Без адвоката не буду разговаривать какая статья
Обновлено: 27.05.2024
– Антон Александрович, Концепция регулирования юридического рынка предполагает переход к адвокатской монополии. Вы когда-то говорили, что в арбитражных судах должны выступать только адвокаты, по крайней мере, в кассационных судах и в надзорной инстанции. Ваше мнение осталось прежним?
– Да, я и сейчас считаю так же. Мы никогда не добьемся высокого качества профессионального судопроизводства, если в нем не будет профессионального представительства.
Если ситуация изменится и в судах будут рассматриваться только реальные споры, то вести их без профессиональных представителей станет невозможно, или, по крайней мере, затруднительно. Думаю, эти понятия взаимообусловлены.
Представьте себе, что у вас какое-то дело, связанное с судебным приказом на небольшую сумму. И вы должны нанять адвоката, который получит приказ и передаст его вам. Люди понимают, что это для них экономически нецелесообразно. То же касается упрощенного судопроизводства. И число таких дел сегодня в арбитражных судах превышает 60%. А будет еще больше, так как повышается порог сумм, по которым возможно приказное или упрощенное производство.
Что касается серьезных дел, где наличествует реальный спор, то без профессионального представителя его практически не выиграть, я в этом убежден. Для отмены приказа или обжалования решения суда, принятого в рамках упрощенного производства, также необходим адвокат.
– А в судах общей юрисдикции?
– Там ситуация аналогична… Нужно очень гибко и аккуратно подходить к процессу встраивания профессионального представительства в рамки судопроизводства. Если будет сделано именно так, ни у кого не будет возражений.
– Но как встраивать: одномоментно или начиная с высших судов?
– Думаю, что это можно сделать сразу. Я не вижу необходимости как-то выделять высшие суды, поскольку по действующей в Верховном Суде процедуре адвокат нужен только в том случае, если получено согласие пересмотреть дело. В подавляющем большинстве дел решение о пересмотре не принимается. Поэтому какого-то заметного эффекта введение профессионального представительства только в высшей инстанции не даст. Разумный смысл – сделать это комплексно.
– Это, конечно, надо спрашивать у действующих судей. О том, что официальных обращений тогда стало меньше, мне хорошо известно. Что касается неформальных обращений, то судьи практически никогда о них не говорят. Хотя отдельные случаи приобретали огласку. Так что глупо отрицать, что такие факты имели место.
Однако, как правило, о таких просьбах судьи не рассказывают, не желая делать их не только достоянием гласности, но и доводить до сведения вышестоящих судебных инстанций. Иначе резко возрастают риски отмены судебных актов. Так что здесь очень высок процент латентности. И определить, как часто происходит такое вмешательство в деятельность судьи, практически невозможно.
– Будучи председателем Высшего Арбитражного Суда РФ, вы активно начинали информатизацию судов, объединение их компьютерных баз в единую сеть, внедрение новых коммуникационных технологий, вопреки мнению скептиков, считавших, что все это излишества и пустая трата сил и средств. Скептики посрамлены или их позиция все еще сильна?
– Сейчас уже практически нет выступающих открыто против компьютеризации судов. Более того, в рамках программы цифровой экономики предусматривается более глубокое оцифровывание судопроизводства с постепенным переходом к электронным судебным делам.
Есть, однако, опасение, что вымарывание персональных данных из судебных актов тормозит этот процесс. Недавно принятое постановление Пленума Верховного Суда сузило перечень данных, которые можно вымарывать, но не до конца. Конечно, прежде всего важно сохранить реквизиты сторон, чтобы уменьшить настороженность по отношению к электронному судопроизводству.
Когда все будет завязано на подачу электронных документов, когда с ними связаны правовые последствия, очень важно их отслеживание, что затруднительно при наличии в базе данных вымаранных сведений. Порой невозможно даже понять, предъявлен к тебе иск или нет.
В судах общей юрисдикции до сих пор почти нереально отследить, поступили ли какие-то документы, имеющие отношение к вашему делу. Соответственно, велик риск, что дело без вашего участия будет рассмотрено и даже пройдет те стадии, когда решение еще можно успешно обжаловать и отменить. Поэтому элемент настороженности в отношении к электронному судопроизводству пока присутствует.
– Пока невозможно заменить людей машинами…
Если даже говорить о футуристических прогнозах, то до тех пор, пока человеческое сознание существует обособленно в головах отдельных индивидуумов, отмирания профессии юриста не произойдет.
В то же время экономический анализ права подразумевает желание снизить транзакционные издержки и заменить людей машинами, где это возможно. Потому популярность сегодня приобрели так называемые юридические боты, связанные с обжалованием административной ответственности. В первую очередь это касается правонарушений в сфере дорожного движения.
В ряде стран, в том числе и в России, нарушителей штрафуют механистически, почти без участия живых людей. И штрафы, например, за парковку или превышение скорости, зафиксированные с помощью камер, практически невозможно отменить. В редких случаях, когда на фотографии видно, что машина не едет, можно доказать, что она вовсе не была припаркована, а стояла, скажем, в пробке. Но доказательства все равно нужно предъявлять людям, а не компьютеру. Превышение скорости тоже нужно проверить, чтобы убедиться, что на фото именно ваша машина и на ней распознаны именно ваши номера.
Таких ситуаций мало, но без людей в них не обойтись. А юридические боты позволяют их выявлять и успешно обжаловать.
– Подытоживая эту тему, могу ли я сделать вывод, что еще очень долго эмоции судьи будут влиять на принимаемые решения?
– А как реализовать принцип справедливости судебного акта без эмоций человека, разрешающего споры? Машина не может опереться на этот принцип. По крайней мере, в обозримом будущем.
– Вы неоднократно говорили о целесообразности введения в России элементов прецедентной системы права в отношении судебных актов высших судов. Есть ли движение в этом направлении?
– Я думаю, что мы пошли вспять. Тенденции, которые начали зарождаться, были перечеркнуты реорганизацией 2014 года. Прежде всего это касается арбитражных судов и отчасти конституционной юстиции.
Конституционный суд посчитал, что никто, кроме него, не может создавать прецеденты. Это можно прочитать между строк в его актах. Хотя сам КС в состоянии создавать полноценные прецеденты только по конституционным вопросам, относящимся к его специализации. Прецеденты по другим делам может формулировать тот суд, который рассматривает дела соответствующей категории. Если КС не рассматривает гражданские дела, то он вместо классического прецедента выражает коллективное мнение группы судей по абстрактному правовому вопросу. Как это мнение отражает десятки и сотни дел, рассматриваемых судами общей юрисдикции?!
Надо продумать механизм выработки правовых позиций по конкретным делам, так как акты абстрактного толкования, представляющие собой мнение нескольких юристов, даже очень уважаемых, никогда не заменят решение по конкретному делу. А прецедент – это выстраданные, многократно рассмотренные в судах споры, в которых стороны представляют свои аргументы, а итоговое решение опирается на безупречную правовую основу и исчерпывающую мотивацию.
Такие прецеденты не выносят законодательного хаоса. Приведу пример. Очень долго продолжаются споры, кто такой генеральный директор – орган или представитель хозяйствующего субъекта. И законодатель, и судебная практика мечутся в разные стороны. Но это же чисто доктринальный вопрос, которого судебные органы должны избегать, формируя правовые позиции применительно к конкретным делам. Если законодатель склоняется в сторону модели то органа, то представителя, что делать судам? Даже самый хороший прецедент не выживет в таких условиях.
– Мне кажется, что стало только хуже, особенно с точки зрения ответственности по долгам юридических лиц. Но тут дело не столько в судебной практике, сколько в законодательстве. Новые правила о субсидиарной ответственности стали жестче, более того, извращается сама природа субсидиарной ответственности. Ее основная функция в гражданском праве – компенсационная, то есть предполагающая возмещение потерь частного лица, а не бюджета.
У нас же чаще всего используется карательная функция, то есть наступает объективно вмененная ответственность. На мой взгляд, привлекать к ответственности нужно лишь в случае, если доказано, что нарушитель обогатился за счет активов юридического лица, а оно в результате этого не смогло рассчитаться по долгам. Но такой критерий не выдерживается нашими правилами о субсидиарной ответственности.
– А как вы относитесь к предложениям ввести уголовную ответственность юридических лиц?
– Наше право традиционно не предполагало такой ответственности. Но антикоррупционные конвенции, к которым наша страна присоединилась, обязывают нас реализовать уголовную ответственность юридических лиц. Только мне кажется, что там, где такая ответственность предусмотрена, она построена на совершенно иных подходах, неприменимых в нашей стране. И я не вижу перспектив, при которых они приживутся в России. Поэтому вместо уголовной ответственности юрлиц нам следует применять административную ответственность юридических и уголовную – физических (должностных) лиц.
– Да, такие случаи были. Периодически такие дела проходят через Верховный Суд РФ. В основном это не гражданско-правовые споры, как в странах англо-саксонского права, а дела о взыскании налоговых недоимок. Подчас такие споры возникают в результате дробления бизнеса, и в результате одному лицу приходится платить налоги за других лиц, поскольку суд считает, что у них единый оборот.
– Для информационного контакта с судами вы предлагали использовать процессуальный мобильный телефон. Реализована ли эта идея?
– Это был отклик на использование судами общей юрисдикции смс-уведомлений, в которых сторонам сообщалась процессуальная информация. В арбитражных судах это не практиковалось, потому что пришлось бы надлежащим способом проверять принадлежность телефона, на который отсылается информация. У судов пока нет такой возможности. Уведомлять по номеру, который нельзя проверить, – значит рисковать отменой решения.
Мы предлагали также всем юридическим лицам принудительно дать при регистрации в ЕГРЮЛ адрес электронной почты, но этого до сих пор не сделано. Хотя это совсем не сложно.
– С физическими лицами все сложнее. Разве можно обязать человека иметь компьютер или мобильный телефон?
– Тем не менее некоторые страны, например Финляндия, Австрия, Эстония, уже сделали это. Они на уровне закона присвоили всем гражданам официальные адреса электронной почты.
– Как вы оцениваете новые предложения по реформе судебной системы, в том числе введение межрегиональных кассационных и апелляционных судов, а также присяжных – в районных судах?
– Я приветствую и то, и другое. Не важно, кто это предлагает – это объективно правильные решения. Другой вопрос, достаточно ли этого, чтобы кардинально улучшить наше судопроизводство? Но то, что эти меры его улучшают, я согласен. Главное – выработать стройную инстанционную модель. Даже при усеченном количестве присяжных, которое предусмотрено законом, будет лучше, чем сейчас. Еще лучше, если их будет 12, а не 6, но я понимаю, что это очень дорогостоящая процедура, так что нам приходится по одежке протягивать ножки.
В свое время нам неоднократно предлагали упразднить арбитражных заседателей. Но я всегда выступал против этого, считая, что они приносят пользу, несмотря на недостатки, за которые их критиковали. Ум хорошо, а три – лучше. Тем более шесть. Особенно в принципиальном споре или в сложном уголовном деле.
Все демократические процедуры в судопроизводстве можно только приветствовать. Это мое твердое убеждение.
Чем больше ты упоминаешь эту фразу, тем меньше тебя хотят слушать и воспринимать. В итоге уменьшится внимание суда к доводам и позиции.
Вышеназванные слова имеют нейтральный оттенок и не вызывают негативной реакции, которая может помешать адвокату, представителю юридического лица в судебном заседании, а также суду в восприятии позиции стороны.
А.Т. Горецкий
Это скучно, выглядит крайне неубедительно, впустую расходует процессуальное время судьи и потому воспринимается негативно. Важно научиться говорить лаконично, просто и понятно.
+ Из выступления лучше исключить риторические вопросы, философские размышления и отсылки к мэтрам доктрины права.
Не нужно превращать судебное заседание в театрализованное представление. Как правило, судьи воспринимают это негативно. Если есть что сказать, следует четко и последовательно изложить главные аргументы, не выходя за рамки предмета дела.
Если в судебном заседании юрист цитирует Шекспира и Макиавелли, это выглядит непрофессионально и воспринимается как отсутствие четкой и сильной позиции.
О.Ю. Николаева
Конституция не регулирует порядка конкретных действий граждан или субъектов хозяйствования. Поэтому ссылки на принципы, закрепленные в Конституции, не воспринимаются серьезно.
Указание конкретного нарушения со ссылкой на норму выглядит убедительнее общих фраз и может лечь в основу решения суда.
В.М. Ангельский
В деле, которое рассматривается, мнение другого судьи не имеет никакого значения. Иначе не будут соблюдаться предусмотренные ст. 108 ХПК критерии относимости, допустимости и достоверности.
Решение суда принимается именем Республики Беларусь. Поэтому не совсем корректно ссылаться на мнение конкретного судьи, хотя решение и подписывает конкретное физическое лицо.
В то же время единообразие судебной практики для правовой системы имеет огромное значение. Поэтому на стадии судебных прений вполне уместны обоснованные ссылки на решения судов со схожими обстоятельствами.
Д.В. Лаевский
Вряд ли разумно говорить суду, что его решение очевидно, предсказуемо, ожидаемо или заранее известно, даже если кажется, что суд ведет себя предвзято. Равно недальновидно демонстрировать, что сторона уже готовится обжаловать решение, которое еще не оглашено. Подобные высказывания дают противоположный эффект, потому что фактически публично ставят под сомнение беспристрастность и объективность суда.
Помните, что есть дела, в которых суд реально может сомневаться на протяжении всего процесса, особенно если подобных споров или обстоятельств в судебной практике не встречалось. Поэтому всегда существует вероятность, что в последний момент мнение суда изменится.
+ Высказываться в заседании следует не о будущих выводах суда и не о том, как вы намерены поступить в случае несогласия с этими выводами, а о том, насколько обоснованы и законны доводы стороны, т.е. ваши или оппонента.
В попытках предвидеть или предрешить выводы суда можно ошибиться в прогнозах и вызвать негатив по отношению к себе и, как следствие, к клиенту. Это же касается случаев, когда участник процесса пытается вербально вынудить суд к принятию определенного решения. Подобные тактики изначально провальны.
Эффективнее будет представить в письменном виде четкие доказательства несостоятельности доводов оппонента, не забывая про предмет и распределение бремени доказывания. Тогда суд сможет использовать ваши аргументы в своем решении.
В любой сфере иногда встречаются некомпетентные и недобросовестные специалисты. Юридические услуги — не исключение.
Обычно случаи неудачного обращения к юристам — это пугающие истории о пустой трате денег, длительном суде и невыполненных обещаниях. Такие истории легко запоминаются и пересказываются с искажёнными фактами. Отсюда рождаются неверные представления о юристах.
На самом деле юридическая помощь полезна бизнесу. Юристы помогают сохранять деньги и защищаться от штрафов.
Мы выбрали предубеждения, которые мешают предпринимателям обратиться за юридической помощью, и постарались их развеять. В конце расскажем, как распознать опасного юриста и не стать героем очередной печальной истории о бесполезном суде.
1. Юридические услуги — это дорого.
Юридическая помощь для предпринимателя действительно стоит денег. Но когда говорят о высоких ценах, обычно имеют в виду услуги адвокатов.
Адвокат — это юрист с особым статусом, который нужен для защиты человека в уголовном деле. Он ходит к подзащитному в СИЗО, собирает доказательства невиновности, спорит в суде с прокурором. Еще адвокат платит обязательные взносы в адвокатскую палату. Поэтому его услуги дорогие. Цены доходят до миллиона рублей.
Предпринимателю в спорах с арендодателями, банками и налоговой нужен не адвокат, а простой юрист. Его услуги дешевле. Цена зависит от сложности дела и региона, но обычно это несколько десятков тысяч рублей. А консультация без иска в суд стоит пару тысяч рублей.
К тому же в судебных делах большую часть расходов на гонорар юриста оплачивает проигравшая сторона. Для этого нужно принести в суд договор на юруслуги с чеком об оплате.
Так что есть шанс потратить на юриста приемлемые деньги, но решить серьёзную проблему.
Краснодарским разработчикам не заплатил заказчик. Сумма крупная — 1 558 190 рублей. Разработчики наняли юриста за 35 000 рублей. Дело выиграли, долг отсудили. Юридическая помощь получилась бесплатной — расходы на неё тоже возместила проигравшая сторона — дело № А32-44276/2015.
2. Юристы специально затянут дело, а я буду платить за время.
Время судебного разбирательства ограничено законом. В арбитраже спор в первой инстанции разрешается в течение трёх месяцев, в районном суде — двух месяцев. Ещё около двух месяцев уходит на обжалование решения. Потом суд выдаёт исполнительный лист и истец получает с должника присуждённое.
На практике судебное разбирательство длится от шести месяцев до года. Причин может быть несколько: судьи загружены, оппоненты избегают заседаний и оттягивают уплату долга, экспертизы требуют времени.
Длинный срок рассмотрения дела не всегда зависит от юриста. Но подстраховаться от злоупотреблений можно.
Оплата юридических услуг бывает почасовая, за каждое судебное заседание и за всё дело разом.
Договоритесь с юристом о фиксированной оплате за дело. Запишите в договор условие об авансе и окончательном расчёте. Уточните, что оплата не зависит от количества заседаний и подготовленных документов. Тогда юристу будет интересно быстрее закончить ваше дело и получить гонорар.
3. Юристы не отвечают перед клиентами. Если мой бизнес попадёт на штрафы и убытки, они останутся не при делах.
С юристом заключают договор возмездного оказания услуг. За халтурную услугу и убытки юрист отвечает перед заказчиком, также как вы перед своими клиентами.
Споры о качестве юридической услуги обычно возникают, когда юрист проиграл суд.
Дело в том, что клиент платит за подготовку иска, жалоб и представительство в суде. В договоре не пишут, что выигрыш гарантирован. Юрист может подготовить документы, посетить все заседания, блестяще разбить аргументы другой стороны, но проиграть. И в этом случае нельзя требовать назад аванс или оплаты назначенного налоговой штрафа. Юрист сделал всё по договору, значит услуга оказана качественно.
Другое дело, когда юрист проспал заседание, забыл подать апелляцию в срок или не принёс в налоговую запрошенные документы. Здесь он не исполнил договор перед клиентом. Можно требовать вернуть оплату и возместить убытки. Правда, скорее всего, с юристом придётся судиться. Получается, что из одной проблемы вышло две.
Консалтинговой фирме понадобилась лицензия на образовательную деятельность.
Для подготовки заявления и документов в Министерство образования фирма наняла юриста за 62 000 рублей. Ещё оплатила пошлину 7500 рублей за получение лицензии. Юрист что-то накосячил с документами, и фирме не дали лицензию. Юрист отказался вернуть оплату.
Фирма обратилась в суд и получила назад 62 000 рублей и зря потраченные на пошлину 7500 рублей — дело № А43-12966/2017.
Чтобы не доходить до разборок, проверяйте опыт юриста. Читайте об этом в следующем мифе.
4. Юристов выпускается из вузов слишком много. Боюсь, попадётся некомпетентный.
Давайте представим, что вы нашли подходящего юриста. Теперь нужно проверить, потянет ли он ваше дело.
Образование
Лучше, если юрист будет с высшим юридическим образованием. Попросите показать диплом и проверьте подлинность на сайте Рособрнадзора.
Если для вашей проблемы нужно обжаловать документ или действие властей, подойдёт только представитель с высшим юридическим образованием.
Опыт
Хорошо, если юрист уже работал по делу, которое похоже на ваше.
Например, вы хотите получить компенсацию за использование вашей программы без лицензии. Тогда спросите, какой у юриста опыт по защите исключительных прав. Попросите показать судебные решения по делам с его участием.
Если юрист проиграл похожее дело, это ещё не значит, что он плох. Наоборот: теперь он точно знает, что для компенсации надо доказать, что клиент — правообладатель программы. Это и есть опыт.
Ещё опытный юрист до обращения в суд обязательно проверяет платёжеспособность должника. Когда компания готовится к банкротству или у неё накопились долги по судебным решениям перед другими компаниями, обращаться в суд бессмысленно.
Спросите у юриста результат проверки вашего должника.
Подводные камни
Может выйти так, что вы нашли юрфирму с подходящим по знаниям специалистом и готовы подписать договор.
Формально исполнитель может поручить ваше дело любому работнику, в том числе молодому стажеру. Чтобы так не вышло, попросите записать в договор, что услугу вам оказывает конкретный юрист.
5. Юристы разбираются только в судах. Я не собираюсь в суд, поэтому они бесполезны моему бизнесу.
Юристы занимаются не только судебными спорами.
Они составляют договоры под бизнес клиента, разрабатывают пользовательские соглашения для сайтов, оформляют увольнения, участвуют в выездных проверках налоговых, пишут должностные инструкции. Такая работа защищает бизнес от штрафов и убытков.
Например, юрист участвовал в увольнении сотрудника за прогул.
Он рассказал, что надо составить акт, взять письменные объяснения с прогульщика. Помог составить приказ и записать основание в трудовую книжку по статье 81 ТК РФ. Предупредил, что в день увольнения надо перечислить уволенному зарплату и компенсацию за отпуск.
Теперь фирма защищена от восстановления такого работника судом и штрафа в 30 000 рублей по ст. 5.27. КоАП РФ.
Небольшому бизнесу необязательно иметь юриста в штате или заключать договор на постоянное юридическое обслуживание. Достаточно иногда обращаться за разовыми консультациями по непонятным моментам.
Новым ИП — год Эльбы в подарок
Год онлайн-бухгалтерии на тарифе Премиум для ИП младше 3 месяцев
Предостережение: от каких юристов бежать
Красные флажки поведения бесполезного юриста.
Гарантирует победу в суде
До суда юрист не знает аргументы и доказательства другой стороны. Даже в самом заурядном деле может всплыть подробность, которая перевернёт дело.
Обещание стопроцентного выигрыша говорит о неопытности юриста или недобросовестном маркетинге.
Настаивает побыстрее заключить договор и перечислить аванс, не разобравшись в деле
К сожалению, некоторые юристы живут авансами. Главное для них — получить предоплату. Можно ли помочь, они решают потом.
Не выясняет платежеспособность должника
Цель добросовестного юриста — решить вашу проблему. Если ваша проблема — это долг, она решается списанием денег со счёта должника.
Цель плохого юриста — получить оплату за юруслуги. Ваши долги его не волнуют.
Не вникает в специфику дела
Юрист разбирается в законах и судебной практике. В сфере вашей деятельности он не специалист. Но понять деятельность клиента тоже важно.
Если юрист не выяснил, что такое программный код, за какое время застывает бетон и как выглядит выкройка пальто, он рискует неверно донести информацию до судьи и проиграть дело.
Хороший юрист задаёт много вопросов и слушает вас. Ищите такого.
Статья актуальна на 02.02.2021
Что происходит?
Такие нарушения не дают возможности своевременно оказать юридическую помощь клиенту. Адвокат вынужден тратить дополнительное время на то, чтобы обжаловать действия следователя, получить необходимые ответы и выработать позицию, пока доверитель находится в СИЗО или под домашним арестом. Лично я в рамках защиты доверителей подавал жалобы на основании статей 124 и 125 УПК РФ. Однако в большинстве случаев органы отказывали в их удовлетворении.
При нарушении прав клиента у адвоката есть возможность использовать право апелляционного обжалования решений судов. К примеру, в квартире доверителя провели обыск, и защита усомнилась в законности данного мероприятия, подав заявление. Но, например, меня никто не уведомил о времени судебного заседания. В итоге пришлось подавать апелляционную жалобу в вышестоящий суд, а он вернул материал на новое рассмотрение в районный.
В деле, которым я сейчас занимаюсь, следователь часто расспрашивает моего клиента об обстоятельствах, которые к материалам уголовного производства не относятся. В УМВД обозначают это как следственные действия. Время уходит, следствие затягивается, стража продлевается. При этом если написать жалобу, то ее отклонят, так как ничего не подтверждено, а на меня подадут жалобу в палату за недоверие следователю. Нам всегда говорят, что в помещении ИВС ведется видеозапись, но она не записывает звук. Вообще всегда, когда стороне защиты нужны доказательства, либо камера не работает, либо запись уничтожена.
Также 4 декабря прошлого года, когда я пытался попасть к своему доверителю, меня попросили сдать телефон. В нем не было сим-карты — мобильный я планировал использовать с другой целью. Но в ИВС все равно потребовали аппарат, ссылаясь на внутренний приказ. Я предоставил постановление КС РФ, согласно которому свидания адвоката и подзащитного не могут регулироваться внутренними правилами. Также я показал распечатку решений ВС, которыми признан недействительным пункт правил о запрете проноса технический средств связи, фото-, видео- и аудиофиксации в исправительную колонию.
Заявления в прокуратуру и Верховный суд не помогли решить вопрос. Жалобы касались этих самых ведомственных приказов. Сейчас я планирую обратиться в Конституционный Суд с просьбой признать несоответствующими Конституции статью 18 Закона о содержании под стражей и положения двух приказов УМВД.
В отсутствие неприкосновенности эффективность защиты будет неизбежно падать, а адвокаты начнут попросту бояться делать свою работу. Одна из первых вещей, с которой сталкивается молодой адвокат в России, — необходимость анализировать каждое свое действие на предмет безопасности. Поскольку в целом нормы закона в России носят неясный и оценочный характер, определить границы разрешенного достаточно непросто. Ряд действий адвоката может быть произвольно истолкован как дисциплинарное либо уголовное правонарушение.
Одна из наиболее типичных проблем в связи с осуществлением защиты — это неясность процедуры работы адвоката со свидетелями и потерпевшими по делу. Так, беседа адвоката-защитника со свидетелем прямо законом не запрещена. Однако сказанное адвокатом свидетелю или потерпевшему имеет большое значение и может быть истолковано как нарушение.
Рассматривая пример переговоров защитника со свидетелем или потерпевшим, отмечу, что сказанное в ходе таких переговоров может быть истолковано адвокатской палатой как поступок, порочащий честь и достоинство адвоката, либо умаляющий авторитет адвокатуры. Эти понятия крайне оценочны, что говорит в пользу органов следствия. Аналогично дела обстоят с определением ответственности — за разговор со свидетелем адвокат может получить как замечание, так и прекращение статуса.
В своей практике я сталкивался с подобной ситуацией. Адвокатская палата признала мои действия дисциплинарным проступком, тогда как те же самые действия в дальнейшем оценены судом как законный способ защиты. Эти события вынудили меня доказывать свою невиновность параллельно с работой по уголовному делу.
9 августа 2021 года я принял на себя защиту профессиональных прав адвоката Рытькова В.Г., который заявил в Адвокатскую палату Краснодарского края о нарушении его профессиональных прав следователем: она не допустила защитника к участию в деле, при этом рассмотрение жалобы адвоката в суде затягивалось.
Вместе с адвокатом мы прибыли к назначенному времени на судебное заседание в местный Октябрьский районный суд. Несмотря на представленный мной ордер адвоката и удостоверение, судья не допустила меня к участию в деле и при этом не вынесла никакого судебного решения, которое я мог бы обжаловать. Я написал жалобу на имя и.о. председателя суда и в Квалификационную коллегию судей Краснодарского края о многочисленных нарушениях, допущенных судьей в ходе судебного заседания. Жалоба до сегодняшнего дня не рассмотрена, поскольку прошло слишком мало времени.
За восемь месяцев 2021 года в Адвокатскую палату Краснодарского края поступило девять обращений адвокатов о вызовах их на допрос в качестве свидетелей по делам доверителей.
Бывают и другие нарушения, например, обыски в жилых и служебных помещениях адвокатов в рамках расследования уголовных дел, в которых они являются свидетелями, что также незаконно.
Адвокат, советник BGP Litigation Антон Помазан
Институт адвокатуры зиждется на принципах законности, независимости, самоуправления, корпоративности и равенства адвокатов. Одной из важнейших гарантий данных принципов является незыблемый институт адвокатской тайны. Ее понятие закреплено в законе: адвокатской тайной являются любые сведения, связанные с оказанием юридической помощи доверителю.
В соответствии с правовыми позициями, которые неоднократно озвучивал Конституционный Суд РФ, Закон об адвокатуре в части регламентации адвокатской тайны и гарантий независимости адвоката является специальным законом и имеет приоритет над отраслевым законодательством.
Существует мнение, согласно которому вопрос защиты института адвокатской тайны наиболее чувствительный в сфере уголовного судопроизводства. Однако следует учитывать, что он также важен в сфере гражданского, административно производства.
В моей практике встречались попытки истребования у адвокатов документов, связанных с оказанием им юридической помощи (в частности, в деле о банкротстве). К счастью, судебная практика по данному вопросу довольно однозначная. Однако даже возникновение риска такого истребования подрывает принципы, на которых основан институт адвокатуры.
Отсутствие гарантий конфиденциальности в отношениях адвоката и доверителя означало бы возможность для одной из его сторон беспрепятственно вторгаться в осуществление автономной деятельности другой стороны, что искажало бы саму суть гарантированного частью 3 статьи 123 Конституции принципа осуществления судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон. Доверия к адвокату не может быть без уверенности в сохранении профессиональной тайны.
Почетный адвокат Московской области, адвокат Московской коллегии арбитражных адвокатов Вера Подколзина
В июле 2017 года в Лефортовском отделе начальником криминальной полиции и его заместителем был избит мой подзащитный. Дело еще даже не было возбуждено, шла проверка. Его вызвали в дежурную часть и начали неправомерные методы воздействия.
Силу к моему клиенту применяли достаточно долго, какое-то время он находился без присмотра на лавочке, поэтому смог позвонить мне. Я приехала в отдел, и один из майоров скинул меня с третьего этажа по лестнице. Хорошо, что я не надела туфли на каблуке.
Мне диагностировали вывих лодыжки, голени, руки, а также многочисленные гематомы. Я сразу написала заявление о возбуждении уголовного дела, в тот же день мы обратились в УСБ Москвы. Полицейские отреагировали достаточно оперативно, уже через два часа они были в Лефортовском отделе и сняли материалы с камер наблюдения. Примерно через месяц в отношении майоров было начато производство.
Надо сказать, что вели они себя совершенно неподобающе: писали заявления на привлечение меня к уголовной ответственности и давали заведомо ложные показания. Их поддержали коллеги, к вечеру того дня весь отдел написал рапорты о том, что лично видели, как я, будучи в состоянии алкогольного опьянения, некультурно себя вела и нецензурно выражалась. Однако, когда представители УСБ изъяли записи с камер, все про все забыли.
В декабре 2018 года состоялся суд. Оба правоохранителя признали вину, примирились со мной и моим подзащитным, выплатили нам обоим 1 млн рублей, поэтому я как потерпевшая ходатайствовала перед судом о том, чтобы лишение свободы было заменено на условное осуждение. Суд вынес им наказание в виде шести и четырех лет условно.
Это, пожалуй, первый в России случай, когда адвокат добился уголовного дела в отношении сотрудников полиции, и оно было реально доведено до обвинительного приговора. Хотя, честно говоря, если бы не было видеозаписей, я уверена, что меня бы осудили.
Что делать?
Введение уголовной ответственности за воспрепятствование законной деятельности адвоката позволило бы погасить пыл правоохранителей, которые вызывают адвоката на допрос в качестве свидетеля лишь с одной только — отвести его от участия в уголовном деле.
С моей точки зрения, необходимо исключить из цепочки лиц, привлекающих к ответственности адвоката, органы исполнительной власти и особенно — органы предварительного следствия. Также необходимо минимизировать оценочность норм права, допускающих двойное толкование при привлечении адвоката к ответственности.
Почетный адвокат Московской области, адвокат Московской коллегии арбитражных адвокатов Вера Подколзина
Я думаю, что в уголовные и административные статьи надо вносить нормы о воспрепятствовании законной профессиональной деятельности адвоката. Потому что мы не защищены. Если говорить о тех же сотрудниках полиции, они защищены очень серьезно Уголовным кодексом РФ. Они — существа, которых нельзя трогать.
На нас же нет ничего, а если мы вспомним, что у нас судебный процесс носит состязательный характер, то получается, что обвинение защищено абсолютно, а защита вовсе не защищена. Такая вот незащищенная защита.
Читайте также: