Гуриев налог на рост

Обновлено: 02.07.2024

Кризис из‑за пандемии COVID-19 сложнее, чем рецессия в 2007–2009 годах: он не только экономический, но еще и социальный. Во время самоизоляции неравенство играет огромную роль: если вы богатый или высококвалифицированный специалист, то вам легче жить, работать удаленно, а вашим детям проще учиться онлайн. А с доступом к качественному здравоохранению у вас, скорее всего, меньше болезней и факторов риска. Но если вы зарабатываете физическим трудом, то возникает дилемма: потерять или доход, или здоровье , выходя на работу [из дома] во время пандемии.

Один из распространенных показателей неравенства дохода — коэффициент Джини, величина которого меняется от нуля (у всех в группе одинаковый доход) до единицы (у одного человека весь доход). В России этот показатель находится примерно на 0,4, в Европе — около 0,3, а в США — 0,4–0,45. Можно постараться измерить и неравенство распределения богатства. Оно, как правило, выше.

Рассмотрим в качестве примера Россию. Она не выделяется по неравенству дохода, но по неравенству богатства (по информации из Глобального отчета от Credit Suisse) занимает самое высокое в мире место. Эти данные несовершенны, в них много предположений и допущений. Но если вы слышите, что Россия — страна с огромным неравенством, то, скорее всего, имеется в виду именно богатство.

В чем разница между справедливым и несправедливым неравенством

Неравенство возможностей еще и неэффективно: вся экономика страдает, если талантливый человек не может реализовать потенциал. В современной конкурентной капиталистической экономике у многих есть возможность реализоваться, но неравенство все равно остается высоким.

Как измерить неравенство возможностей? Экономисты используют два ключевых метода. Первый — оценка межпоколенческой мобильности, корреляции между успехом детей и родителей. Если у вас полное равенство возможностей, то все смогут добиться успеха с одинаковой вероятностью.

В некоторых странах у исследователей десятилетиями есть доступ ко всем налоговым декларациям, когда они могут посмотреть на доходы и богатство и родителей, и детей. Данные по США демонстрируют корреляцию между доходами и нетривиальную межпоколенческую мобильность. Например, у детей из самых бедных семей есть шансы попасть в топ 20% самых богатых, но они в три раза ниже, чем у детей из самых богатых семей (10 против 30% соответственно).

Один из ключевых факторов неравенства — доступ к образованию . Если вы попадаете в колледж или университет (что не очень легко в США), то, скорее всего, ваша карьера сложится хорошо — и вы будете зарабатывать достаточно много. В Америке существует высокая корреляция между доходами родителей и вероятностью попасть в колледж. Это несправедливо, поэтому в европейских странах много говорят о том, что хорошее высшее образование должно стать доступным или даже бесплатным для всех.

Второй способ измерить неравенство возможностей — количественно оценить роль внешних факторов, таких как гендер, раса, этнос, место рождения. Исследователи рассматривают распределение доходов в стране и вычисляют, какая часть объясняется факторами, на которые человек не может повлиять. Это то неравенство, которое можно с чистой совестью назвать несправедливым. Остаток — то, что зависит от везения и ваших усилий, — справедливое.

Ключевой парадокс перехода к рыночной экономике в том, что хотя средний уровень жизни в большинстве стран повысился, поддержка рыночных реформ существенно ниже, чем можно было ожидать. Одно из объяснений — то, что во многих странах сильно выросло несправедливое неравенство, дающее почву для обращения реформ вспять.

Если посмотреть на весь мир как единое целое, то глобальное неравенство доходов снижается , но растет внутри страны. При оценке изменений неравенства между странами важен способ: если не взвешивать каждую страну по населению и брать как штуку, то неравенство между ними не меняется; если же взвесить, то, конечно, роль Китая и Индии резко возрастает. Окажется, что неравенство падает, но при этом все еще остается огромным.

Как глобализация и прогресс влияют на неравенство

От глобализации и автоматизации выигрывают самые высококвалифицированные работники . Кроме того, рабочие места создаются в низкоквалифицированном сегменте рынка труда: передать работу на аутсорсинг или автоматизировать слишком дорого, потому что зарплата сотрудников слишком низкая. В результате возникает феномен поляризации рынка труда: рабочие места создаются в верхней и нижней частях, но сокращаются в середине.

Влияет ли неравенство на экономический рост

Справедливое неравенство должно стимулировать людей зарабатывать больше денег и работать лучше. В то же время несправедливое [неравенство] не дает реализовывать потенциал и замедляет экономический рост. Исследование Айяра и Эбеке из Международного валютного фонда показывает, что важно разделять виды неравенства для понимания связи [неравенства] с ростом. Айяр и Эбеке разбили страны на две группы — с низкой и высокой межпоколенческой мобильностью — и посмотрели на корреляцию между неравенством доходов и экономическим ростом.

В группе с низкой мобильностью (как Россия) — в тех странах, где неравенство в большей степени несправедливое, — чем выше разница в доходах, тем ниже экономический рост . А там, где межпоколенческая мобильность высокая, такой корреляции нет. Например, Норвегия, Финляндия, Новая Зеландия, Канада — страны с высоким равенством возможностей; в них неравенство доходов не оказывает влияния на экономический рост.

По мнению экономиста, российское общество удовлетворилось бы разовой выплатой, превышающей половину состояния олигархов. Среди бизнесменов, говорит он, немало тех, кто готов передать на благотворительность половину своего состояния, но только после смерти. Гуриев считает, что это нужно сделать, не откладывая. Альтернативой этому мог бы быть и регулярный налог.

А не может ли роль такого фонда выполнять российский бюджет? И из него уже платить россиянам нормальные пенсии. Но для этого олигархам придется добровольно передать государству все полученные при приватизации активы. Или недобровольно. То есть олигархам предстоит сделать выбор между национализацией своих активов и их экспроприацией.

— Общая логика этих людей такая: рост неравенства ставит под угрозу весь сложившийся миропорядок и поэтому в интересах элиты, выгодоприобретателей этого порядка, его поддерживать, организуя программы помощи нуждающимся. И сам Билл Гейтс и либеральная часть западной буржуазии носится с этой идеей уже довольно давно, с 1990-х годов.

— Как показывает практика последних 30 лет, это неэффективно. Под разговоры о необходимости такой благотворительности неравенство и между странами, и внутри стран только увеличивается. Соответственно, потребность в благотворительности только растет. Наверное, ее абсолютные показатели тоже растут, но…

Надо понимать, что это не просто благотворительность, но еще и уход от налогов, какие-то сложные схемы. Если ее очистить от этих факторов, то оказывается, что масштаб такого добровольного перераспределения в пользу бедных просто ничтожен. И как бы правдоподобно ни звучали слова Гуриева, на верху общества они никого не убеждают.

Мы видим, что масштабы перераспределения продолжают сокращаться. Причем, в России это происходит в еще более резких, брутальных формах, чем в мире.

А то и вовсе перестать строить из себя наивного человека, который верит, что такой разговор вообще имеет смысл и такие сигналы можно посылать Алекперову или Потанину, или Ротенбергам. Напротив, мы видим, что в этой среде всплывают совершенно противоположные ценности, взгляды. Все эти призывы больше работать и мало есть показывают, как на самом деле правящий класс относится к проблеме неравенства.

— Не очень понятно, что Гуриев имеет ввиду, — говорит профессор департамента прикладной экономики НИУ ВШЭ Марина Колосницына. — Благотворительность у нас и так существует. Богатые люди занимаются, организуют фонды своего имени. Хотя в целом у нас благотворительность развита меньше, чем в западных экономиках.

В сфере образования более-менее ясно. Речь может идти о том, что на Западе называется endowment fond. Это фонды, в которые вкладывают средства успешные и богатые выпускники университетов. Как правило, они вкладывают деньги в университет, который окончили и потом привлекаются к участию в его наблюдательных советов, комитетов, комиссий Таким образом они контролируют распоряжение средствами. Это целевые инвестиции. А вот абстрактные пожертвования в пенсионный фонд… Это странно.

— Это другая история. Корпоративная пенсия все-таки нацелена на своих работников. Человек, который ведет бизнес, может, и готов тратить деньги на пенсии, но надо понимать, что корпоративное страхование, как и любое другое, это часть себестоимости рабочей силы. Есть зарплата, которую он получает на руки, а есть страховые взносы, выплачиваемые работодателем. Все вместе — это компенсация за труд. В каких долях они должны соотноситься — это другой уже вопрос. Страховка, зависящая от стажа работы, может быть инструментом управления человеческим ресурсом. Но в любом случае, это плата за труд, а не благотворительность.

— Даже если это будет в какие-то моменты происходить, это будет спонтанно, нерегулярно и непланируемо. Ведь в пенсионных фондах доходы и расходы планируются на перспективу. А как можно планировать нерегулярные пожертвования? Все это больше похоже на благое пожелание, чем на серьезное предложение.

А если говорить о благотворительности более широкого круга людей, то она у нас плохо развита по сравнению с Западом. Россияне не доверяют организациям. Они считают, что если отправят средства какому-то фонду, то они весьма вероятно могут исчезнуть.

Лидер одной из общественых организаций Михаил Аксель считает предложение Гуриева недостаточно радикальным.

— Никакого соглашательства быть не может. Все российские олигархи — это соучастники грабительской ваучерной приватизации. С этими людьми не должен идти разговор с позиции уступок и задабривания.

— Единственной альтернативой является пересмотр или полная отмена итогов приватизации. Это корень всего этого экономического расслоения в обществе, которое сейчас особенно сильно видно.

Из-за гаджетов пешеходы стали получать травмы на дороге в восемь раз чаще

В ближайшие десять лет перед миром стоит столько вызовов, что правительствам всех стран предстоит принимать немало непростых решений. Но в России элиты к этому не готовы, считает учёный-экономист, профессор экономики парижской Школы политических наук Sciences Po Сергей Гуриев.

Основные глобальные вызовы до 2030 года

Главная проблема — изменение климата

В этом смысле неудивительно, что все страны в 2015 году подписали Парижское соглашение и взяли на себя обязательства сократить выбросы СО2, чтобы замедлить глобальное потепление. При Трампе США вышли из этого соглашения, но при Байдене, очевидно, вернутся. Мы увидим сокращение спроса и цен на ископаемое топливо и ускоренный переход на возобновляемые источники энергии. Разные прогнозы говорят о том, что в 2030–2035 годах глобальное потребление нефти перестанет расти.

Рост неравенства в западных странах

Он связан с двумя факторами: глобализацией и автоматизацией. Они взаимно усиливают друг друга. Это приводит к поляризации рынка труда. Люди с высоким уровнем навыков и компетенций: программисты, банкиры, юристы, инженеры и т. д. — выигрывают. Технологическое развитие делает их более продуктивными, а глобализация открывает для них новые рынки. В этом сегменте создаются рабочие места и повышаются зарплаты.

В нижнем сегменте рынка труда — там, где работают люди с низким уровнем образования (в основном это ручной труд), — зарплаты не растут или растут очень медленно. Эти рабочие места не уничтожают: зарплаты там настолько низкие, что рабочие места нет смысла автоматизировать.

Растёт спрос на переезд в более богатые страны

Разница в уровне жизни в разных странах отличается в разы. При этом резко снижаются издержки на переезд, поэтому потенциал для миграции растёт.

Единственный ответ на этот вызов — создавать высокопроизводительные рабочие места в развивающихся странах, откуда возможна эмиграция. Но это долгосрочный проект, и сначала он приведёт к скачку миграции, ведь рост доходов позволит многим всё-таки осуществить мечту о переезде.

Противоречия между Китаем и США

Китай растёт, но не собирается демократизироваться. Возможно, это замедлит его развитие: на сегодня нет ни одной богатой недемократической страны, за исключением маленького Сингапура и нефтяных монархий.

То, что Китай не демократизируется и ведёт всё более агрессивную внешнюю политику, приводит к противостоянию между КНР и США. Западные союзники, вероятно, поддержат США. Это приведёт к огромным противоречиям. К счастью, это не горячий конфликт, но нечто напоминающее холодную войну между Америкой и СССР.

Секулярная стагнация (отсутствие заметного экономического роста)

Вторая особенность — часть секторов не создают нового ВВП, потому что измерить вклад IT-гигантов не так просто. Amazon снижает общий уровень цен и, соответственно, измеряемый ВВП. Многие продукты Google бесплатные. В этом смысле ВВП как индикатор может недооценивать качество жизни. Но тем не менее мы видим, что рост этого показателя экономики в западных странах всё меньше.

Как эти тренды отражаются на России

Россия — особенная страна. Во-первых, она серьёзно зависит от нефти и газа. Этот сектор даёт примерно 20–30% ВВП, а в разные годы он формировал половину бюджета страны. Изменение цен на нефть так или иначе повлияет на государственную систему.

Вторая особенность — низкое качество политических и правовых институтов. Это приводит к крайне плохому бизнес-климату. Мы это можем видеть не только в рейтингах, а в том, как инвесторы голосуют ногами: сегодня страна по-прежнему сталкивается с оттоком капитала. Хотя российские акции стоят примерно вдвое дешевле, чем сопоставимые активы в других странах. Это главный показатель того, как инвесторы оценивают качество российских политических рисков.

Россия — это также страна с высоким уровнем неравенства. В России миллиардеры из списка Forbes имеют богатство, равное примерно 40% годового ВВП страны. В Америке, самой большой стране по числу богачей, 400 миллиардеров контролируют примерно 7–10% ВВП. Такое неравенство — огромный вызов для РФ, потому что спрос на перераспределение будет расти.

Когда Россия начнёт заниматься реформами, придётся думать, как выравнивать возможности для граждан. И с одной стороны на бизнес будет давить бизнес-климат и неэффективное государство, с другой — необходимость повышать налоги, чтобы удовлетворить спрос на перераспределение богатств. А с третьей — доходы от экспорта нефти будут падать.

Ещё один вызов — снижение качества человеческого капитала. Россия пока остаётся страной, где качество образования и количество образованных людей выше, чем в странах с сопоставимым уровнем доходов. Тем не менее мы видим, что качество человеческого капитала падает, утечка мозгов продолжается. С каждым годом снижаются шансы на то, что Россия сможет использовать этот человеческий капитал для быстрого развития.

Как и многие другие индустриализованные и урбанизированные страны, Россия сталкивается с повышением среднего возраста. Но трагедия не в этом, а в состоянии российского здравоохранения. На днях российское правительство опубликовало оценку, что средняя продолжительность здоровой жизни в стране — 58 лет. Это ключевой вызов, который ограничивает вовлечение в рынок труда более старших людей.

Конечно, есть потенциал по привлечению мигрантов из соседних стран. Но их интеграция будет происходить с политическими турбулентностями.

Если говорить про экологию, в ближайшее время Россия столкнётся с таянием вечной мерзлоты, что приведёт к необходимости существенных инвестиций в инфраструктуру. Мы уже видели экологическую катастрофу в Норильске, но это только первый знак.

Ещё один вызов — из-за политических ограничений в России закрыты социальные лифты.

Российские элиты думают о мире в терминах ХХ века. Для них перечисленные вызовы — абстракция или фантазия. Они пытаются отложить принятие трудных решений.

Желание российских элит отгородиться от внешнего мира и вызовов приведёт к тому, что изменения, которые так или иначе придут, будут более болезненным шоком для российской экономики, общества и политической системы, чем в более гибких странах.

Во время финансовых кризисов деньги, как правило, теряют все — вопрос лишь в размере возможного ущерба. Gender Pay Gap, то есть разница в зарплатах между мужчинами и женщинами, — одна из лучших иллюстраций важности равноправия. Но при этом она по-прежнему остаётся одной из самых дискуссионных тем женской повестки — многие просто не верят, что разрыв в оплате труда существует. Мы поговорили с профессором парижского университета Sciences Po, экс-ректором Российской экономической школы и бывшим главным экономистом ЕБРР Сергеем Гуриевым, который на пальцах объяснил, как возникает и поддерживается стереотип о том, что женщины работают хуже и платить им нужно меньше.

юлия таратута

Ещё несколько лет назад во вполне авторитетной прессе — Time или Forbes — можно было встретить мнение, что pay gap, то есть разница в зарплатах между мужчинами и женщинами, это миф, выдумка левых активисток. Будто бы они подтасовывают статистику, указывают на разрыв в зарплатах, не учитывая сопутствующих обстоятельств: возраст, образование и так далее. Вы верите в pay gap?

Gender Pay Gap — это безусловный факт. Если вы откроете данные Международной организации труда, то увидите оценки pay gap по каждой стране. В любых микроэкономических исследованиях индивидуальных доходов, которые основаны на административных данных или опросах домохозяйств — вы обнаружите, что у женщин всегда более низкие доходы, чем у мужчин. Буквально перед нашим разговором я смотрел на данные, которые собирал Европейский банк реконструкции и развития по 35 странам (и я лично принимал участие в этом исследовании), — там тоже в каждой стране есть существенные gender pay gaps.

Но измерять pay gap можно по-разному. С одной стороны, можно определять разницу между медианной зарплатой всех женщин и всех мужчин. По таким данным, у женщин в мире зарплаты в среднем на 20 % меньше. Самый существенный pay gap из стран с развитой экономикой, например, в Южной Корее или Эстонии — там 30 %. В Европе — 10 %, в России — 20–25 %. Самый низкий pay gap в Бельгии и Люксембурге — процента четыре.

С другой стороны, можно смотреть на разницу в зарплатах у женщин и мужчин при одном и том же уровне образования, возрасте, в одном и том же секторе — впрочем, и там вы тоже обнаружите pay gap. В-третьих, можно принимать во внимание полную или неполную занятость (женщины с большей вероятностью работают неполный день).

В зависимости от метода измерения вы получите разные результаты: ведь в некоторых странах у женщин меньше образования, они с меньшей вероятностью работают полный рабочий день и так далее. Вопрос заключается в том, как учитывать это измерение неравенства.

Образование — важный фактор, который влияет на зарплату. В России доля женщин с высшим образованием выше, чем соответствующий показатель среди мужчин. Но, как бы странно это ни звучало в России, во многих странах мира доступ к образованию — это большая гендерная проблема. В некоторых странах у женщин ниже зарплата не потому, что их дискриминируют на уровне рынка труда, а потому, что их дискриминируют на уровне доступа к образованию. Не так давно один высокопоставленный иерарх Русской православной церкви сказал, что женщинам образование не нужно. Так же считали в Туркменистане при предыдущем президенте, такой же подход во многих ближневосточных и северных африканских странах.

Нужно ли отделять один тип дискриминации от другого?

Это просто разные измерения дискриминации, их нужно по-разному учитывать, и с ними нужно по-разному справляться. Я вам приведу пример. Разные организации часто запрашивают у внешних консультантов оценку pay gap. Для этого организация передаёт консультанту данные по зарплатам всех своих сотрудников. Мы сделали это в ЕБРР и обнаружили нулевой pay gap — точнее, нулевой, если сравнивать мужчин и женщин на сопоставимых позициях, с сопоставимым образованием и опытом работы. Мужчина и женщина с одинаковыми компетенциями на одной и той же должности получают одну и ту же зарплату. Это нормально, потому что все международные финансовые организации всегда об этом думают. Но если вы посчитаете гендерный состав топ-менеджмента, например, ЕБРР, вы увидите, что женщин на верхнем этаже треть или четверть. Вроде бы дискриминации с точки зрения зарплаты нет. А с точки зрения стеклянного потолка — есть. При этом надо сказать, что ЕБРР — это не худший, а скорее лучший пример доли женщин на самом верхнем этаже управления, в большинстве международных организаций ситуация существенно хуже.

В каких сферах разрыв сильнее, если говорить об универсальной мировой статистике? Вы в одном из интервью говорили, что профессия экономиста-учёного по-прежнему мужская, потому что этот тип карьеры не способствует рождению детей в начале пути.

Действительно, в науке одна из самых мужских профессий — экономика, и экономисты наконец обратили внимание на эту проблему. В прошлом году Американская экономическая ассоциация (это крупнейшая ассоциация экономистов, она включает учёных из всех стран мира, не только США) провела масштабное исследование дискриминации в экономической профессии и в сейчас работает над предложениями, которые помогли бы решить проблему гендерного неравенства. Сейчас главные экономисты большинства международных финансовых организаций — женщины. Главный экономист Европейского инвестиционного банка, главный экономист ОЭСР, главный экономист МВФ, главный экономист Всемирного банка, главный экономист ЕБРР — всё это женщины. Просто потому, что люди в международных организациях поняли, что дальше так нельзя.

Но если смотреть на сферу образования в целом, в количественных предметах женщин меньше. Математика не такая мужская наука, как экономика, но всё равно доля мужчин тут очень высока. Работа гендиректора в бизнесе остаётся мужской по всему миру — и в России в том числе. Более высокооплачиваемые и престижные рабочие места — в России это сфера добычи полезных ископаемых — у мужчин.

Впрочем, самое главное — это то, что в современной экономике рабочих мест, основанных на физической силе, почти не осталось. Сегодня в странах с развитой экономикой основная занятость — в сфере услуг, в которой рабочие места не связаны с физической силой. В промышленности работает 20 % людей, в сельском хозяйстве — считаные проценты. В России, кстати (про это мало говорят), большинство занятых (по последним данным ОЭСР, 56 %) имеют высшее образование. Эти люди работают там, где физическая сила не важна.

Вы уже говорили о том, что в России высокий уровень доступа к образованию у женщин. Все советские люди получали одинаковую зарплату — не выше 200 рублей. В том числе и поэтому, видимо, в России у многих ощущение, что у нас нет проблем с женской повесткой и pay gap. Я хотела бы, чтобы вы развеяли этот миф.

В России разрыв в зарплатах между мужчинами и женщинами составляет 20–25 %, как бы вы ни считали, при прочих равных или не при прочих.

А если говорить о советской традиции, то, действительно, большевистская идеология включала в себя представление об эмансипации женщин — и об их участии в построении коммунизма. Во-вторых, советская экономика была милитаристской. Нужно было готовиться к войне, особенно в 1930-е годы. Поэтому все рабочие руки, которые можно было использовать, нужно было использовать. Вот почему в советское время был очень высокий уровень участия женщин в экономической активности. Наследие этой коммунистической идеологии до сих пор заметно, например, в различиях между Восточной и Западной Германией. В Восточной Германии работает намного больше женщин.

Но если вы решите подсчитать женщин — членов политбюро, вам трудно будет вспомнить женскую фамилию. В Китае, к слову, тоже трудно найти женщину — члена Постоянного комитета политбюро ЦК КПК (в сегодняшнем составе Постоянного комитета семь мужчин и ни одной женщины). В этом смысле не нужно думать, что в Советском Союзе всё было хорошо. Вот и сегодня гендиректоров женщин в России меньше.

Есть СТАТИСТИКА, ею очень часто размахивают, что в России много женщин на госслужбе, в государственных органах власти. Верно ли я понимаю, что статистика не учитывает, что женщины в российской власти практически никогда не занимают первые места, то есть они всегда на позиции либо зама, либо руководителя департамента.

Это так. Но есть исключение. В России женщина возглавляет Центральный банк (и это не первая женщина за короткую историю Банка России). Женщин — центральных банкиров в мире очень мало, Россия — это важное исключение. Дело в том, что в Советском Союзе экономика считалась наукой второго класса. Главным были ракеты, соответственно, математика и физика. Поэтому в России очень много женщин-экономистов, поэтому в Центральном банке очень много женщин. Председатель Центрального банка — женщина, человек с экономическим образованием. Она заслуженно пользуется огромным уважением и в России, и в мире. Но, как вы правильно говорите, женщин-губернаторов практически нет — их можно пересчитать по пальцам одной руки. Ключевые министры — это тоже мужчины.

Даже на Украине Юлия Тимошенко чуть не стала президентом, хотя, казалось бы, у нас общее политическое прошлое. Любопытно, как это работает.

В целом я бы сказал, что если сравнить посткоммунистические страны и страны Ближнего Востока, то в посткоммунистических странах не всё так плохо. Я, как человек, который работал и с теми, и с другими странами, скажу вам, что различия просто фантастические. В Польше сейчас у власти католическая консервативная партия. И тем не менее и эта партия назначила женщину премьер-министром. В Центральной Европе и в западных постсоветских странах есть много женщин на должностях президентов или премьер-министров. Всё-таки посткоммунистическое наследие создало совершенно другие социальные нормы.

Насколько я понимаю, в мировом pay gap есть ещё и фактор происхождения. Латиноамериканские женщины получают 91 цент на каждый доллар латиноамериканского мужчины, но при этом латиноамериканки зарабатывают 54 цента на каждый доллар белого мужчины. То есть на дискриминацию по гендеру накладывается этническая. Наверняка у этой проблемы в России есть миграционный извод?

Сложность в том, что мы плохо знаем, сколько зарабатывают мигранты в России. Очень многие из них работают неформально. Официальные зарплаты, которые списывают на дворников-мигрантов, — это, скорее всего, не те деньги, которые они в реальности получают.

Квоты вызывают массу споров — есть мнение, что стоит не столько внедрять квоты как таковые на финише, сколько создавать систему равных возможностей на старте. Выравнивать социальные условия, вводить специальные программы. Вы считаете, что квоты важны?

Как вырваться из этой ловушки? Работа Тироля даёт простой ответ: в течение некоторого времени (его теория позволяет рассчитать, какого именно) нужно устанавливать что-то вроде квот. Кстати, во Франции Тироль считается правым экономистом.

В последний раз это обсуждалось, кажется, в 2005 году, когда Ларри Саммерс — ещё будучи президентом Гарвардского университета — сказал, что в среднем женщины и мужчины умеют заниматься математикой одинаково хорошо, но вполне возможно, что среди самых сильных математиков есть гендерные различия. И это, конечно, привело к огромному возмущению. Мне кажется, с тех пор такого больше никто сказать не может.

Но ситуация не меняется по мановению руки. Чтобы у вас были женщины-математики, звёзды, нужно, чтобы девочки начали заниматься математикой на двадцать лет раньше. Главное значение квот — как раз в том, что они создают ролевые модели. Именно поэтому гендерная повестка и нужна для того, чтобы изменить ситуацию в долгосрочной перспективе. Несколько лет назад Европейская экономическая ассоциация создала специальную медаль для лучшей женщины-экономиста — именно для того, чтобы показать ролевые модели молодым экономисткам.

Это очень важное исследование, которое показывает, что pay gap, который существует до родов, существенно увеличивается с каждым ребёнком. Причём каждый ребёнок снижает зарплату матери не на год или два, а навсегда.

Как можно решить эту проблему? Некоторые страны (в первую очередь Скандинавские) делают обязательным отпуск по уходу за ребёнком для отцов. Впрочем, как показывают исследования по шведским данным, отцы используют этот отпуск во время больших спортивных событий. Но мне кажется, что главное — это действительно менять стереотипы, создавать ролевые модели, чтобы нормой было то, чтобы оба родителя пытались уделять больше времени своим детям. Если женщина берёт декретный отпуск на полгода — отец тоже должен взять его на полгода.

В нашей профессии экономиста-исследователя есть очень важный этап — получение пожизненного контракта (tenure). Сначала надо получить докторскую степень, а после этого (через 6–10 лет) вас рассматривают с точки зрения up-or-out, то есть либо вы написали достаточно хороших статей, чтобы получить пожизненный контракт, либо вы должны покинуть этот университет и искать работу в другом месте. Если у вас в течение этого периода родились дети, то за каждого ребёнка срок увеличат на год. Исследования показывают, что такая система в целом дискриминирует женщин, так как для матерей один год на ребёнка — это скорее слишком мало, а для отцов — скорее много.

Вы говорили в интервью, что при прочих равных всегда возьмёте на работу женщину, потому что она прошла более длинный путь.

Обычно я нанимаю человека, у которого есть докторская степень, это человек, который прошёл уже большой путь. Я знаю, что женщине этот путь было пройти труднее.

Говорят о парадоксальном совпадении цифр — в странах со слабой и сильной экономикой занято сопоставимое число женщин, потому что в первом случае это работа ради выживания, а во втором случае — это работа ради эмансипации.

Да, в очень бедных странах все работают, другое дело, что качество этой работы очень низкое, эта работа неформальная, низкоквалифицированная. Работа, чтобы выжить. А хорошая работа достаётся в этих странах мужчинам. Во многих странах женщины работают по дому, убирают, готовят еду. А у мужчины есть, например, работа в госсекторе, он чиновник, учитель или солдат. Эта работа престижная, именно она приносит деньги — которые, в свою очередь, дают свободу выбора, что именно можно купить. Такая система создаёт гендерное неравенство. С формальной точки зрения никакого pay gap — ведь женщины просто не работают. Но разница внутри семьи бесконечная, потому что деньги зарабатывает только мужчина.

Я был таким работодателем много лет. В РЭШ никогда не было лишних денег. В ЕБРР я не был первым лицом, но был членом правления (Executive Committee). Кроме того, во время работы в ЕБРР я разговаривал именно на такие темы с нашими клиентами — собственниками или топ-менеджерами компаний в странах операций ЕБРР. Поэтому я могу попробовать рассказать вам, как принимаются такие решения

Читайте также: