Налоги и экономический кризис
Обновлено: 18.04.2024
Уроки минувших десятилетий российские власти усвоили плохо – они научились преодолевать кризисы и обеспечили макроэкономическую стабильность, но им не удается решить более сложную задачу – вывести экономику на траекторию развития.
От кризиса к кризису
20 лет назад, в 1999 г., Россия выбиралась из тяжелейшего кризиса, обернувшегося дефолтом, глубоким экономическим спадом, обесценением рубля, падением доходов. Девальвация и высвободившиеся мощности дали экономике импульс – рост на 6,4% в 1999 г. и на 10% в 2000 г.
За 10 лет к 2008 г. российский ВВП почти удвоился, доля бедного населения сократилась вдвое, прямые иностранные инвестиции выросли с $14,3 млрд в 2001 г. до $121,1 млрд в 2007 г., рубль существенно укрепился. Власти пытались сдерживать укрепление рубля ценой высокой инфляции, а она обернулась двузначными ставками по кредитам, что вынудило бизнес обратиться к дешевым иностранным займам – эта зависимость и валютный риск проявились в 2008–2009 гг.
Нефтяные доллары стабильно пополняли бюджет и поддерживали рост экономики. Цена нефти подскочила с $12/барр. в 1998 г. до $27,3 в 2003 г., а затем начала расти на 12–15% в год, достигнув к середине 2008 г. почти $150. Рост цены нефти объясняет от трети до половины российских темпов роста за десятилетие, указывал главный экономист ЕБРР Сергей Гуриев. Приток сырьевых доходов позволил увеличить расходы федерального бюджета с 14% ВВП в 1999 г. до 18,3% и радикально сократить госдолг – с 92,4% ВВП в 1999 г. до 7,5% в 2008 г. В 2004 г. Россия впервые получила инвестиционный рейтинг.
Еще в 2000-е чиновники задумались, как изолировать экономику от нефтяных денег и сформировать подушку безопасности: в созданный в 2004 г. стабилизационный фонд направлялись дополнительные сырьевые доходы, полученные при цене барреля выше базовой – $20, которая затем начала повышаться, что позволяло увеличивать расходы бюджета.
Повышение роли государства проявлялось по крайней мере в трех формах: расширение госсобственности, рост бюджетных доходов и расходов, компенсация недоверия к бизнесу и финансовым институтам за счет развития государственных финансовых структур, перечисляли Мау и Ясин. Целью новой политики стало повышение контроля государства над финансовыми потоками и экономикой в целом, все больше власти полагались на инвестиции бюджета.
Движение экономики, запущенное позитивными ожиданиями, по инерции продолжалось вплоть до 2008 г., замечает Вьюгин. К 2008 г. экономика страны вышла на пик – ВВП составил 108% к 1990 г. Но впереди ее ждал новый шок – мировой финансовый кризис 2008–2009 гг.
Накопление проблем
В кризис российская экономика вошла отягощенная системными проблемами – гипертрофированной ролью государства и бюджета, зависимостью от цен на нефть и внешних рынков капитала, грузом неэффективных предприятий, ростом зависимости бизнеса и населения от государства, низкой конкуренцией, неэффективными институтами, высокой инфляцией. Все эти проблемы усилили удар кризиса.
За 2008–2009 гг. падение темпов роста ВВП от пикового докризисного уровня до нижней отметки в мае 2009 г. превысило 11%, чистый отток капитала за 2008–2009 гг. достиг $200 млрд, курс доллара вырос с $24,5/руб. до $35,7/руб. В условиях повышения рисков кредитования и сжатия притока капитала из-за рубежа началось быстрое падение инвестиций в основной капитал. Кризис оборотных средств, затронувший буквально все отрасли экономики, потянул за собой спад производства, вспоминает замдиректора ЦМАКПа Владимир Сальников. Основной ущерб понесли успешные секторы, наиболее вовлеченные в глобальные рынки, – инвестиционная, банковская сфера и финансовые рынки, а также производство в экспортно- и инвестиционно-ориентированных отраслях.
Весной 2009 г. цены на нефть вновь начали расти, а мировая экономика – восстанавливаться. Вслед за этим начался восстановительный рост и в России. После падения на 7,8% в 2009 г. ВВП страны увеличился на 4,5% в 2010 г., а затем рост стал затухать – и даже дорогая нефть уже не могла поддержать экономику. Со стороны внешнего спроса поддержки тоже не оказалось. Если за четыре докризисных года (2005–2008 гг.) рост мировой экономики составлял в среднем 4,9% в год, то за четыре посткризисных (2010–2013 гг.) – 3,8%, причем все четыре года его скорость падала. Ухудшение внешнеэкономической конъюнктуры привело к падению прибыли предприятий, нехватка ресурсов резко ограничила возможности финансирования инвестиционных программ: в 2013 г. инвестиции в основной капитал упали впервые с 2009 г. Расходы бюджета, возросшие в предвыборные 2011–2012 годы, в реальном выражении начали сокращаться.
Российская экономика 1999–2019
Стабильно без развития
В 2014 г. экономика России пережила идеальный шторм – падение цен на нефть (со $115,2/барр. в июне 2014 г. до $45,1 в январе 2015 г., а в начале 2016 г. – до минимума с начала 2000 х., $27,5), введение санкций из-за присоединения Крыма и ответных российских санкций, девальвация рубля (к концу 2014 г. курс снизился примерно вдвое). Уже в 2014 г. темпы роста экономики упали до 0,7% с 1,8% в 2013 г. и 3,7% в 2012 г., произошел рекордный отток капитала, прямые иностранные инвестиции рухнули до минимума за весь постсоветский период. В 2015 г. спад ВВП увеличился до 2,3% и продолжался до начала 2016 г.
Кризис сильно ударил по людям: девальвация вкупе с ограничением предложения продовольствия из-за антисанкций спровоцировали инфляционный шок – ускорение роста цен до 11,4% к концу 2014 г. ЦБ ответил введением в конце ноября плавающего курса рубля, а затем был вынужден экстренно повысить ключевую ставку до 17%.
Реальные располагаемые доходы россиян начали падать уже в 2014 г., на следующий год падение ускорилось до 3,2% и 5,9% в 2016 г. Пытаясь сохранить привычный уровень потребления, люди начали копить долги, что привело к сильному росту потребительского кредитования – с 2018 г. доля обязательных платежей домохозяйств по необеспеченным потребительским кредитам увеличилась с 7,5 до 8,4% доходов, а доля домохозяйств с кредитами превышает 40%.
В отличие от 2008–2009 гг. начавшийся рост цен на нефть не привел к отскоку экономики. И властям пришлось перейти к бюджетной консолидации – федеральные расходы сокращались от 5 до 10% вплоть до 2018 г., когда было одобрено новое бюджетное правило (стало применяться еще в 2017 г.): все нефтегазовые доходы, полученные при цене барреля свыше $40, должны направляться в фонд национального благосостояния. Снизив зависимость экономики от нефтяных цен, бюджетное правило помогло ЦБ в политике инфляционного таргетирования, к которой он перешел в 2012 г. Впервые инфляция достигла таргета 4% в мае 2017 г., а по итогам того года составила и вовсе 2,5%, но затем начала ускоряться, преодолела таргет и только этой осенью вернулась к 4%.
Пытаясь ускорить рост экономики, власти пошли по привычному пути использования бюджетных ресурсов. В мае 2018 г. Путин подписал указ, в котором определил цели на этот свой президентский срок – повышение продолжительности жизни до 78 лет, снижение вдвое уровня бедности, рост производительности труда, увеличение доли инвестиций в ВВП и т. д. На основании указа были разработаны национальные проекты общей стоимостью 25,7 трлн руб., из которых 13,2 трлн потратит федеральный бюджет, еще 4,9 трлн – регионы. Власти рассчитывают, что в ответ 7,5 трлн руб. вложит бизнес. При этом часть денег на нацпроекты власти изъяли у населения и бизнеса, повысив с 2019 г. НДС с 18 до 20%. Решение дорого обошлось экономике – риски ускорения инфляции вынудили ЦБ ужесточить денежно-кредитную политику.
Внезапным для избирателей стало решение о повышении пенсионного возраста, с помощью которого власти рассчитывают получить ресурсы для увеличения пенсий, снижения нагрузки на бюджет, увеличения рабочей силы в экономике. За внезапность решения Кремль заплатил ростом протестных настроений населения.
Вера в справедливость, частное предпринимательство подорвана, взамен установлен полный административный контроль над судебной системой, которая, казалось, должна была обеспечивать соблюдение законов, описывает состояние инвестиционного климата Вьюгин: в ответ частный сектор куда осторожнее принимает решения об инвестициях, а ставка на госинвестиции все больше растет. Дальнейшее изменение системы невозможно без изменений самой ее сути, говорил федеральный чиновник: без изменения политической ситуации, конкуренции, без устранения неравенства и несправедливости в распределении ресурсов.
Фискальная нагрузка на население и бизнес будет расти ради ненужного профицита бюджета
Правительство РФ подготовило проект бюджета на ближайшие три года, который обсудит на заседании во вторник, 21 сентября. В 2022 и 2023 ожидается профицит, и только в 2024 — небольшой дефицит. Однако экономисты уже обратили внимание на то, что рост доходов бюджета на 6,8% до 25,01 трлн. руб. в 2022-м во многом будет возможен за счет очередного увеличения сборов с бизнеса и населения. Рост экономики при этом составит только около 3%. Расходы же вырастут всего на 0,7% до 23,43 трлн. руб.
О возможных новых налогах и сборах СМИ писали еще летом. Так, рассматривается возможность введения акциза на сладкие напитки, который будет приносить в бюджет до 100 млрд. рублей. Еще 30 млрд. рублей в казну может принести введение налога на любые переводы физлиц за рубеж, которые могут облагаться 1% от общей суммы перевода.
Налоговая нагрузка может увеличиться и для нефтяников с металлургами. Около 90 млрд. руб. бюджет получат с нефтяной отрасли после расширения налога на добавленный доход. Обсуждается и повышение налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ) для металлургической отрасли и его расчета, исходя из биржевых котировок. Но если летом, по подсчетам, это могло принести около ста миллиардов, теперь за счет резкого роста цен речь идет уже о 360 млрд. руб. Кроме того, идет дискуссия о том, чтобы обложить налогом сверхприбыли металлургов, полученные в прошлые годы, хотя понятно, что представители бизнеса выступают против такой инициативы.
100 млрд руб. может принести донастройка налогообложения состоятельных физлиц и другие меры. И это еще не все. Минсельхоз в сентябре предложил повысить налог за пользование водными биоресурсами. А 16 сентября СМИ сообщили, что Минфин предложил варианты увеличения налога на прибыль. Предполагается повышение налога до 25−30% для тех компаний, которые платили больше дивидендов, чем инвестировали, в течение последних пяти лет.
— Налоги повышают, когда в стране идет цикл роста. Но в ситуации потенциальной стагнации с сомнительными перспективами роста повышение налогов нигде не осуществляется. У нас же все происходит с точностью до наоборот. Когда возникли экономические трудности, их стали решать путем постепенного повышения налогового бремени. При том, что власти неоднократно обещали больше налоги не повышать, говорили, что фискальная система будет стабильной и вмешиваться в нее не станут. Что само по себе вредно, потому что экономические агенты ориентируются на заявления власти, и если она игнорирует собственные обещания, это выливается в недоверии правительству в целом, а раз так, они работают совсем по-другому, ничего не планируя и не развивая.
Но тогда следовало бы снизить другие налоги. Если уж вы повышаете в одной сфере, вы могли бы существенно снизить налоговое бремя для малого и среднего бизнеса, для населения. Эти дополнительные поступления нужно перераспределить, чтобы общая фискальная нагрузка не росла. А у нас повышение есть везде, а снижения или налоговых стимулов нет или крайне мало.
У нас во главе правительства, фактически, находятся налоговые службы, что накладывает отпечаток и делает поход более фискальным. Да, собираемость растет, но те, кто работает в экономике и создает добавленную стоимость, подвергаются все большим репрессиям. Это может демотивировать бизнес, которому и так сложно работать. Все-таки не правительство создает добавленную стоимость, а предприниматели, и нужно стараться, чтобы они чувствовали себя уверенно и спокойно, были заинтересованы во вложении средств. В противном случае, вкладывать останется только государству.
Можно вспомнить рейгономику, когда снижение налогов привело к росту собираемости, это так называема кривая Лаффера. В Америке все это сработало и привело к мощному прорыву. А если делать наоборот, это будет сдерживать развитие. Сегодня правительство, может, и получит больше, но оно не учитывает долгосрочные последствия — закрытие бизнесов, прекращение инвестиций и так далее.
Профессор кафедры финансового менеджмента РЭУ им. Г.В. Плеханова Константин Ордов подчеркивает, что за все эти повышения в итоге будет платить потребитель из своего кармана:
— В развитых странах есть консенсус, что небольшой бюджетный дефицит позволяет стимулировать экономическую активность. Государственные средства являются одним из источников развития экономики.
Но в России мы привыкли жить с профицитом бюджета, только экономический кризис привел к дефициту, а сейчас мы вернулись к привычной парадигме. Важно понимать, что прошлый год был особенным, а у нас не только профицит, но и увеличение Фонда национального благосостояния происходит высокими темпами. Сегодня по бюджетному правилу точка отсечения в районе 43 долларов за баррель нефти, а все что сверх этого мы изымаем, точнее, не инвестируем в экономику.
Полтора триллиона рублей — это немало. Такое ощущение, что Министерство финансов видит главной своей целью сдержать аппетиты госкомпаний, которые активно претендуют на средства ФНБ и бюджета.
По итогу такого большого профицита, наверное, не получится. Экономика уже начинает существенно притормаживать и охлаждаться. Увеличение налоговой нагрузки, на какие бы отрасли и компании она ни распространилась, приведет к тому, что конечным плательщиком всего этого станет простой гражданин. А реальные располагаемые доходы граждан не восстановились даже до пандемического уровня.
На то, что у нас будет устойчивый рост экономики, нет никакой надежды, а вот то, что Минфин становится доминирующим ведомством, оспаривая пальму первенства разве что с Центральным банком, уже очевидно. Министерство экономического развития, на которое мы надеемся, когда говорим, что нам нужен рост экономики, позволяющий увеличивать доходы граждан, уровень жизни, пенсионных выплат и те же доходы бюджета, к сожалению, стоит на запасных путях без право голоса, вето и рекомендаций.
Если все будет принято в нынешнем виде, это будет сверхконсервативный бюджет. Возможно, у нас нет всей информации, которой обладает правительство, и мы не знаем об ожиданиях глобального финансового кризиса, во время которого все дополнительные средства будут очень кстати.
Возможно, Минфин видит для себя единственную цель — таргетировать инфляцию любыми средствами. Других положительных результатов от повышения налогового бремени и формирования профицита бюджета в условиях явной нехватки инвестиций я не вижу. Мы не видим развития экономики темпами, которые могли бы повлиять на улучшение качество жизни. Возможно, в правительстве считают, что главное — это консервация нынешнего уровня и ничего более.
— Менять налоговые ставки под рыночную конъюнктуру не разумно. Два года назад этих сверхдоходов, например, не было. В 2020 году те же металлурги были на грани рентабельности, и государство вынуждено было им оказывать помощь из бюджета. Но цены резко выросли, и это привело к сверхдоходам. Но рекордные доходы показывает и банковский сектор, и газовый. Диспропорции существуют, но они, как правило, имеют сиюминутный характер, что не дает оснований для существенных изменений в налоговой системе.
Отсутствие правил игры или возможность постоянно их менять окончательно и бесповоротно убьет инвестиционную привлекательность России. Риски остаются на стороне предпринимателей, а выгоду государство пытается поделить. Тем более что впереди у нас введение карбонового налога Евросоюза, главными пострадавшими от которого станут как раз металлурги. Лучше не увеличивать им налоги, а на эти средства интегрировать их в устойчивую климатическую повестку, чтобы они инвестировали в экологичность производства. Если же просто собирать с них деньги, никаких инвестиций на долгосрочную перспективу мы от них не дождемся.
Читайте также: