Все он изведал тюрьму петербургскую справки доносы кому посвящено
Обновлено: 30.04.2024
Но среди подобного рода знакомых выдавались люди, отличавшиеся гуманностью и образованием: к числу последних принадлежала семья украинского генерал-губернатора кн. Репнина, к дочери которого, княгине Варваре Николаевне, Тарас Григорович питал какое-то особенное благоговение.
В 1844 г. Шевченко был на родине, а в следующем году снова посетил родные места; на этот раз он изъездил большую часть Украины и побывал у всех своих родных и везде был встречаем с приветствиями. Явилась масса знакомств, двери квартиры, занимаемой им, не затворялись, – все спешили взглянуть на своего Кобзаря.
В этом же 1846 г., в Киеве, Шевченко познакомился с Н. И. Костомаровым. «Жил я тогда, – пишет Н. И. Костомаров, – на Крещатике, в д. Сухоставского.
«Напротив моей квартиры был трактир с номерами, а в одном из этих номеров появился Шевченко, по возвращении из-за днепровской Украины. После Пасхи, не помню с кем из моих знакомых, пришел ко мне Шевченко и с первого раза произвел на меня приятное впечатление. Достаточно было с этим человеком поговорить час, чтобы вполне сойтись с ним и почувствовать к нему сердечную привязанность.
Вскоре после этого события Шевченко уехал в Черниговскую губернию, и когда он через несколько дней возвращался в Киев, был задержан на пароме при переправе через Днепр полицейским чиновником.
В июне 1847 г. Шевченко был доставлен в Петербург, зачислен в рядовые Оренбургского линейного батальона; через три месяца он очутился на месте ссылки в Орской крепости; ему было запрещено писать и рисовать. И тянулись долгие годы заключения со многими превратностями, которые зависели от людей, власть имеющих над ссыльными. Были времена, когда на Шевченко кара наказания ложилась всею своею тягостью и только его закаленная натура могла перенести этот гнет. Но были и послабления; между прочим, Шевченко был взят лейтенантом Бутаковым в экспедицию по исследованию берегов Аральского моря, для снятия видов; когда же труды Шевченка были представлены генералу, с ходатайством об облегчении участи ссыльного, – получилось совершенно обратное: из Петербурга пришел приказ перевести Шевченка на Азиатский берег Каспийского моря в отдаленное Новопетровское укрепление, со строгим приказом коменданту наблюдать, чтобы Шевченко не мог ничего ни писать, ни рисовать.
В конце 1852 г. в Новопетровской администрации произошла перемена: назначен новый комендант, майор Усков.
Жена Ускова еще в Оренбурге слышала о Шевченке и ехала в Новопетровск с мыслью принять участие в облегчении участи поэта. Шевченко не сразу, постепенно, но близко сошелся с семьей Усковых, где было двое маленьких детей, – это была одна из причин, притягивающих его к дому коменданта: Тарас Григорович страстно любил детей. Усковы полюбили Шевченка, как близкого родного; он стал как бы нераздельным членом их семьи.
А в Петербурге друзья поэта не забывали хлопотать о нем; первое место между этими людьми занимала А. И. Толстая, супруга вице-президента академии; она сначала через художника Осипова, а потом сама лично, вела переписку с поэтом и, как только можно, ободряла его и поддерживала надежду на освобождение в его измученной душе.
Распоряжение об освобождении должно было пройти всю лестницу инстанций, начиная от шефа жандармов, министров и кончая ротным командиром. На это потребовалось бы немало времени.
Наконец Тарас Григорович уговорил Ускова дать ему пропуск до Петербурга, и 2 августа 1857 года, в 9 часов вечера, он оставил Новопетровское укрепление, пробывши в неволе 10 лет, 3 месяца и 27 дней.
После трехдневного плавания в рыбачьей лодке Шевченко прибыл в Астрахань.
Нижегородское общество отнеслось к Шевченку очень внимательно и дружелюбно, но певец Украины чувствовал себя одиноким, – его тянуло в Петербург, в академию, к друзьям; ему тяжело было одиночествовать, отсюда и вытекает его неудачное сватовство к актрисе Пиуновой. Молоденькая 16-летняя девушка, малообразованная, не могла разделять взглядов 44-летнего Шевченка и сватовство это кончилось отказом Тарасу Григоровичу.
По приезде в Петербург Тарас Григорович поселился на антресолях в здании академии художеств. Петербург ему уже показался не таким привлекательным, – его тянуло на родину, отдохнуть, – он устал, измучился. Ему уже было 45 лет.
Началась горячая переписка с братом Варфоломеем; поэт торопит его с покупкой земли. Наконец, Варфоломей Григорьевич пишет брату, что нашел для него подходящее место недалеко от Канева, на правом берегу Днепра.
«Там, на высокой горе, – пишет ему Варфоломей Шевченко, есть лесочек, посреди того лесочка – полянка; далеконько от города; внизу несколько рыбачьих хат.
Наконец, поэт сам нашел себе невесту в Петербурге; у одних его знакомых служила девушка-украинка, – ее звали Лукерьей; к ней-то и присватался Тарас Григорович. Ветреная, неразвитая Лукерья Полусмакова сначала дала согласие, считая Шевченка за богатого человека, но и это сватовство расстроилось…
Заботясь о своих семейных делах, Тарас Григорович не забывал и родных, – он горячо хлопотал об их освобождении от крепостной зависимости, что и было им сделано за несколько месяцев до 19 февраля 1861 года.
В конце 60 года Тарас Григорович стал недомогать; доктора определили водянку и советовали беречься. Поэт нигде уже не появлялся и не выходил из дома… 25 февраля, в день своих именин, Тарас Григорович не мог подняться с постели.
В этом и состоит громадное значение Шевченка, в этом и кроются его бессмертные заслуги перед родиной, которую он призвал к жизни, и перед человечеством, которому он возвратил многомиллионный народ для культурного сотрудничества.
Не предавайтесь особой унылости:
Случай предвиденный, даже желательный, —
Так погибает по Божьей по милости
Русской земли человек замечательный.
С давнего времени молодость трудная,
Полная страсти, надежд, увлечения,
Смелые речи, борьба безрассудная,
Вслед за тем – долгие дни заключения.
Все он изведал: тюрьму петербургскую,
Справки, доносы, жандармов любезности, —
Все – и раздольную степь оренбургскую,
И ее крепость. В нужде, неизвестности
Жил он солдатом с солдатами жалкими,
Жил, оскорбляемый всяким невеждою; —
Мог умереть он, конечно, под палками,
Может, и жил только этой надеждою;
Но сократить, не желая страдания.
Поберегло его в годы изгнания
Русских людей провиденье игривое, —
Кончилось время его несчастливое:
Все, чего с юности ранней не видывал
Милое сердцу ему улыбалося…
Тут ему Бог позавидовал:
Жизнь оборвалася.
до 1844 года
ИВАН ПОДКОВА
Было время – по Украйне
Пушки грохотали;
Было время – запорожцы
Жили – пировали;
Пировали, добывали
Славы, вольной воли.
Все то минуло – остались
Лишь могилы в поле;
Те высокие могилы,
Где лежит зарыто
Тело белое казачье,
Саваном повито,
И чернеют те могилы,
Словно горы в поле,
И лишь с ветром перелетным
Шепчутся про волю.
Славу дедовскую ветер
По полю разносит…
Внук услышит – песню сложит
И с той песней косит.
Было время – на Украйне
В пляску шло и горе;
Как вина да меду вдоволь —
По колена море!
Да, жилось когда-то славно!
И теперь вспомянешь
Как-то легче станет сердцу,
Веселее взглянешь.
Читайте также: