети, становясь предметом анализа вот таких "диванных экспертов". Критика коллег - это вещь важная и нужная, тем более если она по делу. Но чаще всего нам ставят "неуд" не другие эксперты, а участники процесса или владельцы анонимных аккаунтов в социальных сетях. На моих глазах был случай, когда моя коллега, молодой эксперт, на протяжении долгого времени получала СМС с угрозами и грязными обвинениями с неизвестных номеров. Сегодня ведь так просто узнать номер телефона и адрес. Пришлось менять место проживания, искать другую работу, прятаться.

Мы покупаем билеты, платим за услуги, кто-то находит любовь онлайн. Чем не реальная реальность? А за реальную реальность и отвечать приходится по реальному УК РФ

Мне кажется, сегодня судебная лингвистика стала самым опасным родом экспертиз. Лингвист больше других своих коллег рискует стать объектом травли и преследований. И знаете, что самое парадоксальное: чем честнее и объективнее эксперт, тем больше вероятность, что он станет неугодным всем. Происходит это потому, что истина во многих делах где-то посередине, и объективная экспертиза не приводит к полной победе ни одной из сторон. В итоге честный эксперт становится врагом и для защиты, и для обвинения, и для истца, и для ответчика.

P.S. Перечитал интервью и пошел тереть свои "твиты". Судебная лингвистика - она такая.

Михаил Осадчий окончил факультет филологии и журналистики Кемеровского государственного университета. В 2007 году защитил кандидатскую диссертацию "Пропозиционально-фреймовое моделирование гнезда однокоренных слов (на материале русских народных говоров)".

В 2013 году защитил докторскую диссертацию "Публичная речевая коммуникация в аспекте управления правовыми рисками".

С 2007 по 2013 годы работал ассистентом, затем старшим преподавателем, доцентом, профессором кафедры стилистики и риторики Кемеровского государственного университета.

Сейчас проректор по науке Государственного института русского языка им. А. С. Пушкина, автор книг "Правовой самоконтроль оратора", "Русский язык на грани права" и "Русский язык в судебном процессе". Михаил Осадчий - специалист по словообразованию современного русского языка и судебной лингвистике, автор более 90 научных публикаций.

Читайте также: