Опалу казнь бесчестие налоги и труд и глад все
Обновлено: 19.05.2024
Вот предсмертные слова Бориса:
О Боже, Боже!
Сейчас явлюсь перед Тобой – и душу
Мне некогда очистить покаяньем.
И оба грешат не для себя – для семейства. Вот что перед смертью говорит Борис:
Но чувствую – мой сын, ты мне дороже
Душевного спасенья… так и быть!
А вот почему берет взятки Городничий:
«Городничий. Ну, щенками или чем другим – всё взятки.
«Почтмейстер. Объясните, господа, что, какой чиновник едет?
Городничий. А вы разве не слышали?
Почтмейстер. Слышал от Петра Ивановича Бобчинского. Он только что был у меня в почтовой конторе.
Городничий. Ну, что? Как вы думаете об этом?
Почтмейстер. А что думаю? война с турками будет.
Аммос Федорович. В одно слово! я сам то же думал.
Городничий. Да, оба пальцем в небо попали!
Почтмейстер. Право, война с турками. Это все француз гадит.
Действие гоголевской комедии начинается с совещания у Городничего, которое напоминает военный совет Бориса с боярской думой. Есть даже небольшая сюжетная параллель, связанная с возможным участием духовенства в избавлении от бедствия:
В прежни годы,
Когда бедой отечеству грозило,
Отшельники на битву сами шли.
Но не хотим тревожить ныне их;
Пусть молятся за нас они – таков
Указ царя и приговор боярский.
«Артемий Филиппович. Что ж, Антон Антонович? – ехать парадом в гостиницу?
Сходство и в другом – забота об успокоении внутренней смуты и возможной измены:
Вы знаете, что наглый самозванец
Коварные промчал повсюду слухи;
Повсюду им разосланные письма
Посеяли тревогу и сомненье;
На площадях мятежный бродит шепот,
Умы кипят… их нужно остудить.
«Купечество да гражданство меня смущает. Говорят, что я им солоно пришелся, а я, вот ей-Богу, если и взял с иного, то, право, без всякой ненависти. Я даже думаю… я даже думаю, не было ли на меня какого-нибудь доноса. Зачем же в самом деле к нам ревизор? Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать: не содержится ли в нем какого-нибудь донесения или просто переписки. Если же нет, то можно опять запечатать; впрочем, можно даже и так отдать письмо, распечатанное…
Однако на самом деле связи мотивов и тем этих двух произведений прослеживаются и на более глубинном уровне.
И Борис, и Городничий представляют легитимную, но неправедную и безблагодатную власть, власть тяжкую для своих подданных. При этом они искренне не понимают, за что их не любят, и столь же искренне убеждены, что хотят подданным только добра. Вот монолог царя Бориса:
Я думал свой народ
В довольствии, во славе успокоить,
Щедротами любовь его снискать –
Но отложил пустое попеченье:
Живая власть для черни ненавистна,
Они любить умеют только мертвых…
Я отворил им житницы, я злато
Рассыпал им, я им сыскал работы –
Они ж меня, беснуясь, проклинали.
Вот черни суд: ищи ж ее любви.
Еще более сильно о правлении Бориса высказался Афанасий Пушкин:
Он правит нами,
Как царь Иван (не к ночи будь помянут).
Это не только недовольство родовитого боярина, чьи интересы ущемляет сильный царь, – за ним чувствуется ропот народа:
Вот – Юрьев день задумал уничтожить…
Не смей согнать ленивца! Рад не рад,
Корми его… А легче ли народу?
Спроси его.
После вторжения Самозванца от мнимого благодушия царь переходит к делу:
Кому язык отрежут, а кому
И голову – такая, право, притча!
Что день, то казнь. Тюрьмы битком набиты.
А вот конечный вывод политической философии Бориса Годунова.
Лишь строгостью мы можем неусыпной
Сдержать народ. Так думал Иоанн…
Так думал и его свирепый внук.
Нет, милости не чувствует народ:
Твори добро – не скажет он спасибо.
Грабь и казни – тебе не будет хуже.
Он искренне не понимает, почему его не любит народ:
Особенно он негодует на купцов, которые, как он считает, ответили самой черной неблагодарностью на его благодеяния:
Каково реальное правление городничего, свидетельствуют купцы:
И когда речь заходит о реальной угрозе, от добродушной патриархальности не остается ни следа:
С крушением Бориса и Городничего связана такая важная тема, как их отношение к знати и народу. Боярство явно недоброжелательно настроено к Годунову и очевидно ждет его падения:
…То быть грозе великой.
Такой грозе, что вряд царю Борису
Сдержать венец на умной голове.
И поделом ему! он правит нами,
Как царь Иван.
И как только приходит срок, это недоброжелательство приносит погибель семье Бориса: вначале политическую – устами Гаврилы Пушкина, а затем физическую – руками омерзительных палачей: Мосальского, Голицына, Шерефединова.
Особая тема – власть и народ, который эта неправедная власть обманывает. Характерно сопоставление: самоубившийся царевич – и унтер-офицерская вдова, сама себя высекшая. Однако народ уже лжи начальства не верит и лучше доверится любому самозванцу, в котором увидит доброго царя, так что даже простодушно готов жертвовать всем.
Вот слова опального боярина Хрущова:
Мы из Москвы, опальные, бежали
К тебе, наш царь, – и за тебя готовы
Главами лечь, да будут наши трупы
На царский трон ступенями тебе.
Мужайтеся, безвинные страдальцы, –
Лишь дайте мне добраться до Москвы,
А там Борис расплатится во всем.
И народ совершенно парализован, когда понимает, что он предан, что добрый царь оказывается совсем не добрым. Народ безмолвствует после убийства семьи Годуновых.
Но знай,
Что ни король, ни папа, ни вельможи
Не думают о правде слов моих.
Димитрий я иль нет – что им за дело?
Но я предлог раздоров и войны.
Им это лишь и нужно, и тебя,
Мятежница! поверь, молчать заставят.
Их несут волны времен: Самозванца – стремнины польских амбиций, боярской недоброжелательности и народной ненависти к Борису; Хлестакова – поток чиновничьего страха и нечистой совести.
Внутренняя сущность самозванцев виртуальна и, в конечном счете, инфернальна. Показательны словесные характеристики того и другого. Вот как характеризует Пушкин Самозванца в разговоре с Шуйским:
Спасенный ли царевич,
Иль некий дух во образе его,
Иль смелый плут, бесстыдный самозванец,
Но только там Димитрий появился.
А вот характеристика, данная Хлестакову Почтмейстером:
«Городничий. Да как же вы осмелились распечатать письмо такой уполномоченной особы?
Почтмейстер. В том-то и штука, что он не уполномоченный и не особа!
Городничий. Что ж он, по-вашему, такое?
По учению Церкви, Антихрист – лжец, притворяющийся вначале благостным и обещающим милости всем. И Отрепьев, и Хлестаков – мастера давать невыполнимые обещания всем и вся. При этом Отрепьев временами достаточно циничен. Характерен его разговор с поляком:
Собаньский, шляхтич вольный.
Достаточно двусмысленно звучит разговор Самозванца с Хрущовым:
Мы из Москвы, опальные, бежали
К тебе, наш Царь, – и за тебя готовы
Главами лечь, да будут наши трупы
На царский трон ступенями тебе.
Мужайтеся, безвинные страдальцы, –
Лишь дайте мне добраться до Москвы,
А там Борис расплатится во всем.
Еще более показателен монолог Гаврилы Пушкина на Лобном месте:
Московские граждане!
Мир ведает, сколь много вы терпели
Под властию жестокого пришельца:
Опалу, казнь, бесчестие, налоги,
И труд, и глад – всё испытали вы.
Димитрий же вас жаловать намерен,
Бояр, дворян, людей приказных, ратных,
Купцов, гостей и весь честной народ.
Вы ль станете упрямиться безумно
И милостей кичливо убегать?
Бессовестность подобной агитации очевидна: жаловать одно сословие можно только за счет другого, все слои общества одновременно награждать невозможно, как нельзя представить себе государство без трудов и налогов. Но Лжедимитрий и его агент продуманно и цинично идут на такую пропаганду, рассчитывая на легкий захват власти.
В пушкинской трагедии пришествие Антихриста наиболее ярко обозначено в последней сцене, когда якобы благостный царь показал свое подлинное лицо, приказав убить ни в чем не повинных детей. Народ преисполняется ужасом при виде злодеяния и осуждением Самозванца. Тема Страшного суда у Пушкина не столь разработана, в основном это – частный суд над Борисом и его семьей, предсказанный словами Отрепьева:
И не уйдешь ты от суда мирского,
Как не уйдешь от Божия суда.
И однако самое страшное наступает в конце – явление Жандарма:
Дефицит времени и неготовность к суду видна и у Бориса Годунова:
Боже!
Сейчас явлюсь я пред Тобой – и душу
Мне некогда очистить покаяньем.
Mors stupebit et natura.
Quam resurget creatura
Judicanti responsura.
Смерть с природою застынет,
Когда тварь от сна поднимет
Тот, Кто власть судить приимет.
Читайте также: